Меченый. Том 4. Точка кипения

Глава 13−2 Главное оружие политика

27 февраля 1987; Москва, СССР

MIAMI NEWS: Героин возвращается: тревожная тенденция на юге США

Долгие годы главным наркотиком США оставался кокаин, поставляемый из Южной Америки. Имя Пабло Эскобара, легендарного наркобарона, известно всему миру, а его наследие, несмотря на успехи в борьбе со знаменитой нарокимперией, до сих пор влияет на наркорынок. Однако в последнее время на побережье Мексиканского залива начал всплывать куда более опасный наркотик — героин. Уже зафиксировано несколько смертельных случаев передозировки, а криминальные группировки вступили в кровавую борьбу за контроль над новым рынком.

Героин — не просто очередной запрещенный препарат. В отличие от кокаина, он вызывает почти мгновенное привыкание и наносит катастрофический урон организму. Передозировки случаются чаще, а зависимость сломать практически невозможно. Власти бьют тревогу: если тенденция продолжится, страну ждет новая волна наркотической эпидемии.

Появление героина на черном рынке уже привело к всплеску насилия. На прошлой неделе в Майами произошла масштабная перестрелка между двумя бандами, борющимися за контроль над поставками. В результате погибли 15 бандитов и, что особенно трагично, трое случайных прохожих, оказавшихся на линии огня. Местные жители в панике: улицы, еще недавно считавшиеся относительно безопасными, превращаются в зоны боевых действий.

Главный вопрос — как этот наркотик вообще попал в США. Опийный мак может выращиваться в Мексике, но данных о налаженном производстве героина там нет. Возможно, поставки идут из других регионов, а местные картели лишь дистрибутируют товар. В любом случае, это тревожный сигнал: если процесс не остановить сейчас, последствия будут катастрофическими.

Несмотря на все усилия властей, рынок наркотиков оценивается в десятки миллиардов долларов ежегодно. Объявленная еще предыдущей администрацией «война с наркотиками» явно провалена. Правительство должно действовать жестче — усилить контроль на границах, активнее пресекать деятельность банд и вкладываться в профилактику. Иначе следующее поколение американцев может столкнуться с новой разрушительной эпидемией.

Пока же героин продолжает убивать — и не только тех, кто его употребляет.

Еще спустя буквально через несколько минут мы свернули с проходящей через все Крылатское Осенней улицы — дальше она выходит на всем известное, еще не ставшее в этом мире символом «новорусскости» Рублевское шоссе — к стандартной серой бетонной коробке стоящего немного наособицу районного отделения милиции.

Вылезли из машины — зрелище это было еще то: вооруженные окровавленные люди, такого Москва, наверное, давно не видела — и как есть ввалились в райотдел.

— Дежурный! — Глаза сидящего «в клетке» молоденького сержанта мгновенно обернулись чайными блюдцами, как у той собаки из сказки «Огниво»; он было полез рукой куда-то на пояс, но был прерван появлением открытого удостоверения с весьма грозными печатями. — Давай сюда старшего! Кто есть?

— Я не…

— Быстро! — Крик, однако, подействовал на видимо еще совсем недавно начавшего свой путь в МВД паренька строго противоположным образом, сержант просто впал в ступор. Впрочем, тут нам повело: на крик откуда-то из глубины здания вышел некто явно постарше. В плане возраста и в плане звания.

— Что тут происходит?

— Государственная служба охраны. На объект защиты было совершено нападение, личный состав отделения милиции переходит под мое командование. Все в ружье, занять круговую оборону здания, при появлении любых подозрительных лиц открывать огонь без предупреждения. Нам нужны врачи и связь.

— Товарищ генеральный секретарь? — Милиционер с майорскими звездочками на погонах наконец разглядел меня, стоящего чуть сзади за Володей. Что правда, учитывая залитое кровью лицо, узнать меня вот так влет, наверное, было не так уж просто. — Что случилось? По телевизору по всем каналам «Лебединое озеро» включили минут десять назад!

Майор, не обращая внимания на застывшего дежурного и на оружие в наших руках, бросился отпирать решетчатые ворота, отделявшие «предбанник» от внутренних помещений райотдела.

— Хуево. Тогда врачей отставить, — я повернулся к Медведеву, — еще пару часов продержишься?

Охранник только поморщился и, откинув полу пальто, продемонстрировал ранение. Вражеская пуля действительно только кожу немного рванула, не смертельно, но крови натекло прилично. Мы с ним вообще на двух зомби были похожи: оборванные, окровавленные и вообще…

— Продержусь, Михаил Сергеевич.

