Битва за урожай получалась эпичной. Когда говорят, что недород — это беда, то отчего-то забывают, что невиданный урожай — это немногим лучше.
Пшеница поднялась нынче высоко, а тугие колосья звенели, словно наполненные золотом колокольчики. Солнце щедро лило свет на бескрайние поля, превращая их в море, волнующееся под легким ветерком. Каждый колосок, налитый соком земли и силой небес, гордо высился над остальными, словно соревнуясь в своей зрелости. Аромат спелой пшеницы плыл в воздухе, опьяняя и завораживая.
Если сначала мои крестьяне ликовали, то первая же неделя уборочной страды погасила эту радость. Поля казались бесконечными, как и поток зерна, хлынувший в амбары и зерновые ямы.
— Это не благословление, а проклятие, — в сердцах выплюнул было молодой парень, работающий на молотилке, когда во двор перед током стали въезжать очередные подводы, и их было много.
На него зашикали, но как-то неуверенно. Люди устали настолько, что уже не было сил радоваться урожаю.
— Перерыв. Собирайтесь на чай, — заголосила молодка, умело управляясь со своим нехитрым инвентарём.
— Какой ещё чай? — проворчал мужик, стоящий на подаче.
— С барской кладовой. Сладкий. С пирожками, — сумела расслышать его девушка, что само по себе было удивительно среди такого шума.
Работу остановили и народ не спеша потянулся под навес, где был сооружён грубо сколоченный стол и имелась пара длинных лавок.
— Ух ты, а духмяной-то какой! — потянул носом один из работников над кружкой и сделав глоток, закатил глаза, — И вправду сладкий!
— Балует нас барин. Отродясь такого чая не пил. А крепкий-то какой, — радостно осклабился молодой парень, — С чем у тебя пироги, Аксиньюшка?
— Каждому по два с мясом и один со смородиновым вареньем, — деловито ответила девица, наделяя работников выпечкой весьма приличных размеров.
— А ты чего с нами не садишься?
— Некогда мне. Сейчас на следующий ток поеду. Вон на той подводе и подбросят, — мотнула она головой на разгруженную телегу, — Мне ещё две бригады кормить — поить, — загремела девушка опорожненными чугунками.
— Николка, сколь денег-то мы уже сегодня заработали?
— По пятьдесят пять копеек на нос, — тут же гордо ответил парнишка, который ныне зарабатывал наравне со взрослыми, умело вращая ветром колесо молотилки и заодно создавая поток воздуха для веялки.
Заметил барин его старания и успехи в овладении магией. Самолично перл изготовил. Ещё и порадовался за него, сказав, что перл очень удачный вышел.
— Ох тыж… Каждый бы день так, глядишь, и женился бы по осени, — намеренно громко произнёс тот парень, что недавно был недоволен урожаем.
Втихаря он уже к обоюдному удовольствию успел обменяться с пацаном, отдав ему свой сладкий пирожок взамен на мясной.
— Котлы бы лучше погрузить помог, жених осенний, — нашласьс ответом девушка, пыхнув румянцем.
— Так со всем нашим удовольствием, — тут же подорвался он из-за стола, едва не опрокинув лавку.
На него даже ругаться не стали. Усталость брала своё. Но чай всех неожиданно взбодрил, как и рассказ Николки про премии и доску Почёта. Словно второе дыхание у работников открылось. До ночи ещё столько же намолотили. В село возвращались уже по темноте, распластавшись без сил в подводах поверх мешков с зерном, но чувствуя себя героями.
Трёх профессоров из Дерптского университета я заманил к себе обещаниями не только показа невиданного урожая, но и посулом, что каждый из гостей получит от меня в подарок ведёрный бочонок отличного кальвадоса. Как бы то ни было, а прибыли все трое, кого приглашал. Пусть своими глазами посмотрят, что не врали им студенты при защите дипломов, описывая новые формы и способы ведения хозяйства.
Прибыли профессора на крытой университетской повозке, напоминающей дилижанс, и пожалуй, сначала они больше всего охренели от тех дорог, которые увидели и прочувствовали на подъездах к моему поместью. Ни ухаб, ни ям. Я и дальше границ села лёгкий ямочный ремонт оплатил, но ровно до конца своих владений. Песьяцкий помог. Сумел же мне где-то целую артель в сорок граборов* найти.
