Магнат Пушкин

Глава 8

Наступил день, долгожданный и важный — день, когда мне предстояло вручить Императрице-матушке три летающих дормеза, а Его Императорскому Высочеству Николаю Павловичу копии моего Катрана. Работа была выполнена безупречно, пилоты обучены, совесть чиста, а душа спокойна. Настроение было не просто хорошим — оно светилось радостью от сделанного.

Еще с раннего утра, по просьбе Марии Фёдоровны, я прибыл в её временные покои и был немедленно провожён фрейлиной в будуар Императрицы.

— Присаживайтесь, Александр Сергеевич, — произнесла она мягким, но повелительным голосом, указывая на стул рядом со своим сыном. — Мы уже оценили ваше мастерство и трудолюбие, и теперь настал наш с Николаем Павловичем черёд расплатиться за проделанную работу.

С этими словами Мария Фёдоровна щёлкнула пальцами, и одна из придворных дам бережно положила на стол кожаную папку с серебряными уголками. Открыв её, Императрица извлекла чек, исписанный множеством подписей, среди которых особенно выделялась роспись Александра I.

— Просим вас взглянуть и подтвердить: всё ли верно? — протянула она документ.

Сумму, причитающуюся мне от Романовых совместно с Аракчеевым, я знал досконально. Лишних денег в царской казне не платят — это знает вся империя. Поэтому цифры в чеке не вызвали удивления.

— Однако есть и другое предложение, — продолжила Мария Фёдоровна, дождавшись, пока я ознакомлюсь с бумагой и кивну в знак согласия. — Казна готова заплатить вам за самолёты и обучение пилотов согласно ранее обговорённым условиям. Но стоимость перлов, необходимых для полётов, мы предлагаем возместить не золотом, а эссенцией — в двойном размере от массы использованных артефактов. Естественно, будет учтён и тот перл, что вы недавно создали для княжны Голицыной. Так же будет принята во внимание и принадлежность артефактов к определённой ветви. Если не ошибаюсь, это Свет. Как вы посмотрите на такой вариант?

Честно говоря, предложение было не просто выгодным — оно было почти щедрым. Хотя работа Формирователя и составляет часть стоимости артефакта, основная его цена определяется количеством потраченной на него эссенции. Получив её в двойном объёме, я мог бы изготовить в два раза больше артефактов и продать каждый за те же двадцать тысяч.

Теряю ли я в этот момент? Да, конечно — и довольно ощутимо. Но деньги сейчас не были для меня главной заботой. Главное — не выглядеть в глазах Романовых жадным корыстолюбцем, способным торговаться за каждую копейку. Мария Фёдоровна, конечно, тоже теряет некоторую сумму, ведь я не получу прибыли с перлов, изготовленных для пилотов, но именно она озвучила вариант взаимозачёта, а значит, знала, на что идёт.

— Не вижу причин отказываться от вашего предложения, Ваше Императорское Величество, — сказал я с поклоном. — Более того, смею надеяться, что это не последняя наша сделка.

— Будьте уверены, Александр Сергеевич, — едва заметно кивнула она, — Заказами вы будете завалены. Расширяйте производство.

— Именно об этом только и думаю, — вздохнул я. — Уже заказал у Берда станки и жду их к осени. Даже русло реки Великой для его парохода очистили до самого Острова.

— Хотите сказать, что теперь от Псковского озера по воде можно добраться до Острова? — впервые вступил в разговор Великий князь.

— Насколько мне известно, несколько купцов с Островского уезда уже отправили в Псков по реке свои товары, — чуть повернув голову к Николаю Павловичу, ответил я.

— Не могу понять, как так получается, что, облегчая жизнь себе, вы делаете хорошо всем, — заметила Мария Фёдоровна. — Реку судоходной сделали, дороги эти ваши… Как бы Адеркас ни хорохорился, но я-то знаю: без вашего участия с дорогами в губернии у него ничего не получилось бы.

— Может быть, потому что мои интересы совпадают с интересами большинства? — улыбнулся я.

