Меткий стрелок. Том II

Глава 22

В октябре только на продовольствии — соленой рыбе, мясе и муке с бобами — я заработал больше сорока тысяч долларов! Еще полтос принес игорный зал салуна. Подсчитывая прибыли, я в какой-то момент потерял связь с реальностью. Куда столько денег? На что их тратить? Это ведь даже без золотодобычи! Допустим я закуплю еще продовольствия — через перевал Чилкут, сразу как встанет наст, привезут на упряжках. Приобрету пару лесопилок — мощности доусоновской уже банально не хватало на то количество людей, что сюда заявилось. Можно выкупить несколько пароходов у Аляскинской коммерческой компании. Ходить по Юкону. Предложу две цены — продадут не глядя! Но это все после начала навигации. А что делать прямо сейчас? Покупать участки? Но тут можно сильно прогадать без геологоразведки.

Пока решил сделать большой заказ индейцам Скукума на зимнюю одежду. Благо у них было много шкур. А мне нужно было одеть не только себя, Артура, банноков, но и всех работников. Сорокоградусные морозы не за горами. Первый, «тестовый» комплект принесли уже через несколько дней.

Я развязал мешок, первым на колени упал малахай. Мех бобра — темный, густой, с седыми прядями, как иней на скалах. Внутри — нежная подкладка.

— Что это? — спросил я Снежинку, ощупывая шапку.

— Шерсть снежной козы, — пояснила индианка — Держит тепло, как солнце в камне. Примерь. Пусть уши спят.

Я натянул шапку. Мир внезапно приглушился — вой ветра за стенами салуна стал далеким шепотом. Уши, щеки, затылок утонули в теплой тишине.

— Хорошо? — спросила она, изучая мое лицо.

— Как… как будто голова в теплой воде, — пробормотал я.

— Вода замерзает, — парировала она, но в уголках ее глаз мелькнуло что-то вроде одобрения — Теперь парка.

Я поднял куртку. Не грубое сукно, а тонкую, почти невесомую кожу карибу, дубленую в дыму и пропитанную жиром нерпы. Она была легкче той, что делали в поселке из промасленной парусины. Примерно вдвое.

— Ваша парка — как доска — пояснила Снежинка, помогая мне накинуть ее поверх моей рубахи — Эта же — как вторая кожа. Капюшон с густой опушкой из волчьей шерсти упал на лоб и щеки. Она ловко поправила его, откинув мои всклокоченные волосы. Ее пальцы были холодными, но движения уверенными. Уже сам я затянул кожаные завязки под подбородком. Подвигался. Очень удобно!

— Дышит? — спросил я, удивленный легкостью.

— Дышит тот, кто внутри, — она чуть скривила губы — Парка только слушает.

Потом она указала на главное сокровище — сапоги-муклуки. Гибкие, с мездрой наружу, сшитые из шкуры лося. Рядом лежали два пары грубых шерстяных носков, пахнущих дымом.

— Сними железо с ног, — приказала Снежинка. Я поспешно сбросил свои промерзшие, скрипящие ботинки с двойной подошвой. Натянул носки — грубая шерсть сразу же начала жечь кожу приятным теплом. Затем она протянула муклуки.

— Войди.

Я втиснул ноги внутрь. Внутри — неожиданная мягкость и сухость.

— Стельки — тростник и мех росомахи, — пояснила она, видя мой немой вопрос.

Я встал. Опять легкость! Этот комплект… он не давил, а обнимал. Муклуки гнулись с каждым шагом, повторяя движение стопы.

— Иди, — сказала Снежинка, кивнув на дверь — Послушай ветер новыми ушами.

Я натянул шапку, вышел на крыльцо. Ветер, злой и острый, врезался в лицо — но волчья опушка капюшона приняла удар. Холод лизал открытые щеки, но не впивался в кость, как раньше. Я шагнул в снег по щиколотку. Внутри муклуков — сухо и тепло, как у очага. Ни скрипа, ни промозглой сырости.

Когда я вернулся, Снежинка протянула последнее — рукавицы из шкуры лосенка, подбитые нежнейшим пухом гаги.

— В них не обморозишься, — сказала она просто. Я надел их. Они были невероятно гибкими и теплыми. И тут же, без раздумья, заказал второй комплект. Не дай бог, упаду в полынью — будет во что переодеться.

Стоило мне закончить расчеты со Снежинкой, как меня позвали на пирс — возвращалась лодка Артура. Прямо груз с души. Первое самостоятельное путешествие, пусть и недалеко и с банноками, но тем не менее…

К лодке уже подбежали Джозайя, помогая причаливать. Я двинулся навстречу, вглядываясь в пассажиров. Их было на одного больше, чем нужно. Какой-то подросток, в такой же парке, что мне сшила Снежинка, капюшон накинут.

