Меченый. Том 4. Точка кипения

Глава 3−1 Атомная энергетика

05 ноября 1986 года; Берлин, ГДР

ИЗВЕСТИЯ: «Кровавая расплата империализму: Теракт на Нью-Йоркском марафоне»

Второго ноября, в день традиционного марафона, символ «американского образа жизни» омрачился кровавой трагедией, вновь обнажив гнилую сущность капиталистического строя. Под видом «беженца» на территорию США проник Завид аль-Мансури, уроженец Кувейта, чья семья погибла от рук американских агрессоров во время варварских бомбардировок в начале лета этого года. Используя лазейки в системе «гуманитарных виз», террорист легально въехал в страну, где, пользуясь хаосом свободной продажи оружия, раздобыл автоматическую винтовку AR-15 и собрал самодельную бомбу из селитры, купленной в строительном магазине.

В 10:30 утра, когда толпы болельщиков собрались на финишной прямой, прогремел первый взрыв. Бомба, начиненная гвоздями, унесла жизни 11 человек и ранила более 20. Не успела толпа опомниться, как аль-Мансури открыл беспорядочную стрельбу из винтовки, выпустив 60 патронов и добавив к списку жертв ещё 20 пострадавших. Лишь после этого присутствовавшие на мероприятии полицейские смогли ликвидировать преступника, но последствия его «акции возмездия» уже стали достоянием мировой общественности.

В предсмертной записке террорист назвал США «порождением шайтана», призвав всех мусульман мстить за жертв американских бомб. Его история — типичный пример «гуманизма» по-американски: к этому моменту стало известно, что авиация США разрушила дом аль-Мансури, похоронив под завалами его жену и четверых детей. Сам он, чудом выжив, полгода вынашивал план мести, который и воплотил ценою своей жизни.

Уже последовала реакция первая мирового сообщества. Иран назвал аль-Мансури «мучеником», а духовный лидер страны выпустил фетву с призывом молиться за его душу. Кажется, мусульманский мир в этой маленькой войне оказался отнюдь не на стороне «пострадавших». Ничего удивительного, учитывая американскую агрессивную военную политику и всякое отсутствие у Вашингтона понимания ценности жизни отдельного человека.

«Кто сеет ветер — пожнёт бурю».

Мы сидели в Доме Карла Либкнехта, расположенном в Берлинском районе Митте. Примечательное место: с одной стороны Александрплац — главная площадь ГДР названная на секундочку в честь Александра I, — с другой стороны площадь Розы Люксембург. Само здание ЦК СЕПГ было пристанищем для немецких коммунистов еще с двадцатых, именно сюда приходили гитлеровские штурмовики после «поджога» Рейстага и сюда же уже после войны вернулась «обновленная» Социалистическая Единая Партия Германии. А в будущем тут будет — или будем надеяться, что до этого не дойдет — сидеть «левая» партия Линке, к коммунизму правда никакого отношения уже не имеющая.

— Долг Германской Демократической Республики перед СССР всего за один год вырос на два миллиарда переводных рублей. Мы временно приостанавливаем строительство атомных станций, на следующий год будем пересматривать экспорт в вашу страну в сторону резкого его уменьшения.

— Но как же? — Немецкие товарищи от такого агрессивного начала переговоров просто опешили. Никогда раньше советские генсеки так откровенно не тыкали их мордой в собственное дерьмо. Ну а как это ещё назвать, если последние годы экономика ГДР только на кредитах Западной Германии и держалась? Они, понимаете ли, повышают благосостояние народа, завозят ТНП из капиталистических стран в долг, а кто за это должен платить? Известно кто. И когда мы в прошлом году волевым решением данный краник перекрыли, оказалось, что король-то голый. Нету золотого запасу у атамана. — Ядерная энергетика — это наше будущее! Нельзя останавливать строительство!

На момент конца 1986 года в ГДР силами советских специалистов строилось сразу шесть (!) энергоблоков на двух АЭС: четыре блока типа ВВЭР-440 на АЭС Грайфсвальд и два блока ВВЭР-1000 на АЭС Штендаль. Для столь относительно небольшого государства, как ГДР, это виделось более чем солидной прибавкой к уже имеющейся установленной мощности.

Вообще, история восточногерманской атомной энергетики — это одна большая трагедия. В моей истории новейшие блоки, только что введённые в эксплуатацию и способные ещё сорок лет вырабатывать энергию, тупо закрыли. Что в некотором смысле логично, если рассматривать Восточную Германию в качестве такого полуколониального придатка для Западной её части. Зачем там энергетика, если немалая часть промышленности, ориентированной на сотрудничество со странами СЭВ, в любом случае новым хозяевам была не нужна?

Ну и раз уж коснулись темы атомной энергетики, имеет смысл, наверное, пробежаться быстренько по тем АЭС, которые прямо сейчас строились в СССР. Как можно догадаться, благодаря не случившемуся в этой истории Чернобылю и гораздо более стабильной ситуации в экономике, тут положение тоже отличалось со знаком «плюс».

