Меткий стрелок. Том III

Глава 5

Прошло почти два месяца с тех пор, как Юкон и Клондайк сковало льдом. Два месяца жизни в Доусоне, в городе, который вырос на стыке двух миров — мира дикой, первозданной природы Севера и мира лихорадочной, безумной жадности людей. За это время мы успели построить многое: десятки бревенчатых домов, склады, два салуна, больницу, здание мэрии, кузницу, несколько бань, псарни. На ручьях Эльдорадо и Индейском (я все никак не мог решить, как его называть — Индейский или все-таки Эльдорадо, а его притоки — Проспект, Аляска и Кармак, как предложил Олаф), где золотоносные слои залегали на глубине, работа не останавливалась даже в самые лютые морозы. Старатели отогревали землю кострами, рубили мерзлый грунт кирками, выгребали его лопатами и тачками. Золото продолжало поступать, тоннами, но каждый грамм теперь добывался ценой неимоверных усилий и страданий.

Март пришел не с теплом, а с новым, рекордным похолоданием. Температура опускалась ниже пятидесяти по Цельсию, воздух казался хрупким, звенящим. Деревья трещали от мороза, снег под ногами скрипел так, что, казалось, его слышно на километры. Жизнь в городе замерла, люди сидели по домам, кутаясь в меховые одежды, топя печи без перерыва. Продовольствие стремительно заканчивалось, цены выросли до небес. Один буханка хлеба стоила двадцать долларов, мешок муки — двести. Призрак голода уже не маячил на горизонте, а стоял на пороге каждого дома, заглядывал в окна пустыми, ледяными глазами.

И вот, когда все уже отчаялись, когда казалось, что зима будет длиться вечно, пришел он — апрель. Не сразу сбросив свои ледяные оковы, но принеся с собой долгожданное солнце. Дни стали длиннее, небо — выше, а воздух — мягче, влажнее. Сначала незаметно, потом все ощутимее, температура начала подниматься. Снег стал рыхлым, появились проталины. И тогда заговорила Река.

Тишина, царившая два месяца, сменилась нарастающим гулом. Издалека, откуда-то сверху по Юкону, донесся звук, похожий на далекий, низкий гром. Потом он стал ближе, громче — это трещал и ломался лед. Великая Река просыпалась — начался ледоход.

Я стоял на берегу, рядом с Кузьмой и Артуром, и слушал эту симфонию разрушения и возрождения. Ледяное поле, еще недавно казавшееся незыблемым, пошло трещинами. Сначала тонкие, черные линии, которые стремительно разрастались, пересекались, превращая монолит в гигантскую мозаику. Потом куски льда начали двигаться. Медленно, с глухим скрежетом, один за другим. Они наползали друг на друга, ломались, вставали на ребро, образуя торосы — хаотичные нагромождения ледяных глыб, которые Река, словно гигантский ледокол, двигала вниз по течению.

Шум нарастал — треск, стон, скрежет, грохот. Это был голос Юкона, голос пробуждающейся стихии. Ледяные глыбы, огромные, как дома, двигались по течению, сталкивались с берегами, обламывая их, несли с собой вырванные с корнем деревья, мусор. Это было одновременно величественное и пугающее зрелище. Глядя на эту мощь, эту неукротимую силу природы, чувствовалось, насколько ничтожен человек перед ней.

Среди хаоса движущихся льдин, я вдруг увидел его. Недалеко от берега, на относительно большой льдине, находился человек. Он бежал, отчаянно размахивая руками, пытаясь удержать равновесие. Льдина качалась, кренилась, грозя в любой момент перевернуться. В руках он нес… — я выругался — удочку и связку рыбы!

— Смотрите! — воскликнул Артур. — Там кто-то на льдине!

Кузьма нахмурился, прищурился.

— О, черт! — выдохнул он. — Это же…

— Фэтти! — узнал я, и сердце неприятно екнуло. — Напарник Чейни!

Это был он. Толстяк, с которым мы познакомились как раз на Юконе. Неужели он попал на льдину из-за рыбалки⁇ Безрассудство.

Льдина с Фэтти стремительно неслась вниз по течению, к Юкону. Он уже был далеко, его фигура — маленькая, отчаянная. Мы ничего не могли сделать. Ни лодки, ни плота — все еще стояло на приколе, лед еще не полностью сошел. Оставалось только смотреть.

