Меткий стрелок. Том III

Глава 3

Сразу после новогодних праздников случился новый приступ золотой лихорадки в городе.

Ночью в окно кинули снежок. Я проснулся, сунул ноги в тапки. Печка весела трещала огнем, вставать совершенно не хотелось. Но придется.

За окном — чернильная темень юконской ночи. Я поджег спичку, поднес к стеклу. На термометре застыла отметка… минус сорок четыре градуса ниже нуля. В такую погоду даже волки не выходят из логова или где они там живут.

Снежок повторился. Эх! Не сделал я уличное освещение еще в Доусоне. Теперь иди, спускайся вниз. Я быстро накинул на себя одежду, сунул ноги в муклуки, схватил Кольт. Осторожно подошел к окну, приоткрыл.

— Кто там?

— Итон! Это я, Джек!

Лондон? Что ему нужно в такой час, да еще и на сорокаградусном морозе? Я надел парку, шапку, спустился вниз. Джек стоял, прислонившись к стене, с ног до головы покрытый снегом, его лицо было синюшным от холода, а руки дрожали. От него разило виски.

— Джек? Что случилось? Чего не заходишь в салун? Он еще открыт. Застудишься

Бедой города стали замерзшие по ночам пьяницы. Я даже уже думал создать специальные отряды, которые будут обходить улицы.

— Тише, Итон… Говори тихо, ради всего святого.

Его глаза лихорадочно блестели, не только от холода и алкоголя, но и от какого-то непонятного возбуждения.

— Что за чертовщина, Джек?

— Золото… — выдохнул он, его голос был хриплым шепотом. — Там в салуне аляскинской компании пришлый индеец нажрался. Сболтнул про новое месторождение.

— Где⁇

— Болтал, что в устье Индейского ручья… золота больше, чем на Эльдорадо! Слышал, Итон? Больше, чем на Эльдорадо!

Мой мозг мгновенно проснулся, словно меня окатили ушатом ледяной воды. Индейский ручей… Я ничего про него не знал.

— Его слышали многие, Итон! — Лондон говорил быстрее — Весь салун слышал! Надо торопиться! Застолбить участки! Первооткрывателям полагаются два. Черт возьми, я тут уже три месяца, а у меня в мешочке для золота шаром покати… Две унции всего.

— Но… индеец? — только и смог сказать я, хотя уже понимал, что это не главное. — Он же застолбил себе, раз нашел?

— В том-то и дело, что нет! — Лондон хлопнул себя по колену. — Он дикий совсем! Не знает правил! Просто показал… показал свое золото! Песка у него много! Я… я заказал ему еще виски, подпоил его и узнал маршрут.

Я совсем замерз на холоде, потянул Лондона внутрь. Поднялись в кабинет, подошли к карте. Джек быстро нашел на ней Доусон, провел пальцем по Клондайку:

— Идем вверх по течению, вот тут будет Норвежский ручей, а сразу после него слева индейский! Этот кучин сказал найти одинокую склонившуюся ель с зарубкой! Это метка! От нее идти вправо и почти сразу будет ручей.

— Кучин?

— Юконское племя

Он смотрел на меня, его глаза пылали. Он верил. Верил в этот слух, в этого пьяного индейца. И я… я тоже начал верить. После Эльдорадо я уже ничему не удивлялся.

— Джек, а где твой напарник? Фэтти? Вы же с ним?

— Фэтти? — Джек махнул рукой. — Бронхит у него! Совсем слег — вчера доктор приходил, что-то колол ему. Надо торопиться, Итон! Пока все остальные не сорвались!

Он прав. Если слух уже пошел… В Доусоне газет еще нет — сплетни расходятся со скоростью лесного пожара. Через час, через два… Весь город, все старатели, кто сейчас в Доусоне, ринутся туда.

— Надо идти, Итон! — Лондон смотрел на меня умоляюще. — У тебя собаки есть? Упряжка? Двадцать две мили, к утру мы уже будем на ручье.

У меня были две самые лучшие упряжки в Доусоне. Двадцать четыре собаки, купленные у Снежинки.

— Есть, — коротко ответил я. — Готов со мной идти?

— Прямо сейчас! — его глаза сверкнули.

— Хорошо. Тогда… собираемся. Быстро. Бери вещи, только самые необходимые. Еду на пару дней. Инструмент — лом, лапаты.

