Магнат Пушкин

Глава 19

Уговорить Императора на ночёвку в Велье оказалось не сложно. Достаточно было сказать, что завтра мы будем испытывать самодвижущуюся мину для флота. Какой нет ещё ни у одной державы мира.

Собственно, за время нашей экскурсии у Александра Первого и другие вопросы появились.

Очень его удивило, к примеру, как я со знанием дела про посевы и пятиполье рассказываю, тут же иллюстрируя рассказы цифрами про наши урожаи. А уж когда я ему про лён и пеньку начал вещать, упирая на то, какие деньги на нас Англия наживает, он мне поначалу не поверил, что и высказал не совсем деликатно.

— Вот теперь верю, что вы с Великим князем Николаем Павловичем родные братья, — сумел я ответить необычно, заинтересовав его, — Он мне тоже сначала не поверил. Даже теперь, уже перепроверив мои слова раз на пять, Его Высочество до сих пор проверяет мои цифры, не в силах понять, зачем Россия Англию кормит, когда ей самой на реформы денег недостаточно.

— Вы и про это знаете? — удивлённо изогнул он бровь.

— Всё благодаря вам, Ваше Императорское Величество.

— В каком смысле?

— Я выпускник царскосельского лицея, который вы учредили. Поверьте, базовые знания нам преподавали превосходно.

Александр I замер на мгновение, его лицо выражало смесь удивления и любопытства.

— Царскосельский лицей… — протянул он, будто пробуя это название на вкус. — И чему же вас там научили, кроме цифр и сельского хозяйства?

Я улыбнулся, понимая, что император начал подозревать нечто большее, чем просто удачное образование.

— Нас научили мыслить, Ваше Величество. Анализировать. И… задавать правильные вопросы. А вот сельскому хозяйству не обучали, о чём я сильно пожалел. Но вопросы есть.

— Например? — в его голосе прозвучал лёгкий вызов.

— Например, почему мы продаём лён и пеньку Англии за гроши, а покупаем у неё же готовые ткань и канаты втридорога? Или почему наши крестьяне, кормящие половину Европы хлебом, сами живут впроголодь?

Александр нахмурился, но не от гнева — скорее, от внезапного осознания.

— Вы говорите так, будто знаете ответы.

— Знаю. Но боюсь, они вам не понравятся. Поэтому я и с советами никуда не лезу.

— Продолжайте, — наконец сказал император, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, который я надеялся увидеть — огонь реформатора, заглушенный годами войны и интриг, но не потухший до конца.

— Хорошо. Но сначала — самодвижущаяся мина. Завтра вы сами увидите, что Россия способна на большее, чем быть сырьевым придатком Европы. А потом… потом я готов поговорить о том, как сделать так, чтобы англичане платили нам — а не наоборот.

Император усмехнулся:

— Пушкин… Вы либо гений, либо безумец.

— История рассудит, — поклонился я.

Предстоящий ужин обещал быть интересным.

Торжественный ужин в честь прибытия Его Императорского Величества в Велье провели у меня дома. Казалось бы, собрались только свои — дядя с тётей да одноклассники, а личная столовая начала казаться мне маленькой. Сделал себе отметку, что при случае нужно обязательно расширить трапезную. Даже отец Пётр из местного храма и тот пожаловал. Ещё бы он не явился, если его сам Император на ужин пригласил, когда мы во время экскурсии по селу нагрянули в церковь Воздвижения Креста Господня.

В общем, компания подобралась пёстрая. Подумать только — за одним столом царь и будущие декабристы, а один из них в моей реальности и вовсе пытался стрелять в брата присутствующего Императора. Сюр!

Я не рассчитывал, что Александр I поразится тому разнообразному меню, что метали на стол дворовые девки под предводительством Акулины. Уж кому-кому, но не мне удивлять кулинарными изысками царя, обедавшего в лучших домах всей Европы. И всё-таки у Императора глаза полезли на лоб, когда дворня в столовую внесла запеченного порося весом с пуд. Что интересно, его Величество пожирал взглядом не еду, а поднос. Разве только вилкой в него не потыкал.

А что я мог сделать? Поднос, как поднос. Меня Акулька попросила их наделать как раз для подобных случаев. Ну, я и наштамповал этих самых подносов разных форм и размеров… из алюминия.

