Меченый. Том 4. Точка кипения

Глава 2 Формула 1

29 октября 1986 года; Брест, Франция

ПРАВДА: Индия направляет войска в Шри-Ланку: эскалация конфликта или путь к миру?

По договорённости с правительством Шри-Ланки, премьер-министр Индии Раджив Ганди принял решение о направлении на остров военного контингента численностью 50 тысяч солдат для «поддержания правопорядка». Это решение вызвало резкую реакцию со стороны сепаратистов из группировки «Тигры освобождения Тамил Илама» (ТОТИ), которые уже заявили, что будут рассматривать индийские войска не как миротворцев, а как оккупантов.

Конфликт на Шри-Ланке между тамильским меньшинством и сингальским большинством длится уже более десяти лет. За это время остров превратился в арену жестоких столкновений, террористических актов и военных операций. Тысячи мирных жителей погибли, десятки тысяч стали беженцами. Правительство Индии, исторически поддерживающее тамильское население, теперь оказывается в роли арбитра, однако готовность сторон к компромиссу остаётся под большим вопросом.

Советский Союз и лично Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Михаил Горбачёв призывают все стороны конфликта воздержаться от дальнейшей эскалации и сесть за стол переговоров. «Нет и не может быть военного решения межнациональных противоречий — только диалог и взаимное уважение способны привести к прочному миру», — подчеркнул советский лидер.

Для Дели этот год стал особенно напряжённым в военном отношении. В апреле индийские войска совместно с советскими военными специалистами провели операцию по денуклеаризации Пакистана, ликвидировав ядерные объекты, угрожавшие безопасности региона. В августе же в Гималаях вновь вспыхнул пограничный конфликт с Китаем, унёсший жизни солдат с обеих сторон. Индо-китайские противоречия, тлеющие с 1962 года, в последние месяцы обострились до предела, а риторика Пекина и Дели становится всё более жёсткой.

С точки зрения редакции, полномасштабная война между двумя ядерными державами — Индией и Китаем — маловероятна. Однако даже локальные столкновения и нарастающая конфронтация не служат делу консолидации прогрессивных сил в борьбе против мирового империализма. СССР, как оплот мира и социализма, будет и впредь прилагать все усилия для урегулирования конфликтов дипломатическим путём, не допуская дальнейшего кровопролития.

— Ты знаешь, а я не просто так к тебе прилетела на край Европы, — Диана лежала рядом, накинув сверху простыню, и задумчиво водила ноготком по моей груди. В номере было откровенно прохладно, прижимистые европейцы, как обычно, экономили на отоплении, да и энергоэффективность построенных после Второй мировой зданий вызывала серьезные вопросы. Нет, французы, конечно, молодцы, восстановили город после его практически полного разрушения в 1944 году красиво, но вот насчет функциональности… Все же советский подход тут мне нравился гораздо больше.

— Не потому что я такой альфа-самец, просто при мысли о котором у тебя поневоле трусики начинают сползать на щиколотки?

— Фу, пошляк, — маленький кулачок ткнул меня в бок. Со всеми этими разъездами график тренировок откровенно пошел известным маршрутом, и на боках появился лишний килограмм. Или два. Не критично, но неприятно. Впрочем, кажется, француженка на это внимания особого не обратила. — Я не об этом.

— А о чем?

— Меня попросили устроить с тобой встречу.

— Тебе не кажется, что ты рано начинаешь манипулировать мною с помощью секса? Мужчину нужно сначала качественно опутать своими сетями, а уж потом тащить. Деловая встреча с советским генсеком стоит больше, чем одна ночь, — я перевернулся на бок и, быстро склонившись над женщиной, ухватил губами сосок приятно округлой груди. Вот ведь генетика какая штука — двое детей у женщины, а грудь совсем не потеряла форму.

— Я все отдам, все долги погашу, хочешь сегодня, хочешь завтра, — судя по изменению голоса, отдавать долги француженка готова была начать прямо сейчас, хоть мы вроде бы только закончили. Ну, откровенно говоря, я был не готов, все же не 15 лет телу, нужна передышка между заходами. — Но когда ты узнаешь, о ком я говорю, все претензии отпадут, я уверена.