Лондон ушел, а я завязал на себя парку, малахай, рукавицы. Взял чехол с ружьем, свой «дежурный» мешок с запасом консервов и бобов, спички, одежда, чайник, котелок…

Спустился вниз, в салун. Все еще горели огни, ночной персонал убирался после вечернего загула старателей. Джозайя, который спал на складной койке у печки, приподнял голову.

— Мистер Итон? Что случилось?

— Ничего, Джозайя. Мы с Джеком Чейни ненадолго отлучимся. Присмотри за всем.

Он кивнул, явно не задавая лишних вопросов.

Вышел на улицу. Мороз обжег горло. Минус сорок… Надо быть осторожным. Растирать лицо, руки, ноги. Постоянно. Местные говорили, что такую погоду легко застудить верхушки легких.

На псарне было тихо. Собаки спали, свернувшись клубками в своих будках. Только Волчий Клык поднял голову, завилял хвостом, чуя приближение.

Скукум Джим, который ночевал в небольшом срубе рядом с псарней, вышел на шум.

— Итон, что случилось?

— Надо отъехать

— В такую погоду⁈

Я поколебался, но потом все-таки произнес:

— Ходят слухи, что на индейском ручье нашли золото. Джек разузнал.

— Это который журналист?

— Он. Собирайся, с нами поедешь. Запрягай две упряжки, берем всех собак.

Индеец кивнул. Глаз его загорелся знакомым блеском.

— Дядя Итон!

В окне первого этажа появилось и исчезло лицо Артура.

Спустя минуту парень выбежал наружу. Уже одетый в парку, меховые штаны и шапку.

— Что случилось?

— Нашли новое золото. Раз уж встал, пойдешь с нами. Еще один столб не помешает. Застолбим все устье.

Артур буквально подпрыгнул на месте, несмотря на холод.

Скукум тем временем уже запрягал упряжку Волчьего Клыка — десять собак. На нарты погрузили самое необходимое: спальники, топоры, лопату, лоток. И пять заявочных столбов.

Пока мы собирались, пришел Лондон со своим мешком, помог нам впрягать сонных собак.

— Позову еще Кузьму, — решил Скукум. — Он быстро соберется.

Так и сделали. Пока я инструктировал Джозайю и Картера насчет нового месторождения, Кузьма, разбуженный Джимом, тоже быстро собрался. Бригадир был всегда готов к приключениям, особенно если пахнет золотом.

Две упряжки, двадцать собак, пять человек. Я, Лондон, Артур, Скукум Джим и Кузьма.

Вышли из Доусона еще до рассвета. Город спал, окутанный морозным туманом. На улицах — ни души. Только скрип нарт по укатанному снегу, пыхтение собак, наше тяжелое дыхание. Я шел за своими нартами, держась за погон. Скукум впереди, он знал дорогу лучше всех. Артур с Кузьмой и второй упряжкой шли чуть сзади. Лондон с нами, пытаясь не отставать.

Мороз был жуткий. Каждые несколько минут приходилось останавливаться, растирать щеки, нос, уши. Чувствовалось, как иней оседает на ресницах, как пар дыхания мгновенно застывает на меху малахая, превращая его в жесткую корку.

Шли молча. Каждый думал о своем. Я думал о золоте, о ручье, о том, успеем ли. Вспоминал Марго, Оливию…. От последней пришло очень трогательное письмо. В нем девушка еще раз признавалась мне в любви. И что с этим делать — я не знал. Даже не стал пока отвечать. Просто не смог подобрать нужных слов. А еще я думал о том, что эта гонка… она не просто за богатством. Она за место под солнцем в этом суровом мире.

Примерно через час, когда небо на востоке начало сереть, мы услышали их.

Лай собак. Скрип нарт. Сзади.

Обернулись. В тумане и полумраке виднелись темные силуэты. Один, два, три… Десять. Двадцать. Десятки.

Лондон был прав — почти весь город проснулся и рванул за нами.

Мы прибавили темп. Скукум, я, Артур, Кузьма — все налегали на погоны, подгоняя собак. Те, чуя азарт хозяев и приближение соперников, рванули вперед.

