Магнат Пушкин

Глава 7

Давненько я не пробуждался под благоухание кофе — того самого, что, словно ароматный дымок, стелется по утренней прохладе, возвещая наступление нового дня. Сегодня же его терпкий шлейф проник даже сквозь плотные пологи балдахина, обволакивая сознание, не давая возможности продолжить уютный сон. Выглянув из-за тяжёлых складок ткани, я узрел: за моим рабочим столом, вальяжно откинувшись на спинку кресла, восседал Николай Павлович. Его шляпа, нарушая все законы гравитации, непонятным мне образом балансировала на подлокотнике, а в руках он держал фарфоровую чашку, из которой поднимался лёгкий пар. Возле локтя — тарелка с пирожками, о происхождении которых можно было даже не гадать, поскольку по утрам в доме выпечкой занимается только Акулина.

— Аннулирую своё предложение о соседском поместье в Псковщине, — без предисловий объявил князь, жадно откусывая кусочек пирожка. — Твои петухи, друг мой, способны разбудить даже спящего медведя. Ни свет, ни заря орут так, будто на них напало войско Наполеона.

Я лишь фыркнул, потирая затылок. Нет, ну каков наглец⁈ Мало того, что устроил в моей спальне столовую, так ему ещё и мои петухи не угодили. Можно подумать в Аничковом дворце, в котором сейчас проживает двор брата Императора, тишина царствует.

— Не ожидал, что великий князь будет страдать из-за скромного деревенского оркестра, — буркнул я, спуская ноги на пол. — Кстати, для добрых соседей я по дешёвке формирую артефакты, заглушающие петушиные трели. Сам таким пользуюсь и сплю, как младенец.

— Ты меня не дослушал, — отпил кофе Николай Павлович, и в его глазах мелькнул лукавый огонёк. — Я не хочу быть твоим соседом в Псковской губернии, а вот Крым — совсем другое дело.

Это заявление заставило меня замереть со штанами в руках.

— Это что же такое ночью приключилось, что вдруг в Тавриду потянуло? — нахмурился я, надел брюки и направился к умывальнику.

— Разговор с матерью, — усмехнулся гость, но в этой улыбке не было веселья. — Долгий, обстоятельный… и, думаю, с последствиями. Она ждёт нас у себя. Собственно, за тобой меня и послала, чтобы ты не ускользнул по своим «хозяйственным делам».

— Какая несправедливость! — театрально воскликнул я, вытирая лицо полотенцем. — На правах хозяина имения я бы и сам заглянул пожелать императрице доброго утра. А что с прусским шпионом? Допросили? Или тайны пришлось выколачивать?

— Допросили, — кивнул Романов, но тон его вдруг стал серьёзнее. — Однако кое-что лично мне осталось непонятным. Мария Фёдоровна сама тебе всё разъяснит. Скорее более чем двумя словами…

— Промышленный шпионаж? Политика? — настаивал я, застёгивая сорочку.

— Смесь всего, — небрежно махнул в ответ рукой князь, и в этом движении проглядывала усталость, словно Романов сам всю ночь выбивал показания из задержанного. — В общем, готовься: разговор предстоит не из лёгких.

Мать Николая Павловича мы застали за раскладыванием пасьянса в одной из комнат, которую её свита на скорую руку превратила в будуар. Подле неё у окна сидела одна из фрейлин лет тридцати пяти и что-то вышивала на пяльцах — её игла резво взлетала и опускалась подобно пичужке, перелетающей с ветки на ветку в зимнем саду.

На наше появление Мария Фёдоровна лишь слегка приподняла руку с картой, будто дирижируя оркестром, и указала ей на стулья напротив себя.

— Татьяна Васильевна, оставьте нас, — бросила она фрейлине, не отрывая взгляда от карты. Женщина встала, и в её движении было что-то странно знакомое — словно тень прошлого, мелькнувшая в старинном зеркале. Её лицо… казалось, я видел его вчера, или во сне, или на портрете. Склонив голову в поклоне, фрейлина вышла и отзвук её шагов стих за дверью.

Императрица снова погрузилась в расклад, её губы двигались, будто шепча заклинания. Понятное дело, что Мария Фёдоровна ни разу не колдунья, и если б я умел читать по губам, то возможно и сказал бы, что нашёптывает женщина, но думаю, что она просто проговаривала наименование каждой карты, оказавшейся в её руке. Наконец-то пасьянс на столе сошёлся, Императрица победно улыбнулась и проворно принялась тасовать колоду.

