Магнат Пушкин

Глава 16

Как и обещал Голицыным, утром первого октября я стоял возле дверей их особняка, а мой гружённый подарками Катран остался пришвартованным к причалу на пруду. Воздух был плотным, словно сама осень решила устроить проверку на терпение: холодноватый, но с лёгким ароматом прелых листьев и далёкого дыма.

Почему день рождения ребёнка празднуется не в последний день сентября, как указано в метриках? Всё просто: тридцатое выпало на среду, а это постный день. Какое удовольствие православным отмечать праздник, если за столом нельзя ни выпить, ни закусить? Вот Дмитрий Владимирович, как глава семейства, и сместил торжество на следующий день. Мудрое решение, особенно если учесть, что в доме уже неделю пекли пироги, готовили закуски и даже заказали у повара из Москвы торт, который, по слухам, должен был быть украшен золотыми листиками.

Но и тут вмешалась Церковь.

Дело в том, что первое октября — День Покрова Пресвятой Богородицы, один из тех праздников, когда даже самые занятые господа спешат в храм, чтобы исполнить свой долг перед верой. Так что меня, вместе с горсткой других гостей (в основном родственниками и соседями), хозяева потащили в храм Преображения, что находился всего в пяти минутах неспешного шага от особняка.

Оказавшись в притворе, я дождался, пока остальные прихожане возьмут свечи и пройдут через Красные ворота внутрь храма, после чего и сам подошёл к столу со свечным ящиком. Воспользовавшись лежащими на столе карандашом и бумагой, я быстро написал записку «О упокоении», подал её дьякону, находившемуся рядом, и опустил в кружку для подаяний «красненькую» ассигнацию. Не могу сказать, узнал ли меня священнослужитель, но память юного Александра мне подсказала, что этот же самый дьякон был при этом храме ещё в те времена, когда бабушка владела имением Захарово. Как бы то ни было, а моё подаяние не скрылось от взгляда мужчины, о чём он мне дал знать едва заметным кивком.

Спустя час литургия закончилась, и генерал в окружении семьи и гостей направился в верхний придел храма, чтобы почтить память брата, покоившегося здесь с тринадцатого года. Я же вышел из церкви и уже хотел прошмыгнуть мимо звонницы, чтобы оказаться за оградой церкви, как меня окликнула Екатерина Дмитриевна:

— Александр Сергеевич, вы куда собрались?

Вот глазастая! Сумела заметить мой побег. Но как же она хороша в этом голубеньком платке, слов нет!

— Решил родственника навестить, — не стал я скрывать своих намерений. — Его могила за оградой храма расположена. Если хотите, можете составить мне компанию.

Княжна приняла предложение, взяла меня под руку и мы не спеша пошли вдоль ограды.

— Вот мы и пришли, — остановился я около каменной плиты.

— «Под сим камнем покоится Николай Сергеевич Пушкин», — негромко начала читать Екатерина надпись на камне. — «Родился двадцать шестого марта восемьсот первого, скончался третьего июля восемьсот седьмого». Так это же ваш…

— Младший брат Николай, — кивком я подтвердил догадку княжны. — Мне было восемь, когда он заболел и умер. Мы в то лето, как обычно, всей семьей в Захарово проживали. Утром я пытался рассмешить брата и корчил рожицы. Он в ответ лишь слабо рассмеялся, а вечером его уже одевали для положения во гроб. Сейчас я его легко мог бы спасти, но история не приемлет сослагательных наклонений.

Екатерина задумалась, а я воспользовался моментом и принялся воздухом сметать в одну кучу опавшие листья, что валялись на могиле брата.

— Александр Сергеевич, надеюсь, мои мама с папой не очень докучали вам своей болтовнёй через артефакт связи? — вдруг поинтересовалась девушка.

— Ничего страшного, — закончил я с уборкой листьев. — На то он и перл связи, чтобы разговаривать. К тому же я не вполне понимаю вашего вопроса — вы же присутствовали при разговорах родителей со мной. Или вы давали им артефакт, и они использовали его без вашего участия?

