После истории с танана, чья мрачная тень еще некоторое время висела над Доусоном, началась, как это часто бывает на Аляске белая полоса. Впрочем, сначала черная попыталась продолжить свое шествие — у меня состоялся тяжелый разговор с Марго о судьбе индейских семей, которых я, по совету Картера, велел под охраной переселить в верховья реки Стаюрт. Там, в канадских владениях, правительство Канады решило выделить земли под резервации, и эти земли пришлось выкупить мне — таковы были итоги телеграфных переговоров с юконским комиссаром. Марго была категорически против, опасаясь, что в ходе трудного перехода через лесные дебри и по бурным рекам погибнут дети, а то и все старики.
— Итон, это же варварство! — голос ее дрожал от возмущения, когда мы обсуждали детали. — Мы не можем просто переселять людей по своей воле! И переводить их через сотни миль диких земель.
Я слушал ее и усмехался. Именно этим американцы и канадцы занимались последнее столетие нон-стоп — созданием резерваций для индейцев, перемещением их туда-сюда и опционально выпиливанием самых агрессивных.
— Любовь моя! Им выделяют хорошие земли, на Стюарте и окрестных озерах отличная рыбная ловля, из запасов Доусона я дам провизии в дорогу — парировал я, стараясь сохранять спокойствие. — И это же индейцы! Они привыкли к кочевьям! Плюс, мы отправляем их лодками, я даже нашел небольшой пароход, готовый взять их на буксир. Дети не погибнут. Картер лично пойдет с ними.
Перспектива путешествия по воде, да еще и на буксире парохода, словно бальзам, успокоила ее тревоги, напряжение спало.
Улеглось все и в Доусоне. К этому, разумеется, приложило руку не только мое вмешательство, но и сама судьба, которая, казалось, решила осыпать меня дарами. Причиной стало открытие нового, невероятно крупного месторождения на бывшем лосином пастбище, всего в нескольких милях от индейского ручья. Над этим постарались мои геологи, те самые, что прибыли из Портленда. Их настойчивость, их знания, их способность «читать» землю, как открытую книгу, оправдали себя сторицей. И разумеется, я был первым, кто застолбил на себя, Артура и Марго весь выход жилы. Я не стал мелочиться, оформил клеймы сразу на целую сеть участков, простирающихся вдоль ручья и его притоков. В этом мне, как обычно, помогли и староверы с банноками. В Доусоне слоучился очередной приступ золотой лихорадки, народ рванул по соседним ручьям и оврагам, но второй такой жилы найти не получилось. Что не прибавило мне популярности в городе.
На лосином пастбище я сразу же поставил всю добычу на профессиональную основу. Забыл о лотках и промывочных желобах. Из Портленда прибыли пароходы, груженные динамо-машинами, мощными насосами, осветительными установками, промышленными драгами. Воздух выгона наполнился гулом механизмов, жужжанием генераторов, лязгом цепей. Электричество от динамо-машины освещало прииск ярким, безжалостным светом, позволяя работать круглосуточно. Драги, гигантские, неуклюжие чудовища, вгрызались в землю, перемалывая тонны гравия и песка, извлекая из них драгоценный металл. К августу ежемесячная добыча на всех моих участках составляла под две тонны желтого металла. Невероятная цифра! Золото текло рекой, не иссякая, не останавливаясь.
В сентябре я перевалил за общее состояние в десять миллионов долларов. Десять миллионов! Для человека, который полтора года назад был бродягой, потом шерифом на зарплате в двести баксов — это была сумма, способная лишить рассудка. Деньги умножались в геометрической прогрессии, оседая на счетах в Портленде и Доусоне, который к этому времени обзавелся филиалом банка «Восточного Орегона». Я банально не знал, куда тратить капиталы. Купил еще несколько пароходов для Юконской транспортной компании, построив ей отдельное офисное здание на берегу реки. Такое же здание, только более солидное, встало рядом для «Восточного Орегона». Мои инвестиции в недвижимость росли, как на дрожжах. Но все это укладывалось в цифры значительно меньшего порядка. Ну сто тысяч долларов, ну двести с судами и драгами. Крупной статьей затрат стала закупка продовольствия и фонд заработной платы. Но все-равно это моим нынешним масштабам это были небольшие средства.