— Возможно… возможно, — протянула Императрица, доставая из папки очередную бумагу. — Я не была уверена, что вы согласитесь на возмещение убытков эссенцией, поэтому, на всякий случай, по моей просьбе было подготовлено два чека на разные суммы. Ознакомьтесь, прошу вас, всё ли правильно.

Я бегло просмотрел документ и, убедившись в точности чисел, аккуратно вернул его обратно.

— Тот орден, который вы получили, говорит о многом, — продолжила Мария Фёдоровна, слегка приподняв бровь, — Но что скажете, если мы добавим к награде ещё и землю? Например, пятьсот десятин.

Ого! Мне жалуют землю. Не скажу, что пятьсот десятин это невероятно много. Это всего пять с половиной квадратных километров. Для сравнения: Петербургский остров имеет площадь чуть больше шести. Но земля лишней не бывает. Вот только вопрос — где?

— Если надел не на Аляске, то не вижу причин для отказа, — позволил я себе легкую шутку, намекая, что не хочу получить какой-нибудь болотистый клочок в забытом Богом месте.

— Снова шутите, — мягко улыбнулась Императрица. — Речь, как вы сами и невольно отметили, пойдёт о полуострове. Но только не о вашей Америке, а о Крыме.

— Крым огромен, и в некоторых местах сельское хозяйство там попросту нерентабельно, — заметил я. — Например, от надела в Байдарской долине я бы не отказался.

— К сожалению, большая часть этих земель принадлежит адмиралу Мордвинову, — покачала головой Мария Фёдоровна. — Он их когда-то купил у племянника Потёмкина.

— Тогда прошу уточнить: степной Крым меня не интересует, — заявил я прямо.

— Южный берег Крыма, район Ялты, — всё так же с улыбкой ответила Императрица. — Насколько мне известно, вы сами говорили, что климат там — настоящий рай. И Николай Павлович, бывавший в тех краях, подтверждает ваши слова. Да и Император, проезжая весной этого года через Крым, был восхищён красотой этих мест.

И, правда — как рассказывал мне Виктор Иванович, в реальной истории Александр I действительно посещал Крым в мае восемнадцатого года и восхищался его природой, называя его «земным раем». Позднее, в двадцать пятом году, он вернулся с инспекционным визитом и влюбился в Ялтинский залив. Было решено выкупить земли Ореанды у графа Кушелева-Безбородко. Но, к сожалению, по пути домой Император заболел и скончался в Таганроге. Сделку завершил его брат Николай, а спустя годы на южном берегу Крыма появятся царские дачи и дворцы. Но именно Николай Павлович станет первым представителем Романовых, обзаведшимся имением в Крыму.

— Ваше Императорское Высочество, — обратился я к великому князю, — неужели вы говорили об этом? Ведь вы как-то упоминали желание иметь дачу в Крыму и даже намекали, что я мог бы стать соседом…

— Именно это я и имел в виду, — улыбнулся Николай Павлович. — Если вы опасаетесь, что даруемые вам земли непременно нужно использовать в сельском хозяйстве — вы ошибаетесь. Достаточно построить несколько строений, тем самым обозначив своё присутствие, и использовать участок как дачу. Кстати, вы сами говорили о планах построить в Крыму пансионат для отдыха ваших людей. Чем вам не место для столь богоугодного дела?

Прав он. По закону, если помещик не обрабатывает жалованную ему землю и превращает её в пустошь, казна может изъять её. Но если земля дана под дачу — можно воздвигнуть пару домов и время от времени появляться там, чтобы доказать, что она используется.

Странно, но я и в самом деле давно не задумывался о земле, как о месте для жизни и отдыха. В последнее время я рассматривал её лишь как источник дохода или как место для поиска колодцев. А ведь земля у чёрта на куличках — это и покой, и возможность укрыться от мира.

Пожалуй, с покоем я поторопился. Если Романовы собираются строиться в Крыму и дают мне землю по соседству, то наверняка припашут в качестве того же дорожного строителя. В принципе, я не против такого расклада, при условии, что их люди помогут мне в строительстве моих зданий. Я, безусловно, отправлю в Крым нескольких своих пользователей перлов и даже могу для людей Императора сделать нужные артефакты, но подвоз строительных материалов я уже не осилю.

