Меченый. Том 4. Точка кипения

Глава 4 Похороны Молотова

20 ноября 1986 года; Москва, СССР

AL-AHRAM: Волна возмездия: как ответил Арабский мир на американскую агрессию

Октябрь-ноябрь 1986 года вошли в историю как месяцы кровавого ответа на американскую экспансию. На фоне активизации Вашингтоном большого наступления в Персидском заливе и подготовки к удару по Багдаду, организация Абу Нидаля — «террориста №1», как его называют на Западе — нанесла серию ударов по интересам США. Всего за месяц было совершено три масштабных теракта, унесших жизни сотен людей.

Первой жертвой стал аэропорт Парижа: двое боевиков открыли огонь по толпе американских туристов, убив 17 человек. Свидетели описывали хладнокровие нападавших, будто они выполняли долг, а не преступление.

3 ноября в небе над Рабатом разыгралась новая трагедия. Самолёт авиакомпании Delta, следовавший в Нью-Йорк, был сбит при взлёте. Погибли все 118 человек на борту. Хотя ответственность официально не взяла ни одна группировка, эксперты связывают атаку с сетью Абу Нидаля, известной своей ненавистью к американскому империализму.

Кульминацией стал захват посольства США в Тунисе. Боевики, назвавшиеся «воинами веры», потребовали вывода войск из Ирака. Переговоры провалились, и спецназ США пошёл на штурм. Террористы, заранее подготовившись, взорвали помещение с заложниками. Погибли более 20 дипломатов и неизвестное число солдат. Американский спецназ вновь как в 1979 году показал свою полную импотенцию.

Эти события — не просто акты террора, а закономерная реакция на политику Вашингтона, и всего западного мира, который десятилетиями игнорирует интересы арабских народов, а последние пару лет уже перешел к практикам открытого геноцида. США, развязывая войны и поддерживая репрессивные режимы, сами создают почву для сопротивления. И пока Вашингтон не изменит курс, волны возмездия будут нарастать

18 ноября 1986 года — на десять дней позже известной мне истории — умер Молотов. Самый старый член КПСС и самый долгоживущий член правительства. Вячеслав Михайлович только за малым — он был 1890 года рождения — не дотянул до столетнего юбилея.

— На месте стой! Равнение на середину!

В той истории похороны Вячеслава Михайловича прошли тихо и незаметно. Ну умер бывший глава МИДа, а также член Политбюро — и умер. Тут я решил отдать дань памяти неординарной личности и лично прибыл на церемонию прощания. Хоронили Молотова на Новодевичьем кладбище со всеми полагающимися в таком деле церемониями.

Лично я гроб нести не стал — это, всё-же, было бы, наверное, чересчур: и так меня отдельные несознательные личности регулярно обвиняют в излишнем сталинизме — надо признать, небеспочвенно, — поэтому просто приехал на кладбище с непременным в таких случаях венком.

На прощание с Молотовым пришло не так много народу. Присутствовали только близкие, друзья и — что забавно — коллеги по антипартийной группе 1957 года. Маленков и Каганович — двое полуопальных бывших членов Политбюро, которым не повезло проиграть в схватке с Хрущём. Все трое оказались редкими долгожителями, коллективно перешагнув через 90-летний рубеж. Интересно, лет через двадцать вот так же встретятся на похоронах Романов, Громыко, Соломенцев, Чебриков, кого ещё я там успел переехать за этот год? Сомнительно.

Без долгих речей гроб с телом под звуки государственного гимна опустили в яму.

— Оружие к бою! Первый — огонь!

Присланный комендатурой почётный караул вскинул СКСы вверх под 45 градусов и дал залп холостыми в воздух. От громкого звука отчётливо дёрнулась стоящая рядом девушка — как я понял, это была дочь Кагановича; с ближайших деревьев во все стороны, оглашая территорию кладбища возмущённым карканьем, рванули местные вороны.

— Второй — огонь!