— Ни то и не другое, — помотала Екатерина головой. — Я сделала родителям их собственные перлы связи.

Однако. Этим фактом мне впору гордиться — не зря я настоял, чтобы Екатерина Дмитриевна присутствовала при формировании артефактов в Севастополе. Запомнила схемы и связки, а теперь может сама создавать перлы связи. Вот только один вопрос — где она эссенцию взяла?

— В Вязёмах есть колодцы, в том числе Света и Движения, — ответила девушка на мой не заданный вопрос. — Я отвела родителей к ним и там сделала для них артефакты, как вы меня и учили в Крыму. Вы не сердитесь на меня за это?

То, что в имении Голицыных имеются колодцы, я не сомневаюсь. История Вязём очень богата и думаю, что Борис Годунов в своё время неспроста решил устроить в здешних краях свою родовую вотчину. Царь Фёдор I предлагал Годунову несколько поместий в подарок на выбор, но тот отдал предпочтение именно Вязёмам, а это что-то да значит.

— Я вас для того и учил, чтобы вы могли формировать перлы без меня, — ответил я Екатерине. — Могу только добавить — постарайтесь извлечь максимум пользы, если будете делать на своих землях артефакты связи для людей, не являющихся вашими родственниками.

— За это можете не беспокоиться. Бесплатно никому ничего не достанется, — хихикнула Катя. — Я даже со своих тёток тысяч по сорок возьму, если они захотят иметь подобные перлы — они, в отличие от нас, каждую копейку не считают.

Тут девушка, несомненно, права — тётки у неё явно не бедствуют.

Старшая сестра генерала — Екатерина Владимировна — состоит в браке со Степаном Степановичем Апраксиным, одним из крупнейших и богатейших помещиков России. Младшая сестра — Софья Владимирова — тоже не нищенствует, поскольку в семнадцатилетнем возрасте вышла замуж за графа Строганова. Похоронив в прошлом году мужа, женщина на данный момент является владелицей Строгановского майората, а это куча земель по всей стране и сорок шесть тысяч душ. Я вот так, сразу, и не скажу, у кого ещё в Империи примерно такое же количество крепостных, сколько имеет графиня Строганова.

— Если не боитесь испортить отношения с родственниками, то почему бы и нет, — пожал я плечами. — Кстати, связь не единственный способ коммерциализации артефакторики. Даже богатые хотят быть здоровыми и не скупятся на перлы из ветви Жизни. Первые перлы здоровья я сделал для своей бабушки и двоюродного деда — на данный момент, несмотря на свой возраст, родственники готовы часами плясать кадриль.

— Перлы Здоровья говорите, — задумчиво поправила девушка прядь волос, выбившуюся из-под платка. — А для беременных и будущего ребёнка он не представляет опасности?

— Моя мама, когда носила моего младшего брата Платона, пользовалась подобным перлом, — не сразу ответил я. — Оба себя превосходно чувствуют. Хотите кому-то облегчить вынашивание плода?

— Нет, я на всякий случай спросила, — смутилась Екатерина. — Если перл помог вашим родственникам обрести былую молодость, то вероятно это хороший артефакт, и он достоин внимания. Просто хотела узнать, не причинит ли он вреда женщине в определённые моменты её жизни.

После всего сказанного девушкой я уже и не знал, что о ней думать, но моё смятение развеял Виктор Иванович, находившийся поблизости и слышащий наш разговор:

— В мае следующего года у Екатерины Дмитриевны родится брат Борис, будущий пехотный генерал-лейтенант. Мама девушки с сентября находится в Вязёмах, где в очередном отпуске пребывает и её муж князь Голицын. Сопоставьте эти факты, посчитайте количество месяцев и сделайте правильные выводы, а не думайте о девушке невесть что.

— А не поздно Татьяне Васильевне рожать? Насколько я помню, ей в будущем году тридцать шесть стукнет. К тому же, откуда Екатерина может знать о беременности мамы?