— Хотите, я вам погадаю, Александр Сергеевич? — мешая карты в руках, как заправская цыганка, с азартом посмотрела на меня Мария Фёдоровна. — Всё расскажу. Что было. Что будет. Чем сердце успокоится.

— Карты для пасьянса приравниваются к игральным, а на них не гадают — они правду не говорят, — отказался я от сеанса картомантии. — Да и гаданиям я предпочитаю сухие факты. Например, чтобы не теряться в догадках, с удовольствием послушал бы, как человек из свиты немецкого посла оказался у дверей моей лаборатории и что он хотел в ней найти.

— Луи Жак Тенар. Знакомое имя? — с прищуром посмотрела на меня женщина.

— Насколько помню, этот человек в Дерпте принимал у меня алюминий на экспертизу. По крайней мере, так представился эксперт из Парижа.

— А ваш пленник подсказал, что до этого вы подсунули французу технологию получения безумно дорого металла. Представляете насколько был огорчён Тенар, когда принимал у тебя сто двадцать пять пудов алюминия. Кстати, откуда у вас его столько взялось? И напомните сумму, которую вы получили от банка Лионский кредит.

— Алюминий я обнаружил в подвале дома покойного Шешковского, — пустился я в объяснения, которые давно были мной приготовлены для любопытных, но был прерван.

— Молодец. Так всем и говорите. Сын палача моей свекрови был сильным формирователем перлов и большим выдумщиком. Пойди сейчас, проверь, что он химичил у себя дома. Думаю, что многие поверят в такое происхождение металла, — неожиданно, как снег в мае, свалилось на меня одобрение Императрицы. — А хотите я сама скажу, сколько денег вы получили от шаромыжников, только в перерасчёте на французские франки?

— Я не слежу за курсами валют, — пожал я плечами. — К тому же всяким песо, фунтам и долларам предпочитаю отечественный рубль, желательно серебряный. Одного понять не могу — какое отношение имеет прусский грум, пойманный у дверей моего дома, ко всему ранее сказанному?

— Луи Жак Тенар через свою супругу Викторию Умблот является каким-то дальним родственником прусского посла и уговорил того взять к себе на службу человека, пойманного вашими егерями. Кстати, сегодня же подайте список лиц, участвующих в задержании. Думаю, что по серебряной медали «За храбрость» они заслужили. Только лишних не приписывайте. А то у нас вечно непричастных награждают, а невиновных наказывают.

— Я правильно понимаю, что француз, испытывающий чувства антипатии ко мне, через прусского посла подослал своего человека, чтобы тот пробрался в моё имение? Я могу получить с лягушатника сатисфакцию?

— Не думаю, что Тенар в ближайшее время появится России. Да и вам пока не следует выезжать из страны. Кто его знает, как отреагируют французы на ваше появление, зная, что один из их банков выплатил вам шестьдесят миллионов франков. Да и в Пруссии с Австрией вам не рады будут, а уж про англичан я и вовсе молчу.

— А эти-то здесь с какого бока? Им-то я что плохого сделал? Французский частный банк получил от меня алюминий по курсу, который сам же и установил. Их посла за язык никто не тянул. Какое отношение имеют все остальные к обычной торговой сделке?

— Как вы думаете, где обычно берёт деньги частный банк, когда ему не хватает средств, чтобы совершить выгодную сделку?

— Я слабо знаком с банковским делом, но думаю, что в случае нехватки денег, частный банк может обратиться за помощью к государственному банку.

— Лионский кредит так и сделал, — кивнула Императрица. — Как вам, наверно, известно согласно Парижскому мирному договору от пятнадцатого года, Франция в этом году имеет право просить у Священного Союза вывести со своей территории оккупационные войска. Этот вопрос, в числе других, будет поднят в конце сентября этого года на Ахенском конгрессе. Австрия, Пруссия, Англия, да и Российская Империя тоже, не против того, чтобы вывести свои войска, но при условии, что Франция своевременно выплатит контрибуцию в размере двухсот шестидесяти миллионов франков. И тут появляетесь вы и делаете в бюджете лягушатников огромную дыру.

