Маргарет вписалась в жизнь города очень быстро и органично. Буквально на следующий день после свадьбы она уже проводила совещания и занималась делами Доусона. С ее энергией, острым умом и решимостью, дела мэрии пошли совсем по-другому. Супруга взяла на себя всю административную работу, ответы на письма, сбор налогов. А также задачи связанные с больницей — оплату счетов, учет медикаментов, распределение коек, даже найм новых врачей. Она делала это с энтузиазмом, энергично, но вежливо. Общалась с доктором Стерлингом, вникала в проблемы. Я же, признаться, старался обходить госпиталь стороной. Вид страдающих людей, их застывшие, искаженные болью лица — все это давило на меня. Голод, холод, болезни — цена золотой лихорадки была высока, и платили ее многие.
Помимо больницы, Марго взвалила на свои хрупкие плечи и сбор налогов. Дело это было непростое. Старатели, коммерсанты, владельцы салунов и лавок — никто не горел желанием расставаться с золотом, добытым таким трудом. Но Маргарет подошла к делу системно. Ввела учетные книги, установила часы приема, общалась с каждым лично, даже тайком подсчитывала выручку заведений. Где уговорами, где убеждением, а где и с помощью сержанта Фицджеральда, который стоял рядом на ее приеме с невозмутимым лицом и Кольтом на поясе, она добивалась своего. Золото, положенное в городскую казну, было реальным, тяжелым. И его становилось все больше.
Мистер Дэвис, вышел из запоя на третий день, проклял весь доусоновский алкоголь чохом и отбыл на «Северной Деве», увозя в Портленд еще четыре миллиона в золоте. Часть его предназначалась для увеличения уставного капитала банка «Восточный Орегон», часть — на текущие нужды. Еще миллион я оставил здесь, в Доусоне. Эти деньги предназначались для скупки участков — золотых приисков на Клондайке и его притоках. Не только на Эльдорадо или Индейском прииске, но и на других ручьях, которые еще только ждали своих первооткрывателей. Я планировал расширять владения, контролировать все больше золота. Увы, дело это было затратным. За средний «столбовой» участок с содержанием золота 3 грамма на метр кубический просили двадцать тысяч долларов. И это даже не верхняя планка — все зависело от жадности владельца. Приходилось долго торговаться, приводить свои цифры возможной добычи, дабы сбить цену. Это сильно утомляло и отнимало массу времени. А перепоручить переговоры было банально некому. Дефицит кадров был жуткий.
Пока город рос и развивался, готовясь к очередному наплыву старателей, я готовил еще одно важное событие. Открытие биржи Доусона. Здание мы построили быстро — пристройку к Сити-холлу, с большим залом, где могли разместиться десятки человек. Зал был светлым, с высокими окнами, что выходили на центральную площадь. Посередине — большая, круглая яма с уступами, вокруг — столы и стулья. На стенах — черные грифельные доски, на которых мелом должны были писать котировки.
Биржа открылась в первый понедельник июня. День был солнечным, но прохладным. Народ собрался на площади, у дверей биржи — старатели, коммерсанты, любопытные. Я стоял на ступеньках, рядом с Марго, Артуром и банноками. Последних взял для антуража — показать разнообразный этнический состав Доусона. Медведь и Олень по моей просьбе начали ходить в городскую школу — изучали математику, географию, английский язык с литературой. Сокол тоже походил на занятия. Но науки совершенно ему не давались, учителя жаловались, что он постоянно сбегает с уроков в лес. Охота и рыбалка индейцу нравились сильно больше. А еще он запал на девушку-атапаску из племени, что привезли в Доусон щенков маламутов. И сразу, без раскачки пришел ко мне просить золота на свадьбу — старейшинам нужно было дать выкуп. Аляскинский «калым». Деваться было некуда, дал. Но поставил твердое условие. Никаких кочевий — ставлю молодым дом рядом с салуном, пусть живут в городе. В принципе дом можно было срубить в расчете на всех трех банноков — поди у Медведя с Оленем тоже долго не затянется с женитьбой. В Доусон приезжало много индейцев из окрестных племен.
