Меткий стрелок. Том III

Глава 14

Я сидел в кабинете, который Марго с таким трепетом и любовью обставила, и чувствовал, как покой, который, казалось, я наконец обрел, начинает рассыпаться в прах. Привычный уклад жизни, наполненный мелочами, заботами и тишиной Портленда, отступил на второй план, когда на стол легло письмо. Его принес не знакомый добродушный почтальон в выцветшей униформе, а специальный посыльный. Он был безупречно одет в строгий темно-синий костюм, его шляпа была идеально ровной, а лицо — совершенно бесстрастным. Он вежливо попросил расписаться в толстом журнале доставки и, поклонившись с такой учтивостью, которая выдавала в нем человека, привыкшего к высшему обществу, удалился. Я даже не успел по-настоящему рассмотреть его лицо, так быстро он появился и исчез.

Конверт был плотный, из дорогой бумаги цвета слоновой кости, с тисненой гербовой печатью, на которой красовался какой-то сложный вензель. Внутри я нашел листок бумаги, написанный на бланке с водяными знаками и строгим логотипом «J. P. Morgan Co.».

Это было письмо от самого Джона Пирпонта Моргана-старшего. Он отдавал должное моим достижениям на Клондайке, называл их не просто удачей, а выдающимися деловыми успехами и приглашал на встречу консорциума в Нью-Йорк, назначенную на двенадцатое января. Я поспешно посмотрел на календарь. До двенадцатого января оставалось чуть больше трех недель. Встреча планировалась для обсуждения Панамского канала. Морган хотел собрать пул инвесторов и профинансировать новое строительство.

Я читал дальше, и цифры, которые он приводил, впечатляли. Это был масштабный проект, который мог изменить мировые торговые пути. После провала французской попытки строительства канала, которая закончилась колоссальным скандалом и финансовым крахом, смета проекта выросла до двухсот миллионов долларов. Морган писал, что некоторая часть строительных работ уже выполнена, и права на них можно выкупить у обанкротившейся французской компании. Он добавлял, что американское правительство заинтересовано в софинансировании, а это, по его словам, должно было сократить риски и сделать проект более надежным. Особенно, если договориться с англичанами, у которых были свои интересы в Панаме и Никарагуа.

Я удивленно поднял бровь. Откуда такой интерес у правительства США, которое до сих пор не выказывало никакого желания влезать в эту авантюру? И тут меня осенило: война! Взрыв крейсера «Мейн» в Гаване, Испания входит в клинч со Штатами из-за Кубы! Вот почему правительство так заинтересовалось каналом — оно хотело иметь возможность быстро, без долгих переходов через мыс Горн, перебрасывать военные корабли из Атлантического океана в Тихий и обратно. Это было удобное решение, и я почувствовал себя невольным свидетелем большой игры, в которой я даже не был еще пешкой.

Морган приложил к письму подробные расчеты, основанные на доходах Суэцкого канала. Он приводил цифры по Панаме: до пятисот кораблей в год, валовый доход в два миллиона долларов, акционеры смогут делить по долям до семидесяти процентов прибыли. Остальное уходило англичанам и местным. В конце он упоминал, что в консорциум войдут такие акулы бизнеса, как Ротшильды, Вандербильты и Рокфеллеры. Эти имена звучали вполне авторитетно. Это были титаны, ворочающие судьбами целых стран и континентов. И я, Итон, в недавнем старатель с Аляски, был приглашен в их клуб.

Я сидел и размышлял, перечитывая письмо в который раз. Первое — меня позвали в высшую лигу мировых игроков. Пока еще на правах младшего партнера, который должен был просто «дать денег» и не лезть в большие дела, но все же. Второе — мне придется ехать в Нью-Йорк. Это был уже второй звоночек после разговора с адвокатом Дэвисом.

Я задумался насчет испанского кризиса. Ведь на нем можно было неплохо заработать. Война — это всегда большие деньги, особенно если ты на стороне победителя. Прикупить облигация правительства США, продать в короткую бумаги испанцев… А если еще сделать это с плечом! Т. е. на заемные средства. Тут можно сделать несколько иксов и удвоить состояние.