— В этой логике есть изъян, — возразил я. — Дело в том, что я не воровал у шаромыжников шестьдесят миллионов, а честно продал им на эту сумму дефицитный металл по цене, которую они сами же и установили. В конце концов, если французам не хватает денег на выплату репараций, то пусть они с теми же англичанами алюминием рассчитаются. Только предупредите нашего Императора, чтобы он не соглашался на такую сделку.

— Шутите, — улыбнулась Мария Фёдоровна. — Ступайте князь. Мне Николаю Павловичу нужно пару слов сказать. К тому же Вы грозились мне своё имение показать, а я ещё не одета подобающим образом, чтобы выезжать в поле.

— Разрешите вопрос, Ваше Императорское Величество? — решил перед уходом выяснить все последствия, которые могут последовать за событиями прошедшей ночи. — А что с послом, который привёз в мой дом шпиона?

— России не выгодно обострять отношения с союзниками. Тем более, накануне Ахенского конгресса. Так что пока посол останется Российской Империи, а там видно будет.

«Ещё орден Сутулова с закруткой на спине ему повесьте, чистоплюи», — хотелось высказаться мне, но сдержался и вышел из комнаты, услышав, как за спиной вновь зашелестели карты.

— Александр Сергеевич, — нагнал меня великий князь по дороге к моему дому и пристроился рядом. — Вы про сатисфакцию говорили. А какое оружие выбрали бы, если б случилась дуэль с французом.

— А кто он такой, чтобы с ним драться? Он решил проверить прочность замков в моём доме, а я могу проверить насколько крепко само жилище Тенара.

— Это каким же образом? — внезапно остановился Николай Павлович, и в его голосе прозвучало настоящее любопытство.

— Натравлю на его дом, или где он там обитает, стаю морских свинок, а для пущего эффекта каждой дам в лапы по пуду пороха или чего мощнее. Вот и посмотрим, правду ли говорят, что французы строят на века.

— Вы снова шутите, — улыбнулся Романов, но в его глазах мелькнуло сомнение. — Как же грызун сможет целый пуд пороха унести? Разве что вы для них усиляющие перлы сделаете.

— Мои свинки и так справятся, — заверил я князя, пряча усмешку.

Не рассказывать же ему, что можно посадить животное в небольшой планер, набитый взрывчаткой, приделать к нему несколько перлов и управлять полётом, находясь в любой точке Российской Империи. Естественно понадобятся ретрансляторы для передачи изображения, которое будет идти с летающей бомбы, но этот вопрос вполне решаемый, хоть и не быстрый. Но если меня всерьёз разозлить, то я могу и вплотную им заняться.

Поездка по имению Велье с Их Величеством Императрицей Марией Фёдоровной у нас была назначена после завтрака.

Утро выдалось ясным, словно сама природа стремилась угодить августейшей гостье. Солнце золотило купола сельской церкви, а легкий ветерок трепал шелковые ленты на шляпах фрейлин, суетившихся у крыльца. Кареты уже стояли во дворе, но Императрица, вопреки ожиданиям, предложила прогуляться пешком до оранжереи.

— Мне говорили, здесь сохранились вековые дубы, — проговорила она, поправляя кружевную накидку.

Голос её звучал мягко, но в глубине, как всегда, угадывалась та напряженная нота, что напоминала о вечной борьбе между долгом и усталостью.

— Да, возле древнего городища есть небольшая дубовая роща, — согласился я, — Но это относительно молодая посадка. Не удивлюсь, если когда-нибудь узнаю, что дубки специально высадили во времена Петра Первого. А самый большой дуб у нас произрастает в Псковско-Печерском монастыре. Его ствол руками не обхватить.

Вперёд верхом выехали два моих отставника, чтобы разгонять любопытных, а мы двинулись следом. Александра Фёдоровна шла неторопливо, порой останавливаясь, чтобы коснуться руками гладкого ствола яблони или вдохнуть аромат цветов. Казалось, в эти мгновения она пыталась забыть о Петербурге с его тревогами, о письмах, что ждали в кабинете, о неумолчном шепоте двора.

— Das ist zumindest amüsant,* — послышалось из-за спины.

* Это по меньшей мере забавно. (нем.)

— Говорите по-русски, — тут же отреагировала Императрица.

