Как ни странно — ценный совет насчет Гуггенхайма дала мне супруга. Марго стала моим главным бухгалтером тире финансовым директором. Она отправляла все платежи, вела учет, руководила клерками банка и транспортной компании, а также регулярно просматривала доклады геологов по участкам. Она и обратила внимание, что никакого аудита эти бумаги не проходят. Проверок нет, повторных шурфов никто не роет и промывок не делает. Цифры могут значительно плавать на соседних участках. Проще говоря возможны всякие злоупотребления. Которые могут вскрыться только спустя годы.
И вот я сидел в своем кабинете, разложив на столе карту Юкона, и вглядывался в извилистые линии Клондайка и его притоков. Моя мысль, поначалу казавшаяся безумной, обретала все более четкие очертания. У меня было полно россыпного золота. И у меня были верные люди — банноки, Артур, который будут держать язык за зубами. Нужно было разыграть спектакль, достойного такого крупного игрока, как Гуггенхайм. Магнат пухнет от денег — пусть поделится. Небось не обеднеет…
Вечером того же дня, когда город погрузился в плотную завесу тумана и мороси, я позвал Артура и банноков в свою комнату. Они вошли бесшумно, словно тени, их лица были невозмутимы, но в глазах светилось ожидание. Брат Марго совсем заматерел, превратился в надежного помощника и верного друга.
— Парни, — начал я, понизив голос до шепота, хотя был уверен, что стены здесь толстые, а соседей по этажу, кроме супруги в спальне и вовсе не было, — у меня для вас есть особое задание. Самое важное за всю нашу экспедицию. От него будет зависеть наш успех, наше будущее.
Сокол, Медведь и Ноко кивнули, их взгляды были прикованы ко мне. Артур сидел, выпрямившись, стараясь не пропустить ни единого слова.
— Нам нужно найти новый ручей. Неизвестный, неисследованный. Такой, куда еще не ступала нога местного. Или, по крайней мере, такого, где нет никаких заявок на участки. Вы знаете Клондайк. Вы ходили по нему вверх и вниз.
Я посмотрел в первую очередь на индейцев. Они были главными следопытами в моей команде.
— Есть такие места, Итон, — проговорил Медведь, его голос был низким и хриплым, словно шелест листвы. — Дикие, безлюдные. По левому берегу реки.
— Ваша задача — найти ручей без клеймов. Убедиться, что там нет никого. А затем… — я сделал паузу, с трудом доставая из кабинетного сейфа два тяжелых мешка, набитых золотом, — … а затем вы сделаете так, чтобы там везде был металл. Заройте его по берегу, киньте в воду ручья, не жалейте.
Я развязал один из мешков, и на стол посыпались самородки — крупные, неправильной формы, тускло поблескивающие в свете керосиновой лампы. Рядом с ними лежал золотой песок, мельчайшими крупинками. Я видел, как расширились глаза Артура, как даже невозмутимые индейцы на мгновение напряглись. Такого количества золота, которое надо просто зарыть в землю, они, пожалуй, не видели никогда. Это было непривычно. Да что уж там… Это пугало. Золото добывают из земли, а не зарывают обратно.
— Итон, но для чего⁈ — первым очнулся Артур
— Я хочу создать видимость богатой россыпи. Слушайте меня внимательно. Вы отправитесь сегодня ночью. На лодке. Никто не должен вас видеть. С собой возьмете самое необходимое — инструменты, еду, палатки. Идите вверх по течению Клондайка, не останавливайтесь, пока не найдете подходящее место.
Объяснил, что работать нужно быстро, но тщательно, чтобы следы были незаметны.
— И помните, — я обвел их взглядом, — если кто-то узнает об этом, весь наш план рухнет. Это должно остаться между нами. Никому. Даже Маргарет, понятно?
Индейцы, Артур дружно кивнули. Похоже они только сейчас осознали серьезность ситуации.
