Магнат Пушкин

Глава 17

Прилетев в Питер, я отправил записку в дом Пущиных, в которой просил генерал-лейтенанта Ивана Петровича Пущина найти время для встречи и приватной беседы со мной. Сам же поехал в Имперскую канцелярию, где подал прошение на аудиенцию с Великим князем Николаем.

Отобедал у сестры. Что могу сказать, порадовался. За дело сестра взялась крепко, а с её избранником у них царит полное взаимопонимание. Одно неясно — что со свадьбой тянут. Хотя, судя по некоторым намёкам — дело за малым. Потенциальный жених уже согласился принять православное христианство и даже с церковью дату церемонии согласовал.

Ответ от Пущиных мне принесли к концу обеда. В конверте было приглашение на сегодняшний ужин.

А за ужином — дежавю. Словно я второй раз особняк Муравьёвых посетил. Повторяю почти те же рассказы и привожу те же доводы, что и в Москве. Посмеиваясь, рассказываю о неудачной попытке Якушкина дать своим крестьянам вольную. Попутно хвастаюсь своими достижениями и небывалым урожаем.

— Александр, а если я в агрономии ни бум-бум, что тогда? — пытается иронизировать Иван.

— А давай мы Ивана Петровича спросим. Он не раз был капитаном кораблей, но вот возьмётся ли он на камбузе приготовить обед для всей команды?

— Для этого кок есть! — горячо возразил Иван, — Специально обученный.

— Вот видишь, оказывается, ты знаешь ответ. А у меня в имении сейчас четыре агронома работают. И тоже — получившие образование. Нет никакой разницы, кто ты. Капитан корабля или помещик. Не можешь чего-то сам — найди того, кто может и найми.

Мы с Петром Ивановичем заулыбались, а друг детства насупился.

— Александр Сергеевич, так о чём вы хотели со мной переговорить? — спросил генерал, когда нам подали чай.

— Об одном изобретении. Я хотел бы, чтобы под вашим руководством и патронажем Великого князя им занялся Иван Иванович, — сумел я удивить и друга детства и его отца.

— Простите, а о чём речь?

— О большом военном секрете, — многозначительно повёл я глазами по сторонам.

— Тогда пройдёмте ко мне в кабинет. Чай нам повторят.

Предложил я Пущиным довольно простую вещь — торпеду. Простой она стала, когда Серёга над ней поработал и тот перл, что я делал для пожарных, чтобы из брандспойтов струя воды метров на двадцать била, решил использовать в качестве водомётного движка. Едино о чём мы с ним поспорили — кто в герметичном контейнере сидеть будет — нутрия или белая мышь.

С Пущиными я в детали не вдавался. Просто объяснил, что с помощью перла можно сделать самодвижущуюся мину. С пустотелым перлом должно выйти не дорого. Конструкцию и двигатель я готов взять на себя, а вот сколько пороха в боевую часть потребуется — полпуда или пуд, предстоит выяснить. Как и со взрывателем вопрос решить, и с его самовзводом. А кто этим займётся, если не прапорщик лейб-гвардии конной артиллерии? Да, именно там сейчас проходит службу мой лицейский товарищ. Как раз по его специальности задачка наклюнулась! Лучше пусть над ней голову ломает, а не Рылеева с пути истинного сбивает.

Принципиальное согласие я от отца с сыном получил. В свою очередь озадачил их вопросом переезда Иван Ивановича в Велье. Пока до ледостава. Потом к Грейгу его отправлю, если будет результат.

Узнав про адмирала Грейга, Пётр Иванович чуть копытом не забил, как старый боевой конь, заслышавший призывный звук полковой трубы. Пришлось мне ему про Крым рассказывать. Но уже под вино.

С Великим князем мы встретились накоротке. Он куда-то сильно спешил.

Буквально за пару минут объяснил ему идею, успев ввернуть, что все первоначальные расходы готов взять на себя, и попросил содействия во временном освобождении Иван Ивановича от службы.

Через два дня Пущин получил полугодовой отпуск «по семейным обстоятельствам».

Несмотря на то, что Августин Августинович Бетанкур прибыл в Россию уже не мальчиком, а зрелым инженером с немалым опытом, он, как истинный гурман, оказался способным на удивление быстро адаптироваться. И если раньше его вкусовые пристрастия были верны каталонским блюдам и средиземноморским закускам, то теперь он без тени сожаления заменил гаспачо на окрошку, а фабаду — на борщ, под холодную рюмочку водки.

Такие вот с ним произошли метаморфозы. Не через книги и знания, а через желудок.

Однако именно поэтому я был слегка озадачен, когда через Перл связи получил от него предложение встретиться. И не где-нибудь, а в кафе «Янсен», где вместо кваса и морса подают африканский кофе, завёрнутый в пряную дымку, и даже служащие чернокожие, будто только что прибыли с берегов Красного моря.