Фэтти продолжал бороться. Перепрыгивал с одной льдины на другую, покачиваясь, падая, снова поднимаясь. И все это время… держал в руках связку рыбы. Словно она была самой важной вещью в его жизни. Наконец, льдина, на которой он оказался, врезалась в большую глыбу, развернулась, и Фэтти, потеряв равновесие, полетел в ледяную воду.

— Нет! — выдохнул Артур и мы побежали вдоль берега. К нам присоединилось несколько старателей, появились веревки, даже пожарный багор.

Но Фэтти… он вынырнул. И, отчаянно борясь с течением, цепляясь за края льдин, стал медленно выбираться на берег. К удивлению, даже с рыбой. Это было чудо. Он выжил. Едва живой, промокший, но живой. Я усмехнулся. Вот она, закалка Севера. Даже смерть не помеха, если у тебя в руках добыча.

Старатели тут же разожгли костер, Фэтти начал сдирать с себя мокрую одежду.

— Ну ты и дура-ак! — протянул Кузьма, помогая напарнику Лондона — Из-за такой ерунды чуть не сгинул

— Голодаем — коротко ответил Фэтти — Совсем есть нечего. И денег нет, купить еду.

Я пригляделся к раздетому старателю. Действительно, отощал. Ребра выпирают, кожа висит. Совсем уже не тот толстячок, которого я встретил на Юконе.

— Приходите с Джеком в салун — я тяжело вздохнул. Таких голодающих в Доусоне было много. Прямо открывай походные кухни — Накормим.

Ледоход продолжался. Река очищалась от льда, готовясь принять первые суда. Скоро, очень скоро сюда вернется «Большая земля».

И вот, по последнему снегу, что еще лежал вдоль берега, пришла последняя собачья упряжка с перевала Чилкут. Замученные собаки, индейцы-погонщики, на нарты свалены мешки и ящики. Как начался ледоход — им пришлось идти берегом последние мили. И это был последний караван перед тем, как перевалы окончательно раскиснут от весенней распутицы.

Они привезли почту. И среди нее — мои русские газеты, что я заказывал месяц назад. Мартовские номера. Я забрал их, поспешил в свой кабинет. Затопил печь, сел за стол. Вскрыл пакет. «Санкт-Петербургские ведомости», «Московские ведомости»… Последние новости из России.

Греко-турецкий конфликт на Крите: Османская империя грозит войной. Так, пролистываем, не интересно. «Великий учет начался! 129 миллионов душ встают на счет» — в империи идет перепись. Затраты составят 7 млн рублей, обработка сведений будет длиться аж 8 лет. В Петербурге, Москве и губернских центрах счетчики повторно посетили хозяйства для сверки данных.

Его Величество Николай II в графе «род занятий» указал: «Хозяин земли русской». Мнда… Как все запущено. Что еще у нас интересного? Слухи о «клейме антихриста» — темные крестьяне Поволжья и Севера саботируют перепись. Ну это понятно.

Великий Сибирский путь: движение открыто до Канска, но пассажиры жалуются на «дьявольскую медленность». Так и написано.

«Кончина поэта Аполлона Майкова: „чистое искусство“ осиротело». Кто такой Майков я не знал, с любопытством прочитал некролог. Оказывается, это выдающийся русский поэт Аполлон Майков, представитель направления «чистого искусства». Его смерть стала утратой для консервативных литературных кругов.

Все шло своим чередом. По крайней мере, так выглядело из газет. Россия развивается, идет перепись, открываются новые железные дороги… А ведь это колосс на глиняных ногах! Скоро грохнется так, что похоронит под собой миллионы людей. Могу ли я хоть что-то изменить? Или романовы так закостенели в своем «хозяева земли русской», что поменять ничего нельзя?

Так и не придя ни к какому выводу, я отправился развеяться на улицу. А заодно провести очередной обход «владений».

В городе было многолюдно. Весна, солнце, новые надежды — все это выгнало людей из домов. Возле реки, на залитом катке играли в хоккей. Рядом стояла толпа народу, подбадривая своих фаворитов. Вот сойдет снег окончательно, подсохнет — запущу в массы футбол. Несколько резиновых мячей с Большой земли я уже заказал.

