Магнат Пушкин

Глава 20

— Ваше Сиятельство, к вам Морозов Савва Васильевич просится, — доложил мне дворецкий, когда я после завтрака под кофе просматривал только что доставленные письма и газеты.

— Зови.

Савва зашёл с таким торжественным видом, словно его только что орденом наградили. На согнутой руке он нёс четыре отреза ткани.

— Чай будешь? — встретил я его вопросом, уже зная, что кофе он не любит и не понимает.

— Благодарствую, — осторожно присел он за стол, — Я вот новые ткани принёс. Всё получилось, как вы и говорили.

— Сейчас посмотрим, но ты пока мне своё мнение скажи. Годные ткани вышли?

— Не то слово, Ваше Сиятельство! — заблестели у него глаза, и он даже про чай забыл, начав рассказывать.

Повезло мне с фанатиком своего дела. А говорит-то как красиво. Не каждый поэт про любимую так расскажет, как Савва про ткани. Он то в кулаке ткань пожмакает, то ладонью пригладит, любуясь ей на отсвет, то растянет, чтобы показать возросшую эластичность ткани с добавлением вискозы.

Собственно, результат я заранее знал. Лариса каждый день про свой проект рассказывала, за которым сама же и приглядывала.

Но расскажу по порядку.

Всё началось с мозгового штурма. Увидел я, сколько соломы у нас без дела заскирдовано, и офигел. Впору Великую китайскую стену вокруг села из неё возводить.

Вот и заставил я своих тульп думать. Серёга, понятное дело, тут же про порох и взрывчатку всякую принялся рассуждать. А вот Лариса про вискозу вспомнила. А что такое вискоза? Правильно — обычная целлюлоза, разведённая в щелочи до кашеобразного состояния и пропущенная через фильеры, чтобы сформировать нить. Потом их обрабатывают кислотой — и вот тебе вискозные нитки готовы. Успевай только сматывать.

Целлюлозу у меня уже варят из соломы. А этой соломы у меня — завались. Не знаю куда девать, а держать такое количество пожароопасного материала страшно. Если полыхнёт на ветру — полсела выгорит.

Так что два отреза у Морозова — это лён плюс вискоза, в разных соотношениях. А вторые два отреза — это уже лён с шерстью.

Да, пошла уже первая шерсть от староверов. Не зря я для них почти тысячу десятин болот под пастбища осушил. Теперь шерсть вычёсывают. Тонкие сорта пойдут на ткани, а что потолще — на войлок и валенки.

Вот. Кому радость, а кому думай теперь, где я ещё хотя бы два — три котла — скороварки быстро раздобыть смогу. И у кого мне сланцев или угля заказать — дровами топить — это низкий пилотаж. Лес до слёз жалко.

— Ладно. Рад, что всё получилось. Ты мне лучше скажи, кто участие принимал?

— Два студента — химика, пятеро рабочих, и бабы, намотчицы и что на стане работали. Тех дюжина, — старательно перечислил Морозов, загибая пальцы.

— Значит так. Тебе триста, студентам по сто, — вытащив портмоне, начал я шелестеть ассигнациями, — рабочим по двадцатке и по десять женщинам. Передай, что я всеми доволен.

— А не многовато будет, Ваше Сиятельство? Все и так на окладе работали, и должен заметить, на хорошем, — поинтересовался Савва Васильевич, не решаясь взять пухлую пачку денег.

— По-моему, в самый раз. Мы же с тобой на этом не остановимся?

— Ещё что-то подсказать желаете? — живо вскинулся Савва, убирая деньги во внутренний карман.

— Не сегодня, но обязательно подскажу, а пока твоих предложений жду, — предоставил я ему право на эксперименты.

— Ваше Сиятельство, к вам купцы иностранные прибыли. Ганс и Фридрих Шульцы. Ганс по-нашенски сносно балакает, — не удержался мой дворецкий, вставив простонародные словечки в свою речь.

