Магнат Пушкин

Глава 9

Интерлюдия: Посылка из Дерпта

Любек, декабрь 1818 года

Камин в гостиной Фридриха Шульца потрескивал, отгоняя зимнюю стужу. На дубовом столе, рядом с кувшином рейнского вина, лежал невзрачный холщовый мешок с таможенной печатью «Дерптъ». Внутри, в деревянном ящичке, свёртки из вощённого пергамента, перевязанные бечёвкой, с надписями на русском: «Пшеничная лапша. Варить 10 минут».

— Мой брат, торгующий в Ливонии уверяет, что это новинка русских губерний, — сказал Фридрих, разламывая сухую золотистую нить лапши. — Говорит, их фабрики теперь прессуют тесто как бумагу. Не верил, пока сам не увидел, что он мне прислал.

Генрих Беккер, его компаньон, щурился, разглядывая странные символы на упаковке.

— В Дерпте университет, а где же находятся макаронные мануфактуры? Но раз уж привёз — испытаем.

Они позвали кухарку Эльзу, и та, ворча на «купеческие причуды», бросила лапшу в кипящую воду. Через десять минут на столе дымилась глубокая фаянсовая миска. Никаких специй, лишь щепотка соли и кусочек сливочного масла — как написано в инструкции.

Впрочем, там и сметану советовали добавлять, но сначала купцы захотели попробовать и оценить чистый продукт.

— Выглядит… хрупко, — Фридрих покрутил вилкой, подцепляя полупрозрачные полоски. — Как паутина из сказок. И посмотри, они все сжаты, как почти одинаковые пружинки. Это явно не ручная работа.

Первая же проба заставила их переглянуться. Лапша, упругая, словно свежеприготовленная, таяла на языке, оставляя сладковатый привкус пшеницы с северных полей и лёгкий привкус добротного мяса.

— Но как⁈ — Генрих отставил тарелку, поражённый. — Это же сухой продукт! Вспомни те опостылевшие галеты из нашего последнего рейса — деревянные, как подошвы. А тут…

— Тут наука, — Фридрих достал из мешка листок с текстом от псковского производителя. — Пишут, тесто замешивают на ледяной воде и сушат на морозном ветру. Русские зимы, Генрих, они даже макароны делают выносливыми!

Эльза, в процессе приготовления попробовав блюдо, перекрестилась:

— Да это ж лучше, чем мои штрудели!

Купец уже листал гроссбух, прикидывая предстоящие расходы на доставку.

— Представь: лёгкие тюки, не боящиеся сырости, срок хранения — месяцы! Мы могли бы везти их хоть в Бразилию, хоть в Африку!

— Пожалуй, стоит добавить к ним инструкции на немецком, — подхватил Генрих. — «Русское чудо за десять минут» — звучит как манифест прогресса!

На следующее утро Шульц отправил письмо в Дерпт, заказав солидную партию лапши «для пробной продажи». А через месяц в витрине его лавки на Брайтештрассе появился странный товар: рядом с бочками сельди и вязанками корицы висел холщовый мешок с прикреплёнными к нему образцами. На табличке чуть выше красовалось: «Лапша из России — вкус далёкой зимы у вас дома».

Интерлюдия: Салон самолёта Её Величества Марии Фёдоровны.

— Ваше Величество, Александр Сергеевич очень рекомендовал при взлёте и посадке посасывать эти конфеты, — предложила Катенька Голицына дамам выбрать себе красочный леденец, размером со сплющенную ягоду вишни, протягивая им коробочку с леденцами.

— Так ты ради этого вчера с ним уединилась на кухне? — насмешливо поинтересовалась государыня, но леденец взяла.

— Мы не уединялись, с нами ещё был адъютант Его Высочества Адлерберг Владимир Федорович, — полыхнула Екатерина и без того румяными щёчками.

— И чем же вы там занимались? — распробовала кисло-сладкий леденец Императрица-мать, отметив, что с ним и правда легче. На уши не так давит.

— Князь учил нас готовить.

— И многому ли ты научилась за тот час, что вы там были? — не выдержала её мать, фрейлина Императрицы.

— Многому, матушка, — потупила очи юная красавица, — Если проголодаетесь, то только скажите и я вам на выбор предложу пять горячих блюд: лапшу с сыром, мясную похлёбку, грибной суп, куриный бульон и острое азиатское блюдо. За три минуты любое приготовлю.

— Шутить изволишь! — вскипела Татьяна Васильевна.

— Матушка, но это действительно так. Мы с Владимиром Фёдоровичем вчера каждое блюдо по два раза делали, под руководством Пушкина, и на второй раз ни одной ошибки не допустили!