У кузницы Руди тоже стояли доусоновцы. Дым из трубы, звон молота… Я подошел ближе. Руди сидел на короточках, вытирая пот со лба, прикручивал винты к… драге. Небольшая, собранная из железа, дерева. Наверное, первая на всем Клондайке. Железный каркас, желоб, куда должна была подаваться порода, какой-то механизм, похожий на конвейер. И… длинная подложка из овечьей шкуры, прикрепленная к желобу. Мое «Золотое руно»!

— Руди! — я подошел к нему. — Готово?

— Готово, Итон, — пробасил он, вытирая руки о грязный фартук. — То, что ты заказывал. Насос, трубы, каркас, желоб с шкурой… Небольшая, для ручья. Но… работать будет.

Его помощник Дэн стоял рядом, с гордостью поглядывая на свое творение. Подошел Олаф Андерсен, поглаживая свою бороду:

— Вот это машина! Мотор паровик?

— Да, три лошадиных силы.

— С такой… тут и за день можно намыть больше, чем лотком за месяц — пробасил он. — Мне сделаешь?

— Надо заказывать детали — пожал плечами кузнец, посмотрел на меня.

Я понял, что есть спрос на такие изделия среди старателей, можно открыть отдельный бизнес. И это будет шаг в будущее. От ручного труда к механизации. К настоящей промышленной добыче.

В это время к кузнице подошла группа людей. Сержант Фицджеральд, несколько констеблей. И… представители банков — Синклер от Морганов, Финч от Ротшильдов. Они тоже услышали про драгу.

— Вот это, мистер Уайт, — Синклер указал на драгу, — именно то, о чем мы говорили. Технологии. Инвестиции. Промышленная добыча. Наши банки готовы финансировать подобные проекты. От вас требуется только правильно оформленные залоги. Как только будут геологические заключения о запасах золота на ваших участках — мы тут же выпишем чек.

Руди с помощником начали разбирать драгу, я распорядился провести тесты на ближайшем ручье. Похоже понадобятся понтоны, чтобы держать устройство на плаву.

— Головной филиал готов давать займы вам, мистер Уайт, — продолжал тарахтеть Синклер, в его глазах горела жадность. — Мы получили одобрение кредитного комитета.

Я улыбнулся. Все шло по плану. Или почти по плану. Взять денег у Ротшильдов, вложить в участки, заложить их под новые кредиты. Деньги вывести в свой банк в Портленде. Идеальная схема. А если добавить в это уравнение вкладчиков…

— Да, джентльмены, — сказал я банкирам, кивая на драгу. — Забудьте про лотки и кирки. Вот наше будущее.

К середине апреля, мы поставили уже две драги — на Эльдорадо и на индейском ручье. И сразу вышли на добычу по полкило золота в день! Я бы сильно порадовался такой скорости, если бы на меня не свалились новые заботы. С перевалов повалили тысячи чечако. Освободившаяся река несла… сотни лодок. Индейских каноэ. Плотов… Они шли вниз по течению, груженные людьми, мешками, скарбом.

И вот это уже была настоящая золотая лихорадка. Тысячи, десятки тысяч ринулись сюда, на Юкон.

Город вокруг менялся буквально на глазах. Люди высаживались на берег, разбивали палатки, где придется — на берегу, на улицах, на холмах… Сразу же начинали разжигать костры, варить еду. Доусон моментально превратился в гигантский задымленный палаточный лагерь. Шум, гомон, крики, лай собак — все слилось в один невообразимый хаос.

Сержант Фицджеральд и его констебли пытались навести порядок, но их было катастрофически мало.

— Мистер Уайт! — крикнул сержант, пробиваясь ко мне сквозь толпу. — Я не справляюсь! Нужны люди, констебли!

Я видел его отчаяние.

— Сержант, — сказал я. — Делаем все, что можем. Регистрируем всех прибывающих. Доктор Стерлинг возле мэрии — осматривает на предмет заразных болезней. Я пошлю Артура и еще людей вбивать колья и размечать будущие улицы.

Не дай бог опять полыхнут эти палатки и самодельные хижины. Похоже спать мне теперь придется в полглаза.

Среди прибывших, оказались трое геологов. В галстуках, с ящиками и чемоданами. Совсем не похожие на старателей.

— Итон! — окликнул меня Артур. — Кажется, это те, кого ты ждал!

Я поспешил к ним.