Но Панамский канал? Его строительство будет сопряжено с такими трудностями, что смету превысят в несколько раз. Болота, болезни, технические трудности — все это сделает проект настоящей черной дырой, которая высосет из инвесторов все деньги. Прибыли от него придется ждать очень долго, как бы даже если не в следующем столетии. Но сразу отказываться было нельзя, так не играют. Я должен был тянуть время, показать, что я заинтересован, но осторожен. Дайте больше цифр, давайте обсудим договор… Да, так можно, это поймут.

Я пошел искать Марго. Она сидела в гостиной, вышивая что-то на пяльцах, и выглядела так спокойно и безмятежно, что мне не хотелось нарушать эту идиллию. Но я все же решился и показал ей письмо. Она прочла его внимательно, и ее глаза, обычно такие спокойные, заблестели от волнения.

— Итон, это же невероятно! — воскликнула она, отложив вышивку. — Тебя позвал сам Морган! Это огромная возможность!

— Ты так думаешь? — спросил я, пытаясь скрыть свои сомнения. — Очень рискованное дело, Марго.

— Рискованное? — она улыбнулась. — Да, конечно. Но ты никогда не боялся рисковать. Вспомни, ты отдал последнее и поехал на Клондайк, хотя все говорили, что это безумие. И теперь сам Джон Морган зовет тебя в свой «клуб». Это твой шанс, Итон. Я всегда знала, что ты добьешься большего, чем просто золото на Аляске.

Я почувствовал, как ее радость передается мне. Она была так счастлива за меня, так горда. Я обнял ее и поцеловал, вдохнув запах ее волос.

— Я думал, ты будешь против, чтобы я уезжал. — сказал я, уткнувшись лицом в ее плечо.

— Против? — она рассмеялась. — Нет, Итон. Это твой шанс. Наш шанс!

Мы отпраздновали эту новость, я написал письмо Моргану, что приеду на встречу и почти сразу мы окунулись в предпраздничную суету. Сначала наступило Рождество. Дом наполнился ароматами ели, имбирных пряников и свежей выпечки. Марго украшала дом, развешивая по стенам гирлянды из красных ягод и веточек сосны, а я, вспомнив традиции своей прошлой жизни, приготовил на всех оливье. Cам пошел на рынок, купил овощи, вареную курицу, картошку, горошек, морковь, яйца. Сделал майонез. Благо смешать яичный желток, горчицу, лимонный сок, растительное масло было не так уж и сложно. Единственное, чего не было — соленых огурцов. Их даже нечем было заменить. Для свежих было не сезон, солений в Портленде тоже не наблюдалось.

Все это было нарезано на мелкие кубики, смешано с майонезом, и уложено в большую салатницу. Семья была в восторге.

— Что это, Итон? — удивленно спросила Марго, попробовав салат. — Очень вкусно, но я никогда такого не ела. Не подозревала в тебе таких талантов!

— Это традиционный русский салат, — объяснил я, и на меня нахлынули воспоминания. — Моя мама всегда готовила его на Новый год. У нас дома это был главное блюдо на праздничном столе.

— Ты все еще хочешь поехать в Россию?

Ну как ей объяснить⁇ Как донести до неё это чувство, этот зов, что не даёт мне покоя ни днём, ни ночью? Она смотрит на меня своими большими, голубыми глазами и не понимает. Она видит наш дом, наши корабли в затоне, Портленд. Она видит будущее здесь, в этой стране, которая дала нам так много.

Но по ночам, когда дом затихает, когда её ровное дыхание наполняет комнату, я закрываю глаза и вижу другие картины. Вижу бескрайние поля, где ветер играет с колосьями. Вижу леса, где каждый шелест листа кажется родным. Слышу язык, который течёт в моей крови, хотя я уже и сам иногда путаюсь в словах. И да, я во сне пою песни. «Выйду ночью в поле с конем…». Просыпаюсь, а на глазах слезы.

Я словно дерево, которое выросло на чужой земле. Корни вроде бы крепкие, но земля не та. Не моя.

Как мне ей объяснить, что это не просто каприз, не просто желание бросить всё? Это нежелание быть чужим! Я хочу вернуться туда, где мне не нужно будет ничего объяснять. Где воздух сам по себе кажется родным, и где я буду просто Я.

Может быть, и нельзя это объяснить. Это можно только почувствовать. А если не почувствуешь — значит, и понять не сможешь.

Я ничего не ответил на вопрос жены — часы пробили двенадцать, наступило Рождество.