— Я правильно тебя понимаю, что Адлерберг сейчас моему сыну то же самое говорит? — улыбнулась Императрица, наблюдая за спонтанной перебранкой своей фрейлины с её дочерью.

— Вполне может быть. Он вчера был в восторге и заявил, что собирается предложить Великому князю лично презентовать эти продукты Императору и графу Аракчееву. Для флота и армии — они просто находка!

— И когда же ты нас сможешь порадовать?

— Как только самолёт выровняется, так могу что-то для вас приготовить, а до этого Александр Сергеевич запретил кипятком заниматься.

— Пожалуй, я бы не отказалась от лапши с сыром, — улыбнулась Мария Фёдоровна, — Ты же покажешь мне, из чего собралась её делать?

— Так вот же, Ваше Величество, — легко поднялась с места девушка, — В этих ящичках чего только нет, — ловко защёлкала она задвижками шкафа в задней стенке салона, — А вот и ваша лапша, — провела она пальчиком по надписям, и уверенно потянула на себя нужный ящик, — Маменька, а вы грибной суп всегда любили. Не желаете его выбрать? — лукаво покосилась она на ещё не остывшую маман.

— Соглашайся, Таня, я, с твоего разрешения, тоже пробу с твоего супа сниму.

А затем обе дамы с недоумением уставились на пакеты из вощёной бумаги, которые Екатерина выложила на стол. Надпись, как и картинка на них, утверждала, что это и есть те блюда, о которых говорила княжна.

— А где же сами продукты? — растерянно озвучила Императрица-мать тот вопрос, который витал в воздухе.

Небывалый урожай пшеницы в какой-то момент застал меня врасплох.

Допустим, урожай я сумею снять, но вот хранению пшеницы в зерновых ямах я интуитивно не доверяю. Мне бы ещё элеваторов, эдак штуки три, хотя бы, но где их взять.

Коллективный мозговой штурм, произведённый вместе с тульпами, выдал интересный результат — лапша. Продукт длительного хранения. Беда только в том, что у псковской пшеницы недостаточно клейковины, чтобы лапша оказалась продуктом высокого качества, а не превращалась в процессе приготовления в ту кашеобразную массу, которая знакома многим армейцам из моего времени.

Увеличение клейковины произошло двумя путями: более тонким помолом и дополнительным внесением в тесто глютена.

Да, представьте себе, я пожертвовал своим перлом Разрушения, разделив его на две неравные части. Одна теперь задействована на тончайшем помоле муки, а вторая — на цементе для пенобетона.

Ну, а раз уж сказал «а», то говори и «б» и «в».

Признаюсь, получив глютен и подняв с его помощью уровень клейковины до муки высшего сорта, я уже не удержался и… Глутамат натрия!

Да, тот самый не раз отруганный усилитель вкуса.

Впервые я опробовал его на себе и отставниках. Пропорции уменьшил вдвое, а то и вчетверо, по сравнению с тем, какие были в моём мире. Четверть процента от массы сухого веса муки. И вы знаете, рецепторы предков, никогда не пробовавших химии, эту разницу уверенно уловили.

Вояки мне убеждённо утверждали, что в лапше чувствуют привкус хорошего мясного бульона.

Дальше до лапши быстрого приготовления оставался один шаг, и я его сделал.

Тестомесильный бак, череда валков из дуба, после которых тесто выходит миллиметровым слоем, нарезка дисковыми ножами, две бегущие ленты льняного полотна, где вторая подтормаживает, отчего лапша собирается в плоское подобие спирали, варка перегретым паром, три минуты кипящего масла и охлаждение воздухом. Вот и весь секрет. А нет, не весь. Ещё в пакет с лапшой вкладываются один или два «секретных пакетика». К примеру, в лапше с сыром в первом приправы, а во втором раскрошенный твёрдый сыр для присыпки сверху.

Если свой первый продукт, а именно обычную лапшу, я смело двинул в торговлю, и готовлю второй цех под её производство, то вот с лапшой быстрого приготовления я притормозил.

Больно уж знаковый продукт вышел. В каком-то смысле — стратегического значения. Предоставь его армии и флоту, и твоя страна получит изрядное преимущество, уже не став настолько зависимой от поставок продовольствия своим вооружённым силам. Ни осаждённые крепости с голодухи не сдадутся, ни окружённые армии не обессилеют, ни матросы судов, находящихся в дальнем плаванье, не станут поглядывать на полненького кока, выбирая его, как первую жертву каннибализма.

Так что ждём-с. Глядишь, созреет Император с Аракчеевым, на серьёзный заказ эксклюзивного продукта для армии.

Вот только опять беда — новых врагов наживу. Сейчас поставщики продовольствия для армии, как сыр в масле катаются, собственно, как и те генералы, что их крышуют за свою долю в этом грязном бизнесе.