На Башкирской АЭС на первом блоке начали заливать бетон, второй блок пока находился на стадии котлована, шла подготовка к началу строительства третьего из четырёх блоков типа ВВЭР-1000.

В Татарской АССР под первый блок начали копать котлован. Там тоже предполагалось 4 энергоблока, причём эту стройку выделили как приоритетную, поскольку Камский промышленный узел продолжал активно развиваться, а энергии там стабильно не хватало.

Активно строилась — с опережением графика даже (тут явно на пользу делу пошёл годичный мораторий «1985» на начало строительства новых АЭС, что позволило перераспределить ресурсы и немного снизить количество недостроенных капитальных объектов) — Крымская АЭС. Готовность первого блока уже приблизилась к 80%, и атомщики обещали совершить его физический пуск в начале 1988 года. Второй реактор по плану собирались запустить ещё через два года, не позднее 1990.

Ещё больший эффект от изменения истории получился на Ростовской АЭС. Благодаря выделенным дополнительным ресурсам удалось нагнать план по строительству. Первый энергоблок — его начали возводить аж в 1981, что по нынешним меркам было достаточно давно — согласно последним планам, специалисты из Минсредмаша божились запустить уже к лету следующего, 1987 года, а потом за ним ещё три блока с шагом в год. Впрочем, тут верилось, если честно, с трудом: хоть первый блок и «догнали», остальные три всё ещё отставали, поэтому более реальным было ожидать пуск четвёртой очереди строительства не в 1990, а скорее в 1991 или даже 1992 году. Ну, в любом случае, не в 2018, как в моей истории.

Продолжалось строительство двух блоков на Хмельницкой АЭС, третьего блока на Южно-Украинской, активно возводилась Балаковская и Калининская станции. Готовилась инфраструктура под строительство атомной станции под Минском.

Южно-Уральскую АЭС, рядом с Челябинском, как уже упоминалось, начали строить — ну, как строить: пока только котлован вырыли под первым блоком, вот только осенью должны были первый цемент залить — в варианте из двух блоков ВВЭР-1000 по причине неготовности проекта БН-800. БН-800 теперь «переехал» на Белоярскую АЭС, его строительство в обновлённом виде, с дополнительными системами безопасности, должно было стартовать уже в 1988 году.

Ну и, конечно, нельзя было не упомянуть состоявшийся пуск второго блока на Игналинской АЭС и пятого — на Чернобыльской. Там ещё на ЧАЭС достраивался шестой блок, и вместе с Ленинградской и Смоленской АЭС это были последние построенные в СССР реакторы РБМК. Атомщики хотели в Костроме ещё РБМК — два блока аж по 2,5 ГВт каждый — поставить, но тут уже я воспротивился. Наложил своё вето на строительство реакторов с положительной реактивностью, поэтому в недрах Минсредмаша прямо сейчас в спешном порядке перекраивали проект, чтобы, с одной стороны, линейку относительно дешёвых уран-графитовых реакторов не терять, а с другой — от врождённых их недостатков избавиться.

В нашей истории подобная работа была проведена по итогам Чернобыля, и уже в начале 1990-х появился проект МКЭР — Многопетлевой Канальный Энергетический Реактор, — который, сохраняя все преимущества РБМК, при этом имел совсем иной уровень безопасности. Но там и страна уже пошла под откос, и в принципе уран-графитовые реакторы слишком запятнали репутацию, поэтому ни одной АЭС по новой технологии построено в итоге не было. Тут, надеюсь, всё будет несколько иначе.

Ну и, конечно, нужно отдельно выделить строительство Горьковской и Воронежской атомных теплоцентралей, по два блока АСТ-500 каждая. Первую очередь в Горьком обещали запустить в 1989 году — в нашей истории строительство было остановлено в 1993 при уже фактически готовом первом блоке — Воронеж обещал начать работу на год позже. Если проект покажет себя с положительной стороны, то такими относительно недорогими станциями вскоре мог покрыться вообще весь Союз, решив раз и навсегда проблему зимнего теплоснабжения больших городов.

Всего же на момент описываемых событий в СССР работало 40 промышленных — 42, если считать Обнинский и Шевченковский — ядерных реактора на 16 АЭС, и 23 реактора были в процессе строительства, а ещё 12 реакторов готовились к закладке на ближайшие 3 года.

И единственное, что меня во всём этом деле беспокоило — это нейминг. Почему АЭС, расположенная под Киевом, называлась Чернобыльской, а рядом с Курском, в городе Курчатове, — не Курчатовской, а собственно Курской? Почему станция, которую начали строить возле посёлка Метлино под Челябинском, получила имя не «Метлинская» или «Челябинская», а «Южно-Уральская»? Ну а планируемая уже на следующую пятилетку АЭС под Костромой и вовсе должна была получить имя «Центральная»! Кто вообще всё это придумал? Почему нет никакой единой системы наименования станций? У меня, как у человека системного, от такого безалаберного подхода просто взрывался мозг. С другой стороны… Пусть это и будет самой нашей большой атомной проблемой.