— У меня сегодня что — приёмный день? — проворчал я, но с улыбкой. Порадовал меня Морозов, сильно порадовал, — Ладно, зови купцов и самовар ставь, — вернулся я за стол.

Купцы зашли, представились. Оценил их вид. Одеты прилично, но не более того. Хотя какие-то вычурные перстни на руках имеются.

— Присаживайтесь, господа. Рассказывайте, что вас привело в Велье?

— Мы есть ваши постоянные клиенты. Мой брат торгует в Любеке, а мои лавки и склады находятся в Риге. — С заметным акцентом начал Ганс, — Я купил через Дерпт много лапши вашей фабрик. Мы хотеть покупать лапша без посредник.

— В каком количестве?

— По тысяча упаковок в месяц. У вас есть столько?

Я взял с полки амбарную книгу и открыл её на закладке сегодняшнего дня.

— Сейчас на складе больше пятнадцати тысяч упаковок, — пробежался я пальцем по строкам, пока не нашёл нужную позицию.

— Зачем так много? Лапшу не покупают?

Вместо ответа я открыл предыдущую страницу. Нашёл нужную строку и специально придержал палец, чтобы немцы смогли подглядеть, что там написано.

— Вчера было двадцать две тысячи. Как видите, покупают, и неплохо.

Ганс перевёл наш разговор брату, и немцы взгрустнули. Наверняка рассчитывали себе какой-то эксклюзив выторговать, вот только не с их оборотами. Зато мне удалось порадовать купцов отпускной ценой. Оказывается, посредник из Дерпта нагревал их на пятнадцать процентов.

— Мне сказали, что у вас есть хорошая парусина, — продолжил Ганс.

— Есть, но это не основная наша продукция. Впрочем, какое количество вас интересует?

Быстро выяснили, что с их потребностями мы справимся.

Потом Фридрих начал что-то говорить.

— Брат спрашивает, что за ткани вы имеете производить?

— Вот это новые образцы, — кивнул я на край стола, где Морозов оставил ткани, — А так — от батиста до костюмных тканей.

— Батист? Русский батист? Не может быть! — вскинул Ганс брови.

Вместо ответа я вынул из нагрудного кармана платок.

— Это Англия! — уверенно заявил Ганс.

— Это Велье. В Англии такого качества пока нет, — ухмыльнулся я в ответ.

И я не соврал. Мы с Морозовым, как только не издевались над батистом, сравнивая наш и английский. И наш лучше. Он тоньше и прочней. Секрет прост. На хорошо удобренной земле и при частой высадке наш лён сильно превосходит по высоте стебля любой другой, и снимаем мы его вовремя. Оттого волокна получаются более длинные и тонкие, а значит — и нитка прочней выходит.

— А как в Любеке обстоят дела со спиртными напитками? — дождался я, когда немцы осмотрят ткани на столе и обсудят их качество, — Точней, с их производством.

— Нужно покупать лицензия у магистрат, — уверенно ответил Ганс.

— Дорого?

— Пятьсот гульденов в год, — перевёл купец ответ брата.

— Примерно двести семьдесят рублей серебром, — тут же подсказал мне Виктор Иванович.

Мой тульпа давно уже сидел за столом, с интересом прислушиваясь к разговорам немцев, которые он мне переводил гораздо лучше и быстрей, чем Ганс.

— У меня есть пшеничный и картофельный спирт высочайшего качества и в большом количестве. Мне было бы интересно найти компаньона в Любеке, чтобы на равных с ним паях открыть там водочный завод.

Моё предложение оказалось для немцев полной неожиданностью. А мне куда деваться, если я недавно запустил в работу перегонный куб и ректификационную колонну. Мне их даже зарегистрировать успели. Приехала пара чиновников, представители казённого склада, что-то мерили, вычисляли, успели при этом нажраться, как свиньи, но клейма поставили.

— Нам нужно подумать и выяснить все детали, но вы знаете, мне отчего-то перестала нравиться Рига, — натянуто улыбнулся Ганс, и у него даже акцент куда-то пропал.