— Ой, да мало ли, как девушка, проживающая под одной крышей с родителями, могла узнать о беременности мамы? — вмешалась в наш разговор Лариса. — Вы же не знаете, какие отношения у матери с дочерью. Может они делятся подробностями личной жизни, как самые близкие подруги, что в любое время редкость и вызывает только уважение. К тому же, девушка ни слова о своей маме не сказала. А насчёт позднего ребёнка…Надежде Осиповне Пушкиной сорок один год был, когда она Платона родила. И что?

В принципе, аргументы тульпы привели весомые, и я продолжил беседу с Екатериной:

— Я из своего имения привёз одну из книг, доставшихся мне от прадеда. В ней имеются схемы разных перлов, в том числе и тех, что влияют на здоровье. Если пожелаете, я могу к вам завтра с ней прилететь и научить формировать некоторые артефакты.

— Я всегда вам рада и готова принять от вас любую помощь, — покраснела пуще обычного девушка. — Так что буду очень признательна, если вы завтра появитесь у нас. Кстати, я знаю, где в Вязёмах имеется парочка колодцев с эссенцией Жизни. Да и в Рождествено они имеются. А теперь, давайте поторопимся, и вернёмся в особняк — негоже при гостях так долго отсутствовать.

Не скажу, что я очень хотел присоединяться к гостям Голицыных, но и лишних разговоров не желал. Поэтому подставил девушке локоть, за который она взялась и через несколько минут мы были в княжеском особняке.

Что нужно трёхлетнему пацану, чтобы он был счастлив? Любящие родители, вкусняшки да игрушек побольше. Причём, ещё не понятно, чему из всего перечисленного он будет более рад.

По понятным причинам, родителей Володе Голицыну я заменять не собирался. За вкусностями тоже не ко мне вопрос. А вот игрушек я ребёнку привёз целый сундучок, который в Велье был спешно сделан по моей просьбе.

По сути, сундук, в который было уложено пара сотен пластмассовых солдатиков, представлял собой фанерный ларец, обшитый тёмно-синим бархатом, с тремя выдвижными ящичками. В первых двух находились красные и зелёные пластиковые солдатики, олицетворяющие разные армии. Думаю, нет нужды пояснять, что красный цвет олицетворял войска Российской империи.

Вся фишка была в третьем ящике. В нём находилось по десятку офицеров и одному знаменосцу противоборствующих армий.

— А почему у вас основные войска из материала, который вы называете пластмассой, а командиры и знаменосцы из олова? — задался вопросом генерал после праздничного обеда, когда его сын, махнув рукой на все остальные подарки, принялся расставлять на полу гостиной свои армии по одному ему известному алгоритму.

— А вы возьмите одного из металлических солдатиков и заметьте, что он значительно легче, если был бы из олова, — улыбнулся я в ответ.

— Володенька! Сынок! Можно посмотреть любого из твоих офицеров? — Спросил князь, после чего малец подхватил с пола солдатика и подбежал к отцу. Тот ловко усадил ребёнка себе на колено, взвесил на ладони игрушку сына и уставился на меня, в ожидании объяснений.

— К сожалению, жизнь простого солдата порой мало ценится. Что и отражено в материале, из которого сделана основная часть игрушек, — пояснил я. — В моём имении делается относительно дешёвый пластик, массово используемый при производстве многих полезных вещей. Если развить мысль, то офицеры и знаменосец на поле боя самые ценные фигуры. Без командиров не будет порядка и нужных манёвров, а при потере знамени, как вы знаете, подразделение подлежит расформированию. Поэтому эти фигурки сделаны из металла. Но только не из олова, как вы предположили, а из алюминия.

— Так он ведь дороже золота. Насколько я помню, этак в четыре раза, — чуть не присвистнул генерал, но вовремя остановился, и уже более пристально начал рассматривать солдатика на своей ладони. — Не жалко было из столь дорогостоящего металла делать детскую игрушку?

— Нисколько. Просто хотелось, чтобы у вашего сына были игрушки, которых пока ещё нет ни у кого, — развёл я руками. — Кстати, попросите внести ещё один подарок, приготовленный для Володи.