Золотые люди! Землекопы от Бога! Я их главному столько планов накидал, что они у меня тут жить останутся. А уж когда я им лопаты и кирки на заказ пообещал сделать…
* Крестьяне сложные и трудоёмкие земляные работы сами почти не делали, хотя теоретически могли. Для этого звали людей специальной профессии — грабарь (или грабор). При этом грабари не только копали ямы, они производили вообще очень широкий спектр любых земляных работ, проявляя изрядные знания.
Заодно я пару журналистов из Пскова пригласил. Хотя, какие они журналисты — одно название, но губернатор мне с гордостью преподносил, что у каждого в год по три — пять публикаций статей в Питерских и Московских газетах случается. Пусть попытают счастья. А уж я постараюсь им так всё подать, чтобы тянуло на сенсацию. Хотя, там одно только описание самолётов, строящихся для Императорской Семьи — уже само по себе сенсация.
Зачем мне это нужно? Так глупостей не хочу. Ознакомил меня тут Виктор Иванович, сколько денег Англия на нашей пеньке, льне, дёгте и чугуне поднимает. И как немцы свой скот и коней нашим зерном откармливают. А у нас… Иногда полдеревни «кусочничать» уходит по весне. Стыдоба-то какая!
И если раньше я особо на такие расклады повлиять не мог, то с получением денег от французских банкиров всё переменилось. Нет, этих денег не хватит, чтобы прокормить всех страждущих. Так оно и бесполезно. Не рыбу нужно дарить голодным, а удочку.
Собственно, для этого мне журналюги и нужны. Мало того, я ещё сам пару статеек напишу и Дельвига запрягу, чтобы они были опубликованы. Пусть даже за взятку.
И да, Дельвиг мне нужен. Как и солома, которой у меня начало скапливаться офигеть сколько. Не одна сотня тонн. Её сейчас в скирды смётывают, но я пока не уверен, что смогу успеть за всем.
Казалось бы — какая связь может быть между Дельвигом и соломой?
Если что — самая прямая.
Солома, сваренная в котле — скороварке, даст целлюлозу. Очень много целлюлозы.
Примерно треть от веса соломы. Дальше мы добавим в неё много древесной массы, перемолотой в муку, чуть-чуть мела и получим крайне дешёвую газетную бумагу. А чего бы ей не быть дешёвой, если восемьдесят процентов её состава, наносимого на янки — цилиндр придётся на берёзу, просто перетёртую жерновами в кашицеобразную пульпу. Да, желтеть на солнце такая бумага будет весьма заметно, но кого такие тонкости волнуют, когда речь идёт о газетной бумаге. Зато цена… В две копейки мне такая газета обойдётся, при тираже в пять тысяч, чтобы она не стала убыточной. Это если начать с выпуска два раза в неделю.
Не хочу скрывать — мне скоро нужен будет свой собственный рупор, способный доносить моё мнение до всех слоёв населения нынешней Российской Империи. Пока в то, что написано в газетах, верят все. Надеюсь, моя газета, самая дешёвая в России, позволит мне донести до дворян, что время самолюбования и пышных празднеств закончилось. Пора всем браться за дело, а не порхать мотыльками по балам. И в качестве индикаторов у меня — мои лицейские друзья, будущие декабристы. Смогу их переубедить — значит я на верном пути.
За всеми делами в Велье не оставалась без внимания и торговля в столице. Я раз в неделю отправлял сестре на продажу одним из самолётов несколько швейных машинок с запчастями и иглами, ткань, стальные перья с ручками да готовые чернила, и такой порядок вещей пока всех устраивал. Но в один из дней на связь вышла Ольга и сообщила, что встречи со мной ищет тайный советник Пётр Григорьевич Демидов.
— Кто это вообще такой? — взглянул я Виктора Ивановича, присутствующего при моём разговоре с сестрой. — Этих Демидовых по Руси, хоть пруд пруди. При этом, не считая фамилии и родства с основателями династии, не каждый из них имеет непосредственное отношение к металлургии.