Самое начало ноября. Снег ещё не выпал, но по утрам лужицы уже начинает затягивать ледком. Пока тонким, и он едва слышно хрустит под колёсами пролётки.

Я собрался в Тригорское, заодно деда навещу.

— Над чем задумались, Александр Сергеевич? — участливо спросил Григорий, прекрасно зная, что я не люблю, когда один на один он ко мне с полным титулованием обращается.

— Размышляю, где баб прикупить. Вот и собрался в Тригорское. Может мне помещица Осипова что подскажет.

— Тю-ю, если вам бабы понадобились, так скажите Акулине. Она полсела приведёт и в строй поставит — любую выбирайте, — по-простецки предложил мой главный конюшенный.

— Да не мне, — отмахнулся я от его предложений, — Мне бы для переселения в Крым кого прикупить. Отставников я найду, с этим проблем нет. Надо бы баб им раздобыть, чтобы по доброй воле пошли. Тогда бабе вольную дам, мужику лошадь с телегой, подъёмных рублей сто, и марш-марш в Крым, мои земли обживать. Там сейчас ещё тепло. Купаться вовсю можно.

— Не хватит ста рублей. Только на дорогу разве что, — задумался Григорий, — А жить им где?

— Пока они едут, я с адмиралом Грейгом договорюсь. Он их встретит — в счёт наших дел денег даст и со строительством поможет. Фундаменты мы уже оборудовали. Ехать-то им месяца два придётся, а то и больше. Может успею, — уже не так уверенно предположил я, с трудом представляя себе, как по снегу будут передвигаться телеги, и как на них начнут мёрзнуть мои переселенцы.

— Это вряд ли, — почесал Григорий бороду, — А до весны никак не отложить?

— Видимо, придётся, — неохотно признал я, что он прав.

— А за бабами вам лучше в Шлепиху ехать. Там баб валом, а мужиков нет. Покойный барин всех соседям продал, чтобы в рекруты отправили. Рекруты нынче в цене.

— Ты откуда знаешь?

— Конюхи всякое болтают, пока кони отдыхают, — спокойно заметил Григорий.

— И где эта Шлепиха?

— Версты четыре от вашего Матюшкино будет. За рекой Иссой. Только туда лучше верхом ехать. Моста через реку нет, никто его по лету не ремонтировал, а на дрожках вас на броде замочить может. Вода холодная уже. Простынете и мне Акулька потом всю плешь проест.

— Остановись-ка, и давай ещё раз про эту Шлепиху расскажи. Поподробней.

— Так там две деревни без мужиков остались. Шлепиха и Седуниха. Барин всех мужиков и парней продал, а деньги то ли пропил, то ли в карты проиграл. А потом сам утонул. Говорят, пьяным по реке из Опочки возвращался и в промоину заехал. Помещица-то у них жалостливая. В прошлую зиму дважды имение перезакладывала, чтобы людей спасти от голода, а эту зиму им уже точно не пережить. Все по миру пойдут.

— Разворачивай. И как приедем, Ваньку мне найди, который у нас пилотом на летающей лодке. Съезжу я в эту Шлепиху. Заодно испытания проведу.

Как ни странно, но мой разговор с Бетанкуром получил продолжение. Если быть точнее, то я вынес уроки из его речи, где он рассказал мне о том, что колодцы ищут с помощью перлов, а сами артефакты можно делать многопользовательскими.

К сожалению, в книгах предка не нашлось ничего похожего на перл-радар и мне пришлось самому придумывать его с нуля, но я справился с этой задачей. В результате из ветви Света я создал парочку пустотелых перлов, при формировании которых использовал личную эссенцию сразу нескольких ребятишек приведённых Прошкой.

У кого-то возникнет вопрос: к чему такие сложности, если имеется Афанасий, а сам я обладаю эссенциальным зрением.

Дело в том, что Афанасий только задаёт направление, а колодцы мне приходится искать самому. И делаю я это собственными ножками, несмотря на погоду, грязь, буераки, колючие кусты и прочие природные «радости». Стоит ли говорить, что двенадцатилетние пацаны лучше меня знают местность, легче на подъём и имеют больше свободного времени?