Отдельно стоит упомянуть забавный поворот, случившийся на треке ирано-советских отношений, и то, как это повлияло на атомную отрасль.

Между Москвой и Тегераном со времён исламской революции отношения были, мягко говоря, натянутыми. Персы именовали СССР «малым сатаной» — в противовес «большому сатане» США — и, конечно же, сказалась поддержка нами Ирака в недавно закончившейся войне. При этом надо понимать, что полностью торговля и сотрудничество между двумя странами не прекращались: СССР закупал у соседа по Каспийскому морю продовольствие (в частности, оттуда шли сухофрукты), продавал машины и другие промышленные товары, что, кстати, само по себе показывает определённый уровень договороспособности Тегерана.

А потом произошёл взрыв в Рас-Тануре, и карты смешались окончательно. Иран хотел закупать оружие, США временно из-за «Ирангейта» продавать его не могли, подсуетились наши «торговые представители». Потом началась война против Ирака, Иран начал больше симпатизировать единоверцам, потом Франция бахнула по Ливии, и в мусульманском мире вообще прокатилась антизападная волна в том плане, что «они нас убивают», надо же что-то делать.

И Союз в этой парадигме просто поневоле становился персам ближе, поскольку тоже находился на «антизападной стороне» — тот случай, когда враг моего врага, если не друг, то временный попутчик — вполне.

Как это относится к атомной энергетике? Совершенно прямым образом: ещё в 1975 году в Иране было начато строительство первой АЭС «Бушер» в стране. Строили её западные немцы, и, естественно, после исламской революции с введением санкций всё это дело было тут же свернуто. Обидненько, учитывая, что первый блок был уже достроен на 80%, а второй — на 50%. Достроить сами персы не могли — не имели компетенций, никто другой, естественно, за такую работу не брался. Доделывать чужой проект, тем более в такой чувствительной к технологиям сфере, как атомная энергетика — это… Скажем так, такого ещё не было ни разу.

Вот только я знал, что в будущем российские уже — после развала СССР — специалисты с данной задачей блестяще справились. Доделали за немцами блоки, перестроили их под ВВЭР-1000, а потом и ещё два уже полностью своих реактора возвели на той же площадке. Ну и глупо было бы не попробовать повторить этот опыт, только чуточку раньше.

Ещё летом этого года в Тегеран вылетела делегация Минсредмаша на переговоры с правительством Хомейни, и дело потихоньку пошло. Пока окончательный договор заключён не был — в первую очередь всё упиралось в деньги: мы настаивали на предоплате, а иранцы покупать кота в мешке не желали — но даже сам процесс обсуждения как минимум обнадёживал. Мы обещали достроить два немецких блока, возвести ещё два своих и готовы были сделать это без каких-либо политических обременений, что для подсанкционного Тегерана было особенно важно.

Тут нужно ещё понимать, что после уничтожения ядерной программы Пакистана центрифуги по обогащению урана теперь из этой страны уже не «расползутся» по миру. Ведь именно паки в моей истории снабдили технологиями Иран, КНДР и Ливию, а тут персам придётся либо выдумывать что-то самостоятельно — что сомнительно — либо покупать уран на стороне. А кто тут главный экспортёр обогащённого энергетического урана? СССР же! Так что на подобных контрактах мы могли заработать не один раз, а дважды — второй раз на продаже топлива, что было как минимум не безынтересно.

Потихоньку реализовывался подписанный договор с Китаем. Там уже выбрали площадку под строительство, местные товарищи активно начали подготовку инфраструктуры: тянуть кабели и трубы, строить жильё для рабочих и так далее. Ожидалось, что первый грунт будет вытащен уже в следующем году, а в 1988 — пойдёт заливка первого бетона. Поднебесная была кровно заинтересована в развитии мирной атомной энергетики, поэтому все решения в данной сфере там принимались просто мгновенно, без малейшей проволочки.

А вот индусы нас фактически кинули через колено. Сначала объявили на весь мир, что ведут переговоры с СССР по поводу договора на постройку 4 блоков ВВЭР-1000, а потом тупо использовали это, чтобы выбить из французов скидку. Индийцы в общем-то и без помощи других стран активно строили блоки на тяжёлой воде собственного производства, вот только мощность у них в 220 МВт очевидно не поспевала за ростом потребления электроэнергии в стране. И вот постройка АЭС по советским технологиям, о которой было договорено ещё зимой прошлого года, должна была стать для наших южных партнёров настоящим прорывом в атомной отрасли. Но не стала. К сожалению.