Дмитрий Владимирович кивнул дворецкому, стоящему у дверей, и через пару минут в гостиную внесли детский трёхколёсный велосипед.

Какие деревянные лошадки, игрушечные сабли, барабаны и прочие подарки, если есть такое чудо, как велосипед?

Аккуратно выгнутая и окрашенная в золотистый цвет рама. Красные пластиковые ручки руля и педали. Пластмассовое сиденье, обитое белым войлоком. Для лучшего сцепления рифлёный черный пластик, вместо покрышек на колёсах. Вроде ничего сложного, а смотрится богато.

К моему удивлению, ребёнок быстро разобрался с управлением и начал нарезать круги по паркету гостиной. Что интересно, уже стоящее на полу многочисленное игрушечное войско Володя старательно объезжал и не задел ни одного солдатика.

— Александр Сергеевич, я по долгу службы в ближайшие дни буду вынужден отправиться в Ярославль, — краем глаза смотрел генерал как его сын носится по гостиной на новой игрушке. — В стране очередной призыв начинается, и мне, как командующему корпусом, первое время полагается быть при штабе. Как у вас дело обстоит с летающим над землёй судном? Нельзя ли, чтобы ваши люди на нём появились в Ярославле, где и находится мой штаб?

В принципе, мотив генерала мне вполне понятен. Одно дело искать протекцию и рассказывать о транспорте и его возможностях, которые ещё и самому не известны. Совсем другой коленкор, если показать машину в действии.

— Августин Августинович Бетанкур создал сеть ретрансляторов от столицы до самого Нижнего Новгорода, — начал я размышлять вслух, представляя в голове карту страны. — От Москвы до Ярославля двести пятьдесят вёрст и напрямую перлы не достанут. Но ретранслятор имеется во Владимире, а это менее ста восьмидесяти вёрст, и я смогу с вами связаться. Давайте поступим следующим образом — когда транспорт будет готов, мы с вами пообщаемся через артефакты, и вы скажете, куда и когда лучше всего прибыть.

Всё-таки перлы связи великое дело. Мне по праву есть чем гордиться, но и вклад Бетанкура в популяризацию этого вида коммуникации отрицать глупо. Нужно при случае ещё ему каких-нибудь идей подкинуть. В этом году он стал директором Главного управления путей сообщения — неплохо бы встретиться с инженером. Глядишь, он мне что-то умное подскажет, а я его людей научу формировать нужные по работе перлы. Что интересно, видя, насколько Бетанкур радеет за Россию, нисколько не жалко своего времени, чтобы хоть чем-то помочь ему.

В Новгород, к моим компаньонам — купцам Пятову и Рукавишникову, я полетел сразу же, как позволили дела и погода. Они оба уже писали мне, что строительство станкостроительного завода близится к завершению и оба волновались, смогу ли я в срок обеспечить их нужным количеством перлов.

Да, кроме паровых машин на нашем заводе будет использоваться магия.

Сейчас речь идёт о запуске первой очереди завода — двух цехов, где будут изготавливать токарные станки малого и среднего размера. Оба цеха снабжёны двумя паровыми машинами мощностью в пятьдесят лошадиных сил каждая. Маловато, конечно же, вот и придётся добивать этот недостаток энергией перлов.

С аурумом у меня беда. Его не хватает. Пришлось дать в Москве объявление в газету. На удивление, скупить удалось не так много, и то лишь за приличные деньги.

Вот что за люди такие! Перлами никто в семье не пользуется, так как они достались кому по случаю, а кому по наследству от столь далёкой родни, что привязка на кровь уже не работает, но нет же — денег хотят, как за новые, сделанные для них на заказ.

— Ну наконец-то! — воскликнул Пятов, встречая меня на крыльце особняка хлебом-солью. — Мы уж думали, вы до ледостава не успеете!

— Перлы привезли? — сразу же спросил Рукавишников, оглядывая мой скромный багаж.

Я усмехнулся.