— И кто же этот достойный человек.

— Бэрни Экклстоун.

— А… этот пройдоха, — я слегка поморщился, калибр личности там был, конечно… сомнительный.

— Знаешь его?

— Слышал. Человек, который стырил целую гонку, став ее владельцем через какую-то мутную схему.

— О! — Диана явно не смутилась такой характеристике Экклстоуна, — ты в курсе, отлично, это облегчает дело. Он хочет с тобой встретиться по поводу проведения этапа «Формулы-1» в СССР.

— Интересная идея, — история повернулась странным образом, и Гран-при Венгрии, которое должно было стартовать как раз в 1986, тут почему-то не случилось. Я, по правде сказать, не интересовался до этого причинами, а вот сейчас даже любопытно стало, что поменялось по сравнению с эталонной историей. В целом ничего против я не имел, вполне достойное зрелище, уж точно не хуже футбола какого-нибудь.

— Он говорил, что пытался продвинуть ее при прежнем генсеке, но понимания не нашел, с ним фактически никто и разговаривать не стал даже.

— Ну это понятно, — я пожал плечами. — С таким пройдохой разговаривать… Нужно иметь специфические взгляды на жизнь.

В этом смысле советская партэлита была поразительно чопорной. Причем чопорной по-своему, по-коммунистически. С одной стороны, с простыми тружениками завода или колхоза генсек вполне мог общаться накоротке и здороваться за руку, — при том что никакой пользы от этого, кроме репутационной, да и она сомнительна, откровенно говоря, в этом не было, — а вот с крупным западным бизнесменом пообщаться, что вполне может реальную выгоду принести, тут хрена с два.

— То есть ты не против.

— В целом — не против. Когда?

— Он сказал, что прилетит в любую точку мира по первому же звонку, — хмыкнула женщина, видимо разделяя мое мнение о хозяине «Формулы-1» как об изрядном пройдохе.

— Завтра я буду в Берлине. Дня три там проведу, вероятно. Пусть прилетает, пообщаемся.

Забавно, как в эти времена темп жизни — значительно более медленный, чем в 21 веке, — отражался в том числе и на визиты первых лиц. В будущем как было: прилетел какой-то там президент к своему коллеге, пообщались они и улетел он чуть ли не тем же днем. Случаи, когда на несколько дней задерживались, уже должны были какой-то повод иметь: конференция какая-то или саммит.

Здесь же вот такие однодневные визиты скорее были редкостью. Если прилетал политик, то уже на 2–3 дня. Вон Хрущев в свое время по США вовсе добрых две недели колесил. Или Фидель в СССР — то же самое.

— Уже завтра? — В голосе женщины послышались слегка разочарованные нотки. — Я надеялась провести с тобой еще день.

— К сожалению, мое время мне не принадлежит. Да и я, в отличие от тебя, женат, во всяком случае официально, у нас не принято, чтобы члены Политбюро разводились, поэтому боюсь, что выйти с тобой в общество у нас не получится, — я усмехнулся, представив себе заголовки западных газет со мной и Дианой на первых полосах. А что мне товарищи по партии скажут… За аморалку, конечно, партбилет не заберут, но нервов потерпят целую кучу. Даже не за то, что изменял — это как раз дело житейское, — а за то, что попался.

— Обещала ведь себе никогда не связываться с женатыми, — Диана встала, простынь осталась лежать на постели, позволив мне без всяких помех любоваться обнаженным телом. Вышла из спальни в гостиную, хлопнула дверцей небольшого установленного там холодильника. Мне, естественно, по всем предписаниям было строго-настрого запрещено употреблять что-то из непроверенного ребятами «девятки», но то мне. — А не дурно обслуживают коммунистических диктаторов.

Женщина вернулась, держа в одной руке бутылку какого-то вина, в другой — бокалы.

— Ну уж точно не хуже, чем капиталистических принцесс и миллионеров…

Вино в итоге мы так и не попили, не до того было.