— В чём-то вы, безусловно, правы, — согласился с моим мнением тульпа. — Демидовых по стране и, правда, немало. «Кагинские», «суксунские», «тагильские». Из последних ещё и «итальянские» пошли… Одним словом, каких только нет. А Пётр Григорьевич и вовсе «ревдинский». Но в данный момент он ничем не владеет, кроме домов в столице и усадьбы в Ревде, потому что в начале века Ревдинско-Рождественские и Бисертский заводы он продал Зеленцову, а доставшиеся в наследство от дяди Кыштымские заводы — Расторгуеву. Забыл сказать, что в Ревде за Демидовым медеплавильный заводик числится, но его активом можно не считать, поскольку он не работает из-за отсутствия сырья.
— Не находите, что словосочетание «нищий Демидов» звучит, как оксюморон? — с трудом представил я столь плачевное положение прославленной фамилии. — Если всё так печально, то зачем Демидову встреча со мной? А главное — зачем эта встреча нужна мне?
— Скорее всего, Пётр Григорьевич хочет заказать вам гидроплан, — предположил Виктор Иванович. — Возможно, даже не столько для себя, сколько для своего сына Алексея. Дело в том, что в этом году Ревдинско-Рождественские и Бисертский заводы отошли в казну из-за того, что Зеленцов оказался никудышным хозяином и был объявлен банкротом. После аудита заводы будут выставлены на торги, и в реальной истории тот же Алексей Григорьевич выкупил заводы предков, но только в двадцать девятом году.
— Хотите сказать, что Демидов-младший целых десять лет не мог получить заводы обратно в собственность? — удивило меня услышанное. — В прочем, если с бюрократами и казнокрадами ещё можно пободаться, то с дорогами у нас дело швах. Помнится Пушкин на путешествие из Питера в Оренбург и обратно три месяца потратил. Понятное дело, что часть времени у него ушла на встречи с людьми и непредвиденные остановки, но расстояния у нас огромные и за пару дней на лошадях всех дел не решишь. Хорошо, хочет Демидов самолёт — это его дело. Пусть в очередь встаёт, если деньги на гидроплан имеет. Мне с него какая выгода?
— В семи верстах от Ревдинского завода под горой Масловой имеются залежи ревдинскита с содержанием никеля более сорока пяти процентов. Такой никельсодержащей руды, свободной от мышьяка и серы больше в мире нет нигде. Вру, есть ещё в Новой Каледонии, что в Тихом океане расположена, но добычу минеральных ресурсов там начнут только в конце века. Организуйте с Демидовым какое-нибудь общество, помогите ему с самолётом, а взамен потребуйте помимо дивидендов некоторое количество никеля, который научите добывать и обрабатывать.
— Заманчиво, — согласился я с Виктором Ивановичем. — Вот только, если я сейчас в столицу сорвусь, то тот же Демидов сочтёт, что мне он нужен больше, чем я ему. Так что, пусть ждёт. Мне ещё в Москву и Нижний Новгород нужно слетать. Кстати, а зачем нам никель?
— Вообще-то никель является одним из компонентов легированной стали. С ним стволы орудий прочнее будут. Да и перья у вас без позолоты быстро ржавеют. Ещё бы добычу хромита наладить на Гологорском месторождении и можно нержавейку делать.
— А далеко от Ревды это месторождение? — не мог не спросить я, заинтригованный фантазиями Виктора Ивановича. — Сами знаете, что у меня с географией не очень.
— Ревдинский завод использует сырьё с рудника на Волчьей Магнитной горе. Это месторождение находится в восьми верстах на северо-восток от завода. Если по тому же азимуту пройти дальше ещё четыре версты, то и наткнёшься на Гологорский хромовый рудник.
Чего-чего, а такой близости месторождения к заводу я не ожидал. Как говорится, протяни руку и найдёшь искомое.
— Насколько там руда богата хромом и как глубоко лежит? —
— Месторождение обнаружили в шестьдесят четвёртом году и первое время руду добывали открытым способом. Хромит залегает в виде обширного штока, поэтому добыча проводилась практически без выемки пустой породы. Содержание окиси хрома на руднике составляет более сорока пяти процентов, — без запинки выдал мне сведения Виктор Иванович, словно уже давно отрепетировал доклад. — Это очень много. Но главное в том, что в начале двадцатого века этот рудник считался самым крупным из разведанных на Урале месторождений хромитов.
Не думал, что задержусь в Москве более чем на день, но, как говорится, человек предполагает, а Господь располагает. Стоило мне прилететь в Первопрестольную, как в небесной канцелярии решили дать земле водички и выстрелили по Златоглавой тугими струями дождя вперемежку с мощными порывами ветра. Пришлось остановиться в доме Минаевой и развлекаться с грызунами.