Никогда не мог понять причину продолжающейся опалы этой тройки. Ну то есть то, что Хрущ им попытку переворота не простил — это понятно, тут вопросов нет, но вот какие претензии к старикам имела коалиция Брежнева-Шелепина, пришедшая к власти в 1964 году? Ведь они вменили первому секретарю фактически то же самое, что до них «антипартийная группа»: понятное дело, в подобных случаях система «враг моего врага — мой друг» ни разу не работает, никто бы не стал возвращать «отработанный материал» обратно во власть, но вот эта история с исключением из партии? Кому она была нужна? Зачем?

Отдельно парадоксальный момент, при Черненко Молотову вернули членство в партии: по слухам, сам Константин Устинович Вячеславу Михайловичу удостоверение вручил, а вот Кагановича и Маленкова тут успешно прокатили. Ну, я, уже став генсеком, эту несправедливость исправил. Не то чтобы я испытывал к двум старикам какой-то пиетет; скорее, это была демонстрация всем заинтересованным сторонам, что сражаться с прошлым я не собираюсь. Не хочу, чтобы потом на моей могиле — или могиле Горби, поди разберись тут, мозг себе не сломав — танцевали и гадили подобным же образом.

— Третий — огонь!

К могиле подскочили работники кладбища и весьма шустро — недюжинная сноровка была видна невооружённым глазом — начали закидывать могилу землёй. На всё про всё у них ушло буквально несколько минут, после чего лопатами сформировали аккуратный холмик и воткнули в изголовье деревянный столбик с табличкой. Ну да, не крест же ставить коммунисту с вековым партийным стажем.

На голову упала мелкая капля. Я поднял взгляд наверх — небо было, по ноябрьскому времени, затянуто тяжёлыми серыми тучами. Несмотря на раннее время — стрелки часов только-только перевалили за три — уже начало понемногу темнеть. Отвратительное время года, ненавижу его всем сердцем. Хоть бы поскорее мороз уже пришёл в столицу, чтобы хоть солнышко почаще выглядывало, — всё веселее будет.

— Ещё раз хотел сказать спасибо, товарищ Горбачёв, — ко мне подошёл Маленков, поддерживаемый немолодой женщиной, тоже, видимо, дочерью… — Спасибо, что помогли восстановить справедливость; я больше десяти лет писал во все инстанции, но к моим просьбам оставались глухи.

(Маленков Г. М.)

— Не стоит благодарности, — я пожал плечами. Вид рассыпающегося в славословиях старика мне совсем не доставлял удовольствия. — Не вижу причин тянуть сквозь годы ту вражду. Тем более что все её участники уже фактически нас покинули.

— Да, вы правы, — кивнул Георгий Максимилианович. — Годы идут, их не остановить. Но мне приятно видеть, что во главе страны стоят достойные продолжатели нашего общего дела…

— У меня есть к вам небольшая просьба, — я подхватил Маленкова под локоть, одними глазами велел женщине оставить нас наедине и отвёл старого партийца чуть в сторону. Буквально на несколько шагов, так, чтобы суетящиеся у могил люди не могли услышать наш разговор.

— Всё, что угодно, товарищ Горбачёв.

— Вы, конечно, следите за нашими делами: не могли не слышать о проблемах национализма, которые вылезают тут и там последнее время. Очень долго мы в Советском Союзе взращивали национальное самосознание малых народов — и вот, собственно, получили закономерный результат, — лёгкая шпилька в сторону самого Маленкова. Сейчас уже хрен разберёшь, кто там за что был ответственен в 30-е и 40-е годы, но, с другой стороны, пенять-то теперь и некому особо: остальные уже отвечают за свои действия перед другим судьёй.

— Да, читал, конечно, неудачно вышло…

— Я хочу, чтобы вы написали статью насчёт Крыма.

— Крыма?

— Да. Что передача его в состав УССР была ошибкой. Или, скажем так, временной мерой, которая была актуальна тогда, в моменте, а сейчас стоило бы всю ситуацию откатить обратно.

— Могу я поинтересоваться, зачем? Я выполню вашу просьбу, мне не сложно, тем более что вы первый пошли навстречу, но всё же… Я тут краем уха, хе-хе, слышал об этой ленинградской инициативе насчёт Нарвы, — Маленков, кажется, от ощущения себя вновь причастным к «большой игре» как будто даже помолодел на глазах. Выпрямился, плечи раздвинул, глазами начал сверкать. Как старый боевой конь, вновь услышавший команду «к атаке». Разве что не всхрапывал и копытом не бил.