— Ну что, герои? Добрались? Передали? — крикнул я, подходя ближе.

Артур, спрыгнувший на берег, был бледным и уставшим, но глаза его горели. Банноки, как всегда, невозмутимы. Сокол кивнул, подтверждая, что письмо ушло.

И тут… пятый пассажир откинул капюшон.

Оливия!

Мисс Макдонелл. Девушка лекго выскочила из лодки на пир… мило улыбнулась мне.

Мой мозг заклинило.

— Оливия? — только и смог выдавить я.

Она кивнула, улыбка стала шире. Подошла ближе. Банноки, словно тени, отошли в сторону. Артур стоял рядом, смущенно опустив глаза — кажется, он был в курсе и чувствовал себя виноватым соучастником.

— Привет, Итон, — сказала она, ее голос был мелодичным даже в этом сыром воздухе. — Я решила поселиться в Доусоне.

Поселиться в городе⁇ Мне сначала показалось, что я ослышался.

— Что… что ты сказала? — я моргнул, пытаясь прийти в себя.

— Я сказала, что решила жить здесь, в Доусоне, — повторила она, совершенно спокойно. — Ты же строишь дома? Ну вот. Мне тут тоже найдется место.

Я почувствовал, как внутри закипает злость. Не злость на нее, а злость на ситуацию, на ее безрассудство, на то, что она поставила меня в такое положение. На ее отца! Макдонелл же обещал с ней поговорить!

— Как… Как ты сюда попала⁈ — я перевел взгляд на Артура, потом на банноков. — Зачем ее привезли⁈

Артур помялся, поднял голову.

— Она… Она попросилась, дядя Итон. Сказала, что едет с нами. Или без нас. А мы… мы не могли отказать. Она же…

— Я не ребенок, Итон, — Оливия снова перебила меня, ее улыбка ни на йоту не изменилась. — Мне двадцать один. Я совершеннолетняя. Могу сама решать, где мне жить и что делать.

Она сняла с пояса тяжелый мешочек на завязках. Открыла его. Там лежала куча золотого песка. Того самого, мелкого, тускло блестящего в сумерках. Именно его мы добывали на Эльдорадо, после чего я отправлял Макдонеллу его долю.

— Это… это золото с нашего участка, — сказала она. — Часть того, что ты отправил отцу. У меня его… достаточно. Я могу себе позволить жить здесь. И купить дом.

Я смотрел на желтый металл, потом на нее. Богатство… Богатство, добытое кровью и потом моих людей, их риском, их трудом. Теперь оно вот так запросто лежит на ладони этой девушки, ставшей символом ее независимости и готовности бросить вызов всему миру, включая меня.

— Но как… Как же твой отец⁈ — это был последний аргумент. — Он одобрил это? Ты говорила с ним⁈

Оливия отвела взгляд, но лишь на мгновение.

— Папа… он уехал. Срочно. По делам. Сказал, что скоро вернется. Это мое решение — с вызовом произнесла девшука — Он же знает, я уже взрослая.

Ложь. Я видел в ее глазах, что она лжет. Макдонелл никогда бы не разрешил ей жить одной в Доусоне.

Я почувствовал, как вскипает гнев.

— Немедленно! — сказал я, стараясь сдержать голос. — Немедленно отправляешься обратно! Сокол, Медведь! — я повернулся к баннокам. — Отвезете мисс Макдонелл в Форти-Майл. Прямо сейчас!

Индейцы переглянулись, но не двинулись с места. Оливия даже не дрогнула.

— Нет, Итон, — сказала она. — Я не поеду. Я остаюсь.

Ее спокойствие вывело меня из себя окончательно. Я сделал шаг к ней, не контролируя уже своих эмоций.

— Ты не понимаешь, где ты оказалась! Это не Сороковая Миля! Здесь опасно! Вчера в город пришло больше трехсот человек! Среди них есть всякие. И здесь нет места для… для таких, как ты!

— Для таких, как я? — в ее глазах вспыхнуло что-то. Улыбка исчезла. — Что это значит?

— Это значит, что здесь нет места для барышень, которые решили поиграть в приключения! — рявкнул я. — Это мужской мир! Грязный, жестокий! Здесь нет отелей с белыми простынями! Нет ресторанов! Нет…

— Я всю жизнь прожила на Аляске и знаю правила! И у меня есть деньги, — перебила она. Голос ее стал холодным и твердым. — Золото. Я могу купить все, что мне нужно. И дом.

— Дом⁈ — я расхохотался, нервно, зло. — В этом городе… В этом городе я устанавливаю правила! И никто! Слышишь⁈ Никто не продаст тебе здесь дом без моего согласия! А согласие я не дам! И вообще… Знаешь, сколько стоят тут дома? Те, что мы строим? Больше сорока тысяч долларов! Вот столько! А ты думаешь, у тебя хватит?