Что именно инженеру понадобилось от меня, я не стал угадывать. Порой Бетанкур любил начинать разговор так, словно сам не знал, куда тот заведёт. Поэтому просто согласился. И пришёл вовремя.

— Говорят, настоящий кофе должен быть таким, чтобы три глотка напоминали жизнь, — произнёс Августин Августинович, когда мы обменялись рукопожатием и я уселся за стол. — Первый — горький, как молодость. Второй — сладкий, как страсть. Третий — таинственный, как смерть.

Он сделал паузу, попробовал напиток и одобрительно кивнул:

— Должен сказать: здесь, в вашем кафе, явно знают своё дело. Давно не пил ничего подобного. Да и обстановка… — взгляд инженера скользнул по маскам на стенах, по тростниковым шторам и вышибале-эфиопу у дверей, — … в ней есть дух путешествия.

Перед Бетанкуром стояла крохотная чашка, из тех, что можно выпить одним движением. Но он, видимо, соблюдал ритуал и делал каждый глоток событием. А ещё он закусывал кофе финиками.

Не сахаром. Не печеньем. Финиками. Как будто действительно стремился понять, какой вкус имеет смерть.

— Я всего лишь арендодатель, — заметил я, указывая глазами на интерьер. — Всё остальное — заслуга владельца. Хотя, признаюсь, мне тоже здесь нравится. Даже странно, что такое место находится в Санкт-Петербурге, а не где-нибудь в Каире или Адене.

— Такова эпоха, — сказал он, прожёвывая очередной финик. — Мир стал меньше. Или мы стали смелее.

Допив свой напиток и дав мне время оглядеться, он поставил чашку, достал кожаную папку и начал:

— Как вы, наверное, уже слышали, с ноября месяца я становлюсь директором Главного управления путей сообщения и вхожу в состав Комитета министров. Хотелось бы начать с чего-то масштабного. Например, с полной инспекции всех дорог империи.

— Тяжело вам придётся, — вздохнул я. — Территория страны огромная, а делать дороги мало кто хочет. По крайней мере, купцы и помещики не стремятся вкладываться в строительство, если не видят прямой выгоды.

Бетанкур отправил в рот очередную фисташку, прожевал её и достал из лежащей на столе кожаной папки номер газеты «Северная почта».

— Здесь говорится, что Мария Фёдоровна и Николай Павлович на ваших гидропланах из Псковской губернии долетели до Севастополя за два дня. При этом ещё и останавливались на целый день в Киеве, — передал мне газету Бетанкур, где на передовице была фотография Императрицы-матушки, стоящей на фоне летающего дормеза. — Что вы скажете на то, если управление путей сообщения закажет вам несколько самолётов?

— Буду только рад появившимся заказам, — отпил я небольшой глоток кофе из своей чашки. — Но у меня есть предложение интереснее. Вы недавно были в Нижнем Новгороде и прекрасно знаете, что там можно найти людей, у которых и голова и руки растут с нужного места. Что если в Нижегородской губернии построить завод по производству гидропланов?

— Руки найдутся, — кивнул инженер. — А как быть с фанерой, которая у вас не разбухает от влаги, а по некоторым характеристикам даст фору железу? Возить из Пскова через полстраны?

— Я готов сформировать перлы, с помощью которых в моём имении получают уникальный клей для фанеры, но это будут эксклюзивные артефакты. В отличие от перлов связи формировать эти артефакты я учить никого не буду.

— Откуда такая категоричность? — поинтересовался Бетанкур. — Боитесь, что ваши разработки попадут не в те руки?

— Не боюсь, — ответил я. — Просто знаю, как быстро всё хорошее становится чужим. Если бы мои разработки остались только в России, то я бы ни слова не сказал. Просто не хочу, чтобы через год-другой такие же гидропланы, как и мои, появились, к примеру, у тех же англичан? Считает себя Англия царицей морей — вот пусть и дальше тешится подобной иллюзией и рассекает океаны на кораблях.

Бетанкур задумчиво покрутил чашку в руках, затем перевёл взгляд на меня:

— Значит, вы предлагаете построить завод в Нижнем, а перлами обеспечите сами?

— Не только перлами, а так же нужными чертежами и технологиями, — добавил я. — Будущие авиастроители могут проходить обучение и практику в моём имении. Да и водостойкую фанеру не каждый сделает — мы целую берёзовую рощу на шпон извели да пару бочек клея потратили, пока нужного качества добились. Так что этому тоже учиться придётся. По сравнению с такими вопросами, формирование перлов кажется мелочью — предоставьте главу многочисленного семейства, и я любой известный мне артефакт для него сформирую.