— Господа! — сказал я, стараясь, чтобы голос прозвучал громко и уверенно. — Сегодня — исторический день для Доусона! Мы открываем первую на территории Юкона биржу! Место, где будет решаться судьба многих предприятий! Где будут совершаться крупные сделки! Где золото будет превращаться в капитал, а капитал — в новые возможности!
Народ зашумел одобрительно. Я обвел взглядом собравшихся. Вот они — первые инвесторы, первые спекулянты. На площади толпилось где-то тысячи полторы доусоновцев. Ведь после открытия биржи, я обещал устроить жителям ярмарку. Уже было сколочены прилавки, на вертеле вращались две свиньи. Джозайя стоял возле бочек с пивом, что привезли обе «Девы», протирал глиняные кружки.
Я взял в руки небольшой, медный колокол, который специально заказал у Руди-кузнеца. Новый символ биржи.
— Объявляю… — сделал короткую паузу, — … первые биржевые торги в Доусоне открытыми!
Я ударил в колокол. БОММ! Звук разнесся над площадью, отразился от зданий. Исторический момент.
Двери биржи распахнулись. Маклеры хлынули внутрь. Возбуждение было сильным. Люди толкались, занимали места в яме. Готовили «тикеты»-записки котировок и цен.
Первыми на биржу вышли акции банков и компаний, работающих в Доусоне или имеющих здесь интересы. Конечно, моя «Yukon Transport Trading Co.». Наш банк «Восточный Орегон». Банкиры из Морганов и Ротшильдов тоже вывели акции своих дочерних компаний. Были еще две горнорудные компании — столичная «Оттава Рич» и «Сиэтл Майнинг». Они тоже прислали своих представителей. Всего удалось на старте запустить торги акциями полдюжины компаний и одного банка. В планах у меня были облигации. Отличный, удобный инструмент, с помощью которого можно будет привлекать деньги.
Я наблюдал за происходящим с удовлетворением. Все шло по плану. Создание биржи — это не только возможность привлечь инвестиции, но и инструмент для манипуляций. Особенно в таком диком, еще не регулируемом месте. Нет, в министерство финансов Канады я все сообщил. Честь по чести — заказным письмом. Пришлют представителя контролировать? Отлично, быстро корумпируем его. Благо тесные связи с «Морганами» и «Ротшильдами» доусоновского разлива я уже наладил. И Синклер и Финч уже спокойно брали от меня взятки в конвертиках, дабы «участки-пустышки», но с формальным заключением от геологов о наличии золота брали в залог кредитов.
Моим главным инструментом для этого были две подставные компании. Я зарегистрировал их на двух бродяг, которые слонялись по городу. Названия — «Клондайк Проспект» и «Эльдорадо Голд». Эти компании не имели ни работников, ни оборудования, ни реальной деятельности. Только юридический адрес и номинальных директоров. Плюс печать и устав фирм, заверенные в мэрии. И… миллион долларов, предназначенный для скупки участков.
Через эти компании я и начал скупать заявки на участки. Особенно на тех ручьях, где золото было разведано, но его количество еще не было понятно без дополнительных исследований. Нанимал людей, давал им золото — они покупали клеймы на свое имя, а потом передавали их моим подставным компаниям. Быстро и незаметно. Никто не знал, кто стоит за этими «новыми игроками» на рынке земли. Скупка шла активно, миллион таял, но владения мои росли. Я планировал накачать фирмы участками, показать какую-то добычу на них, после чего постепенно вывести на биржу. Вложил миллион в скупку — получил десять на продаже взлетевших в цене акций. Такой был план.
Чтобы подогреть интерес к этим «новым», «успешным» компаниям, мне нужен был еще один инструмент — средства массовой информации. И они появились.
Вслед за пароходами, что привезли людей и товары, приехал он. Джеймс Стоун. Бывший главный редактор газеты «Индипендент» из Сиэтла. Невысокий, сухощавый, с копной рано поседевших волос, в круглых очках, которые постоянно сползали на кончик длинного носа. Пальцы его, казалось, навсегда пропитались чернилами. Он привез с собой старый, но рабочий печатный станок и запас бумаги из Оттавы. И открыл в Доусоне первую газету — «Юконская хроника».