— Мистер Уайт? — спросил один из них, невысокий, плотный мужчина с круглым, умным лицом и седеющими висками. — Я Джонсон. А это — мои коллеги, Смит и Брэдли. Мы геологи — нас наняла мисс Корбетт. Вот ее рекомендательное письмо.

Я быстро ознакомился с посланием, пожал руки геологам. В письме была приписка, что дочь Беникса замужем за Даниэлем Гуггенхаймом — главой клана. И наша вражда может иметь серьезные последствия. Ладно, об этом я подумаю позже.

— Наконец-то! Добро пожаловать в Доусон! Я Итон Уайт. Очень рад вас видеть! И… как там мисс Корбетт?

— Мисс Корбетт… она… очень деловая леди, мистер Уайт — ответил Джонсон, улыбаясь. — Она просила передать, что все ваши поручения выполнены.

Я повел геологов разместиться в номерах салуна, по дороге объяснил коротко задачу — поиск «коренной» жилы в районе Эльдорадо, оценка запасов участков. Я планировал с началом сезона начать массово скупать землю вокруг золотоносных ручьев и сразу их закладывать в банк. Попутно я голове составлял схему этой пирамиды. Похоже мне нужна была фирма-пустышка на подставное лицо. А еще лучше банк-однодневка! Назовем его первым юконским, откроем офис в Доусоне — я приберег пару лучших мест в городе напротив мэрии. Накачаем его закладными на участки, дадим рекламу. И выпустим акции!

Банковского регулирования, что в США, что в Канаде сейчас по сути, нет. Федеральной резервной системы еще не существует — ее создад только в 1913 году. Банки формально подчиняются Министерству финансов, но открыть кредитное учреждение может практически кто угодно. Норм к капиталу, ликвидности нет, каждый штат имеет свои законы, часто очень либеральные. А здесь, на территории Юкона, вообще «закон тайга — медведь хозяин». Решено! Первому юконскому банку быть.

Разместив геологов, я сходил на почту, написал несколько телеграм в Портленд, вернулся в салун. Тут было все по-старому. Шум, гам, пьяные голоса. Люди праздновали прибытие, свои будущие «эльдорадо». Пили, играли в карты, в рулетку. Последняя давала мне больше всего дохода. Не было дня, чтобы я снимал с нее меньше трех, четырех тысяч долларов. Некоторые, особо удачные дни она приносила и пять и шесть кусков.

Я крикнул, чтобы мне налили виски, подошел к барной стойке. Джозайя, усталый, но довольный, наливал.

— Сегодня уже семь тысяч выручка! — похвастался негр — Если так пойдут дела с новичками, то нужны будут еще работники в салут. На кухню так точно!

— Наймем — отмахнулся я, углядев в углу зала Синклера и Финча. Подошел, присел за стол банкиров.

— Господа! Вам не кажется, что городу нужна своя биржа? — поинтересовался я у финансистов — Доусон готов вложится зданием, участком. Будем продавать места на «биржевому полу» маклерам, брать комиссию за каждую сделку. Поделим все по-справедливости.

Банкиры заинтересовались. Тут же, на коленке, набросали устав, прикинули комиссии. Главное узкое место — кому быть маркет мейкером. То есть выставлять обязательные заявки на покупку и на продажу. «Без ликвидности нет рынка» — туманно произнес Финч. Оба финансиста пообещали снестись со штаб-квартирами в Нью-Йорке, узнать войдут ли банки в дело. Предварительно, да, войдут. Биржа — дело выгодное, особенно если «потрошить» новичков. Это уже без обиняков заявил Синклер. И способов «потрошения» судя по нашему дальнейшему разговору — он знал массу. Например, искусственная биржевая паника с принудительным закрытием позиций. Какое-то «шпилевание». Короче, господа были явно в теме.

Закончив обсуждать детали, банкиры побежали на почту, обмениваться телеграммами со своими боссами. А я уже собрался было уйти наверх, как двери салуна распахнулись с грохотом. В проеме появился человек. Его лицо было искажено гримасой ярости. Глаза горели безумным огнем. Это был Макдонелл.

Он держал в руке револьвер.

— Уайт! — заорал он, его голос был пронзительным, безумным. Он обвел взглядом зал, увидел — Ты… ты отнял у меня все! Умри!

Он поднял револьвер. Навел его прямо на меня. Я выхватил свой Кольт, но почему-то замешкался. Словно меня «выключили».

Бах! Бах!

Выстрелы прозвучали оглушительно.