С Экклстоуном мы пересеклись в ресторане напротив Бранденбургских ворот. Благо тут мне пошли навстречу — с другой стороны, иных вариантов я даже представить себе не мог — и выделили небольшой закрытый кабинет, где можно было переговорить с британцем без посторонних глаз.

(Б. Экклстоун)

— Вы действительно очень быстро прилетели.

— Человеку моего рода занятий, господин Горбачев, очень важно иметь возможность быстро перемещаться по миру. Частный самолет и открытые заранее визы очень помогают в этом деле.

— Я так и понял. Что вы хотели со мной обсудить?

В дверь кабинета постучались, внутрь просунулся официант, поставил передо мной шкворчащие колбаски и бокал пенного. Можно сказать, что вот именно так через кулинарию я отдал должное местной культуре, поскольку по музеям и театрам ходить у меня времени точно не хватило бы. Впрочем, большую часть самых известных мест Берлина я уже посетил в прошлой жизни, вряд ли за сорок лет «назад» тут что-то сильно поменялось.

— Вы всегда вот так сразу к делу переходите? — сделав заказ, поинтересовался у меня бизнесмен.

— Да, здесь мы с вашими заокеанскими кузенами сходимся во взглядах, можно сказать. На бессмысленные разговоры о погоде и скачках Дерби времени тратить нет никакого желания.

— У вас прекрасный английский, — польстил мне англичанин. То, что языком Шекспира я владел более-менее прилично только на бытовом уровне, я сам осознавал прекрасно. Без постоянной практики подобные знания очень быстро выветриваются из головы, ничего тут не поделаешь. — Акцент чувствуется, но в целом возможность общаться без переводчика очень облегчает коммуникацию.

— Не могу сказать того же о вас, — буркнул я. С каждым словом Экклстоуна у меня все крепла мысль о том, что зря согласился на эту авантюру. Очевидно, англичанин видит во мне просто туземного царька, которому собирается впарить бусы в обмен на золото, вот эту специфическую торгашескую интонацию, с которой тебе пытаются напарить фуфел по двойному прайсу, я ни с чем не перепутаю. — Ненавижу разговаривать с англичанами. Вам что, приходится платить за каждый лишний звук? Английский придумали у вас на островах, а говорите вы так, что ни хрена невозможно разобрать.

— Ахах, — англичанин рассмеялся, впрочем глаза его оставались серьезными. А то как же — речь же о деньгах идет, когда речь идет о деньгах, капиталисты всегда предельно серьезны. — Интересная мысль. Это все проклятые американцы, испоганили наш язык, а теперь все вокруг думают, что именно их вариант самый правильный. Но мы же не о лингвистике собрались разговаривать. Как вы смотрите, господин Горбачев, на то, чтобы провести в СССР этап «Формулы-1».

— Сколько?

— Что сколько?

— Сколько вы готовы нам заплатить? Ваша выгода понятна: советский блок — это четыреста миллионов новых потенциальных зрителей. Реклама подорожает скачкообразно, — от такого захода Экклстоун явно опешил, видимо не так он представлял начало переговоров. — Престиж гонки опять же вырастет, как же ведь она охватывает чуть ли не весь мир. Ну, во всяком случае цивилизованный, на каких-нибудь африканцев всем насрать. Вот я и спрашиваю, сколько вы готовы платить, чтобы мы позволили вам демонстрировать свои гонки в Советском Союзе?

— Эмм… Господин Горбачев, все работает не совсем так…

О том, что все работает не совсем так, я, конечно же, имел представление. Было бы глупо идти на встречу с прожженным дельцом и как минимум не провести предварительную рекогносцировку.

По общему правилу именно хозяин трассы платил Формуле за право принимать у себя гонку. В эти времена данный платеж составлял порядка 3–5 миллионов долларов. Плюс Экклстоун оставлял за собой право ставить на гонках свою рекламу, а еще было разделение телевизионных прав и прибыль непосредственно с гонки в виде продажи билетов, которая как раз и шла в карман хозяина трассы. Плюс хозяин трассы мог ставить частично свою рекламу, заключая договоры отдельно от Экклстоуна.