Джонстон был человеком старой закалки. Верил в силу печатного слова, в силу независимых СМИ. При этом был крайне бедным. У него едва хватило денег на дорогу и аренду крохотного помещения под типографию. Правда сказать, цены в Доусоне сильно кусались.
Я встретился с ним в его мини-типографии, пропахшей типографской краской и бумагой.
— Мистер Стоун, — сказал я. — Я Итон Уайт, мэр. Рад, что у Доусона появится своя газета.
Репортер встал, пожал мне руку. Рукопожатие было слабым, но взгляд из-за очков — проницательным.
— Слышал много хорошего про вас от коллеги.
— Дайте угадаю. От мистера Чейни?
— Да, у нас нашлись общие знакомые. Рад служить новому городу, мистер Уайт, — Стоун протер тряпочкой очки. — Надеюсь, «Юконская хроника» станет голосом Доусона.
— Надеюсь, — улыбнулся я. — А пока… Я готов помочь вам с финансированием. И… стать вашим первым крупным рекламодателем.
Я предложил Стоуну долгосрочный контракт на рекламу. Купил полосы в каждом номере до конца года. Сумма была внушительной по его меркам — больше сорока тысяч долларов. Вся его газета столько не стоила. Глаза репорта за очками заблестели.
— Это просто замечательно! Я сразу смогу нанять людей в типографию и выпускать газету большим тиражом. Но о чем будет реклама?
— Перспективные предприятия в сфере золотодобычи, — коротко ответил я. — Биржевые новости.
— Но я и так готов их давать. Бесплатно — растерялся Стоун. Предпринимательской жилки в нем явно не было.
— При газете требуется открыть агентство телеграфных новостей — продолжил я — Установить связи с Ройтером из Лондона и Ассошиэйтед пресс в Нью-Йорке. Мне нужно, чтобы новости из Доусона быстро становились известны во всем мире. Если потребуются дополнительный расходы на это — я готов. И вот что… У мистера Чейни большой литературный талант. Золотодобыча у них с партнером не задалась, зато как журналист он стоит сотни местных старателей. Я уже говорил с ним насчет книги об Аляске. Джек пишет заметки о своей жизни в Доусоне — я бы хотел издать их книгой. И как можно скорее.
— Что же… — пожал плечами репортер — Не вижу проблем. Типографию в Сиэтле я посоветую, там все сделают быстро. С Ройтерс и АП тоже договорюсь. Они только рады будут нашим новостям — Аляске сейчас в тренде, весь мир следит за золотой лихорадкой.
— Что же… Тогда нам осталось только оформить все документы — я достал чековую книжку.
— С вами можно делать бизнес, мистер Уайт!
Мы подписали договор, я выдал репортеру первый чек в счет оплаты рекламных контрактов, пообещал зеленый свет по решению любых проблем в Доусоне.
Так была запущена машина по созданию ажиотажа. Новости об «успехах» моих фиктивных компаний на ручьях, где, возможно, даже не было золота, должны были поднять их акции на бирже. А подняв котировки, я мог использовать их для… чего угодно. Для получения кредитов, для обмена на реальные активы. Игра по-крупному только начиналась.
Но под всей этой суетой, под блеском золота и азарта биржи, зрело что-то темное и опасное.
Дни текли, смешивая в себе рутину строительства, суету прииска и лихорадочный азарт биржи. Но не все новости были хорошими.
В середине июня, рядом с Эльдорадо нашли первый труп. Молодого парня, старателя. Убитого выстрелом в сердце. Его лицо обезобразили, выкололи глаза. Золота при нем не было, признаков ограбления не нашли. Полиция Фицджеральда начала расследование, но безрезультатно. Собака след не взяла, следов вокруг не было.