Это, кстати, интересный момент. Я давно, ещё в той жизни, читал про такой эффект, что, мол, самоощущение человека серьёзно влияет на его физическое состояние. Там даже эксперимент проводили, поместив нескольких 80-летних стариков в обстановку, соответствующую их 50-летию. И те, перестав видеть вокруг ультрасовременные гаджеты и прочие приметы времени, как будто и сами помолодели; в статье писали, что подобная симуляция отразилась даже на объективных показателях — давление стало лучше, анализы пришли в норму и так далее.

Звучит как бред на первый взгляд, однако какой-то подобный эффект я вполне реально чувствовал и на себе. Это ведь для Горби окружающая ныне нас эпоха соответствовала 55 годам; я-то — оригинальный я — как раз сейчас переживал самый расцвет молодости. Третий десяток только готовился разменять, выпускной из школы, институт — лучшие, самые весёлые и беззаботные годы.

Конечно, глядя на окружающую действительность из окна Кремля, мироощущение складывается совсем не то, что из окна корпуса института — тогда, когда ты всё же дошёл до аудитории, а не потерялся где-то по дороге, отправившись с такими же студентами «по пиву и преферансу», — однако на 55 я себя совершенно точно не чувствовал, благо есть с чем сравнивать. Да, лысина никуда не делась, очки всё равно приходилось надевать для работы с документами, но в остальном… Отдышки не было, общий тонус: в зале, опять же, веса стал брать такие, какие в прошлой жизни в лучшие годы осиливал. Врачи даже из кремлёвской больнички стали коситься подозрительно: не принимает ли генсек какие-то волшебные пилюли, подогнанные из закрытого для простых смертных НИИ. А я — нет, просто чувствовал себя хорошо; если бы не рабочая загруженность, абсолютно ненормированная, можно было бы даже сказать, что отлично.

— Есть такое предложение по Нарве, — кивнул я, удивляясь про себя, как человек, «отлучённый от партии» двадцать лет назад, умудряется держать руку на пульсе событий и быть в курсе последних новостей.

— Там тоже инициатива от местных товарищей, но, сложив два и два… Думаю, не ошибусь, предположив, что за ней тоже стоит товарищ Горбачёв. Так зачем?

Я поморщился. Ну да, интрига, прямо скажем, не гроссмейстерского уровня, да и Маленков вот прямо тут от меня же получил кусочек пазла, которого у других не будет. Но вот то, что отставной партиец сумел так быстро сопоставить эти два момента, было неприятно.

— Есть мнение, что в республиках, несмотря на все усилия, нарастают националистические тенденции. Считайте, что это одна из мер по борьбе с ними.

Маленков задумчиво прикусил губу, анализируя мой ответ. Я в это время обернулся и окинул взглядом собравшихся. Основные «церемонии», связанные непосредственно с похоронами, закончились; люди потянулись в сторону выхода. Только моя охрана и дочь самого Маленкова остались стоять на месте, ожидая, когда мы договорим.

— Вы, Михаил Сергеевич, что, всерьёз считаете, что Союз может развалиться по границам республик? Иначе смысла в сборе территорий с русским населением нет. Напротив — нужно, как Хозяин, казахам юг Сибири отдать, чтобы местные элиты своими людьми разбавлять.

И опять собеседник показал, что просто так в Политбюро раньше не брали. Удивительно даже, как в таком возрасте можно было не просто сохранить ясность ума, но и действительно неплохие аналитические способности.

— Какой развал Союза, Георгий Максимилианович, ну о чём вы. Просто мост есть идея построить в Крым с Таманского полуострова. И как тридцать лет назад тянули крымский канал, так и сейчас удобнее это делать, когда с обеих сторон одна республика. Меньше бюрократической волокиты — только и всего.

— Ну ладно… — задумчиво протянул Маленков. — Напишу статью, пришлите за ней человека. Дней через десять, думаю, справлюсь. Не те уже глаза, да и пальцы…

Не знаю, поверил ли мне отставной партиец, но после окончания разговора из него, как будто, опять воздух выпустили. Выглядело это, прямо скажем, не слишком оптимистично. Сколько ему там осталось — лет пять, вряд ли больше, даже с учётом изменения своего статуса в этом мире.