— Будут перлы, но не столько, сколько хотелось бы. Аурум в Москве нынче дорог и встречается так же редко, как невинные балерины.

Купцы переглянулись.

— Ну что ж… — вздохнул Пятов. — Нам главное — первые два цеха запустить.

Осматривать строительство поехали с утра

Завод встретил нас гулом работ: плотники заканчивали обшивку крыши второго цеха, а внутри уже стояли две паровые машины, блестящие чёрным лаком и медными деталями. От них тянулись ременные передачи к будущим станкам.

В цехах светло. Моя заслуга. Стены цеха выложены в два кирпича, и зазор примерно такой же ширины выдержан между слоями плёнки, надёжно закреплённой прибитыми рейками изнутри и снаружи рамы. Этакая имитация стеклопакета, но изрядной толщины. Прочность плёнки я уже на своих оранжереях и теплицах проверил, так что ближайшие два года можно за неё не беспокоиться, а потом поменяем. Несложно.

— Вот, — Рукавишников провёл рукой по корпусу одной из машин, — Всё готово, кроме движителей для вспомогательных линий. И они уже почти собраны. Остались мелочи. И перлы.

— Шесть перлов на два цеха, — прикинул я объём работ и свои запасы аурума. — Моих запасов должно хватить. Но впритык.

— А если не хватит?

— Тогда придётся к себе в имение возвращаться. Там у меня есть разведанные Колодцы, которые должны были успеть восстановиться, — неохотно заметил я, сожалея, что сразу из Москвы полетел в Нижний.

Так-то можно было и к деду заглянуть. Давно я у него не был. Там-то точно Колодцы восстановились.

— Так вам Колодцы нужны? — отчего-то обрадовался Иван Степанович.

— Хороший Колодец точно бы не помешал, тогда и перлы можно помощней соорудить, — с надеждой ответил я Пятову, — Чтобы с запасом были.

— Тогда дело поправимое. Есть у меня один знакомец. Живёт, правда, далековато. В шестидесяти верстах вниз по реке.

— Так у меня же самолёт есть.

— Точно! Когда вы будете готовы?

— Уже готов. Надо лишь ларцы свободные с собой забрать.

— Тогда чего же мы ждём?

Слетали удачно. Помещик, живший бирюком, только на вид казался нелюдимым. Зато увидев Ивана Степановича он искренне обрадовался. Когда выяснил, зачем мы прилетели, то нисколько не чинясь разыскал нам карту с пометками и дал своё разрешение на опустошение Колодцев, заявив, что ему они без надобности, а государственных Формирователей он уже пять лет на свою землю не пускает. Не может простить обиду за то, что его со службы выгнали.

Оставив хозяина с купцом в поместье, я за два часа опустошил пять ближайших Колодцев, под завязку наполнив прихваченные с собой сундучки.

— Что за история с Викентием Павловичем приключилась? Не секрет? — Спросил я у Пятова, когда мы летели обратно.

— Не особый. Про то происшествие у нас в городе многие знают. Я с Кайгородовым по его службе знакомство водил. Полезно порой, знаете ли, иметь в близких знакомых нужного чиновника. Вот только проигрался как-то раз наш Викентий в карты, да так крупно, что в подотчётные деньги руку запустил. С деньгами я его выручил, но факт недостачи стал известен начальству и его выперли со службы, лишив пенсиона и титула. Теперь он из своего имения носа не кажет. Поклялся мне, что никогда больше за карточный стол не сядет, вот и боится сорваться.

Я лишь кивнул. Довольно обыденная российская история.

На следующий день начался самый ответственный момент — изготовление и привязка перлов.

Носителей перлов Рукавишников подыскал достойных. Серьёзные мужики, и у каждого есть сын, а то и два.

Когда перлы были готовы, мы поехали на завод.

— Ну, с Богом? — спросил я, когда подошли мы к первому приводному колесу.

Пятов и Рукавишников завороженно кивнули, косясь на внушительный агрегат с явной опаской.

Рабочий положил руку на станину, и медленно, как я его и учил, начал подавать Силу из перла.