— А для чего необходим глава семейства, да ещё и многочисленного? — непонимающе уставился на меня Бетанкур. — Вы таким образом «Закон крови» обходите?

— А есть другие способы? — настал мой черёд удивляться.

— Конечно, — кивнул в ответ инженер. — Если вам нужно постоянное использование одного перла большим количеством людей, то можно при его формировании брать личную эссенцию не одного человека, а сразу нескольких. В этом случае, даже если люди не являются кровными родственниками, перл их идентифицирует, и будет работать.

А ведь Бетанкур стоящую идею подал. Если формировать перл так, как он предлагает, то выход продукта немного снизится. Но это можно нивелировать созданием более мощного артефакта. Зато одним перлом будет пользоваться не единственная семья с тремя-четырьмя детьми и парой ближайших родственников, а сразу несколько, что обеспечит бесперебойное производство.

— Августин Августинович, если вы знакомы с артефакторикой, то не подскажете, как государевы лозаходцы колодцы ищут? — закинул я удочку в надежде выяснить для себя некоторые моменты, о которых некого было спросить.

— Вероятно, так же как и вы, — заявил инженер. — Сначала с помощью специального перла находят колодец, а затем скачивают из него эссенцию в ларец.

О как. Я, конечно, догадывался о перле-радаре, но достоверно о его существовании узнал только сейчас. В принципе, если задаться целью, то можно и самому подобный артефакт сделать, а можно попросить кого-нибудь из царской семьи, чтобы подвели меня к лозаходцу. Второе, конечно, не желательно, поскольку автоматически стану должником Романовых и никакие мои предыдущие заслуги этого не изменят.

— У меня имеется несколько ларцов, — намерено не стал я заострять внимание на том, что при поиске колодцев не пользуюсь никакими радарами, — А как бы мне ещё таких приобрести?

— А вот с этим, Александр Сергеевич, сложнее, — помотал головой Бетанкур. — Ларцы для эссенции делают в Тибете и поступают они к нам или через Индию, или через Империю Цин. С Индией вы и сами знаете, что творится. Там нынче без разрешения англичан и голландцев мышь не проскочит. Так что если хотите приобрести ларцы, то поспрашивайте в Нижнем Новгороде — там можно найти татарских купцов, что в Сыньцзянский Чугучак караваны через Оренбург водят.

Вот ведь. Оказывается, и здесь Тибет известен своей неординарностью, как и в моей реальности. Мёдом что ли там для всяких необычностей намазано⁈

— Кстати, по поводу гидропланов, — оторвал меня от размышлений Бетанкур. — Пока строится завод, не могли вы для меня сделать один самолёт?

— Сделаем, Августин Августинович, — кивнул я в ответ. — Думаю, к Новому году управимся. А пока он делается, пришлите ко мне в Велье будущих пилотов. Из условий — это должны быть люди умеющие обращаться перлами с хорошим зрением. Хотя, последнее требование с некоторых пор не актуально.

— Выпускники Института Корпуса путей сообщений подойдут на роль пилотов? — поинтересовался собеседник.

— Если переносят качку, то вполне, — заверил я. — Например, Великий князь Николай Павлович выпускников Черноморского штурманского училища присылал. И ничего — выучили. Летают. Насколько я знаю, пара ребят сейчас с Императором на его самолёте на Ахенский конгресс улетели. И ваших людей научим летать.

Обсудив технические детали предстоящей постройки и функционирования будущего авиазавода, мы расстались с Бетанкуром. Он сел в карету и направился в сторону Зимнего дворца, а я вернулся к себе домой и занялся изготовлением артефакта Здоровья для Платона. Ну и что с того, что ему ещё годика нет — будет на кожаном шнурке вместо православного серебряного крестика носить золотой с инкрустированной изумрудной жемчужиной. К тому же мать с отцом давно просили сделать артефакт для братика.

Я был бы очень рад, если бы наши сегодняшние посиделки перед камином можно было назвать — «Общество несостоявшихся декабристов». Но обо всём по порядку.

Погода на улице мерзопакостнейшая! Дождь хлещет, как из ведра, а ветер норовит поломать забор и ветви деревьев.

Нас четверо. Я, Кюхельбекер, Пущин и Дельвиг. Дельвига мы по пути прихватили, когда с Пущиным в Велье собрались. Сегодня пьём глинтвейн и много говорим. Они много говорят, если быть точным, а я простыл. Лечебный Перл уже работает, но меня частенько пробивает кашель и мучает чудовищный насморк.

— Антон Антонович, я сегодня не в голосе, — сиплю я, — Будь добр, прочти нам с выражением мой стих. Как раз по случаю подходит. Он там, под бюваром, — киваю на стол с письменными принадлежностями и захожусь в кашле.