— Глазам не могу поверить! У него арбалет. Боже, я даже представить себе не мог, что такое древнее оружие ещё существует! — с пафосом и желанием привлечь к себе внимание громогласно заявил немецкий посол, — Это же такая древность! Неужели в России их до сих пор применяют. Или вы, князь, специально музей ограбили, чтобы нас поразить?

Нормально он на вид моего отставника отреагировал. Даже не ожидал такого подарка.

— Жаль, что вы так плохо разбираетесь в оружии, — спокойно заметил я, чуть усилив свой голос магией, оттого меня услышала вся свита Марии Фёдоровны.

— Я хорошо разбираюсь в оружии! — возмущённо ответил немец.

— Сколько выстрелов в минуту может сделать обученный и опытный немецкий солдат?

— Не меньше трёх, — гордо возвестил посол.

— А мой боец успеет выстрелить больше тридцать раз.

— Lüge! — завопил было посол, но тут же поправился, — Не может быть, я вам не верю!

— Ваше Величество, разрешите переубедить господина посла? — обратился я к царственной особе.

— Разрешаю.

— Фёдор, — окликнул я знакомого десятника, с которым мы неплохо знакомы, — Покажи немцу, как твой арбалет работает. Только вон к тому забору отойдите, — подмигнул я отставнику, — Десять выстрелов и постарайся уложиться в пятнадцать секунд.

— Сделаю, — спрыгнул отставник с коня, и махнул рукой, приглашая посла последовать за ним.

— А мы с вами давайте отсюда посмотрим, а то там будет шумно, — ехидно ухмыльнулся я.

Семизарядный магазин арбалета мне повторить не удалось — болты виноваты. Они толще, длинней и тяжелей оригинальных, и в наш магазин их только пять штук уместилось. Зато каждый наконечник с сюрпризом.

Каждый арбалетчик получил от меня перл на Силу. В меру откалиброванный, чтобы кости и сухожилия не порвал, но с нагрузкой в девяносто килограммов справляется без особого превозмогания.

По боковой дорожке Фёдор с послом отошли от нас метров на двадцать, а там отставник показал класс стрельбы.

Хех. Вроде и сумел я вовремя активировать перл Тишины, лишь наполовину подав в него личную эссенцию, а всё равно дамы охнули, и кому-то срочно потребовалась нюхательная соль.

Первым зарядом в каждом магазине стоит Хлопушка. Пять граммов пороха, полграмма алюминиевой пудры и пистон вставлены тупоносый наконечник из бронзы. Хлопает, как выстрел из охотничьего ружья, ну, и поморгать заставляет минуту — другую, если близко находишься.

По итогам стрельбы имеем покалеченный забор, где две доски подлежат замене, а ещё в четырёх видны хвостовики болтов. Фёдор аккуратно поддерживает под локоток посла, отчаянно трущего глаза.

— Пройдёмте в оранжереи? — поворачиваюсь я к свите, — А там глядишь, и посол нас догонит.

Вроде кивают. Предлагаю Императрице свою руку и она тут же подхватывает меня, используя, как опору.

В оранжереях у меня сейчас царствуют перцы. Разные. Больше двух десятков разных сортов высажено сразу после того, как отсюда вынесли рассаду. Отчего такое разнообразие? Так тут всё просто — никто не смог мне дать чётких определений, что из себя представляет каждый сорт. Поэтому придётся доходить своим умом, когда станет понятно, что же у меня созрело. Но кое-какие результаты уже есть, и про них сейчас Её Величеству с удовольствием вещает бывший студент, ныне начальствующий над оранжереями и теплицами.

Потом мы объезжали мой «огород», где сейчас активно убирают урожай картофеля. В среднем у меня выходит больше тысячи пудов с десятины и это далеко не предел. На следующий год чуть поработаю над селекцией и землю получше подготовлю. А пока радуемся тому, что есть.

Зато уж когда Императрица увидела мои капустные поля… Ох, как её проняло!

Капусточка славная у меня уродилась, и много, пусть и разных сортов, но ни один меньше полутора тысяч пудов с десятины вряд ли даст, если верить предварительным замерам. А уж как её холили и лелеяли, предполагая приезд Императрицы, которая зёрна для посадки выделила, так это отдельная история. И капуста не подвела. Вымахала, радуя глаз стройными рядами кочанов, уходящими вдаль на добрых полверсты.

