Между добром и злом. 6 том

Глава 25

Более наводящий вопрос было сложно придумать, но женщина явно подтупливала, напуганная таким вниманием к себе не последних лиц. А вопрос про мэра её и вовсе заставил напрячься, испуганно бегая взглядом по сыщикам и на дверь.

— Мистер Ефенсоуз приходил к вам? — повторил Кондрат вопрос.

— Ну… иногда… да… — пробормотала женщина.

— А, например, Урунхайс. Хастон или Ягершмейт? — перечислил он других участников этой секты.

— Да, они все приходили, господин. Званные ужины или сыграть в карты. Они были друзьями, и нередко сами господа Жангерферы ходили к ним в гости.

— А вы помните, что они обсуждали между собой?

Та быстр покачала головой.

— Вы не заслышали или вы не хотите отвечать?

— Я… я не слышала, господин. Они запирались в курительной комнате и там сидели чуть ли не часами, не обращая ни на кого внимания.

— Если вы думаете, что мэр или кто-то узнают о нашем разговоре, то не волнуйтесь, этот разговор конфиденциален, а мы из столицы, и он не имеет власти над нами. Если они не причастны, то этот разговор так и останется между нами. Если причастны — они сядут быстрее, чем успеют моргнуть.

— Но… я действительно ничего не слышала, господин, — произнесла она.

— Хорошо… — протянул Кондрат и слово взял Цертенькоф. Взяв у Кондрата папку, он сам пробежался по содержимому взглядом, поглядывая на бедную женщину исподлобья.

— Вы проживаете на каменной два и два, адрес актуален? — спросил он.

— Да-да, актуален, господин.

— Муж погиб в результате несчастного случая семь лет назад, сожителя нет, всё верно? ­— уточнил он информацию.

— И у вас нет никакого мужчины? Никого? — уточнил Цертенькоф.

— Я прилежная женщина, — слегка возмущённо ответила она. — И я скорбящая вдова!

— Значит, зайти к вам домой осмотреться мы можем?

Это скорее был вопрос с подвохом, так как зайти и обыскать квартиру они могли и без её разрешения. И уж точно никто бы не стал спрашивать её разрешения. Но реакция сыщиков разочаровала, женщина лишь соглашалась, желая в этой ситуации только одного — поскорее покинуть это место.

И когда её мечта сбылась, им не оставалось ничего, кроме как переглянуться.

— Что скажете? — спросил первым Цертенькоф.

— Скажу, что вряд ли она, — покачал Кондрат головой.

— Чутьё?

— Можно и так выразиться. Не похожа. Я не вычёркиваю её, но подумал бы скорее на слугу, если бы тот не сгорел. Кто ещё был, этот Марвон разве что? — произнёс он, пробежавшись взглядом по делу.

— Есть ещё и третий, — напомнила Дайлин.

— Да, Рикитук фамилия… — произнёс Цертенькоф. Фамилия напомнила Кондрату одну старую сказку про мангуста. Отчего-то захотелось улыбнуться старым воспоминаниям, он удержался. — Тоже ничего. Итак, кого следующего тащим или идём осматривать квартиру женщины?

— Не думаю, что там что-нибудь найдём, но надо на всякий случай, — произнёс Кондрат. — Я схожу.

— Лучше я, — вздохнул Дайлин. — У вас отлично выходит колоть людей, а я так, посмотрю, что да как там у неё.

А если говорить по правде, то она просто чувствовала себя лишней в этом деле. В то время, как её товарищи сыпали вопрос за вопросом, она не успевала даже слова вставить. И что её там делать. Пусть лучше они займутся тем, что умеют, а она… сходит и посмотрит, что да как там.

Но ни Кондрат, ни Цертенькоф не заметили её поникшего настроения. Да и было бы даже немного странно, заметь они, что их напарница выглядит какой-то расстроенной. Они были все здесь, на допросе следующего, который пока ещё не наступил, выстраивая план того, как будут колоть следующего слугу. Всё же совпадение, что дом сгорел именно тогда, когда на именно эта служанка была на посту, выглядело слишком удачно, чтобы быть случайностью.

— Стайк Марвон, пятьдесят два года, вы работали в доме Жангерферов восемнадцать лет, — произнёс Цертенькоф, взглянув на мужчину напротив. Вёл тот себя спокойно и уверенно, не выражая ни грана беспокойства.