Оливия посмотрела на меня, и в ее глазах появилась сталь. Та самая сталь, которую я видел в глазах Маргарет, когда она боролась за жизнь.

— Мы живем в свободной стране, Итон, — сказала она тихо, но так, что каждое слово ударило меня как хлыст. — И у меня есть нужная сумма. А вот продадут ли мне дом… это мы еще посмотрим.

Она развернулась и, не глядя на меня, пошла по берегу к поселку. Артур и банноки помялись, но пошли за ней. Джозайя наклонился ко мне, тихо произнес:

— Я присмотрю за ней, мистер Итон. Найдем ей жилье, в крайнем доме есть койка на женской половине.

Негр поспешил вслед за девушкой, а я остался один, стоя в снегу, чувствовал, как ярость переполняет меня. Неужели она думает, что может просто приехать сюда и делать все, что хочет?

Стиснув зубы, я резко развернулся и пошел прочь от реки, не глядя, куда иду. Впереди, в поселке, уже горели огни. Салун, строящиеся дома. Мой город. Моя проблема.

Но у меня была другая проблема. Гораздо более масштабная.

Едва я отошел от берега, как меня перехватил один из наемных старателей, Томас Блейк, бывший учитель. Его лицо было бледным.

— Мистер Уайт! — он задыхался. — Опять чечако! У северного мыса…

— Сколько? — рявкнул я, еще не остыв.

— Много лодок! Думаю, под сотню. Они… они совсем плохие! Есть дети.

Совсем беда. Но деваться некуда, надо идти спасать.

Их были сто сорок человек. Мужчины, женщины, семеро детей. Изможденные, с лицами землистого цвета, синюшными губами, обмороженными руками и ногами. Одежда — рваная, грязная, насквозь промокшая. Они еле держались на ногах, падали, поднимались. Не золотоискатели. А призраки. Призраки надежды.

— Они… они шли через перевалы, — прошептал Томас, стоя рядом со мной и глядя на эту толпу. — Пережили шторм на озерах… Многие все потеряли. Имущество… Людей. Видели, как лодки переворачивались… Люди тонули на их глазах. Замерзали на берегу…

Я почувствовал, как холодный пот выступил на лбу, несмотря на промозглую погоду. Катастрофа… Она уже здесь. Еще тысячи таких вот измученных, потерявших все, придут сюда зимой — они ждут за перевалами. И я за них отвечаю.

— Доктор! — крикнул я. — Стерлинга сюда! Быстро! Джозайя! Веди людей в салун! На первый этаж!

Хрен с ним, с игорным залом. Всех денег не заработаешь.

— А вы… — я обратился к староверам, наемным работникам, — … готовьте большой сарай! Вон тот! Под общежитие! Разводите костры! Нужно обогреть людей! Еды! Горячей еды! Быстро!

Город пришел в движение. Староверы, Джозайя, все, кто был свободен, бросились выполнять мои приказы. Мы размещали людей, давали им горячую похлебку, сухую одежду. Доктор Стерлинг, работая не покладая рук, осматривал обмороженных, перевязывал раны. Картина была страшной. И это опять же было только начало.

В разгар всей этой суеты ко мне подошел бывший сержант, Итон Картер. Его лицо было мрачным.

— Мистер Уайт, — сказал он. — Докладываю. Новая напасть. Кажется… банда орудует вокруг прииска.

Новая напасть? Я уже устал от них.

— Банда? Какая банда?

— Убивают и грабят старателей. Найдено два трупа вверх по ручью. Вчера. Забрали все золото. Огнестрельные ранения.

Сердце сжалось. Убийство Гилли не было случайностью. Это система.

— Полиция… Фицджеральд что? — спросил я.

— Сержант и его люди пытались вести розыск, но опять безуспешно. Следов нет. И… эти бандиты, они действуют профессионально. Никаких следов, никаких свидетелей. Надо усиливать охрану наших участков.

Нет… Это временные меры. Тут надо что-то посерьезнее.

— Нужна масштабная облава, — пробормотал я.

— Нужна, — кивнул Картер. — Но людей у сержанта не хватает. А старатели… многие боятся. Или не доверяют полиции.

— Забесплатно боятся. А положу сто долларов участникам облавы — наберется толпа. Собачек моих попробуем задействовать.

— Я займусь этим — кивнул тезка — За деньги желающих найдем.

Добить меня решил уже под вечер.. Билл «Морж» Мортон. За последний месяц он выбился в бригадиры старателей, что работали на моих участках, сдавала золото по итогам дня тоже он.