Берни со своей стороны обязывался привозить весь так называемый «цирк» — с оборудованием, гоночными командами и прочим необходимым, чтобы гонка, собственно, состоялась. По общему правилу сама по себе гонка для хозяина трассы была чаще всего убыточной, но прибыль «добивалась» репутационными приобретениями и повышением туристического потока.

Что касается венгров, то тут, как нетрудно догадаться, сказалось вмешательство одного не в меру деятельного попаданца. Принятые в прошлом году изменения в распределении прибыли от общего предприятия под названием «Совет экономической взаимопомощи» резко ударили по возможности наших «союзников» свободно распоряжаться внешней валютной выручкой. Теперь валюта, полученная от перепродажи наших энергоносителей, в том числе переработанных, на Запад в первую очередь шла на погашение внешних долгов, а во вторую — на закупку товаров у СССР. И даже повышение цен на нефть тут венграм не сильно помогло: да, долги они свои начали гасить быстрее, поток советских товаров тоже вырос, но вот на сторонние и необязательные проекты лишних шекелей уже не осталось, пришлось идею с гонками отложить в долгий ящик.

— Пять миллионов, именно на такую сумму я договорился с вашими друзьями из Венгрии. С 5% повышением каждый год, — закончил объяснять тупому туземному вождю белый негоциант, почему тот должен поменять золото на бусы.

— Вы упускаете одну маленькую деталь, — англичанин вопросительно приподнял бровь, — СССР — это не Венгрия. Надеюсь, мне не нужно объяснять почему. Четыреста миллионов новых потенциальных зрителей. Я повторюсь: если вы будете настаивать на тех же условиях, которые выставляете прочим разным, то нет смысла даже начинать обсуждение. Давайте лучше поговорим о погоде…

Ну а дальше пошел банальный торг. Как бы мне ни хотелось прогнуть Экклстоуна, но объективно работать себе в минус даже ради репутации и возможных в будущем улучшений сторонних рекламных контрактов он бы не стал, поэтому кое-что ему пообещать англичанину все равно пришлось. Правда, договорились не на живые деньги, а на бартер в виде залитого советской нефтью танкера. Взамен я выторговал для Гран-при СССР такие условия, которые бы стопроцентно выделили гонку из ряда всех других.

— Это должна быть необычная гонка. Стандартный рядовой этап меня не интересует, только финальная гонка сезона. Предлагаю сделать ее ночной с искусственным освещением и двойными очками.

— Ночной? — От обилия моих предложений у собеседника явно начало срывать крышу.

— Вечерней, — пояснил я, — чтобы стартовали гонщики при естественном освещении, а потом зажигалась подсветка. Поставим побольше мачт освещения, как на стадионах, все будет видно просто отлично — на видео и вживую.

— Это можно, — слегка прикинув варианты, согласился Экклстоун. — Вот только насчет времени проведения гонки… Днем больше зрителей.

— Ну а как вы Гран-при Австралии проводите? — выложил я вполне резонный аргумент на стол. — В Европе в это время вообще ночь. Если гонка будет последней в сезоне, то это уже осень. Октябрь, темнеет уже достаточно рано, чтобы гонка не затягивалась на позднее время. Проблем не будет.

— А температура?

— Будем проводить где-нибудь на юге СССР. В Крыму, например, или на Черноморском побережье Прикавказья. Или, может, в Одессе. Там в это время еще тепло.

— А как же Москва?

— Нет, в Москве мне этот балаган не нужен точно, — вообще отвратительная привычка тянуть все в столицу, обойдутся москвичи, слетают в Ялту, не переломятся. — Если вас все устраивает, готовьте предварительный договор, со следующего года и начнем.

— Вы за год успеете подготовить трассу? С освещением? — В голосе англичанина послышалось сомнение.

— Вы там у себя на Западе даже не представляете, как могут работать коммунисты, если партия скажет «надо», — я подумал и задал еще один вопрос. — А вот предположим, СССР захочет получить собственную гоночную команду. Что для этого нужно сделать и сколько это будет стоить?