— Тогда план меняется, — если заговорщики имеют влияние на телевидение, то сидеть «в обороне» может оказаться проигрышной стратегией. Нельзя отдавать инициативу, а то объявят о твоем смещении и выборе нового Политбюро, потом уже будет поздно пить боржоми. Нужно самому переходить в наступление, бить противника там, где он этого не ожидает. Я повернулся к майору, — майор, хочешь стать генералом?

Вопрос был, что называется, с подвохом. На одной чаше весов лежали генеральские погоны, на другой — карьера и, возможно, жизнь. Но, опять же, Генеральный секретарь пока еще был вполне законной властью, всегда можно прикинуться шлангом и сделать вид, что просто выполняешь приказ. Все эти мысли явно отобразились на лице простого мента, он выдохнул и, как будто нырнув в ледяную воду, ответил:

— Что нужно делать, товарищ генеральный секретарь?

— Вооружай людей, будем прорываться в сторону Москвы. А пока мне нужен телефон, может, и обойдется еще без крайностей.

Залог любого хорошего переворота — быстрота, натиск и, конечно же, контроль связи. Это имея возможность командовать, общаться с подчиненными, отдавать хоть как-то приказы, генсек — фигура. А отрежь его от связи, он быстро станет никем, что в реальности и случилось в Форосе. Только тогда, видимо, смогли договориться с ближайшей охраной, чтобы те поспособствовали изоляции, а тут — шиш, я успел соломки подстелить. Пришлось использовать силовой вариант.

Доступ к телефону мне, конечно, быстро предоставили, пока имеющийся вечером в райотделе личный состав собирался для последующего броска. Вот только кому звонить? А главное — по каким номерам; думать, что я помню все телефоны — домашние тем более, время-то к девяти часам подбиралось — потенциальных союзников, как минимум, наивно. Звонить же через главный коммутатор Кремля тоже выглядело достаточно глупо, я бы туда в первую очередь своего человека посадил.

Набрал Лигачева, его номер помнил на память, да и в Егоре Кузьмиче был уверен. Дозвониться, однако, не удалось — связь то и дело обрывалась, а когда на том конце вроде бы кто-то взял трубку, звук пропал окончательно. Я даже не смог понять, кто именно мне ответил: Лигачев, его жена или кто-то левый.

Нет, вряд ли. Не может у заговорщиков быть столько боевых групп, чтобы накрыть сразу всех моих людей в Политбюро и правительстве. Это нужно минимум полтора десятка человек из игры вывести одновременно, чтобы оставшиеся смогли сформировать «большинство». Скорее всего, речь пойдет о неком внесистемном чрезвычайном органе типа ГКЧП, с попыткой как можно быстрее переподчинить себе силовые органы и обзавестись некоторой легитимностью.

Я положил трубку на рычаг и, отмахнувшись от милиционера, прямо на ходу заматывавшего мне голову бинтами, — я бросил взгляд в висевшее на стене дежурки зеркало, красавец, похож на индийского султана в тюрбане — переспросил:

— Все готовы?

— Так точно, товарищ генеральный секретарь. Пятнадцать человек в наличии, все вооружены.

— Тебя как зовут-то, майор? — «Будущий генерал» был невысоким мужчиной, имеющим в крови явно что-то кавказское, и чем-то — скорее всего, щеткой усов под носом — напоминающим внешне Панкратова-Черного.

— Иван. Иван Сидоров, — с явной заминкой ответил мент.

— Серьезно, что ли? — Я, несмотря на все напряжение, не удержался от ухмылки.

— От бабушки досталась внешность. Она у меня с Кавказа была… — Мужчина явно смутился от моей реакции. Наверное, не первый раз его переспрашивают насчет несоответствия профиля и имени. Впрочем, он быстро перевел разговор обратно в рабочее русло. — Куда ехать будем, товарищ Горбачев? В Кремль?

— Нет, это слишком очевидно, — я мотнул головой и вынужденно схватился за край стола. Все же удар по голове и потеря крови не могли пройти бесследно. — Едем в Останкино.

— Телецентр.

— Нет, блядь, совхоз! Не тупи, майор, конечно, в телецентр. Мне нужно обратиться к народу. Вперед!

Почему Останкино? Очень просто: это только в фильмах главный герой обязательно должен с боями прорываться в защищенное тысячами приспешников логово врага. Конечно, хорошо было бы поехать в Кремль и спокойно взять оттуда ситуацию под свой контроль. Но вот только жизнь человека — штука хрупкая. Полоснет кто-то из автомата, и все, добро пожаловать в некрополь у кремлевской стены, и не важно уже будет, получится у сволочей взять власть или «верные последователи героически погибшего генсека» сумеют удержать ситуацию под контролем. Поэтому лезть на рожон я не желал категорически.