— Это же сколько у вас капусты будет, Александр Сергеевич? — только и смогла поинтересоваться Императрица, когда перед её взором раскинулись капустные поля.

— Надеюсь, не меньше двадцати тысяч пудов сниму. Мог бы и больше вырастить, но семян лишь на это хватило.

— А куда такую прорву девать станете — уже определились? — тут же нащупала она моё слабое место.

— Половину собираюсь продать кочанами, остальные заложу на хранение и начну квасить.

— Это правильно. К тому же, слышала, что с солью у вас всё хорошо, — дала мне понять Мария Фёдоровна, что ей известно про мои начинания в Прикамье.

Пшеничные поля, где уже завершилась уборка урожая и шёл лишь обмолот зерна на токах, у Её Величества явно выраженного интереса не вызвали.

— Покажите мне самолёт, — попросила она, и в её тоне вновь зазвучала привычная твердость.

У причала Мария Фёдоровна, ступив на борт, вдруг обернулась ко мне и довольно громко сказала: — Пока давайте там побудем вдвоём.

— Как скажете, Ваше Величество, — склонил я голову в положенном поклоне.

Её предложение отсекло свиту, а мы присели на кресла, глядя в окно на озеро Велье.

— Знаете, иногда мне кажется, будто Россия — это огромное озеро. Со стороны — гладь, а в глубине… — Она не договорила, устремив взгляд вдаль, где над стеной камыша медленно поднимался дымок от рыбацкого костра.

Гидросамолёт слегка покачивало и лишь плеск набегающих волн вмешивался в тишину внутри салона. Её Величество, стиснув руки на коленях, едва слышно шептала что-то по-немецки — то ли строчки из Гёте, то ли детскую молитву.

— Александр Сергеевич, а для чего здесь клетка устроена? — ткнула пальчиком Императрица в угол салона.

— Для чижиков, Ваше Величество. Чиж — птица неприхотливая, и поёт хорошо, а мои чижики ещё и салон будут освещать. Хотя кроме них я бы ещё какой-то из фрейлин перл сделал. Тогда она и свет для чтения обеспечит, и чай или кофе сможет во время полёта приготовить.

— Вот Голицыной и сделайте. Екатерина Дмитриевна девушка очень способная и интересная. Хорошо образована, княжна из знатного рода, и характер у неё чудесный. Такой бриллиант долго в невестах не удержится. Уведут девушку — потом локти кусать будете.

Ого, на этот раз Мария Фёдоровна за меня уже всерьёз взялась.

— Вряд ли княжне мой образ жизни понравится, а я его в ближайшие годы менять не собираюсь. Опять же, оставить молодую жену одну и в Петербурге, полном разных соблазнов — глупость несусветная.

— А вы с ней поговорите на эту темя, когда перл для неё будете формировать. И да, лучше его в колечко вставить.

— М-м, кольца приличного случаю у меня не заготовлено. Я на браслет рассчитывал.

— Браслет… Хорошо, пусть будет браслет. Всё лучше, чем ничего, — буквально на пару секунд задумалась Императрица, прежде чем вынесла свой вердикт, — Только потом сразу не убегайте. Погода хорошая. Выведите девушку на прогулку, хотя бы на полчаса. От вас не убудет, а у неё потом на всю жизнь воспоминания останутся.

Покинув причал, мы ещё немного прокатились вдоль полей, где вовсю кипела работа, и нагуляв изрядный аппетит, вернулись в усадьбу, чтобы плотно пообедать.

Перл для Голицыной я взялся формировать после вечернего чая. Получилось очень удачно, и даже с некоторым перебором по его возможностям.

Под неторопливое формирование мы с княжной очень мило поболтали. Оказывается, я очень понравился её матушке. Вот тут-то я и сообразил, кого же мне напомнила та фрейлина, что утром в спальне Императрицы с вышивкой в руках была замечена.

Хм, сдаётся — охота на меня по всем правилам открыта, и даже смотрины уже прошли. Крепко меня дамы обложили, а впереди ещё вечерняя прогулка. Надо будет крайне тактично узнать у княжны, насколько она привязана к столице и всем её «прелестям», включая пышные балы, званые вечера и театральные премьеры.

Но девушка и впрямь хороша, чего уж скрывать! Может и права мудрая Императрица — такую упустишь, а потом пожалеешь не раз.

Опять же — под венец пока силой никто не тащит, так что, посмотрим.