Нет, я вовсе не стал крысоловом. Просто Катерина Матвеевна поддалась веяниям моды и приобрела двух морских свинок, о чём с нескрываемой гордостью передо мной и похвасталась после сытного обеда, организованного в честь моего приезда.
— Ой, какие милые зверушки, — с воплями подлетела Лариса к большой клетке, где сидели два грызуна. — Александр Сергеевич, а вы знаете, что в Европу морских свинок привезли из Перу, а там их откармливают на мясо?
— Голод не тётка, а злой дядька, — философски заметил я. — Жить захочешь и крыс жрать будешь. Я как-то раз мясо нутрии пробовал. Если бы не знал, что ем, сказал бы что жую крольчатину.
Лариса кивком дала понять, что согласна со мною, рассмотрела содержимое кормушки, находящейся в клетке с животными, и поморщила носик:
— Скажите хозяйке, чтобы не давала зверюшкам в корм что попало. Это только, кажется, что свинка, как и крыса, может питаться всем подряд — на самом деле многие продукты для неё опасны.
Выяснив, что Минаева слабо разбирается в еде для грызунов, пришлось под диктовку Ларисы составить рацион питания и отдельно указать продукты, которыми свинок кормить нельзя ни в коем случае.
— Откуда такие познания? — полюбопытствовала Екатерина Матвеевна, мельком прочтя всё написанное мною. — Мне сказали, что свинки эти заморские и не так давно появились в России.
— Еще будучи в лицее я встречал этих животных в руках у одной из фрейлин, — на ходу начал сочинять я историю, которую Минаевой будет трудно проверить. — Та мне и поведала, чем можно кормить свинок.
Возможно, наш диалог о животных продлился бы и дольше, но в дом занесли товары, которые я доставил из Велье. Понятное дело, что краску для тканей не привезли на двор Минаевой, а отправили сразу на мануфактуру, но мне и без этого было чем удивить хозяйку и дядю. — Что скажете? — с любопытством посмотрел я на Екатерину Матвеевну, доставшую из прозрачного полиэтиленового пакета, белоснежную манишку, пошитую в Велье. — Как вам ткань? А какая ровная строчка? Мы для пробы полторы сотни манишек разных размеров и манжет к ним пошили. Если товар пойдёт, то можем увеличить выпуск.
— Не пойдёт, а улетит, — проснулся в хозяйке купеческая хватка. — Батистовая сорочка стоит пятьдесят рублей, что далеко не каждому по карману, а манишку можно за двадцать пять продавать. Думаю, что за неделю распродам, если и того раньше кто-нибудь гуртом всё сразу не скупит. Так что, будьте готовы, Александр Сергеевич, к увеличению объёма своего производства. А ткань и пошив и правда, идеальные.
Как ни странно, но идею с манишками подала не Лариса, а Виктор Иванович. Где-то он в своё время прочитал, что манишка в середине девятнадцатого века пользовалась спросом у разночинцев из-за того, что стоила значительно дешевле цельной сорочки, потому что ткани и труда на неё уходит меньше, а при сюртуке невозможно определить, что именно надето на человека. Этим и пользовались люди с относительно скромным достатком — надевали манишку и сшитые из такой же ткани манжеты, и щеголяли в них, словно являются владельцами дорогих сорочек. Распознать подобный фарс было практически невозможно, потому что этикет не позволял мужчине находиться при людях не то, что без сюртука — его даже расстегивать полностью было нельзя. Если же по какой-то причине есть желание расстегнуться, например, в жаркую погоду, то будь добр быть в жилетке.
Кстати, про запрет на распахнутый сюртук я знал из воспоминаний своего предшественника. Дело в том, что форма лицеистов состояла из сорочки, жилетки и сюртука. В один из жарких дней Пушкин с одноклассниками на прогулке позволили себе расстегнуть сюртуки, за что получили выговор от одного из воспитателей. Неизвестно чем бы кончилось дело, но об этом случае узнал директор лицея Энгельгардт и встал на сторону лицеистов, апеллировав к тому, что парни ничем себя не дискредитировали, поскольку под сюртуком были застёгнутые жилетки, как того и требуют правила ношения одежды.