Сначала ничего не произошло. Потом агрегат дрогнул и колесо медленно начало проворачиваться. Пришли в движение приводные ремни и вдруг машина вздрогнула и вздохнула — глухо, как пробуждающийся могучий зверь.

— Получилось! — закричал Рукавишников и от полноты чувств шваркнул картуз оземь.

Через полтора часа все агрегаты на перлах работали. Пусть и не на полную мощность, соблюдая режим обкатки, но всё исправно крутилось и вертелось.

Обедали мы у Рукавишникова. Купцы праздновали, распивая дорогущий французский коньяк, а я сидел с бокалом вина и смотрел на едва дымящиеся трубы завода.

Недолго ждать осталось. И месяца не пройдёт, как мы увидим первые станки.

В голове крутилась одна мысль: аурума нужно больше. Гораздо больше.

Иначе все мои дальнейшие планы могут накрыться медным тазом.

Вечером за ужином, было продолжение праздника. Но пили купцы в меру, и закусывали хорошо.

Тут-то я их и ошарашил идеей про подшипники, в красках расписав, куда и для чего они требуются ещё вчера. Причём, если насчёт шарикоподшипников я не уверен — осилим мы их или нет, то вот насчёт роликовых — никаких сомнений. Осилим!

К Дамиру Нурсултановичу Омарову я поехал на следующий день. Очень хотелось узнать, что с моим заказом.

Купец меня порадовал. Шестьдесят пять пудов корней кок-сагыза и почти пуд семян ему уже доставили, и чуть больше находится в пути. Бурлаки уже тащат ему баржу с товарами с низовьев Волги.

Рассчитался, как договаривались, выписав чек, и мы согласовали, что он сам возчиков до Велье найдёт, а я там на месте с ними рассчитаюсь. Уведомил купца, что за вторую партию с ним Пятов уже расчёт произведёт, чем сильно киргиза порадовал. Причём, не знаю, чему он больше радовался — быстрому платежу или возможностью встретиться с Пятовым, который у нижегородских купцов пользуется изрядным авторитетом.

И хоть хотелось бы сказать, что я доволен результатом поездки к Омарову, но те семь — восемь пудов каучука, которые я получу с первой партии одуванчиков — это мало. Чертовски мало, господа!

В обратный путь я выдвинулся лишь через два дня. Но полетел ни к себе, в Велье, как бы мне того не хотелось, а в Питер.

Очень хочется с Пущиным встретиться, и узнать, какие подвижки произошли у Великого князя Николая.

Но если с Николаем всё понятно, то вот с Пущиным…

Не отпускает меня мысль, что Россия теряет дворянство, как класс.

Порой у меня возникает впечатление, что самая образованная и многочисленная прослойка государства потеряла цель в жизни.

Раньше государство опиралось на дворян, как на своих представителей на местах, а теперь?

Сухие цифры статистики тоже свидетельствуют, что деловая активность дворян год от года снижается. По внешней торговле они уже с купцами сравнялись. Оно и не удивительно.

Взять, к примеру, отца и его брата. Помещики.

Живут на доходы с поместий, которые снижаются год от года, но при этом сами занимаются чем угодно, от написания стихов на французском до участия в самодеятельных театральных постановках или бесконечной болтовнёй в масонской ложе.

Попробуй их заставить прочесть пару статей по агротехнике! Нет, не станут. Презрительно скривятся в ответ, да ещё попробуют нотацию прочитать — каким, по их мнению, должен быть дворянин. А агротехника — не комильфо. Общество не поймёт-с…

Ну, эти ладно. Они уже в возрасте. А вот кипучая молодёжь просто не знает, куда себя деть. Энергии — море! Так отчего бы не направить её на пользу стране?

Безделье, лень и сибаритство — несомненные враги Империи. Самые большие глупости творят те, кому нечем заняться.

А кто к этому хоть какие-то усилия приложил, чтобы произошли изменения? Государь… Аракчеев… Так нет же!

Вот и обидно за Державу!