— Мы готовы, Итон, — сказал Сокол. — Мы все сделаем.
— Отлично, — я улыбнулся. — Отправляетесь сразу после полуночи. Лодка будет ждать вас у старого причала, за рыбными складами. Захватите все необходимое. И будьте осторожны. У вас четыре дня. На пятый — вы должны вернуться.
Этой же ночью, под покровом густого тумана, Артур и банноки бесшумно отчалили от берега. Их силуэты растворились в предрассветной мгле, а я стоял на причале, вдыхая холодный, соленый воздух, и ощущал странную смесь волнения и уверенности. Мой план, рискованный и дерзкий, был запущен.
На следующее утро, с первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь туман, я отправился в самый дорогой отель Доусона — Эльдорадо — где, по моим сведениям, остановился Гуггенхайм. Весь мой вид — от тщательно отглаженного пальто до безупречно надраенных ботинок — должен был излучать уверенность и успех.
В вестибюле отеля меня встретил швейцар — невиданное дело для города старателей. Я назвал имя Гуггенхайма и, после недолгого ожидания, меня провели в его номер.
Даниэль сидел за массивным дубовым столом, просматривая какие-то бумаги. Он поднял голову, окинув меня оценивающим взглядом.
— Мистер Уайт, — произнес он, его голос был глубоким и ровным, без единой интонации. — Я ждал вас. Вы пришли дать мне ответ?
— Мистер Гуггенхайм, — я занял предложенное им кресло, стараясь выглядеть расслабленным, хотя внутри все сжималось от напряжения. — Я пришел дать вам ответ. Но не сейчас. Я дам его вам через пять дней. Сразу после аукциона по самородку «Оливия».
Я видел, как дрогнул его глаз. Пять дней — это была вечность в мире крупных сделок. А аукцион «Оливии», самого крупного золотого самородка, найденного за последнее время, был событием, которое привлечет внимание всех финансовых магнатов мира. Мое упоминание о нем было тонкой игрой, призванной подогреть его интерес, создать интригу.
— Пять дней? — Гуггенхайм отложил бумаги, его взгляд стал острее. — Это довольно долго, мистер Уайт. Предупреждаю. Я не буду ждать вечно.
— Я ценю ваше время, мистер Гуггенхайм. И ваше предложение. Но, как вы понимаете, речь идет о слишком больших деньгах.
Владеющий Standard Oil Джон Рокфеллер владел состоянием в 200 миллионов долларов. И был самым богатым человеком в мире. В пересчете на золото — он был обладателем десяти миллионов унций. Продав свой бизнес Гуггенхайму — я входил, что называется в «высшую лигу». И хотелось бы попасть в нее на стартовых позициях чуть больше нынешних
— Мне нужно осмыслить дальнейшую стратегию — я сделал многозначительную паузу, стараясь придать своему лицу выражение человека, который ведет серьезный бизнес. Щелкнул золотыми часами, встал:
— Что же… не буду отнимать ваше время! Увидимся на аукционе по Оливии. Вы же будете?
— Непременно!
Выйдя из отеля, я подозвал Картера, приказал ему крепко следить за Гуггенхаймом и его людьми. Потребовал доклад каждый день. Где они, что делают…
Четыре дня спустя, посреди ночи, когда Доусон был окутан непроглядной темнотой, раздался тихий стук в дверь спальни. Это был Джозайя.
— Мистер Итон! Просыпайтесь
— Кто там? — Марго села в кровати, зажгла лампу. Лицо супруги было бледным — ее мучил токсикоз.
Я встал, надел халат. Открыл дверь, и в проеме, позади негра, увидел четыре фигуры — Артур и банноки. Они были грязными, усталыми, но в их глазах светилось удовлетворение.
— Спи, дорогая — я забрал у жены лампу, вышел в коридор — Ну?
— Мы все сделали, Итон, — прошептал Сокол. — Нашли ручей. Там много следов гризли, назвали его Медвежий. И…
— И что?