А потом пришел Новый год. Я снова приготовил оливье, и это уже стало нашей новой традицией. А еще поучаствовали в 'Параде стального коня" — железнодорожники компании Northern Pacific Railroad устраивали первого числа шествие по центральной улице с моделью паровоза, увешанной фонарями. Традиция возникла в десять лет назад после завершения стройки Трансконтинентальной магистрали и… прижилась. Я конечно, с удовольствием сходил бы на новогоднюю елку, слепил снежную бабу… Увы, снегопад, который начался 31-го числа, очень быстро перешел в дождь.

После праздников я начал готовиться к поездке. И это оказалось не таким простым делом, как я думал. Сначала решили, что Картер отправится в Нью-Йорк заранее, чтобы подготовить все к моему приезду. Я вызвал его к себе и дал ему задание набрать надежных охранников.

— Не меньше шести человек, — сказал я. — И чтобы они умели держать язык за зубами. Я не хочу, чтобы все знали, кто я и чем занимаюсь.

— Хорошо, сэр, — ответил Картер — Позволю заметить, что неплохо бы установить связи с агентством Пинкертона. Они могут быть полезным.

— Отличная идея! Я дам доверенность подписать с ними договор. И вот еще что. Я хочу, чтобы ты заказал шелковые жилеты из ткани внахлест для себя и для них.

— Зачем⁉

— Шелк защищает от пуль мелких калибров и ножей. На меня тоже закажи. Мерки возьмешь с собой.

Картер посмотрел на меня с нескрываемым уважением. Он понимал, что я не просто еду на прогулку. Я еду на войну, только на финансовую.

Я рассказал о своей поездке Кузьме и Артуру. Энтузиазма было выше крыши. Оба сразу вызвались ехать, готовы были помогать мне во всем. Но что они умели? Точно не проводить аудит сметы панамского канала.

Прощание на вокзале вышло печальным. Марго плакала, Артур порывался остаться с сестрой. Еле убедил его в том, что она остается не одна, будет держать с нами связь через телеграф.

— Не закисай, — сказал я, обнимая жену. — Займись подготовкой к открытию отделения нашего банка в Нью-Йорке. Нам нужны надежные сотрудники, найди их, проверь и найми.

Она кивнула.

— Обещаю. Береги себя, Итон.

Поездка была долгой и трудной. Дорога шла по заснеженным равнинам, и каждый день становилось всё холоднее. Небо, чистое и голубое, сменилось на серое, тяжелое, а потом и вовсе потемнело. Пошел снег, сначала редкий, потом все гуще и гуще. Он хлестал по стеклу с такой силой, что мне казалось, будто он хочет пробиться внутрь, заморозить нас, сделать частью этой холодной, безмолвной пустыни.

Поезд замедлил ход, а потом и вовсе остановился. За окном не было видно ничего, кроме белой, беснующейся пелены. Метель. Я знал, что это такое. На Аляске я видел и не такие. Но там я был готов к ней, а здесь…

Пассажиры начали роптать. Кто-то стучал по стеклу, кто-то кричал, кто-то плакал. Я встал и подошел к окну. Видно было, что поезд стоит посреди ничего. Ни станции, ни поселка, ни жилья. Только белое, безмолвное поле. Я обернулся и посмотрел на Кузьму и Артура.

— Прямо как вернулись на Юкон — пошутил старовер

— Артур, сходи за Джозайей

Парень отправился в третий класс, а я переговорил с проводником. Снежный занос, поезд не может двигаться дальше. Какой контраст! День назад мы уезжали из Портленда, в котором дождь смыл весь снег. Надо было что-то делать.

Машинист, высокий человек в чёрной куртке с меховым воротником, прошёл по вагонам, объясняя то, что мы и так знали — впереди путь занесло, и бригада уже пробует расчистить рельсы. Через пару часов стало ясно: без помощи пассажиров дело затянется.

Я вышел на улицу вместе с Картером и Кузьмой. Ветер резал лицо, а снег колол глаза, будто мелкий песок. Мы прошли к голове поезда и увидели, как несколько человек безуспешно пытаются лопатами пробить проход сквозь плотный, смерзшийся наст. Похоже тут прошел «ледяной» дождь и все схватилось. Я промерил занос — триста шагов. Кое-где было глубоко, по пояс.

— Если так копать, мы тут и до весны простоим, — сказал я.