— Любопытно, — резво подскакивает Дельвиг и вытаскивает несколько листов, пытаясь

просмотреть их на ходу, — Стихотворение? «Торжество Вакха»! Да какое большое!

Читает Дельвиг красиво, разве чуть смешно поправляет свои извечные очки, без которых мы его не представляем. Как по мне — стихотворение не очень, но друзьям нравится. Хлопают.

— По Петербургу ходят слухи, что у тебя уже то ли невеста появилась, то ли вот-вот появится, — с улыбкой поинтересовался Иван Иванович, — Это правда?

— И да, и нет. Но если они в итоге подтвердятся, то я буду рад. Пока дарю подарки. Гуляю, и пишу для неё стихи.

— Почитаешь?

— Только тихо, вполголоса, — выразительно постучал я по горлу, замотанному шарфом. И начал:

Простой воспитанник природы,

Так я, бывало, воспевал

Мечту прекрасную свободы

И ею сладостно дышал.

Но вас я вижу, вам внимаю,

И что же, слабый человек!..

Свободу потеряв навек,

Неволю сердцем обожаю. *

* А. С. Пушкин.

Тут я закашлялся и замолчал.

— Красиво, — громко вздохнул Дельвиг, — Опубликовать можно?

Я отрицательно помотал головой, в ответ на что услышал ещё один вздох, уже горестный.

— Если разобраться, Француз у нас первым состоялся, как серьёзный мужчина, — признал Кюхельбекер, — Ему и в женихи не зазорно.

— Знаешь, я думал, ты показуху устроил к приезду Императрицы, — задумчиво покачал Пущин в своём бокале глинтвейн, — Сегодня до дождя успел прогуляться по селу. Даже пару разговоров подслушал. Признаюсь, удивлён был безмерно. Мужики со смехом решают, кому на барщину идти крышу править, а кто на изгороди пойдёт. Такое впечатление, что на праздник собираются, а не на отработку.

— Крышу Степаниде собрались ремонтировать? — поинтересовался я, разливая остатки глинтвейна по бокалам.

— Да, а ты откуда знаешь?

— Хозяин я или кто? Мне положено знать. А у Степаниды детки славные. Виля подтвердит. Сам мне ими пару раз хвалился. На лету всё схватывают.

— Ты про Степановых? — спросил Вильгельм, и дождавшись моего кивка, горячо продолжил, — Представляете, девчонке шесть лет, парнишке восемь, а они за месяц читать бойко выучились!

— Ещё бы, — просипел я, — Сам директор их на дополнительные занятия оставляет и сладким чаем с булочками подкармливает!

Друзья хохотнули, Кюхля чуток покраснел.

— Они азбуку грызли с большим прилежанием, чем булочки! — привёл он бесспорный довод.

— Верю. Я уже им по полушубку овчинному заказал и валенки, но вручать подарки ты будешь, — протянул я приятелю его бокал.

— Хорошо тут у вас. Патриархально. Но на самом деле так же не бывает? — С каким-то подвохом спросил Пущин.

— У моей бабушки в Михайловском, что тут, неподалёку, все крестьяне грамотные, — отпил я из своего бокала, — Не скажу, что они живут лучше моих, но не бедствуют. И это у бедной помещицы. Зато в псковском имении Светлого князя Зубова по зиме крестьяне вдоль дорог чередой с сумой стоят, прося милостыню. А он у нас в стране один из самых богатых. Если заметили, я тоже не беден. И хоть я хозяйствую всего лишь первый год, но крестьяне уже у меня уже живут на зависть многим. А будут жить ещё лучше. Это я всё к тому говорю, что ключик к отмене крепостного права не стоит искать среди помещиков. Каждый из них живёт, как Бог на душу положит. Ни один же государственный муж не удосужился, чтобы чуть перестроить образование и передать дворянству хотя бы минимальные навыки хозяйствования. В итоге, вся экономика страны дышит на ладан, а вопрос отмены крепостного права висит, как Дамоклов меч. Но в казне просто нет денег на реформы. Кто-нибудь из вас хоть раз задумывался, сколько будет стоить государству отмена крепостного права? Или кто виновен в том, что в казне мало денег?

— Интересно, и кто же виновен? — нехотя процедил Пущин.

— В большей степени дворяне, друг мой. Даже купцы, из тех, что в первом поколении, и те прибыли больше казне приносят, чем многие аристократы, кичащиеся своей знатностью.

— И что делать?

— Думать и работать! Не хочу хвастаться, но вопрос с отменой крепостного права на моих землях уже решается. В казну я изрядно заношу. И про флот с армией думаю. Как про нужды, так и про перспективы.

— И всё-таки ты хвастаешься, — мотнул головой Пущин.

— Или в соратники зову? — подмигнул я всем троим, заставляя их серьёзно задуматься.