— Золото мы закопали везде, где только можно, но главную россыпь сделали возле трех елей. Они отдельно стоят, большие, раскидистые — их видно издалека… Там же застолбили участки.
— Вы молодцы!
— И что дальше? — поинтересовался Артур
— Дальше мы разыграем одну пьесу. Запомните: никто, слышите, никто не должен знать про Медвежий ручей. Идите, поспите. Вы заслужили отдых. Завтра… завтра начнется самое интересное.
План сработал. Его первая часть.
На следующее утро, когда до аукциона «Оливии» оставалось всего несколько часов, моя разведка сообщила новость: люди Гуггенхайма на пристани — следят за погрузкой парохода.
Действовать нужно было быстро. Я помчался на пристань. Увидев их, я понял: они куда-то собираются. Лучше момента не будет. Я вернулся в салун, вызвал Артура и банноков. Дал им все инструкции. После чего пошел на аукцион.
Атмосфера там была напряженной, наэлектризованной. Десятки самых богатых людей Штатов — воротилы Уолл-стрит, Синклер, от Морганов, Финч, от Ротшильдов, Гуггенхайм — все были тут. Присутствовал даже один европейский барон по имени Родни Сток. Англичанин. Прибыл недавно, но уже запомнился Доусону умопомрачительными кутежами.
Самородок «Оливия», сверкающий под светом ламп, лежал на бархатной подушке, приковывая все взгляды.
Аукционист, тучный мужчина с багровым лицом и зычным голосом, начал торги. Начали с пятидесяти тысяч долларов, очень быстро подняли до восьмидесяти. Часть заявок поступало по телеграфу, линия которого была специально брошена в зал мэрии.
На ста тысячах торги немного застопорились, участники начали переглядываться. Все умели считать деньги. Если золота в самородке на тридцать тысяч, а нужно выложить уже сто…
— Кто даст сто пять? — поинтересовался аукционист. Шаг торгов был пять тысяч.
Вдруг, сквозь толпу, я увидел, как к Гуггенхайму пробирается один из его людей. Его лицо было бледным, глаза расширены от волнения. Он наклонился к магнату и что-то быстро зашептал ему на ухо. Я видел, как изменилось лицо Дэниэля. Брови его нахмурились, глаза загорелись. Он бросил взгляд на меня, вскочил, начал протискиваться через толпу.
Его стремительный уход вызвал легкий ропот в зале, но большинство были слишком поглощены торгами, чтобы обратить на это внимание.
И тут же, словно по сигналу, ко мне подбежал Артур. С мешком золота в руках.
— Итон! Посмотри!
В мешок заглянул не только я, но и все мои соседи по аукциону. Артур наклонился ко мне, начал громко шептать на ухо согласованный текст. Про Медвежий ручей, про второе Эльдорадо… Я тут же вскочил, попер через толпу, маша аукционисту, чтобы продолжал.
Купятся ли старатели на наш театр? Купились. Вслед за мной из зала выбежали Олаф, Скукум, еще десяток знакомых золотодобытчиков. Мы дружной толпой, переглядываясь, затрусили к причалу.
— Мистер Финнеган! — заорал я, увидев капитана на палубе «Северной Девы». — Срочно! Разводите пары!
Он посмотрел на меня с недоумением, но я не стал ничего объяснять. По берегу, из Доусона уже валила совсем неприличная толпа — слухи тут распространялись мгновенно.
Я видел, как люди Гуггенхайма, столпившиеся на палубе своего парохода, наблюдали за нами. Наверное, они недоумевали, почему мы так спешно прыгаем на борт Девы.
— Калеб! — заорал я, усиливая эффект — Полный вперед! Ручей Медвежий! Дойдешь за два часа — премия тысячи долларов. Каждому на борту!