— Александр Сергеевич, Киев на горизонте. Посмотреть не желаете? — высунулся из своей кабины один из пилотом моего дормеза.

Ради любопытства пошёл посмотреть. Как-никак — один из десяти крупнейших городов Российской Империи, отчего бы не глянуть.

Киев в одна тысяча восемьсот восемнадцатом году представлял из себя очень благополучный город.

Армия Наполеона прошла узкой полосой в двухстах километрах от него, а саксонская бригада, направленная к Киеву, была разгромлена русскими войсками под Кобрино. Оттого всю войну Киев просуществовал, как тыловой российский город.

Киев сейчас делится на три сердца: Подол, Верхний город и Печерск. На Подоле, у подножия холмов, кипит жизнь. Здесь, среди деревянных домов с резными ставнями, шумит рынок. Возле пристани толпятся грузчики, выгружая с барж мешки с зерном, воск и кожи. Запах свежей рыбы, пряностей и дыма из пекарен смешивается в густой коктейль. Купцы в длинных кафтанах торгуются с ремесленниками, а извозчики на телегах и пролётках прокладывают путь через толпу.

Верхний город, украшенный Софийским собором с его византийскими мозаиками, был средоточием духовной власти. Улицы здесь уже частично замостили камнем, а в тени лип прогуливаются чиновники в мундирах и дамы в платьях с высокими талиями, словно сошедшие с полотен эпохи ампир. Рядом с древними храмами выросли особняки в стиле классицизма — белые колонны, строгие портики, симметричные фасады.

Печерск же, с его Лаврой, остаётся оплотом тишины и молитвы. Монахи в черных рясах шепчут молитвы в пещерах, а паломники со всей империи стекаются к местным святыням. Рядом, в Мариинском дворце, построенном еще Елизаветой Петровной, останавливаются высокие гости — город всегда был важным связующим звеном между Петербургом и южными окраинами России.

Река определяет ритм жизни. По Днепру сплавляют лес, везут товары в Черное море.

Летом вода сверкает под солнцем, а зимой покрывается толстым льдом, по которому снуют сани. Мостов нет — лишь паромы да лодки связывают берега.

Киев разнообразен. В одном переулке бухают молоты кузнецов, в другом — ученики Духовной академии спорят о богословии.

Еврейские кварталы на Подоле оживают по субботам, а в костелах звучит польская речь — ещё не изжитая память о временах Речи Посполитой.

По вечерам в дворянских домах играют на фортепиано, а в кабачках мещане распевают украинские песни под цимбалы.

Многие здания всё еще деревянные, а ночные улицы освещаются лишь редкими масляными фонарями.

Таким он мне и запомнился.

Губернатор Назимов прибыл к месту нашей высадки на берег очень скоро. По его бледному лицу можно было прочесть целую эпическую оду беспокойства. Судя по его виду, он просто не понимал, как ему быть с этой толпой придворных, которые теперь будут ходить по его улицам, задавать вопросы и, чего доброго, начнут делать заметки.

— Ваше Императорское Высочество! Ваше Величество! — кланялся он так низко, что казалось, вот-вот его лоб коснётся земли. — Позвольте выразить своё глубочайшее почтение и преданность… Мы не ждали… То есть, конечно же, ждали, но не так скоро… Не так внезапно… Не как снег на голову…

Мария Фёдоровна соизволила улыбнуться. Одним этим движением она успокоила губернатора больше, чем десятью указами.

— Успокойтесь, Фёдор Викторович, — произнесла она с материнским спокойствием. — Мы не на инспекцию к вам прибыли, а всего лишь на короткий отдых.

Губернатор устроил званый вечер с танцами.

Лично я трижды оттанцевал с Голицыной, а по разу с местными девушками. Одна из них — белокурая полячка, была внешне очень хороша, но по-русски говорила плохо, что не помешало мне быстро выяснить, что она тупа, как пробка.

Ночевали мы в Мариинском дворце.

А на следующее утро произошёл большой облом. Небо затянуло тучами, а усиливающаяся духота прямо намекала, что дело идёт к грозе.

Самое радостное произошло, когда мне было поручено встретить приехавшего губернатора, и сообщить ему, что мы задерживаемся в Киеве, в связи с непогодой.

Видели бы вы метаморфозы выражений его лица! Лично я получил прямо-таки наслаждение, как ценитель наблюдая за полётом мыслей, отражаемых на его физиономии.

На этой оптимистической ноте я вернулся в покои Императрицы и, довольно легко отпросил Екатерину Дмитриевну на выгул. В том смысле, что меня отпустили с ней проехаться и погулять по торговым рядам Подола.