Дела на бирже тоже шли в гору. Акции компаний-пустышек, летели вверх, как ракеты. Практически каждую неделю в газетах выходила или реклама, или хвалебные статьи о перспективах Клондайка и самых видных предприятиях в области золотодобычи. Акций в обращении было немного, я придерживал основные пакеты у себя — так что искусственный дефицит тоже делал свое дело. Плюс на бирже было банально много горячих денег. Шальных инвесторов, ищущих, куда бы пристроить свои доллары, чтобы их приумножить, а не пропить, проиграть в салунах.
Первого сентября в Доусон прибыл Даниэль Гуггенхайм. Его визит не стал для меня полной неожиданностью, слухи о нем доходили до раньше. Докладывал Картер, потом осторожно сообщил Фитцжеральд, которому поручили обеспечить «безопасность» высокого гостя. И потребовали прямо из столицы. Но когда Даниэль со свитой явился в мэрию и попросил о приватном разговоре — это все-равно стало неожиданностью. Только-только у меня все оказалось схваченным и задушенным, и вот тебе на…
Даниэль Гуггенхайм. Я видел его на фотографиях в газетах, но вживую он производил гораздо более сильное впечатление. Высокий, подтянутый, с орлиным носом и резкими, волевыми чертами лица. Его темно-синий костюм из тонкой шерсти сидел на нем безупречно, накрахмаленная рубашка, шелковый галстук — все в нем кричало о деньгах, власти и безупречном вкусе. От него пахло дорогими сигарами и одеколоном, словно сама аура богатства витала вокруг. Он двигался с достоинством, неторопливо, но в каждом его жесте чувствовалась скрытая мощь. Его взгляд, цепкий и проницательный, скользил по моему кабинету, словно сканер, оценивая каждую деталь. Рядом с ним стоял молодой человек, его помощник, бледный и тощий, держащий в руках массивный кожаный портфель.
— Мистер Уайт, — голос Гуггенхайма был низким, чуть хрипловатым, но очень уверенным. — Мое имя Даниэль Гуггенхайм. Рад наконец-то познакомиться.
На стол приземлилась визитная карточка c золотым тиснением. Кучеряво.
— Итон Уайт, — ответил я, вставая и протягивая руку. Его рукопожатие было твердым, сухим, но без лишней силы.
— Садитесь, мистер Гуггенхайм. Не будем терять времени. У меня сегодня открытие чемпионата Доусона по рыбной ловле.
Даниэль сел, молодой человек встал за его спиной, словно тень.
— Уоррен Беникс провалил работу на Аляске, — с ходу заявил Гуггенхайм, словно сообщая о погоде. — Он уволен. Никаких претензий к вам, вы были в своем праве. А Уоррен… Просто он не справился с поставленной задачей. Всегда лучше договориться и работать вместе, не правда ли? Особенно, когда речь идет о таких… перспективах. Я привез вам оливковую ветвь мира. Фигурально выражаясь.
Гуггенхайм щелкнул пальцами, безымянный помощник подал портфель. Даниэль его открыл, подвинул ко мне. Внутри были пачки долларов. Много.
— Триста тысяч. Такая сумма закончит нашу войну?
Мощно выступил. Но если он меня сейчас купит… Нет, работы с ним не будет.
— Я взяток не беру. Мне за Державу обидно
— Простите что?
Лицо магната вытянулось.
— Это шутка у нас такая в Доусоне. Мистер Гуггенхайм, я готов закончить эту войну. Деньги отдадите на благотворительность в нашу больницу — лично главному врачу, под расписку. Нам как раз нужно строить новый корпус, нанимать докторов… Вы же понимаете необходимость современной медицины здесь, на Юконе?
Даниэль на автомате кивнул, закрыл портфель. В его картине мира я ну никак не мог отказаться от таких денег.