Хоть я и не очень надеюсь на повтор аферы с металлом, но это же не значит, что я отказался от добычи самого алюминия. Вот и штампуем из него разную мелочёвку вплоть до кухонного инвентаря.

— Князь, можете мне такой же изготовить? — поинтересовался Александр I, не сводя взгляд с подноса. — Будет любопытно понаблюдать за реакцией французских дипломатов, когда в следующий раз они изволят отобедать в Зимнем Дворце.

Хм. А Император-то у нас оказывается тот ещё тролль. Чтобы подыграть можно ему и целый набор алюминиевой утвари презентовать, благо он у меня уже имеется. Нужно только герб правящей фамилии на каждом экземпляре тиснуть, но с помощью переделанной камеры-обскуры это дело нескольких минут. Просто взамен медной пластины нужно подставить тот же поднос и настроить перл Света так, чтобы он вместо негатива сделал позитивный оттиск. Стоить мне это будет сущие пустяки, а хорошие отношения с правящим двором дорогого стоит.

— Я оценил удобство ваших самолётов, — завёл разговор Его Величество, когда, мы с ним оставили гостей в столовой, а сами прошли в мой кабинет, уселись возле камина и принялись за горячий шоколад, поскольку царь отказался от спиртного. — Расширять производство не планируете?

— У меня в планах с Августином Бетанкуром построить авиационный завод в районе Нижнего Новгорода, — не стал я скрывать договоренностей с министром путей сообщений, поскольку не сегодня, так завтра сей факт уже не будет новостью ни для кого. — Там проще рабочих и мастеров найти. Да и логистика удобная.

— Согласен, — кивнул Император. — А что с теми летающими судами, что встретили меня на озере? В них какое удобство, и какие у них перспективы?

— Их проще делать и обучение управлению не столь затратное, как подготовка пилотов самолётов. Для них не преграда любое бездорожье, ненастье и время суток. Скорость, конечно, не такая высокая, как у вашего гидросамолёта, но два десятка судов в состоянии за день перевезти пехотный батальон с полным обмундированием и боеприпасом, например, из Минска в Варшаву, — парой фраз описал я преимущества СВП. — Планирую их в ближайшее время к князю Голицыну отправить для образца — он выразил желание заняться производством подобного транспорта у себя в имении.

— О каком Голицыне речь? — встрепенулся царь.

— Я, к сожалению, знаком только с Дмитрием Владимировичем. Он сейчас в штабе своего корпуса занят призывной кампанией. Вот к нему в Ярославль и отправлю парящие платформы с парой своих мастеров, чтобы он потом у себя в Рождествено смог организовать производство.

— Стало быть, генерал рекрутов подсчитывает в Ярославле, — задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла Император. — Давно собирался, но всё к одному сводится — пора князю московским военным генерал-губернатором становится — нынешний правитель Златоглавой, граф Тормасов, не единожды просил меня дать ему отставку по состоянию здоровья.

О том, что Александр Петрович Тормасов давно болен и долгое время безуспешно просит у Императора отставку со своего поста, в Москве говорят давно, а потому слова Романова на меня не произвели особого впечатления. В моей реальности граф прожил до ноября девятнадцатого года и скончался в свои шестьдесят семь лет до последнего дня оставаясь на посту московского градоначальника. Я не то чтобы топлю за Голицына, но может в этой истории Тормасов проживёт дольше, пусть уже и не будучи генерал-губернатором Москвы.

— Кстати, Александр Сергеевич, а почему вы не хотите и эти ваши суда производить в Нижегородской губернии? К чему это распыление средств на два производства, если их можно объединить? — задал вполне логичный вопрос Император.

— Дело в том, что с князем Голицыным договорённость возникла ранее, чем с Бетанкуром. Как бы пафосно не прозвучало, но мне честь и совесть не позволят отказаться от своих обещаний генералу, хотя они и были только на словах.

— Отрадно слышать слова о чести из уст такого молодого человека, как вы, — на серьёзных щах высказался Романов. — В таком случае два производства можно объединить под эгидой акционерной компании. Не слышали о такой форме собственности?