Капитан, который явно не был в курсе моих интриг, обалдел. Но он быстро понял, что происходит нечто грандиозное. Из трубы «Девы» вырвался первый клуб черного дыма, и шхуна медленно, но уверенно начала отходить от пристани. За нами отплывали Гуггенхаймы на пузатом пароходе под скучным названием «Юкон». И они явно были «в грузе» — слишком медленно он чапал по реке. А мы то шли порожние!
За нами, словно стая голодных акул, ринулся весь город — в основном на лодках, но были и паровые шхуны и даже индейские каноэ.
«Северная Дева», хоть и не была самым быстрым судном, но благодаря опыту Финнегана и полной отдаче машинистов, пришла на ручей Медвежий первой. «Юкон» потерялся после первого часа гонки — у него была слишком низкая осадка. Остальные отстали еще больше.
Мы высадились на берег, сразу же началось столбование участков. Мои люди работали быстро и слаженно, помечая границы флажками и вбивая колья. Рядом сразу вставала вооруженная ружьями охрана. Не забалуешь!
Повалил народ. Старатели разбежались по ручью, начались крики и даже рукоприкладство. А затем начались первые промывки. Я сам, с лопатой в руках, подошел к трем раскидистым елям, возле которых, по словам Сокола, было закопано больше всего золота. Я зачерпнул песок и гравий, высыпал в таз и начал промывать. Вода смывала землю, и на дне таза блеснуло золото. Много золота. Не просто крупинки, а крупные чешуйки, небольшие самородки. Я поднял таз, чтобы все увидели.
В толпе стоял Гуггенхайм, он же первый и подошел, пожал руку.
— Поздравляю! Тут долларов на двести золота!
— Больше — уверенно ответил я
— Поражен вашей разведкой ручьев. Тут же еще прошлой осенью все обшарили до истоков.
— Слишком много ручьев и рек — обшарить при желании невозможно.
— Золото! — заорал кто-то рядом. — Найдена новая жила!
Началось настоящее безумие — журналисты, прибывшие следом за нами на своих пароходиках, установили треноги с фотоаппаратами, фиксируя каждое мгновение лихорадки. Их вспышки ослепляли, их вопросы сыпались со всех сторон, но я лишь улыбался. Лишь Джеку Лондону шепнул, что у него сто процентов будет материал для нового рассказа. Похоже, тот меня понял неправильно.
Снова появился Даниэль — на него тоже насели журналисты. После того, как он «отстрелялся», раздал интервью, я отвел его в сторону, произнес:
— Теперь, мистер Гуггенхайм, — продолжил я, — цена вопроса изменилась. Пятнадцать миллионов — это было до того, как мы обнаружили Медвежий. Теперь речь идет о двадцати миллионах. Минимум. И решайте быстрее. У меня есть и другие предложения. Чем больше найдут золота на ручье — тем больше вырастет цена.
Я кивнул в сторону толпы старателей, их глаза горели лихорадочным блеском. Гуггенхайм посмотрел на них, на меня, на золото в тазах, на вспышки фотокамер. Он понял, что промедление будет стоить ему гораздо дороже.
— Двадцать миллионов, — повторил он, словно пробуя сумму на вкус. — Мне будет трудно их собрать.
— Привлечете банки — пожал плечами я — Сами расписывали, какие дешевые у вас кредиты от Морганов и Ротшильдов.
Гуггенхайм повздыхал, еще раз прошелся по ручью. Он был извилистым, даже с небольшим водопадиком метра в два — там возились сразу семеро старателей. Наконец, магнат вернулся, произнес:
— Договорились, мистер Уайт. Сделку закроем завтра. Мне нужно переговорить с банками и получить одобрение кредитных комитетов.
Рука, которую он протянул мне, была крепкой и сухой. Моя авантюра увенчалась полным успехом.
А самородок «Оливия», символ того, что я рисковал всем, был продан на аукционе за сто восемнадцать тысяч долларов, что стало рекордом и принесло моей компании грандиозный пиар, превзойдя все ожидания. Но это было лишь малой частью той грандиозной игры, которую я только начал.