Кстати, возраст ребят стал причиной того, что перлы пустотелые — через год-другой артефакты перестанут работать, но и пацанва повзрослеет. Ребят ждёт работа в поле, мастерских, на стройках или ещё где-то и им будет не до поиска колодцев.

Так что пока под предводительством Афанасия у меня по окрестностям носятся две ватаги, выискивают ещё не найденные колодцы, ставят флажки, и уже у меня дома на карте отмечают обнаруженные источники.

Стоит заметить, что, несмотря на свой юный возраст, относятся к делу ребятишки ответственно и ещё ни разу меня не обманули. Секрет прост — я за каждый отмеченный на карте колодец выплачиваю небольшую премию, которой можно лишиться в случае, если в обозначенном месте ничего не окажется.

А ещё я успел заметить в некоторых пацанах стремление научиться осознано пользоваться перлами. Пусть из десятка ребят пока такое желание ярко выражено всего у троих, но Максим с Николаем уже ведут с ними работу. Дай Бог и в моём имении свои мастера вырастут, и в дальнейшем не придётся просить у деда прислать ребят из Арапово.

В середине ноября зима пришла не в виде метелей и белоснежного покрова, а осторожно, словно ювелир, едва касаясь земли. Холод уже давал о себе знать по ночам, оставляя на почве серебристые узоры инея, но не решался покрыть всё сразу.

Всюду были заметны следы ещё не ушедшей осени: жёлтые и бордовые листья на мёрзлых тропах, тёмная земля между деревьями да птицы, которые почему-то всё ещё не улетели. Впрочем, с пернатыми могу и ошибаться — я всё-таки не орнитолог — может оставшиеся птицы вовсе и не перелётные.

Озеро затянуло тонкой плёнкой льда — прозрачной, как стекло, и такой хрупкой, что даже заяц мог бы её пробить. Самолёт на лыжах или гидроплан на воде — оба варианта сейчас были бесполезны: ни взлететь, ни сесть без риска. Крылатые машины замерли в ангарах, словно выжидая своего часа. Авиашкола, где ещё неделю назад курсанты изучали теорию и практику, теперь отдыхала из-за невозможности летать.

С момента отъезда Императора мои умельцы построили ещё один СВП, но в грузовом варианте. Как я и предполагал, делать подобный грузовичок намного проще, дешевле и быстрее. Да и пользы от него не меньше, а то и поболее, чем от пассажирского варианта.

Кстати, предполагаемую выгоду от грузовика заметил не только я. Купец Песьяцкий, узнав о том, что платформа способна без труда перевозить более сотни пудов, обратился ко мне с просьбой продать ему только что построенный транспорт.

— Чем же тебя подводы-то не устраивают, Григорий Харлампиевич? — поинтересовался я купца после того, как мы обсудили стоимость и договорились, что следующий «парящий грузовик» будет сделан в течение месяца персонально для него.

— Дык Псковская губерния огромная, а у вашего корабля скорость вон какая большая. К примеру, от Велье до Торопца напрямки двести вёрст, а с объездами и все триста выйдет. Обоз дня четыре будет плестись, а на вашем транспорте, вжух-вжух, и за день можно туда да обратно сгонять, — без запинки выдал мне аргумент Песьяцкий, словно подготовил речь заранее. — Разве не выгодно?

— Не дорогой ли транспорт получится?

— Не дороже, чем содержать своих лошадей или платить возницам по копейке с пуда за каждые десять верст, — услышал я в ответ. — К тому же, насколько я знаю, вы в Москве целый завод собираетесь строить по производству летающих кораблей. Когда люди узнают об их удобстве, начнут скупать ваши платформы, а значит и цена на них поднимется. Так что, лучше я первым куплю и дешевле, чем последний и дорого.