— В том же Нижнем Новгороде я уже являюсь учредителем акционерной компании, занимающейся станкостроением, — ответил я. — Так что для меня это не ново, а вот за подсказку я вам благодарен — есть о чём подумать.

— А чтобы вам думалось веселее, я могу добавить, что готов прикупить у вашей компании немного акций, — внезапно подмигнул мне Император. — Скажем так, сотня-другая пятьсот рублёвых акций мне не помешает. У вас же будут таковые?

Ого, как широко шагает Его Величество. Сто тысяч рублей даже в ассигнациях это уже не просто акции с расчётом на приличные дивиденды — это можно смело назвать прямой инвестицией. Александр I, хотя и консервативен по природе, но видимо осознаёт, что Россия должна развиваться не только указами, но и через новые формы экономики. Хотелось бы верить, что его желание купить акции — символический жест, показывающий, что он готов принять изменения, если они происходят в рамках существующего порядка.

Ну и предполагаемые дивиденды, конечно, играют свою роль. Насколько я знаю, Император любит вкладываться в акции. Так, к примеру, он с матерью и женой имеют на руках семьдесят акций Российско-американской компании стоимостью пятьсот рублей каждая, что составляет один процент от общего числа, и получают с них от десяти до тридцати процентов ежегодной прибыли. Здесь стоит отметить, что прибыль этой компании зависит от множества порой не предсказуемых факторов и, тем не менее, Александр I вложился в бумаги.

А ведь вслед за Императором акции наверняка пожелают приобрести и другие крупные игроки, прекрасно понимаю, что если уж сам царь вошёл в дело, то оно надёжное и стоящее.

В свете таких событий, пожалуй, мне стоит самому смотаться в Ярославль, чтобы лично переговорить с князем Голицыным о предложении Его Величества. Ну и заодно подготовить его к предстоящей смене рабочего места — не верю я, что Александр I просто так мне брякнул, что готов Дмитрия Владимировича на Москву ставить губернатором.

— Князь, а как вам Крым понравился? — вдруг сменил тему разговора Император. — Насколько я знаю, мы теперь вроде как соседями по дачам будем.

— Ландшафт, мягко говоря, не очень, а вот климат отличный, — не стал я скрывать своих впечатлений от полученных земель. — Но в целом мне понравилось.

— Несмотря на сложный ландшафт? — удивился моему ответу царь.

— Право слово, это мелочи, — с улыбкой вспомнил я Кольку с Максом, которые будучи в Крыму спорили между собой какую горку нужно снести, а какой овраг закопать. — Сложностей я не боюсь — так даже интересней.

— И что вы собираетесь с землёй делать?

— Ветеранами заселю. Я успел убедиться, что это надёжные люди, — озвучил я свои планы. — А чем они займутся — это уже их дело. У кого руки к земле лежат, пусть виноград и фрукты выращивают. Кто без скотины себя не мыслит может тонкорунных овец или ещё какую живность разводить. Я с адмиралом Грейгом на тему отставных моряков беседовал — он обещал мне людей порекомендовать. Понятное дело, что им будет трудно на берегу, но можно рыбачьи артели организовать, а рыбу затем теми же судами на воздушной подушке хоть в Москву, хоть в столицу доставлять.

— И какую же вы рыбу собираетесь в Чёрном море промышлять? — усмехнулся Император. — Хамсу?

— Не только, — помотал я головой. — Англичане с французами за тысячи верст за скумбрией и сельдью плавают, а у нас она практически у берега обитает. Да и крупной белуги полно рядом с тем местом, где наши дачи.

— Я ещё понимаю, что белуга в Азовском море ловится, но откуда она у берегов Крыма? — не поверил мне царь.

— Я с парочкой местных греков успел пообщаться, — на ходу придумал я более-менее правдоподобную версию объяснению своего послезнания. — Рядом с южным берегом Крыма проходит течение от Керчи до Севастополя. Зимой на глубине в сотню сажень в районе течения обитает султанка, служащая белуге зимним кормом наряду с хамсой, мерлангом и креветкой. Обычно ловятся рыбины весом от семи до тринадцати пудов, но иногда попадаются экземпляры и в тридцать пудов.