Примерно такую мысль, только в более мягкой форме, я и высказал за столом. Собеседники слушали внимательно, ни один мускул не дрогнул на лице Марии Фёдоровны. А затем последовал ответ, которого я не просто не ожидал — он выбил меня из колеи.

— После посещения вашего поместья мы планировали через Витебск и Могилёв отправиться в Киев, — неожиданно заявила Императрица-матушка, словно сама мысль о долгом путешествию наземным путём внезапно стала для неё невыносимой. — Но теперь я настаиваю на немедленном посещении Крыма. Александр Сергеевич, сколько времени от вас лететь до Чёрного моря?

Я немного опешил. Не часто доводится видеть, как член императорской семьи так резко меняет планы. Но я быстро взял себя в руки и начал прикидывать расстояния, словно передо мной лежала карта Российской империи.

— По прямой порядка полутора тысяч вёрст, Ваше Императорское Величество, — сказал я. — Учитывая встречный ветер и прочие капризы погоды, полёт займёт часов девять. Вас интересует именно Ялта?

— А быстрее никак нельзя? — нахмурилась Мария Фёдоровна, и в её голосе проскользнуло нетипичное для императрицы раздражение. — Боюсь, что за девять часов я все бока в этом вашем летучем экипаже перемну.

— Быстрее — не выйдет, — улыбнулся я, стараясь смягчить отказ. — Зато можно сделать промежуточную посадку в Киеве. Он почти по пути, а расстояние от него до Велье или до Ялты — практически одинаковое. Это позволит немного размяться и осмотреть город, если пожелаете.

— Вот и славно, — сказала Императрица, будто вопрос был решён окончательно. — Ближе к обеду Николай Павлович примет у вас самолёты, а вы начинайте готовиться к путешествию в Крым. До завтра управитесь?

— Конечно, Ваше Императорское Величество, — склонил я голову. — Разрешите приступить к приготовлениям?

— Ступайте, князь, — благосклонно кивнула она. — Николай Павлович подскажет вам количество людей в нашей экспедиции.

С этими словами я покинул будуар и погрузился в мысли. До встречи с Марией Фёдоровной я предполагал разные варианты развития событий, но никак не ожидал что в одночасье можно стать соседом Романовых, да ещё и самому везти их на место строительства будущей дачи.

— Представляю лицо Федора Викторовича, когда в Киеве внезапно объявится моя матушка, — по-детски хихикал догнавший меня на улице Николай Павлович. — Как бы его паралич от неожиданности не разбил.

— Буквально недавно на собрании дворянства Псковской губернии я сказал, что вторая часть поговорки «Бог высоко, а Царь далёко» становится неактуальной, — философски заметил я. — Многие меня тогда не поняли. Посмотрим, как воспримет приезд Императрицы-матушки, упомянутый вами Фёдор Викторович. Кстати, простите за невежество, а кто это такой?

— Действительный статский советник Назимов. Киевский гражданский губернатор, — охотно просветил меня великий князь.

— Ваше Императорское Высочество, а сколько человек будет участвовать в перелёте в Крым? — возник у меня вполне логичный вопрос.

— Матушка со своими фрейлинами, да я со своим адъютантом Адлербергом и гвардейцами, — почти без паузы ответил князь. — Пожалуй, человек пятнадцать наберётся. Не думаю, что понадобится больше — мы же не на войну летим.

— В таком случае я тоже с полдюжины своих людей возьму. Как бы нам впопыхах нашего фотографа капитана Резника в Велье не оставить. Думаю, что в Киеве и Крыму ему найдётся что фотографировать.

— Не переживайте, не оставим, — заверил меня Николай Павлович. — Кстати, Александр Сергеевич, а не могли бы вы для моего адъютанта сделать такой же перл, как сформировали для Екатерины Дмитриевны? Уж очень восторженно отзывался о нём Владимир Фёдорович.