— Да, всё верно, господин, с самой её постройки, — кивнул тот. — Как заступил старшим слугой, так и работал до… — мужчина поморщился, — этого инцидента.

— Вы хорошо знаете Сицию Вачински?

— Да, тринадцать лет работаем вместе, — подтвердил он.

— Как бы вы охарактеризовали её?

— Добрая, трудолюбивая, ответственная.

— Ответственная? — переспросил Кондрат. Его тон был спокоен, лицо невозмутимо, и даже не сказать, что именно он подразумевал под этим: насмешку, удивление с намёком или банальное уточнение. Мужчина тоже не понял.

— Эм… я не понимаю, господин…

— Она ответственная?

Шестерёнки в голове слуги закрутились. Он пытался понять, что можно говорить, а что нет. Не хотелось подставлять своих, но и самому попасть под тяжёлую руку он не стремился. И после секундной заминки решил, что своя шкура ближе к телу.

— Ну… за ней был один грех.

— Какой?

— Она иногда засыпала за дежурством. Если быть точным, частенько. И я неоднократно её за это ругал.

— И вы её всё равно ставили на пост, я верно понимаю? — уточнил грозно Цертенькоф.

— Господин, поймите меня правильно, я… я не думал, что так всё выйдет. Нас было четверо, все хотят высыпаться, это залог хорошей работы, и мне приходилось ставить её.

— Почему не уволили?

— Я честно скажу — не хотел. Она потеряла мужа, ребёнок учился в каком-то частном пансионате, ей требовались деньги. И мы были в хороших отношениях…

— Спали вместе? — сразу спросил Цертенькоф.

— Нет, мы просто друзья. Тринадцать лет работали вместе, она пришла к нам ещё девчонкой двадцати трёх лет. И… это не казалось столь страшным проступком. До сих пор. Если бы я знал, но… никто ведь не знал, понимаете? Это же не тот проступок, когда надо вышвыривать человека на улицу. А муж? Её мужа задавило телегой, и она осталась вообще одна! Я просто не мог выкинуть за то, что она спит на посту, когда в остальном работала исправно!

— У неё были хорошие отношения с господами? — поинтересовался Кондрат.

— Конечно!

— А у вас?

— А других они бы не держали, уж поверьте, — вздохнул он.

— В плане?

— В плане, они правили железной рукой, что своим бизнесом, что своими детьми, что нами. Были те, кто им не нравился. Увольнялись в этот же день.

— Это повод не любить их, — заметил он.

— Да, но… они ведь не последние люди в городе, понимаете? — вздохнул мужчина. — Никто бы не рискнул с ними ругаться. Да и будем честны, они хорошо относились ко всем, и конфликтов никогда не было.

— А что вам известно о семья Жангерферов? — спросил он.

— Достопочтенная семья. Вежливые, щедрые, отзывчивые. Получили эти земли за заслуги на войне, а раньше были такими же, как и мы все. Всё заработали кровью и потом, поэтому и относились к людям хорошо.

— Верующие?

— Да, они верили в духов, были одними из организаторов праздников, — кивнул он.

— Хорошо… — Цертенькоф впился взглядом в мужчину. — Насколько они были верующими?

— Глава семейства и его сын, я бы сказал, сильно, а вот жена и дети уже не очень. Всё усугубилось после смерти жены Партеса Жангерфера. Он считал, что она погибла из-за шахты.

— Это он вам так сказал?

— Нет, но именно после её смерти они так сильно уверовали в духов.

­— А вы верите? — задал Цертеньхоф встречный вопрос.

— Я верю в богов нашей империи, господин. Только в них. И не осуждаю заблуждения остальных.

Как вывернул-то, не осуждает заблуждения остальных…

— А что вы расскажете про остальных? Например, про их друзей, мэра города Ефенсоуза? Главного судью Ягершмейта? Ни ведь бывали у вас дома, не так ли? — спросил Кондрат.

— Да, конечно. Они были хорошими друзьями семьи, Жангерферы бывали у нас в доме, господа бывали у них.

— Они тоже верили в духов?

— Ну… да-а-а, — протянул мужчина, нахмурившись.

— Собирались, наверное, по этому поводу, да?

— Ну, наверное… — пробормотал он.