— Это же.… Это же… — хватая ртом воздух подскочил с кресла царь и начал шагам отмерять, какого размера, по его мнению, должна быть белуга весом почти в полтонны. — Князь, я должен увидеть это чудо у себя на даче.

— А представляете, какое вкусное мясо у зимней белуги? — подлил я масла в разгорающийся костёр императорской фантазии. — Каспийский осётр ни в какое сравнение не пойдёт. Да и не мне вам рассказывать, что неспроста с Керчи зимняя рыба в две цены идёт по сравнению с той же Астраханью.

Александр I вернулся в кресло и задумчиво уставился на огонь в камине.

Я не собирался гадать о том, какие мысли в голове у Императора, но как по мне, то вечер прошёл вполне удачно, за исключением одного «но». Царь готов купить акции ещё не существующей компании, а значит, дело станет не только моим. Оно переходит в разряд государственного интереса. Хорошо это или плохо — покажет время. Пока я знаю только одно: если Император решил играть в долгую, значит и я должен думать не меньше, чем на два шага вперёд.

Утро следующего дня началось для меня рано. Оно и не удивительно, когда у тебя в доме ночует Император, которому ты обещал сегодня показать испытание торпеды.

Уже рассвело, когда я отправился на озеро, где вовсю кипела работа: команда, руководимая Пущиным проверяла механизмы, а на помосте уже стояла та самая «самодвижущаяся мина» — длинная, обтекаемая, и пока не такая уж большая.

Александр I приехал со мной вместе после чашки утреннего кофе, бодрый, несмотря на ранний час. Его взгляд сразу упал на странный металлический снаряд.

— И это… должно двигаться само? — спросил он скептически.

— Не просто двигаться, Ваше Величество, а поражать вражеские корабли на расстоянии, — ответил я и дал знак инженерам, что можно заряжать торпеду в аппарат, — Пока мы видим лишь небольшую модель, которая сегодня понесёт лишь половинный заряд пороха. Полпуда.Потом торпеда будет увеличена. Пудов этак до четырёх — пяти по заряду, как мне кажется.

На глазах Его Величества торпеду зарядили в аппарат, и я пригласил Императора в укрытие — за стену из брёвен и земли, что была сооружена шагах в тридцати от помоста.

— Целью будет вот тот частокол из морёной лиственницы, — указал я, пока мы шли на безопасное место.

Зашли. Пущин махнул платком. И когда торпеда пошла, он вслух начал отсчёт секунд, глядя на свой Брегет.

Вскоре раздался оглушительный взрыв. Столб воды взметнулся вверх, а когда брызги осели, от шести столбов остались лишь щепки, да и ближайшие к пробоине выглядели неважно, с изрядным креном.

— Двадцать восемь секунд. Скорость всё та же — тридцать узлов, — браво доложил Пущин.

Император стоял неподвижно, широко раскрыв глаза.

— Чёрт возьми… — прошептал он, что для него было крайне несвойственно.

Человек он воспитанный. Можно сказать — религиозный фанатик, а тут — на тебе… Чертыхается.

— Теперь представьте, Ваше Величество, эскадру англичан, уверенно идущую на рейд Кронштадта… и вдруг их флагман взрывается без единого выстрела с наших батарей. Далеко в море.

Александр медленно повернулся ко мне.

— Вы понимаете, что это меняет всё?

— Далеко не всё, — покачал я головой, — Но это лишь начало. Представьте теперь паровые корабли, железные дороги, заводы… Всё это возможно, если перестать быть просто дешёвым поставщиком пеньки, чугуна, зерна и льна.

Он задумался, глядя на дымящиеся обломки частокола.

— Вы говорите так, будто знаете, как это сделать.

— Знаю. Но для этого вам придётся пойти против многих в своём окружении.

— Вы имеете в виду Аракчеева? — резко спросил он, глядя мне в глаза.

— Не только его. По-своему Алексей Андреевич вовсе не плох и вам верен. Его бы я даже менять не стал. А вот тех, кому выгодно, чтобы Россия оставалась в прошлом…

Александр внезапно улыбнулся.

— Знаете, Пушкин… Вы и впрямь достойный выпускник Лицея, и я начинаю жалеть, что не учредил его раньше. Вы и Пущин сегодня доказали мне пользу подобных учебных заведений. Великолепно, господа лицеисты!