Вернувшись в вагон, я собрал мужчин и предложил разбиться на бригады. Одни будут работать ломами, другие лопатами. По очереди, сменяясь. Меня узнали, в бригады записалось сразу около сорока пассажиров. Женщин и стариков попросил организовать горячее питание — чай, бутерброды, все, что есть в запасах. Благо угля у нас было много и бойлеры работали.

К вечеру мы расчистили половину заноса. Сзади уже стояли еще два поезда. Ночью разломали крышу вагона 3 класса, сделали костры. Поднялся холодный сильный ветер, смены я сократил до четверти часа — потом люди менялись. Не забыл кинуть пару бригад убирать снег уже с очищенных участков.

Наконец, к утру мы пробили занос. Что отметили дружным «ура».

Локомотив сдвинулся вперед, осторожно проехал «снежный» коридор. Остановился. Мы решили дождаться, когда проедут два поезда позади нас. Мало ли что может случится — обвалится стенка и привет, новый затор. Все прошло удачно и очень медленно, буквально со скоростью пешехода мы двинулись дальше.

Я опасался, что нам встретятся новые заносы, но нет, снега стало меньше, а на подъезде к Чикаго сугробы и вовсе исчезли. В город мы прибыли поздним вечером и встретил он нас жёлтым светом газовых фонарей и запахом угольной копоти. К которой после трех суток путешествия по трансконтинентальной линии я уже привык.

Высокие здания города казались тёмными громадами, на вокзале, несмотря на позднее прибытие, было людно, торговцы горячим кофе и булочками зазывали пассажиров, газетчики выкрикивали заголовки.

Мы зашли в зал ожидания, перекусили. Через два часа подали новый поезд, стоило зайти в купе — я тут же лег спать. Надеюсь это путешествие обойдется без заносов.

Поездка из Чикаго в Нью-Йорк оказалась намного быстрее и проще. Поезд мчался вперед, набирая скорость, как будто он хотел наверстать упущенное. Спустя еще двое суток мы добрались до «Большого Яблока».

И это была впечатляющая встреча. Гудки паровозов, грохот конных повозок, крики газетчиков, бесконечный людской поток — все это сливалось в единую какофонию. Станция Пенсильвания оказался огромным, мрачным сооружением из чугуна и стекла, и мы дружно почувствовали себя крошечной песчинкой в этом гигантском муравейнике.

Погода была ветренной, чувствовался запах моря. Снег на улицах был, но похоже он таял. Прямо как в Орегоне, из которого мы уехали.

Картер ждал нас на перроне. Он был одет в элегантный костюм и выглядел совершенно иначе, чем я привык его видеть в Портленде.

— Мистер Итон! — воскликнул он, заметив нас. Приподнял модный котелок — Я так рад, что вы приехали. В газетах писали, что на трансконтинентальной заносы, поезда собрались в пробку.

— Мы были во главе этой пробке. Расскажу по дороге — я пожал юконцу руку, и он повел нас к выходу. Причем каким-то извилистым маршрутом.

— У центрального входа вас ждут репортеры — пояснил Картер давая указания носильщикам — И как только прознали, что приезжает «Шериф Клондайка»? У меня была ваша инструкция, что никаких газетчиков.

— Все верно. Джон Морган просил хранить конфиденциальность.

На улице, у запасного выхода с вокзала нас ждала карета, запряженная парой вороных коней. Картер открыл дверцу, и мы сели.

— Как обстановка? — спросил я.

— Все готово, мистер Итон. Я снял для вас люкс в отеле в отеле Плаза на армейской площади. И два стандартных номера для Артура и Кузьмы. Есть комната для негров — богатые постояльцы часто приезжают со своими слугами. Охрана набрана, всех представлю уже сегодня. И я связался с Пинкертонами. Они готовы встретиться с вами в любое время.

Я удовлетворенно кивнул. Картер не подвел.

Мы ехали по городу, и я смотрел в окно, пытаясь ухватить суть этого места. Нью-Йорк был живым, дышащим организмом, который не останавливался ни на минуту. Он был наполнен энергией, амбициями и жадностью. Я прямо чувствовал, что попал в самое сердце этого мира, туда, где делаются огромные деньги и принимаются самые важные решения.

Мы добрались до отеля, и я, уставший после долгой дороги, рухнул в кресло. Джозайя начал распаковывать чемоданы, а я посмотрел в окно. Под нами раскинулся огромный город, усыпанный тысячами огней. Нью-Йорк был готов ко мне. А я был готов к Нью-Йорку.