— Пётр Исаакович, для тебя тоже есть презент из Велье, — вынул я из кучи один из пакетов с вложенным листком, на котором были инициалы получателя. — Вы с Павлом Исааковичем одной комплекции, так что выкройки делали по нему. Надеюсь, не ошиблись.
С этими словами я отдал дяде пакет с парой сорочек, одну из которых Ганнибал принялся тут же примерять, наплевав на все правила этикета.
— Как тебе, Катенька? — крутился около ростового зеркала дядя. — Вроде угадал племяш с размером.
— Такую красоту и сюртуком грех скрывать, — оценила Минаева обнову Петра Исааковича. — И надевать не нужно через голову — пуговицы во весь рост. Боюсь представить, сколько труда в эту вещь вложено и сколько это добро может стоить. А эта полочка на спине для чего?
С этими словами Екатерина Матвеевна ткнула дядю в район лопаток.
— Кокетка, — уточнил я название детали одежды. — Делает посадку по плечам идеальной. Ну и защищает ткань на линии плеч от разрывов при натяжении. Поэтому её сделали двойной.
Если манишка была идеей Виктора Ивановича, то кокетка, как и вся сорочка в целом полностью заслуга Ларисы. Нет, я, конечно, тоже участие в кройке принимал, но работал только карандашом и ножницами, а руководила процессом тульпа.
— А пуговицы из чего? — не ускользнула фурнитура от внимания Минаевой. — На цвет, словно перламутр, а на ощупь не он.
— Пластмассовые, — небрежно ответил я. — По составу примерно такие же, как и пакеты, в которых я вам товары привёз. Только пластик жёстче и краситель добавили, а потом по формам разлили. Но это я так, утрировано говорю, чтобы не нужными подробностями не грузить. Копеечный товар. Можете стирать и даже кипятить — краска не слезет.
— И полно у тебя такого копеечного товара? — приподняв бровь, посмотрела на меня хозяйка дома. — С собой привёз?
— Не подумал, что обычные пуговицы кому-то будут интересны, — честно покаялся я. — Несколько штук про запас к сорочкам дяди есть, а больше не взял. Надо?
— Не то слово, — фыркнула Екатерина Матвеевна. — На таких мелочах люди состояния делают. Есть возможность прислать на продажу?
Всё-таки общение с бывшей купчихой имеет свою выгоду. Лично я в жизни не догадался бы, что на каких-то пуговицах можно заработать, практически ничего не вкладывая. Если подумать, то я этими пуговицами разных форм и оттенков могу всю Россию завалить, а прийти к такой мысли сам не смог.
— Сколько на пробу прислать? — перешёл наш разговор в деловое русло. — Большого гросса* для первого раза хватит?
* Г росс — мера счёта мелкого товара, равная 12 дюжинам, то есть 144 штукам. Большой гросс — дюжина гроссов, которая равна 1728.
— Если форма и цвета будут интересные, то на пару недель не хватит, — покачала головой хозяйка дома и пояснила. — Осень на носу, а стало быть, люди к балам начнут готовиться. Порой на некоторые женские платья пуговиц уходит столько, что их стоимость превышает цену самого наряда. Если есть возможность, то делайте и присылайте больше — что с прилавка не уйдёт, то коробейники выкупят.
— Как скажете, — согласился я с Екатериной Матвеевной. — Кстати, вам тоже подарок передали. Чтобы я не был понят превратно, сразу оговорюсь, что я только передаю презент, а благодарить за него можете Варвару Тихоновну. Это она настояла, чтобы для вас пошили столь изумительную вещицу.
При этом я выудил из товара очередной пакет и передал его Минаевой. Думал, что она посмотрит подарок позже, но какой там. Стоило пакету оказаться в её руках, как она, ведомая женским любопытством, достала батистовую ночную сорочку кремового цвета.
— Ой, какая красота! — нисколько не стесняясь меня, прикинула женщина на себя ночнушку и, подойдя к зеркалу, оттолкнула от него бедром дядю. — В такой не то что спать, ходить и то жалко. А какое великолепное кружево по манжетам. Тоже у себя делаете? Есть на продажу?
— Что-что, а кружево мы пока в промышленных масштабах не ткём, — развёл я руками. — Это ручная работа моих мастериц. Но нить наша. Из Велье.
— Хороший лён у вас, — опытным глазом оценила купчиха кружева и ткань, — Чистый, гладкий. Таким гордится впору.
А я что, я и горжусь.