— Ну если этот вопрос закрыт…
Магнат взглядом нашел пепельницу. Я кивнул, Гуггенхайм достал обрезанную сигару, помощник щелкнул зажигалкой. Аромат дорогого табака наполнил кабинет.
— Год назад, мистер Уайт, — продолжил Гуггенхайм, — никто, банально, не понимал масштаба золотой лихорадки. Даже мы. Наши аналитики, наши специалисты… Они недооценили потенциал этого края. Теперь мы понимаем. И готовы вкладывать серьезные деньги в местный бизнес. Очень серьезные. В том числе, конечно, кредитные.
Я усмехнулся. Мой внутренний голос подсказал мне именно ту фразу, которую я должен был произнести.
— Теперь вы предложите мне не миллион, а два за мои участки?
Гуггенхайм не улыбнулся. Его лицо оставалось непроницаемым.
— Я уже знаю примерную добычу на ваших участках, — ответил он, его голос был ровным, без тени эмоций. — Мои люди очень хорошо поработали. Знаю, что вы объединили все свои горнорудные активы под одной компанией и уже выводите ее на биржу. «Уайт Юкон Компани», кажется?
Он сделал паузу, внимательно глядя мне в глаза.
— Готов дать за нее четырнадцать миллионов. Наличными.
Я почувствовал легкий укол в груди. Он знал все. Даже мое внутреннее название компании.
— Вас поджимают Рокфеллеры? — догадался я, вспомнив слова Джека Лондона.
Гуггенхайм лишь слегка приподнял бровь.
— Американская металлургическая и нефтеперерабатывающая компания — ASARCO… Их представитель со специалистами по геологоразведке был в Фэрбенксе — говорят, там большие запасы рудного золота глубоко под землей. Мы уже знаем об этом — я встал, распахнул окно — Рассыпное золото скоро здесь выгребут. Год, два… И его не будет. А рудное можно будет добывать столетие.
— Да, — ответил Гуггенхайм, кивая. — Крупные компании работают на долгую перспективу. И работают консорциумом — их кредитуют банки, они добываются попутные металлы, строятся железные дороги, города… Мы смотрим в будущее, мистер Уайт. В отличие от большинства ваших… старателей.
Он снова выпустил дым. Но уже в сторону окна.
— Я подниму цену до пятнадцати миллионов. Но вы продаете мне весь Доусон. Все ваши здания, салуны, землю вокруг города. Сюда придет большой бизнес. Время частных старателей с лотком на ручьях заканчивается. И вы это понимаете лучше других — знаю, что заказали новые промышленные драги для лосиного выгона.
Я вспомнил слова Беникса, который пытался давить на меня тем же.
— Уоррен мне тоже это говорил, — возразил я. — И пытался создать проблемы, чтобы выдавить из города.
Гуггенхайм слегка усмехнулся.
— Вы уже понимаете, что я так поступать не буду, — ответил он. — Я приехал договариваться. А если не получится… Мы уже скупили часть участков возле Фэрбенкса, просто начнем там строить новый город старателей. С нуля. Сразу по нашим правилам. А здесь… Сколько вы предлагаете своим работникам на участках? Семь долларов в день? Десять? Мы сразу дадим пятнадцать! Знаете, почему? Банки нас кредитуют под три процента в год. Первые два года мы вообще можем работать в убыток. Чтобы вытеснить конкурентов типа вас. А главное, точно так же поступят Рокфеллеры, компания Гудзонова Залива и другие горнорудные корпорации. Они богаты и выдавят всю мелочь отсюда.
Он затушил сигару, поднялся.
— Думайте, мистер Уайт. Время не ждет. Наше предложение в силе двадцать четыре часа.
Даниэль Гуггенхайм кивнул мне, повернулся и вышел, оставив в воздухе запах дорогого табака. Я остался один, в кабинете, обдумывая то, как поступить. Пятнадцать миллионов… Это была сумма, способная обеспечить не только меня, но и несколько поколений Уайтов-Корбеттов. Но продать Доусон? Отдать то, что я построил своей кровью и потом? Защищал от бандитов, индейцев… Уступить этому напору?