Что же касается моста в Крым, то его проект действительно активно разрабатывался, и действительно такая транспортная перемычка могла изрядно упростить перемещение грузов по югу страны. Даже удивительно, что его не построили раньше.

Конечно, пока речь о реальном строительстве не шла: банально на двенадцатую пятилетку его в план никто не вносил, поэтому в самом лучшем случае Крымский мост начнёт возводиться где-нибудь в 1991 году. Но, с другой стороны, никто же не мешает начать нам готовиться к этому делу прямо сейчас.

Главной внешнеполитической новостью этих дней стало подписание договора — «Большой сделки», как её тут же окрестили западные журналисты — о поставке советских вооружений Китаю.

Сложно сказать, что именно стало триггером, заставившим Поднебесную активизироваться по зависшей уже более чем на полгода сделке. Может быть, события в Ливии; может быть, продолжающаяся бойня в Ираке; а может быть, первые наши танки, поставленные в Пакистан, и осознание, что на ближайшие годы этот рынок для Китая захлопнулся.

Так или иначе, 29 октября в Пекине товарищ Мальцев — тоже уже надо потихоньку смену присматривать главе МИДа, уже семьдесят в следующем году исполняется — приехавший туда с нашими армейцами, наконец, поставил подпись под большим документом, возобновляющим прерванное ещё при Хрущёве сотрудничество.

Тут нужно понимать, что военную технику китайцы решили покупать у Союза не от хорошей жизни. Сами они за двадцать лет «сольного плавания» так и не сподобились создать ни приличный современный самолёт, ни танк. Про всякое ПВО и ракеты даже говорить не буду. Забавно, откуда-то из середины XXI века подобная технологическая импотенция кажется невероятной, но пока это был ещё совсем не тот Китай. Да, темпы экономического развития здесь и сейчас у них были на зависть, но количество это на низовом уровне в качество пока не переросло.

Покупка же военных технологий на Западе и вовсе была невозможна до начала Никсоновской разрядки 1970-х годов. Впрочем, и после неё страны НАТО продавали китайцам военную технику лишь очень точечно, причём в основном устаревшую, или пытались «прикрутить» к ней политические требования. Например, китайцы купили у британцев двигатель Rolls-Royce Spey Mk.202 для как раз сейчас разрабатываемого самолёта Xian JH-7. Отличный в целом двигатель, если опустить тот момент, что родом он из конца 1950-х, а именно проданная китайцам модель уже лет пятнадцать летала на американских «Фантомах-2». Как-то оно не сильно перспективно звучит в разрезе применения к самому новому китайскому самолёту, который ещё даже не принят на вооружение.

Ну, и конечно же, политические требования. Помогали Китаю под условием нахождения в жёсткой оппозиции по отношению к СССР, что Пекин тоже устраивало, мягко говоря, не до конца. Можно относиться к Советскому Союзу по-разному, но иметь подобное государство в качестве врага у своих границ — дело не слишком приятное. Так что нет ничего удивительного, что Дэн Сяопин с удовольствием пожал протянутую мною ему «руку дружбы». При этом никто, конечно же, не сомневался в том, что и сотрудничество с Западом Поднебесная продолжит; иного от них ожидать было бы просто глупо.

Камнем преткновения, из-за которого данное соглашение не было подписано раньше, стало наше требование о лицензионных отчислениях за советское оружие, которое Китай «в чёрную» производил и продавал за границу, но при этом не выплачивал ничего СССР. Суммарно там за все эти годы при скрупулёзном подсчёте набежало порядка четырёх миллиардов, но в итоге договорились — с паршивой овцы хоть шерсти клок; в той истории и этих денег Союз не увидел — на полтора ярда, которые Китай будет выплачивать в течение десяти лет. Не супербольшие деньги, но копеечка тут, копеечка там…

Дальше пошло легче. Пекин был в первую очередь заинтересован в современной авиации. Я думал загнать им все уже построенные наши МиГ-29, которых мы производили по сто штук в год и которые планировалось в 1988-м, когда производство Су-27 наконец выйдет на поток, просто снять с конвейера к чёртям собачьим. Вот только «двадцать девятые» оказались для Пекина дороговаты: за цену 12–15 миллионов — в зависимости от комплектации, условий поставки и опта — мы также могли предложить 3–4 МиГ-23, которые, хоть и были уже весьма устаревшими по советским меркам, в ВВС НОАК стали бы едва ли не самыми свежими летающими машинами.