— Закончим с самолётами и пришлите ко мне своего адъютанта. Будет ему перл. Заодно научу его и Екатерину Дмитриевну некоторым блюдам, которые можно будет приготовить во время полёта.

Интересно, откуда адъютант князя узнал о том перле, который я сделал для Голицыной? Хотя… чего удивляться? Императорский двор — это одна большая деревня. Все всё знают друг о друге. А уж в поездке, где свита сокращается до самых верных и близких, этот мирок превращается в настоящий улей, где каждый шаг становится известен всем вокруг. Наверняка девушка похвасталась своим новым артефактом среди придворных подруг, и пошла молва по всей императорской свите. Мне же такие слухи только на пользу — не о чужих ведь перлах судачат, а о моих.

К тому же перл и, правда, замечательный получился. Что интересно, об этом я узнал от самой княжны Голицыной.

Помимо возможностей артефакта я выяснил и ещё кое-что, о чём давно уже и не мечтал…

— Ваше Сиятельство, ваш артефакт так и был задуман или в вашу работу закралась ошибка? — мягко поинтересовалось у меня девушка, когда я по её просьбе пришёл в дом, где располагалась Императрица-матушка. — Так и должно быть, что я могу разогреть еду или вскипятить воду перлом Света?

Я немного опешил. В теории, конечно, можно артефактом Света создать пучок электромагнитных волн сверхвысокой частоты, как в микроволновке, но для этого надо в саму конструкцию перла такую возможность заложить, а я подобного точно не делал. Во-первых, хлопотно, а во-вторых, чревато для здоровья владельца артефакта и окружающих.

— Екатерина Дмитриевна, мы же вроде договорились на обращение без титулов, — мягко упрекнул я девушку. — Продемонстрируйте мне, как вы греете воду, и я отвечу на ваш вопрос.

Услышав просьбу, княжна налила в чайную чашку воду из кувшина, расположила свою руку с браслетом сбоку от неё и замерла. Вопреки моим ожиданиям перл не стал исполнять своё предназначение и создавать фонарик, зато в чашке спустя минуту закипела вода. Присмотревшись к потоку личной эссенции, которым Голицына управляла перлом, я заметил, что он течёт несколько иначе, чем я показывал девушке, когда обучал её, как пользоваться артефактом для создания светильника. Не могу объяснить как, но Голицына смогла энергию простого фонарика разогнать до инфракрасного излучения, которым благополучно и вскипятила воду.

— Екатерина Дмитриевна, а как вы догадались, что перлом Света можно нагревать другие предметы? — с видом мудрого экзаменатора, стараясь скрыть своё восхищение, поинтересовался я у девушки. — Я вам этот приём не показывал и о том, что данный перл способен на подобное, тоже не говорил.

— Решила попробовать подать в перл личную эссенцию по другому, а не так, как вы учили, — с детской непосредственностью принялась объяснять мне девушка, как смогла из моего артефакта Света создать инфракрасный обогреватель.

— Вот смотрите, — вытянула передо мной Голицына руку с браслетом, в который был инкрустирована светло-голубая жемчужина, — когда я подаю эссенцию подобным образом, перл создаёт фонарик у меня на ладони.

В этот момент над ладошкой девушки образовался неяркий шарик жёлтого цвета, который по велению хозяйки принялся летать по комнате. Этому фокусу я сам научил Екатерину, чему она была безумно рада.

— Могу, как вы и показывали, растворить этот шарик света под потолком, — продолжила девушка свой перфоманс, и над нами появился светящийся туман. — А теперь посмотрите, что будет, если я начну подавать свою личную эссенцию в перл несколько иначе. Видите, как управляющий поток скручивается и пульсирует? Если я в этот момент действие перла сконцентрирую на небольшой площади, то, как вы и видели, могу согреть еду или вскипятить воду. Если же просто буду выпускать из артефакта энергию в пространство, то просто нагреваю воздух вокруг себя.