И получаса не прошло, как мы с ней уже гуляли по узким торговым улочкам, засовывая свои любопытные носы в каждую интересную лавку. Честно сказать — ассортимент здесь был убогим, но колорит превалировал.

— Посмотрите, Екатерина Дмитриевна, — остановился я у лотка с книгами, где среди потрепанных фолиантов на немецком и латыни заметил томик Вольтера. — Киев и здесь удивляет: вчера — мощи святых в Лавре, сегодня — вольнодумство меж грушовки и пряников.

Голицына улыбнулась сдержанно, но в глазах вспыхнул огонек:

— Вы находите крамолу даже в сушеных яблоках, Александр Сергеевич.

— Кстати, о яблоках. Нужно брать.

— Вы о чём?

— Разве вы не заметили, что тут есть яблоки, размер которых чуть ли не вдвое больше тех, к которым мы привыкли?

— Ну да, очень большие, — признала Катенька, когда я наглядно показал ей достойный образец киевского садоводства, преподнеся его ей на двух раскрытых ладонях, — Даже не знаю, удастся ли мне такой укусить. А вам-то они зачем?

— Из зёрен таких яблок вырастут деревья. Далеко не все выживут. Но те, которым такое удастся, будут приносить очень большие яблоки.

— И когда это произойдёт?

— Лет через пять, а может и семь. Я не силён в садоводстве. Но знаю, что дерево, выращенное из семечка, легче адаптируется под новый климат, чем саженцы, пусть и может потерять какие-то свойства.

— Через пять — семь лет мы уже станем старыми, ой, взрослыми, — поправилась княжна.

— Зато мне будет о чём вспомнить, когда мой сын, или дочь сами сорвут такое яблоко с дерева.

— Ваши? — спросила Голицына, чуть прикусив губу.

— А что если наши?

Ответить она не успела. Прогремел оглушительный гром, а спустя несколько секунд разверзлись хляби небесные.

Ливануло так, что улицы Подола превратились в подобие горных рек. К счастью, я успел вовремя сориентироваться, и за руку утащил княжну в небольшую кофейню на шесть столиков, откуда за буйством природы наблюдать было весело.

Я откровенно ржал, глядя на некоторые бытовые сценки, а княжна скромно отворачивалась, скрывая улыбку.

Нет, а как не заржать, когда дородная продавщица из дома напротив вдруг решила пересечь улицу, где сейчас течёт бурный поток. Она-то рассчитывала поднять подол до колен, но как бы не так. В итоге стоически замотала его на пояс, и под гогот извозчиков, добралась, куда ей надо.

В небе грохотало часа полтора, а потом вдруг, как отрезало. Вышло солнце, утих ветер, и лишь мокрый булыжник мостовой, да затопленные лавки напоминали о том, что ещё совсем недавно творилось.

Ответа от княжны я так и не дождался.

Собственно, её молчание и есть ответ. Не всё от неё зависит, тем более, в её случае.

В силу обстоятельств Катенька, ничем, кроме княжеского титула и славной фамилии особо похвастать не может.

Внешность? Я вас умоляю. Она в нынешние времена идёт важнейшим из второстепенных, и то, в лучшем случае, но зачастую не более того. Соискателей невест в первую очередь интересует размер приданого, выраженный в деньгах, угодьях и количестве ревизских душ.

Екатерине такой перечень не грозит. Пиковая дама постаралась, как звали княгиня Наталью Петровну Голицыну, урождённую Чернышёву. Разорила она родителей Екатерины до неприличия.

Короче, на приданое от невесты, мне рассчитывать не стоит, за что Императрице- матери скажу когда-нибудь отдельное спасибо.

Собственно, о чём это я.

Екатерина, пожалуй, лучше меня знает, что и как в таких случаях происходит, оттого и задумчива не в меру, что я раньше за ней не замечал.

И я могу её понять.

Даже правильно обставленная помолвка — действо не из дешёвых.

Требует денег, подготовки и нужного места с событием.

— Екатерина Дмитриевна, доверьтесь мне, и мы всё решим, — пообещал я своей суженой.

— Моя матушка сказала, что вы очень богаты. Это правда? — ковыряя фруктовый салат чайной ложкой, довольно робко поинтересовалась княжна.

— Пусть я и не самый богатый в России, но деньги у меня есть, и в значительном количестве. У вас какие-то проблемы? — предположил я обычные неприятности обедневших семейств, которые легко можно разрешить незначительными суммами.

— Вовсе нет. Просто я не могу принять ваше предложение. Мне, в свою очередь, нечего вам предложить, но за сегодняшнюю прогулку большое вам спасибо! Извините, но я вынуждена вам отказать.