— Говорили о вере, о вещах, связанных с ней. Иногда делали некоторые дела…

— Подношения там, праздники…

— И не только, — прищурился Кондрат. — Этим ведь они не ограничивались, не так ли?

— Вы про тот случай? — уточнил что-то своё мужчина напротив.

— Какой случай?

— Ну тот скандал, когда обнаружили тело мужчины на берегу… как его звали… не помню уже…

— Поподробнее о том случае, — попросил Цертеньхоф голосом, который подразумевал приказ.

— Ну я по-настоящему мало знаю о том случае… — начал вдруг сливаться мужчина, будто поняв, что зря затронул ту тему, но что-либо делать уже было поздно.

— Мы услышим от вас эту историю или сейчас, или потом, когда вас будут усиленно допрашивать в подвалах столицы. И я вам гарантирую, что вам это не понравится. Поэтому лучше бы вам рассказать об этом сейчас.

— Это давнее дело, просто недоразумение…

— Это не вам решать. Рассказывайте, — чуть ли не прорычал Цертеньхоф.

Кондрат догадывался о причинах, почему тот не хотел говорить. Была у людей черта такая рабская черта считать своих хозяева кем-то большим, чем обычными нанимателями. Некоторые чуть ли не благотворили их, и слуга, судя по всему, был из таких, что даже после их смерти боялся подмочить репутацию семьи аристократов. Но деваться ему было некуда. Цертеньхоф выбора не оставлял, а когда вопрос ставится ребром…

— Это было пятнадцать лет назад, — вздохнул он, сдавшись. — На берегу реки, где брали воду для шахты, нашли тело одного из шахтёров с разбитой головой. Поговаривали, что его убили, что даже нашли следы ножа на груди и руках. Но на деле это был несчастный случай.

— Это вы так слышали? — уточнил Кондрат.

— Ну слухи разные ходили. Говорили, что едва ли не пытались ему сердце вырезать, но выяснилось, что он просто поскользнулся, ударился головой о камни и умер.

— А при чём тут Жангерферы?

— Ну нашли его недалеко от проклятой шахты, и всякие злые языки говорили, что видели его вместе с Партесом, главой рода, в последний раз. И типа нашли там какие-то следы, какой-то мальчишка видел, как они его убивали, но… это всё просто слухи. Доказали, что он упал и проломил себе голову, наверное, пьян был.

А вот это было интересно.

Пятнадцать лет назад — это значит, что шахта уже четыре года работала. То есть радиация уже пожинала свои первые плоды, открыв счёт, а жена главы рода или умерла, или была очень близка к этому. Как раз примерно на тот период и должны были прийтись первые ритуальные убийства, если верить Бампсу, который определил возраст костей на глазок.

Не значит ли это, что, действующие в первый раз, бароны случайно попались, но смогли замять дело своим положением?

— Кто расследовал дело? — спросил Кондрат.

— Я не знаю, господин, — ответил тот негромко.

— Смогли что-то доказать?

— Я же говорю, это были лишь слухи. Человек упал и разбил себе голову, не более.

Кондрат предположил, что пятнадцать лет назад сыщиком, который здесь был в единственным числе, мог быть разве что нынешний глава отдела Урунхайс, которого потом подменил пришедший на смену Влантер Минсет. Урунхайс тогда замял дело и стал с броном лучшими друзьями. Может быть так, что именно в тот момент Жангерферы втянули его, а потом и всех остальных в свой культ? Вполне. Тогда понятно, почему всё это оставалось тайной на протяжении стольких лет. Когда система куплена…

— И нихрена про это нет, — перелистывал дело Цертенькоф, когда они отпустили слугу. — Местные… даже с таким справиться не могут…

— Скорее всего, новый сыщик об этом даже и не знал, — ответил Кондрат. — Он пришёл намного позже произошедшего, и, если даже он и встречал это дело, оно было помечено, как несчастный случай, не более.

— А другие умолчали.

— Именно.

— Всё равно не сходится, — вздохнул Цертенькоф. — Почему именно сейчас? Из-за это бабки?

— Получается, что так.

— Хорошо, — вздохнул он. — У нас есть первое убийство, за которых баронов запалили. У нас есть косвенное доказательство, что тогда это дело замял нынешний глава отдела, но нет доказательств, что было именно так. Скорее всего, прошлый патологоанатом записал только то, что должно было быть. Иными словами, хоть история и слишком идеально ложиться на всю картину, подтвердить нечем её. Все будут всё отрицать.