Путь шел сначала вдоль Юкона, потом по Клондайку. Лед не везде был гладким. Начались встречаться торосы — нагромождения ледяных глыб, застывших в хаотичном порядке. Нарты спотыкались, подпрыгивали. Приходилось сбавлять ход, осторожно обходить или, если глыбы были не слишком высокими, перетаскивать нарты вручную. Один бежит впереди, утаптывая снег на пути, двое управляют санями — толкают, тянут, перетаскивают. Один отдыхает лежа. Потом меняемся. Это выматывало.

— Муш! Муш! — кричал я собакам, подгоняя их.

— Ха! Гит! — команда Скукума, виртуозно управляющего нартами.

— Держитесь! — кричал Кузьма Артуру, когда их нарты застревали в снегу.

Температура продолжала падать. Пар дыхания застывал на лету, превращаясь в мелкие ледяные кристаллики, оседающие на лице. Шерсть малахаев и воротников превратилась в жесткую, хрустящую корку. Лицо начинало неметь несмотря на то, что мы постоянно его растирали. Завести что ли себе специальную маску? Рукавицы, казалось, не спасали совсем.

— Джек! Ты как⁈ — крикнул я Лондон, который бежал рядом.

Он выглядел уставшим, но в глазах горел огонь.

— Меня не остановить! Я перпетум мобиль!

Посмеялись, Лондон зачем-то начал рассказывать свою биографию. Я призвал беречь дыхание, но все бестолку.

— Это… это моя месть миру, Итон! За бедность! За голод! За все унижения! Пишу, чтобы знали! И чтобы… чтобы те, кто сидит в теплых гостиных, прониклись, какова она — настоящая жизнь! Без прикрас! Как они… как они живут здесь… — он кивнул на других старателей, что гнали за нами. — … ради куска металла!

— Не только живут — поддакнул я — Но и умирают!

Мы пробежали еще немного, Лондон продолжал рассказывать свою историю. Как рос в бедности в Окленде, работал на консервной фабрике, в прачечной, кочегаром на пароходах. Как плавал на китобойце в Беринговом море, охотился на котиков. Там начал писать, просто чтобы заработать на жизнь, продавая рассказы в газеты. Потом участвовал в походе безработных на Вашингтон и попал в тюрьму. После этого левые взгляды писателя окрепли, он вступил в социалистическую партию. Правда, о соратниках отзывался презрительно:

— Больше болтунов, чем людей дела. Марксистскую революцию не устроят. А если предложат денег — мигом продадутся мировому капиталу.

Некоторые упряжки жителей Доусона начали нас нагонять.

— Какой материал, Итон! — восторгался писатель — Эта река, эта гонка!

— Войдешь в большую литературу — шутил я, растирая лицо

Я слушал Лондона, поражаясь. Этот человек… в нем горел какой-то неугасимый огонь. Несмотря на все трудности, на холод, на усталость, он видел в этом не только страдание, но и… историю.

Азарт гонки захватывал. Нас начали обходить те, кто ехал один. Одна упряжка. Вторая. Собаки тяжело дышали, языки высунуты, на них — иней. Люди пыхтели, лица синие от холода, глаза безумные.

— Муш! Муш, дьяволы! — кричал кто-то позади, хлеща собак.

— Быстрее! Быстрее!

Река расширилась, места было много. И справа и слева люди гнали как гонщики Формулы 1.

Мы шли, не обращая внимания на остальных. Наша цель — Индейский ручей. Мы будем первыми! Вторые тут не получают ничего.

Устье сузилось, повернуло сначала направо, потом налево. Пошли небольшие острова, которые мы объезжали по берегу. Впереди показались нарты Олафа! Черт, как он сумел нас обойти⁈ Его упряжка неслась, словно стрела.

Показался кусочек солнца над рекой — рассвет вступил в завершающую фазу. И наша гонка тоже вошла в финальную стадию — я видел, как Олаф хлещет собак, пытаясь выжать последний силы. Мы тоже поднажали.

— Догоняем! — крикнул я Скукуму.

Лишь бы никто не упал, не поломался…

Собаки, чувствуя приближение соперников, рванули вперед. Нарты шли быстрее, скрипя по снегу. Расстояние сокращалось. Десять метров. Пять. Мы поравнялись с норвежцем.

Олаф обернулся. Его глаза, красные от напряжения и холода, расширились. Он увидел нас. Узнал. Увидел Волчьего Клыка во главе нашей упряжки.