— Итон! — он подошел ко мне в салуне, осторожно лавируя между телами, лежащих на временных лежанках чечако. — Проблема! Снег уже не тает днем, лег до весны. Выработка упала. Как мыть-то как? Вода замерзает, ручьи встали! Скоро и на реке начнется ледостав.

Проклятье! Зимой промывка затруднена! Старатели… тысячи старателей… что они будут делать, когда река встанет? Сидеть без дела? Они рванут в город проедать привезенные запасы. А те, у кого их нет? Они просто умрут! Тут даже хоронить погибших будет проблема. Как долбить могилы в этой мерзлоте?

— Будем пока отогревать кострами! — решил я. — Разводить большие костры на участках!

— Так можно — почесал в затылке Мортно — Но понадобится отдельная бригада, что будет заготавливать дрова. И хорошо бы утеплить хижины — доски промерзают.

Я задумался над тем, что добыча золота в мерзлоте потребует больше людей. Колодцы для добычи зимой требовали отогрева грунта кострами, а потом выгребания породы. Это работа для десятков человек, для сотен! На каждом участке! А золотоносный слой чем дальше, тем залегал глубже. Копать придется много.

Радовало одно. Леса вокруг была много. Хватит надолго.

Проблемы множились, наваливались, словно волны шторма. Оливия, чечако, бандиты, зима, голод, болезни, криминал… Этот город, что я строил, превращался в адскую ловушку. Чем дальше, тем больше Эльдорадо оборачивалось кошмаром.

Юкон начал замерзать второго ноября. Сначала я заметил изменения у берегов. Там, где течение слабее, где вода стояла почти неподвижно, появилась тонкая, хрупкая каемка льда. Она блестела на солнце, как сахарная пудра, и казалась такой нежной, что от малейшего движения воздуха могла треснуть. Заводи сдались первыми. Там лед быстро набирал толщину, становился матовым, белел.

Но основное русло еще сопротивлялось. Я стоял на высоком берегу, смотрел вниз и видел, как меняется сама «суть» воды. Она потеряла свою легкость. Появилось то, что речники называют «сало» — вода стала какой-то вязкой, мутной, будто в ней растворили жир. Это невидимые глазу ледяные кристаллики, их миллионы, они придают воде такую странную консистенцию.

Потом появилась «шуга». Это уже настоящий лед, но еще не сплошной — ледяная каша, мелкие, рыхлые льдинки, которые течение несло вниз, собирая их в серые, движущиеся поля. Они выглядели, как огромные стада овец, медленно бредущих по реке. Я слышал, как они шуршат, сталкиваясь друг с другом, этот звук был непривычным после привычного плеска волн.

Шуга уплотнялась, слипалась. От берегов, где лед уже окреп, отрывались небольшие поля, плыли, врезались в эту кашу, дробя ее или, наоборот, прилипая. Около опор пирса, за крупными камнями или мысами течение замедлялось, и там эти льдинки накапливались, образовывали заторы. Река будто начала кашлять и давиться.

С каждым днем ледяные поля становились больше. Они росли от берегов к середине, как две армии, движущиеся навстречу друг другу. Между ними еще оставалась темная, бурлящая полоса — самое сильное течение, которое до последнего отбивалось от мороза. Эта полоса казалась особенно темной и холодной на фоне серых, наступающих льдов.

Шум воды, ее рокот и плеск, постепенно стихали. Теперь был слышен лишь шорох движущейся шуги, треск ломающегося у берега льда или глухое постукивание больших льдин.

И вот наступил день, когда я проснулся и, подойдя к окну, увидел: реки больше нет. Точнее, она есть, но она стала другой. Вся, от берега до берега, была покрыта сплошным ледяным покровом.

Не везде лед был гладким. Где-то он ровный и темный, где-то — нагромождение торосов, застывших в момент схватки льдин, похожих на маленькие, белые горы. Поверхность серая, иногда с синеватым отливом в тенях.

Главное, что поразило меня — это тишина. Великая река, всегда полная движения и звуков, теперь лежала неподвижно и молчаливо. Казалось, она уснула глубоким сном под своей ледяной броней. Исчезла прежняя мощь потока, но появилась другая — статичная, незыблемая сила льда.

На берег тут же высыпали доусоновцы. Их было тысячи! Моя последняя попытка провести перепись провалилась — все свободные руки заготавливали дрова на зиму и строили хижины для вновь прибывших «чечако». Банально, чтобы разгрузить салун, недавно построенные здания мэрии и больницы. Но думаю, тысяч семь-восемь человек в городе уже проживало.

— Мэр! — меня окликнул хмурый Олаф. Здоровяк протаптывал по берегу дорожку в выпавшем ночью снегу.

— Что тебе? — я подул на руку, отогревая пальцы

— Скукум вернулся с охоты. Там, в верховьях реки, десятки лодок вмерзли в лед.

Опять спасать «чечако»! Я застонал.