Наш небольшой караван, состоящий из трёх СВП, мчался в сторону Москвы, а я, сидя в пассажирском салоне, смотрел сквозь стекло иллюминатора на пролетающие мимо деревни и вспоминал наш с купцом разговор. Он был прав, конечно. При таких огромных расстояниях, как в России, гужевой транспорт очень медленный. Естественно, задуманный завод по производству СВП не покроет все потребности страны, даже если начнёт выпускать по одной платформе в день, но в отсутствии железных дорог это будет хоть что-то.

— Князь, впереди какие-то лиходеи дорогу несколькими санями перекрыли, — где-то подо Ржевом услышал я через перл Связи голос Дмитрия Владимировича, начальника службы безопасности, находящегося в первом СВП. — Рядом с санями никого, а вдоль дороги полтора десятка разбойников попряталось.

— И как ты их увидел? — невольно возник у меня вопрос.

— Так в тепловизор человека в мороз отчетливо видно за сотню саженей, — последовал ответ. — Так что делать будем? Можно, конечно, выйти и перестрелять всех из арбалетов, но…

— Отставить геройство, Дмитрий Владимирович, — приказал я. — Доберёмся до ближайшего яма и предупредим смотрителя, что у него на участке бандиты промышляют. А пока сворачивай с дороги в поле и объезжай засаду по большой дуге.

Мой СВП, вслед за ведущим свернул с дороги и оказался в заснеженном поле. Замыкал нашу колонну тот самый грузовичок, гружённый новыми тканями и фурнитурой, которые я вёз в Москву Минаевой. В иллюминатор я разглядел, как вдали небольшая кучка людей разделилась на две группы — одна трясла кулаками над головой, а вторая, стоя на коленях, крестилась и била челом о землю.

Понятное дело, что грабители устроили в поле засаду вовсе не нас, а на случайных путников или купцов. И да, можно было остановиться и перестрелять бандитов, как предлагал мой безопасник. Да что там говорить — я один мог выйти против толпы и помножить всех бандитов на ноль с помощью перла Воздуха, как однажды уже сделал это больше года тому назад. Но ведь за мной и мои люди пошли бы. Где гарантия, что мы не услышали бы в ответ выстрелы и какая-нибудь шальная пуля не задела моих людей? К чему лишний раз подставляться, если СВП позволяет маневрировать в поле и можно спокойно избежать стычки? И нет, это не трусость, а здравомыслие.

Что интересно, Пётр Исаакович, полностью поддержал наш обходной манёвр, когда я вечером того же дня, уже будучи в Москве, рассказал о происшествии под Ржевом.

— Всё правильно ты, племяш, сделал, что не сунулся с разбойниками разбираться, — услышал я за ужином слова одобрения от дяди. — Разбойники народ изобретательный. С ними всего не учтёшь. Вспомни, как мы с тобой их в уезде вылавливали. Вроде всё предусмотрели, и народу нас было не мало, а дядьку твоего, тем не менее, хорошо зацепило. Хорошо ещё, что местный поп поблизости оказался с лечебным перлом и Никита легко отделался. А случись что в поле с одним из твоих людей — успел бы довезти его до лекаря? А если б рулевых случайно ранило, чтобы ты тогда делал?

— Егеря ропщут, — не нашелся я что ответить. — Мол, на войне французам спину не показывали, а тут от каких-то бандитов убегали.

— Твой начальник охраны того же мнения?

— Нет. Он полностью на моей стороне. Он, конечно, предлагал перестрелять бандитов, но я не заметил в его голосе задора.

— Я с ним больно-то не общался, но догадываюсь, что он из унтер-офицерского состава, — заявил дядя. — Если это так, то ему знакомо чувство ответственности за подчинённых. Думаю, он найдёт слова, чтобы донести до простых егерей, что ты в поле кому-то из них возможно и жизнь спас.

— Фельдфебель*, — невпопад ответил я, вспомнив звание Дмитрия Владимировича.

— Я примерно так и думал, — улыбнулся в ответ Пётр Исаакович.

* Фельдфебель — в Вооружённых Силах Российской империи соответствовал современному званию «старший сержант».