Через несколько дней — сразу три трупа. На Индейском ручье. Тоже старатели, точные выстрелы в сердце, обезображенные лица. И опять никаких следовов ограбления, ни какого-либо внятного мотива. Хотя у старателей с собой было триста унций золота.
В городе поползли нехорошие слухи, я имел неприятный разговор с Фицджеральдом. Он разводил руками — у полиции не было ни одной внятной версии. Мотива нет, свидетелей нет, облава и засады в местах убийств ничего не дали.
— Последнее убийство совершенно явно группой, стреляли из нескольких разных мест — сержант помялся, потом спросил — Я могу привлечь Ноко и Сокола к поискам? Они самые лучшие местные следопыты после Скукума. Мои парни сильно хуже.
— А что же Джим? — поинтересовался я. Давненько не было его видно. Домик возле псарни пустовал, упряжки тагиша тоже не было. Я думал, что он ушел в поиск, искать новые золотоносные участки. Но теперь засомневался.
— Пропал — пожал плечами Фицджеральд — Надо бы поговорить с его женой.
— Банноков бери, школа уже закончилась, они сейчас в охране прииска. Но там и без них людей достаточно. Если в Доусоне или окрестностях завелись маньяки… Тут может начаться паника.
— Мы же не Лондоне живем, откуда у нас Джеки Потрошители? — засомневался сержант
— Просто так людям глаза не выкалывают — я понизил голос. В соседнем кабинете послышался голос Марго — девушка кого-то громко отчитывала. А мне совсем не нужно было, чтобы про маньяков узнала супруга.
Несколько дней все было тихо. Но я знал, что проблема никуда не делась, и рано или поздно снова полыхнет. Поговорил со Стоуном, сообщил по секрету об убийствах. Предупредил, что хоть цензуры в Канаде и нет, любая, самая мелкая заметка в газете на эту тему приведет к аресту тиража. Никакие общественные волнения в городе мне были не нужны. Неизвестно, чем они еще закончатся. Свобода слова не может быть выше права на жизнь.
Утром 20-го июня меня разбудила служанка Марго — Прия. Постучала в дверь, заглянула в спальню, освещая ее свечой:
— Мистер Итон! Просыпайтесь. Внизу вас ждет сержант — у него что-то срочное.
Я щелкнул крышкой часов. Шесть утра!
— Итон, что происходит⁈ — супруга проснулась, села в кровати, прижимая одеяло к груди.
— Ничего серьезного — попытался отмазаться я — Какая-нибудь ерунда.
— Не ври мне. Фицджеральд просто так бы рано утром не пришел.
— Поговорим позже.
Я быстро накинул халат и сбежал от неприятного разговора вниз. Там за одним из столиков сидел сержант. Перед ним стоял бокал с виски.
— Новые убийства? — сходу спросил я
— Да. Нападение на лагерь старателей у порога Пять Пальцев. Краснокожие расправились с семнадцатью людьми, включая двух женщин. У всех выколоты глаза.
— Краснокожие?!? — вычленил я главное — У вас есть свидетели?
— Нет — тяжело вздохнул сержант — Но я смог определить модель ружей из которых были убиты старатели. Там пули мелкого и редкого калибра, 28-го. Единственные ружья с таким калибром, которые у нас продавались — это Паркер Троян. Их продали сразу тридцать штук, одной партией в оружейной лавке на Сороковой Миле. Два года назад. Больше эти ружья на Аляску не поставлялись. Их вообще сняли с производства.
— Кому⁈
Фицджеральд махом выпил виски, встал:
— У меня плохие новости, Итон. Ружья были проданы танана. Забирал их вождь по имени Хуцин — Горный ветер.
Новость обрушилась на меня, как снежная лавина.
— Танана… — прошептал я. — Они пришли мстить. За осквернение Небесного озера.
Я посмотрел на сержанта, на подошедшего с новым стаканом виски Джозайю. Поднял глаза. На лестнице стояли Артур и Марго. Их лица были тревожными, супруга мяла в руках платок.
— Итон, что происходит⁈ Ты скажешь, наконец?
— У нас крупные проблемы. Вот что я могу тебе сказать.