В итоге китайцы заказали всего 36 МиГ-29 — а ещё лицензию на установленный там двигатель РД-33, что ещё «встало узкоглазым» в 100 миллионов долларов плюс в будущем 2 % от стоимости каждого собранного Китаем движка и 50 готовых двигателей по 1,2 миллиона за каждый сразу, — и втрое большее количество МиГ-23. Плюс МиГ-21 ранних выпусков, которые у нас уже совсем активно снимались с вооружения и пошли «на восток» фактически довеском «на запчасти».

А ещё Су-25 — без лицензии на производство; пять штук Ил-76, танки Т-72 и комплекты для модернизации построенных в Китае Т-55. Советские БТР и БМП, некоторые виды САУ, конечно же, системы ПВО и ракеты. Общая сумма контракта, растянутого на пять лет, составила около шести миллиардов долларов, что с отрывом стало рекордом и для Китая, и для СССР.

Более того — это, правда, не вошло в договор, поскольку требовало отдельного обсуждения — я предложил Пекину выкупить что-нибудь из наших лоханей. Например, какой-нибудь недоавианосец или подводную лодку. Атомную. Пока с той стороны не ответили ни «да», ни «нет», однако даже вот это вот молчание само по себе было более чем многозначительно. Потенциальный заказ Пекина на крупные корабли, включая подводные лодки и, например, один из наших «авианесущих» крейсеров, легко мог потянуть еще не миллиарды вечнозеленых.

С учётом того, что весь военный бюджет на 1986 год у Китая составлял примерно пять миллиардов долларов, для любого стороннего наблюдателя было понятно, что Поднебесная, глядя на всё, что творится в мире вокруг, очевидно решила немного вооружиться. И, надо признать, её за это решение было трудно осуждать.

Ну и, в принципе, 1986 год выходил у нас богатым на экспорт вооружений, что, конечно же, приятно. В воздухе отчётливо пахло — да что там говорить, реально воняло — порохом, и множество стран не скупились вкладывать деньги в свои армии. Советское вооружение показало себя в Пакистане с лучшей стороны, американцы на некоторое время оказались недоступны: там готовы были заключать контракты только с отложенным на «послевоенный» период исполнением. Китайцы могли предложить только старьё, европейцы… Скажем так, европейское оружие уже давно не было столь уж популярно в мире.

В этом году объём экспорта вооружений СССР превысил двадцать миллиардов долларов, и это при том, что мы резко прикрутили всякую безвозмездную — или полубезвозмездную, когда танки шли в ту же Сирию, например, по цене ниже себестоимости — помощь сирым и убогим. Да, живыми деньгами мы получили сильно меньше, часть всё же поставлялась в рассрочку и кредит, но безнадёжных сделок практически не было. Там, где не могли брать деньгами, брали бартером или доступом к ресурсам; там, где брать было нечего — опять же Сирию можно вспомнить — продавали всякое старьё по себестоимости.

Единственной реальной — но при этом достаточно болезненной — неудачей у нас парадоксальным образом стала Индия. Казалось бы, после совместного пакистанского «дельца» отношения между Москвой и Дели должны были выйти на новый уровень. На практике же, однако, произошло заметное охлаждение. Премьер Ганди резко негативно воспринял становление Бхутто — которого в Индии воспринимали в качестве советской марионетки, хотя отношения там были гораздо сложнее — лидером Пакистана как личное оскорбление и резко свернул закупку новой техники у СССР. И даже успел в августе заключить контракт с Францией на поставку двух десятков самолётов «Мираж-2000». За что, кстати, был впоследствии критикуем уже на внутренней арене; какое-то время даже шёл разговор об отмене контракта в связи с «ядерным терроризмом», но, кажется, волна уже пошла на спад, и торпедировать данный договор не удалось.