Останкино же вряд ли будут охранять всерьез; было бы у противника достаточно верных людей, мой дом штурмовал бы не десяток каких-то придурков с кавказским акцентом, а взвод спецназа с тяжелым вооружением. И тогда несколько человек охраны, вооруженные пистолетами, даже «мяу» сказать бы не успели. Значит, противник ограничен в ресурсах, и смысла преть в лоб нет — зайдем с фланга по заветам древних.

Погрузились в машины — вышло целых пять автомобилей, включая два «бобика» с будкой для перевозки задержанных, куда сейчас набились милиционеры — и рванули, как говорится, помолясь. Выехали на Рублевку, свернули в сторону окружной, по дуге проскочили весь северо-западный сектор столицы. Благо, по вечернему времени машин на МКАДе было совсем мало, а те, кто там все же ехал, без вопросов уступали колонне милицейских машин под «переливающимися люстрами».

Пока ехали, на меня вдруг накатило философское настроение. Возможно, это просто адреналиновый откат так работает, в конце концов, я сегодня впервые застрелил человека — не чих собачий. Да и просто — не так уж часто за две жизни меня всерьез пытались убить, хотя… Тут за полтора года это уже третья попытка, пусть даже первые две выглядели не слишком убедительно. Все равно, тенденция, однако…

А может, бросить все. Ну нахер оно мне надо? Работать по 60 часов в неделю, голову под пули подставлять… Я отправил внутрь себя вопрос и понял… Что нет. Я не готов отдать власть, и дело даже не в желании изменить известную мне историю, хотя оно тоже имело место. Просто за два года я успел пропитаться этим ядом. Мне нравится руководить огромной страной, нравится ощущение огромных возможностей, нравится находиться на верхушке пищевой пирамиды. Чувствовать себя самым главным альфа-самцом. Творить историю, чувствовать, что от тебя зависят судьбы миллионов. Или скорее миллиардов. Абзацы в будущих школьных учебниках. Готов ли я от этого отказаться? Точно нет. Нужно признаться самому себе, что на этот наркотик я подсел плотнейшим образом. Боролся с драконами и, как водится, незаметно для себя сам стал одним из них.

Считал ли я себя коммунистом? Сложный вопрос. Скорее нет, чем да, особенно применимо к тому общему представлению о коммунизме, который сложился в СССР к 1980-м. К этому коммунизму, который выглядел буквально как религия — с пророками, священными книгами, догматами и нетерпимостью к ересям — я вообще не хотел даже прикасаться. С другой стороны, имелась у меня полнейшая вера в конечную победу «коммунизма» над «капитализмом». Просто в силу человеческого желания к прогрессу рано или поздно новая общественно-политическая формация сменит старую. Вряд ли тот коммунизм будет иметь много общего с марксизмом-ленинизмом, так же как капитализм XXI века имел не много общего с капитализмом из века XIX, но кто сказал, что это будет неправильный коммунизм? Собственно, какой в итоге победит, такой и будет правильным, так же обыкновенно решаются подобные философские споры…

— Подъезжаем, товарищ Горбачев, — в одной со мной машине, начальственной «Волге», сидел немного «отъехавший» от потери крови Медведев, будущий генерал Сидоров и тот самый сержант из дежурки, посаженный на место водителя.

— Хорошо. Тогда вы двое и еще пара бойцов со мной внутрь, остальные занимают оборону на входе. Как водится, никого не впускать и никого не выпускать. Вопросы есть?

Вопросов не было.

Появление окровавленного генсека во главе «группы захвата» произвело в Останкино эффект разорвавшейся бомбы. О том, что творится какая-то странная херня, тут узнали едва ли не первыми — потому и включили «Лебединое озеро», что приказ поступил сверх соответствующий, — но что именно случилось, никто доподлинно выяснить не успел.

— Мамедов здесь? — Хрен бы ему тут делать в девять часов вечера, но, учитывая обстоятельства, я предположил, что директор Гостелерадио захочет держать руку на пульсе.

— Да, Энвер Назимович приехал час назад, а что собственно…

— Веди к нему. Быстро!

Короткая пробежка по коридорам телецентра привела к кабинету начальника местной богадельни. Выражение лиц телевизионщиков, когда мы все с оружием в руках ввалились к ним без всякого приглашения, сложно даже описать.

— Товарищ Горбачев…

— Меня пытались убить, Раиса Максимовна погибла, — у меня в этом не было стопроцентной уверенности, но добавить драмы в повествование будет не лишним. — И, кажется, прямо сейчас происходит госпереворот.

— Но как же…

— Кто отдал приказ пустить «Лебединое озеро» в эфир?