Ну год еще золотая лихорадка продлится. Зимой добыча упадет… Возможно, пик он уже вот прямо сейчас. Как поступить? Уступать нажиму не хотелось… Это было против моей натуры, против того, кем я стал на Севере.
Чтобы проветрить голову, я решил отвлечься от дурных мыслей. Позвал Артура и банноков, и мы отправились на охоту на уток, подальше от Доусона, на одно из озер, где, как говорили, были богатые места. День был пасмурным, но безветренным, воздух чистый, пахло хвоей и сыростью. Шли молча, привычно, как единое целое. Даже выставили на всякий случай передовое охранение.
Стреляли мало, больше просто бродили по лесу, наслаждаясь тишиной. Артур был спокоен, сосредоточен, уже не тот юнец, что метался от одной прихоти к другой.
Сидя у костра, после того как пожарили в глине пару уток, я спросил их о дальнейших планах.
— Ну что, парни, — начал я, обведя их взглядом. — О чем мечтаете? Чего хотите от жизни?
Банноки, как всегда, были немногословны. Все трое честно ответили, что хотят остаться тут жить. Им нравился Доусон, нравилась стабильность, возможность работать, а не кочевать. Они привыкли к городу, к моим правилам, к тому, что здесь было меньше опасностей, чем в диких землях. А еще… Медведь и Олень тоже нашли себе невест среди апанасок — местных индейских девушек. Они теперь были богатыми женихами, в их кошельках блестело золото, добытое на Эльдорадо.
Артур, сидевший рядом, задумчиво смотрел на огонь.
— Я… я понял, что хочу посмотреть мир, дядя Итон, — произнес он наконец. — Поехать в Европу. Увидеть Лондон, Париж, Рим. А потом, может быть, Азию. Я понял ценность денег — они дают свободу. Свободу выбора.
Я слушал их, и в душе моей росло странное чувство. Эти ребята, такие разные, такие непохожие друг на друга, нашли здесь свой смысл, свои цели. И я… я тоже должен был найти.
Вернувшись в город, я увидел Марго, которая ждала меня на крыльце салуна. Лицо у нее было… странным.
— Все ли в порядке? — напрягся я — Никто не дебоширил?
— Все хорошо — улыбнулась жена — Подготовила все к аукциону по самородку. Покупатели уже собираются.
Я рассчитывал продать «Оливию» за сто тысяч долларов. Ротшильды, Морганы — шаг за шагом поднимали цену. Они хотели этот самородок. А я хотел получить еще пиара для одной из своей компании-пустышек. Продавал то я от ее имени. А какую прессу мы получим в Штатах! Акции еще раз удвоятся в цене.
— Связисты провели специальную телеграфную линию в Мамон — супруга погладила меня по щеке — Весь мир будет торговаться за самородок. Ты точно уверен, что хочешь его продать?
А у меня в голове все стояло предложение Гуггенхайма. Соглашаться или нет? Если отказывать Даниэлю, то потяну ли я полноценное освоение края? Рудники Фэрбенкса потребуют огромных вложений. Это тебе не поставить драгу в ручей и мыть золото «самотеком». Тут требуется проектировать и строить шахты, использовать ядовитую химию, чтобы добывать желтый металлы из руды… И это проект на десятилетия.
Я посмотрел на жену. Лицо ее наполнял какой-то странный свет, в глазах был такой огонек, какого я давно не видел. Она обняла меня, ее руки дрожали.
— Итон! — воскликнула она, ее голос был полон такой тихой радости, что я сразу понял. — Итон… у меня задержка два месяц. Похоже, я… я беременна!
В этот момент мир вокруг меня, с его золотом, миллионами, корпорациями, угрозами, проблемами, исчез. Остались только мы вдвоем. Я обнял ее крепко, прижимая к себе.
Решение пришло само собой. Тихо, ясно, без сомнений. Я понял, что приму предложение Гуггенхайма. И это было не поражение. Это было… начало новой жизни.