— Черт! — крикнул он. — Уайт! Откуда вы⁈

Он снова начал хлестать собак.

И тут… Это произошло в одно мгновение. Упряжка Артура, шедшая чуть сзади, поравнялась с нартами Олафа. Собаки, изможденные, нервные, агрессивные от гонки, что-то не поделили. Рычание. «Прайд», вожак упряжки Корбетта, вцепился в лидера восьмирика норвежца. Прямо на ходу!

Каша-мала. Схватка на льду. Снаряжение, постромки, собаки — все сплелось в один живой, рычащий ком. Люди бросились разнимать. Олаф заругался, Кузьма пытался помочь Артуру.

— Вперед! — заорал я Скукуму, видя, что они там запутались. — Джек, прыгай в нашу упряжку! Артур, догоняй, как разнимите!

Не останавливаясь, я и Скукум обошли эту свалку. Люди кричали, собаки визжали. Плевать! Сейчас главное — успеть! Первыми!

Мы рванули вперед. Упряжка Клыка, словно получив второе дыхание, понесла нас вперед. Я чувствовал, как бешено колотится сердце. Лицо горело от холода и скорости.

— Индейский ручей! — крикнул Джек, указывая на левый берег. — Там!

Я вгляделся. Среди темного леса… одинокая ель! Склонившаяся! Мы повернули к ней, спустя десять минут были рядом. Вот и… зарубка! Метка есть, значит, мы на месте.

Ручей был узким, заснеженным. В устье — небольшое пространство, поросшее кустарником.

— Стой! Хо! — крикнул я собакам.

Они остановились. Мы спрыгнули с нарт. Ноги провалились в снег по колено.

— Столбы! — заорал я.

Скукум и я бросились к нартам, сбросили груз, вытащили заявочные столбы, лом и лопаты. Побежали к устью ручья. Снег, наст, опять снег… К нам уже мчались другие старатели. Они соскакивали с нарт, тоже брали столбы.

— Где ставить⁈ — спросил я, задыхаясь.

— Здесь! — Скукум указал на центр устья — Боковые потом поставим. Я побежал дальше, Джек, не отставай!

К ручью подъехал Олаф, потом Артур. Вожаки опять рычали друг на друга, я копал снег, как заведенный. Быстрей, еще быстрее. Двести шагов наши, следующие тоже. Устье, где будет самая добыча — наше!

Кузьма быстро вырезал наши имена. Мимо пробежал Олаф со своим столбом, потом еще пара знакомых старателей. И дальше они пошли «рекой». Переругиваясь, толкая друг друга… Лишь бы не дошло до ножей и револьверов.

— Занято! — орал на них Кузьма, быстро разводя костер — Идите дальше!

Шум, гам, крики, лай собак, ругань. Устье Индейского ручья превратилось в бурлящий котел. За полчаса все свободные участки были заняты. Десятки заявок на несколько сотен человек. Люди спорили, размахивали руками. Я на всякий случай перевесил пояс с Кольтом поверх парки. Но пока все было относительно мирно. Без стрельбы.

Чтобы не нервировать отставших, отошли чуть в сторону. Усталые, но… Первые. Мы застолбили себе пять участков.

Костры разгорелись, собаки жались ближе к огню. Рядом старатели тоже складывали шалашики из дров. По всему ручью дым поднимался к небу и ел глаза.

Мы сдвинули один самых больших костров, натопили воды в котелках. Начали рыть шурф. Приходилось долбить промерзшую землю ломом, потом опять прогревать ее костром. Наконец, набрали лоток, начали промывать.

— Золото! — крикнул Артур.

Я заглянул в его таз — все дно в желтом песке. Самородков нет, но золота полно. Есть даже крупные зерна, с ноготь мизинца.

Крики множились. Один за другим старатели находили золото. Как на Эльдорадо. Только… может, и правда, больше. Кузьма со Скукумом и Джеком пошли пилить деревья на хижины. Артур продолжал промывку. Первый таз дал золота на триста долларов. Второй на четыреста с лишним. Я занимался кострами, собаками, готовил сначала обед, потом ужин. В промежутке помогал Артуру с промывкой. Сил уже не было совсем, ноги дрожали, лоток вываливался из рук.

Я смотрел на лица людей, освещенные огнем — лица, искаженные жадностью, лихорадкой, надеждой.

Индейский ручей — наше новое Эльдорадо.