Я рассмеялся.

— Ваше Величество, это только одно из многих изобретений, которые могут изменить будущее России. Если, конечно, вы готовы их поддерживать. Россия богата на таланты.

Он посмотрел на озеро, затем на меня, и в его взгляде появилось что-то новое — решимость.

— Продолжайте. Я слушаю. Вы что-то хотите для себя?

— Вовсе нет. Денег у меня достаточно. К наградам я довольно равнодушен. Карьеру чиновника делать не намерен. Земли… Они не так дороги. Куплю, если нужда появится. Так что, просить для себя лично мне вроде бы и нечего. Хотя… — выдержал я небольшую паузу, а государь глянул на меня с прищуром, — Организуйте Тайную полицию. Буду премного благодарен.

— Вы желаете её возглавить?

— Упаси Бог! Конечно же нет! — истово замотал я головой, — Но представление о её работе и первоначальных задачах могу представить. Пока летите — ознакомитесь от скуки. Не понравится, выкинете эти листы, как юношеский бред.

— Не пойму я вас, Александр Сергеевич, а когда я не понимаю — мне это не нравится. Объясните мне, в чём ваша выгода — заниматься на свои деньги теми же торпедами, и уж тем более просить меня учредить ещё одну надзорную службу.

— Прежде всего, я дворянин, Ваше Величество.

— И что с того?

— Вот видите, — огорчённо махнул я рукой, — Даже вы перестали воспринимать дворян, как точку опоры для государства. И я вас понимаю. В моей семье предпочитают говорить на французском, а мой отец даже стихи сочиняет исключительно на этом языке. Зато спроси его, почём нынче рожь в его имении и какие запасы у его крепостных на зиму заготовлены — никогда не скажет. Ибо не знает. Самое смешное — он не виноват! Его так научили. Стихи, философия, богословие и французский язык — всё это здорово, но дворяне перестали служить России! Отчего я ничего не собираюсь просить за изобретение торпед — так я дворянин в исконном значении этого слова. У меня есть земли в Крыму, и я заинтересован в их защите. Я уже передал адмиралу Грейгу своё изобретения по средствам связи и делаю для него самолёты. Это мой вклад в оборону Отечества, как дворянина. Зачем мне ещё что-то просить от вас?

— Допустим. А зачем вам ещё один надзорный орган?

— Я изобретатель. И меня уже посещали иностранные шпионы, желающие выведать тайны изобретений для нужд своих стран. Это, во-первых. Во-вторых, я помещик. И мне не понравится, если некоторые вольнодумцы начнут подговаривать народ к бунтам. Хоть я за своих крестьян и спокоен — они у меня сыты, хорошо зарабатывают, дров у них в достатке и крыша не течёт. Даже если вся губерния взбунтуется, мои люди такое вряд ли подхватят. Сытый и довольный народ бунтовать не станет.

— Вы забываете про Веру в Господа, — сыграл государь желваками.

— Я — нет. А вот крестьянин и его жена могут позабыть, если у них по зиме от голода дети начнут умирать. Один за другим. И нет, я не против Веры. Мы просто говорим про разное. Может, я не самый лучший христианин, но на службы хожу. Жертвую изрядно и звонницу за свой счёт храму воздвиг. На позапрошлой неделе часовенку в Бородино заложили.

— На месте битвы?

— Нет, в той деревне, где у меня ветераны поселены, что вместе с Кутузовым всю Европу прошли и обратно вернулись.

— Вы ни мне, ни матушке об этом не рассказывали, — отстранённо заметил Александр.

— А разве обо всём нужно говорить? И, кстати. Раз уж мы затронули вопрос Веры, мне можно высказать пару своих мыслей на этот счёт, которые я считаю аксиомами?

Ох, как его проняло! Едва зубами не заскрипел.

— Извольте, — бросил Император, а тон его был настолько холоден, что им можно айсберги в Арктике замораживать.

— Самодержавие должно заботиться о народе, как Бог о своих детях.А крепостное право — грех перед Богом и Россией, — надавил я на больную мозоль Императора, зайдя с его слабого места — Веры.

Государь наш глубоко религиозен, оттого и считает наивно, что Вера в Бога многие косяки его управления исправит.

Ну-ну…