— Видите ли, Екатерина Дмитриевна, — остался я всё в том же образе преподавателя, — Не редкость, когда перлы могут выполнять функции не заложенные в них. Тот же свет человек видит в строго определённом диапазоне, который все мы знаем по считалочке «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан», то есть я говорю о радуге. Если бы человек мог видеть шире этого промежутка, то за фиолетовым он узрел бы другой цвет, называемый в физике ультрафиолетом. Кстати, в некоторых случаях очень полезное излучение. Как мне поведал лейб-хирург Виллие, в госпитале при Императорской Медико-хирургической академии ультрафиолетовым излучением, которое выдаёт перл Света, обеззараживают помещения. Мой младший брат Лев Сергеевич перед рождением другого моего брата Платона тоже занимался подобной дезинфекцией в квартире Пушкиных на Фонтанке. Что интересно, получать ультрафиолет он, так же как и вы, научился сам из мною же сформированного перла. Вот только в вашем случае вы шагнули не в сторону от фиолетового цвета, а за красный, который находится на другой стороне радуги. В результате у вас перл выдаёт так называемое инфракрасное излучение, которое имеет свойство нагревать предметы или окружающий воздух. Признаюсь честно, но я не закладывал в артефакт подобную функцию и в то же время нахожу это удобным, потому что пользоваться открытым огнём в фанерном самолёте считаю преступление, а ваша находка позволяет нагревать пищу и даже приготовить её.

— Получается, я могу в случае необходимости погреть человеку ушибленное место или растяжение? — выслушав мою краткую лекцию, поинтересовалась Екатерина.

— Если научитесь управлять мощностью потока, чтобы не поджарить больного, то сможете, — подтвердил я догадку девушки. — Только желательно получить рекомендацию врача, иначе можно сделать только хуже. Не все травмы лечатся теплом, а при ушибах и вовсе рекомендуется использовать лёд. Только скажите мне, любезная Екатерина Дмитриевна, что значила ваша фраза «Видите, как управляющий поток скручивается»? Вы видите потоки эссенции?

— А вы разве не видите? — получил я шикарный еврейский ответ. — Я почему-то думала, что все Формирователи, так же как и я, видят эссенцию.

— А многих Формирователей вы в своей жизни встречали, чтобы так судить?

— Честно говоря, вы первый, — смутилась девушка. — Если я ошибаюсь, то тогда, каким образом Формирователи делают перлы, не видя эссенции?

— Для меня это тоже всегда было загадкой, — согласился я с выводами Голицыной. — А кто ещё знает о вашей способности.

— Из посторонних никто. Слышали некоторые родственники, считая, что это блажь, а верит только бабушка.

— И о какой бабушке идёт речь?

— О княгине Наталье Петровне Голицыной, — почему-то без особой гордости произнесла девушка имя родственницы. — Статс-даме Императорского двора.

Мне показалось, что Екатерина как-то холодно вспоминала о бабушке, и потому постарался перевести разговор на более интересующую меня тему:

— Екатерина Дмитриевна, а когда я для вас формировал перл, вы так же видели потоки эссенции?

— Конечно, видела, — кивнула девушка. — Такую карусель красок только слепой может не заметить.

— Не знаю, обрадую ли я вас или разочарую, но в моей жизни вы второй человек, заявивший о том, что видит эссенцию.

— И кто же первый?

— Я сам, — осталось мне только развести руками.

Я задумчиво вышел из комнаты, оставив Екатерину Дмитриевну в компании кипящей воды и собственных экспериментов. Мысли мои, словно птицы перед бурей, метались в разные стороны.

Ещё один Формирователь? Нет, не совсем. Не мастер, не творец артефактов, пока только наблюдатель. Тот, кто видит то, что скрыто от прочих. И это, быть может, даже ценнее.

Интересно, знает ли она сама, насколько уникальна? Скорее всего, нет. Для неё это просто особенность, как умение читать с нотного листа музыку или слышать оттенки звука.

Да, стоит присмотреться к Екатерине Дмитриевне внимательней.

Может быть, не зря судьба свела меня с ней именно сейчас.

Этакий Знак свыше?