— Мне Щербицкий позвонил, сказал, у вас инсульт, и плохой прогноз, — на лице Мамедова начало проступать понимание. Мы с Энвером Назимовичем неплохо сработались, ему лавры создателя «нового советского телевидения» были максимально приятны, новые каналы запускались один за другим, финансирование росло, штаты… И вообще еще со времен отставки Лапина Мамедов стал считаться лично моей креатурой, поэтому шансы сохранить свой пост при «смене метлы» у руководителя Гостелерадио были весьма призрачными. — Что нужно делать?

— Готовьте срочный выпуск новостей. На, — я быстро глянул на часы, стекло «Ракеты» было покрыто трещинами, где-то я сегодня приложился циферблатом, даже не заметил, где именно. Но стрелки шли, издавая негромкое тикание, часовая показывала на промежуток между девятью и десятью. — Десять вечера. Успеете?

— За двадцать минут все подготовим, — Мамедов замялся на секунду. — Вы сами хотите выступить? Может, вам нужно привести себя в порядок?

— Пожалуй. Найдите мне врача, чтобы голову перематал нормально, и одежду какую-нибудь чистую. Или, может, одежду не нужно, в окровавленном костюме я буду смотреться более аутентично?

— Пожалуй, это будет перебор, товарищ Горбачев. Кровавой повязки на голове достаточно, — поразительно гибкий народ эти журналисты. Милиционеры из Крылатского, кажется, дольше удивлялись моему появлению, а эти мгновенно включились в работу. — Что-то еще?

— Нужно посадить несколько человек на телефоны и начать обзванивать… всех подряд. МВД, МО, МЧС, КГБ, всех по списку. Понять, кто с нами, кто против нас, дать понять, что руководство не потеряно, что попытка переворота провалилась.

Раздав указания, я отправился в туалет приводить себя в порядок. Прибежала откуда-то медсестра дежурная, принесла перевязочный материал, срезала бинты, накрученные в райотделе, я наконец смог рассмотреть свое «ранение» более детально. Ну что сказать — два сантиметра правее, и история излишне деятельного попаданца на этом бы и закончилась. А так ничего прямо уж страшного — кожу порвало, остатки волос с левой стороны теперь висели слипшейся от крови мочалкой. Не красавец, но, будем честны, Горби и до этого на роль покорителя девичьих сердец совсем не претендовал.

— Нужно брить и зашивать, товарищ Горбачев, — безапелляционно заявила служительница Асклепия. — Иначе заживать будет очень долго, воспалится, да и шрам останется безобразный.

Не то чтобы меня беспокоил шрам на голове…

— Нет времени. Займемся этим после трансляции, пока просто перевяжите потуже, чтобы кровь не текла, — «Голова повязана, кровь на рукаве», — всплыли из памяти строки песни про Щорса. Тоже мне революционный герой, мать его за ногу. — Ну что там?

В туалет, где меня над раковиной обрабатывала медсестра, заглянул Мамедов.

— Ничего хорошего, товарищ генеральный секретарь. В приемной министерства обороны вообще никто не отвечает. Адмирал Чернавин был вчера с инспекцией в Тбилиси, вылетел оттуда четыре часа назад, но в Москве не приземлился. Связи с бортом нет, уже работают поисково-спасательные службы, вероятнее всего, самолет разбился где-то на пути.

— Ага, сам разбился, — поддакнул я, вкладывая в свои слова максимум сарказма, на который был способен.

— Товарищ Примаков прямо сейчас находится с визитом в Румынии. Туда дозвониться не удалось. Первый заместитель председателя КГБ товарищ Крючков разговаривать с нами отказался, — я поморщился. Наличие Крючкова среди заговорщиков с одной стороны многое объясняло, с другой — все сильно осложняло. Так уж у нас повелось как-то со времени смещения Чебрикова, что Примаков больше занимался внешними делами, а Крючков перешел на внутреннюю работу.

— Лигачев?

— В Кремле сказали, что он уехал домой. Домашний телефон не работает, — я поморщился, будем надеяться, что у Егора Кузьмича все хорошо.

— До Ивашутина дозвонились?

— Да, Петр Иванович. Сказал, что вышлет к телецентру роту охраны Генерального Штаба и начнет поднимать верные войска.

— Хоть одна хорошая новость… — Попытка прозвонить всех потенциально способных повлиять на ситуацию лиц была делом обоюдоострым. То есть я, с одной стороны, давал понять потенциальным сторонникам, что жив и готов бороться, но одновременно выдавал свое местоположение врагам. Через сколько сюда прилетит очередная группа боевиков? Как долго смогут ей противостоять обычные менты, не имеющие никакой боевой подготовки? Защитить меня могли только камеры прямого эфира.

В ставший импровизированным штабом туалет заглянул какой-то парень в очках с толстой линзой, нашел взглядом Мамедова и кивнул ему. Энвер Назимович бросил взгляд на часы и произнес только одно слово:

— Время.