Он прав. Такое объяснение не устроит никого, кто мог бы дать разрешение хватать за шкирку аж целого главу отдела стражей правопорядка. Потому что доказательств нет.

— Надо идти в архив, — произнёс Кондрат. — Скорее всего, что-то да могло остаться по тому убийству. А ещё неплохо было бы найти того, как он выразился, мальчишку, который видел их. Возможно, он сможет что-то рассказать…

Дайлин было обидно и немного грустно. Она чувствовала себя лишней в компании мужчин. Они были будто на своей волне, понимая друг друга с полуслова, когда на неё смотрели, как на новичка, который ни на что не был способе. Напридумывала ли она это себе сама или так оно и было, но Дайлин подобное очень сильно растравило.

Она следовала за женщиной, слишком погружённая в свои мысли, чтобы заметить, как они пришли.

— Госпожа… — окликнула её женщина. — Это мой дом. Вы хотели найти? — напомнила она.

— А, да, хотела… — вздохнула Дайлин. — Ведите.

И ведь относятся к ней хорошо, тут ничего не скажешь. Что Кондрат, что его старый знакомый. Но было чувство, будто они смотрят на неё, как на новичка, от которого не стоит ждать чего-то крупного.

Они поднялись на второй этаж, и женщина открыла дверь, пропуская её вперёд. Дайлин зашла и без интереса огляделась. Квартира как квартира. Стены каменные, покрашенные, окна закрыты не стеклом, а натянутой чуть ли не до прозрачности кожей, которая хорошо пропускала свет. Ничего такого.

Дайлин прошлась по залу, заглянула в спальню, где стояла небольшая кровать, после чего посмотрела на кухню. Достаточно уютно, ничего не скажешь, видна женская рука. Всё чисто, всё аккуратно, там, где можно, была наведена красота. Чего сказать, квартира одинокой женщины.

Дайлин заглянула в шкафы, посмотрела, что есть под кроватью, и достала небольшой ящик с инструментами, осмотрела шкафы на кухне. Ничего особенного, всё как у людей, конечно, не полёта Дайлин, но тем не менее.

Женщина всё это время молча наблюдала за Дайлин, не проронив ни единого слова.

­— Думаю, на этом всё… — вздохнула Дайлин и направилась к выходу. — Благодарю за понимание.

— Нет-нет, что вы, я всё понимаю, — замахала та рукой. — Это ваша работа.

— Да, ещё рас спасибо и…

И Дайлин осеклась. Внезапно ей взгляд зацепился за тапочки. Да, именно за тапочки, которые лежали у входа. Любой другой спросил, а что такого в тапочках, но дело в том, что их было две пары, и одна была явно побольше другой, то есть мужской.

Дайлин нахмурилась, замерев на месте.

В голове мелькнула мысль, что это, скорее всего, осталось от её покойного мужа. Она собиралась уже отмахнуться, но в голове всплыли слова Кондрата, что даже мелочь, которая, кажется, ничего не значит, может оказаться той самой уликой, которая свяжет абсолютно всё.

Так что насчёт тапочек, явно мужских? Допустим, они принадлежат покойному мужу. Но Дайлин, как девушка, знала, что на месте женщины бы их давно спрятала в тот же шкаф или на полку, а не оставила лежать в коридоре, будто ими постоянно пользуются. Дайлин, конечно, не самый аккуратный человек, но глядя на чистоту в квартире, такой вывод напрашивался сам собой.

Она обернулась в сторону зала.

— Что-то не так? — спросила негромко женщина.

Дайлин не ответила. Вспомнила ящик с инструментами, который лежал под кроватью. Вспомнила шкаф, где заметила мужскую одежду…

— Нет, ничего, до свидания, — произнесла она и вышла.

Но одно она знала точно — женщина была не до конца искренна с ними, возможно, сама того не понимая. Сейчас, прокручивая всё в голове, Дайлин почему-то была уверена, что в квартире, как минимум бывал мужчина. Возможно, женщина не соврала — у неё не было сожителя, был просто мужчина, с которым она спала иногда, но постеснялась в этом признаться, а может даже и не вспомнив о нём.

Человек, который мог который мог знать, что она дрыхнет на работе.