Магнат Пушкин

Глава 10

Если нашу остановку в Киеве я бы назвал плодом импровизации, то к перелёту в Крым мы подошли с уже осознанной подготовкой. Памятуя, как был обескуражен губернатор Назимов при неожиданном появлении на Днепре моих гидропланов с самой Императрицей на борту, было решено не повторять подобного эффекта в Севастополе. Не стоит ставить местную администрацию в положение недоумения и поспешных распоряжений — особенно когда речь идёт о городе, где базируется Черноморский флот.

Возможно, у кого-то возникнет вопрос: «Почему именно Севастополь? Ведь конечная цель нашего маршрута — южный берег Крыма». Отвечу просто: Ялта, пусть и звучит красиво и благозвучно, пока остаётся лишь маленькой рыбацкой деревушкой. Всего дюжина домиков, доставшихся нам от турок, да одинокий причал, который едва ли можно назвать таковым. Да, вокруг неё уже начинает собираться торговля, но на карте полуострова она до сих пор значится разве что в мыслях географов. А уж Ялтинская бухта — хоть и красива, но совсем не приспособлена для приёма судов. Шторм на море — и наши фанерные самолётики разнесёт по скалам, как осенние листья.

Поэтому логично было заранее предупредить Севастополь. А заодно использовать это как возможность подготовиться к нашему прибытию.

С утра пораньше, ещё до того как солнце успело согреть крыши Киева, в Крым отправилась одна из копий Катрана. На его борту — капитан Адлерберг, адъютант Его Императорского Высочества Николая Павловича. Конечно, послать можно было кого угодно, но кому, как не ему, лично сообщить в Севастополь о скором визите своего патрона?

Оставшаяся часть делегации тем временем провела утро с должным благочестием. После завтрака Мария Фёдоровна со свитой посетила Софийский собор. Там, под сводами древнего храма, в лучах утреннего света, Императрица приняла участие в поздней литургии. Она молилась долго, сосредоточенно, как будто прощалась с чем-то или просила о чём-то особенном. Екатерина Дмитриевна стояла чуть поодаль, сложив руки перед собой, а я наблюдал за игрой света в её волосах — словно эссенция стекала с неё невидимыми струями.

Ближе к обеду мы вылетели в сторону Крыма. За спиной остался Киев с его колоколами и Днепром. Впереди ждал Севастополь — город камня и моря, где, на мой взгляд, даже воздух должен пахнуть военной дисциплиной. И за ним — Южный берег, где меня ожидал участок земли, обращённый лицом к Чёрному морю. Земля, которую мне обещала Императрица, и на которой, возможно, начнётся что-то новое.

После взлёта я передал управление самолётом, сидящему по правую руку пилоту, а сам переместился в салон, где с детским любопытством прильнули к иллюминаторам Николай с Максимом. Афанасий, откинув сиденье, уже мирно посапывал, чему-то улыбаясь во сне.

К чему мне такая свита? Всё очень просто — Макс и Колей мои незаменимые помощники для кардинальных изменений ландшафта. Эти два брата-акробата по моей просьбе могут за короткое время и дорогу благоустроить, и котлован выкопать, а то и небольшой холм с землёй сравнять. Одним словом, нужные люди в походе. Ну и без Афанасия никуда. Земли мне обещали немало, но я так понимаю, что большинство её придётся на склоны Крымских гор и кто как не Афанасий в этом случае подскажет мне, где спрятался тот или иной Колодец.

— Виктор Иванович, — затеял я разговор с галлюцинацией, — Как так получилось, что Екатерина Дмитриевна при столь известной фамилии считает себя бесприданницей?

— Из-за своей бабушки Натальи Петровны Голицыной или, как её все величают в столице «усатой няни», — пояснил тульпа. — После того, как та вышла замуж за деда Екатерины Дмитриевны, женщина взяла в свои руки правление большим, но запущенным хозяйством. Стоит заметить, что своей твёрдой рукой она навела порядок в делах, а после смерти мужа оказалась владелицей большого состояния. Выделила двум дочерям имения с большим количеством крепостных. Не обделила вниманием и старшего сына Бориса Владимировича, которому досталась усадьба Вязёмы. А вот младшему сыну Дмитрию обломилось всего лишь имение Рождествено со ста душами крестьян.

— С чего бы такая несправедливость?

— Дмитрий Владимирович, то бишь отец Екатерины, имел смелость жениться на Татьяне Васильчиковой, которую свекровь не считала ровней, а потому дискредитировала и сына, и невестку. Даже после смерти брата, Дмитрий Владимирович вступив в наследство усадьбой Вязёмы, по сей день не получает от матери никакой финансовой помощи и вынужден делать долги. В данный момент он командир Второго пехотного корпуса, но денежного довольствия генерала не хватает, чтобы покрыть все издержки, а хозяйство в плачевном состоянии.

— Выходит, что дочь, служа фрейлиной Императрицы, как бы облегчает финансовую нагрузку на семью?

— Обычная история в Российской Империи, — подтвердил мои догадки Виктор Иванович. — К тому Царский двор это своего рода «птичий рынок», где продают породистых фрейлин с хорошей родословной.

— Получается, — произнёс я наконец, — Что за красивыми титулами и старинными фамилиями часто скрываются самые обыкновенные жизненные неурядицы? Долги, недополученные наследства, семейные обиды?

— Именно так, — кивнул Виктор Иванович. — И чем выше дом, тем больше трещин в его фундаменте. Просто кто-то прячет их под золотыми обоями, а кто-то под скромным поклоном придворной девушки.

С высоты Севастополь выглядел, как драгоценная шкатулка, распахнутая на фоне моря. Бухты, будто пальцы причудливой руки, вцепились в берег, вбирая в себя корабли, паруса и дым. Город был не велик, но плотен, как крепость, и каждое его здание словно говорило: здесь живут и служат люди, для которых море не просто пространство, а судьба.

Гидросамолёты спланировали над бухтой Чёрная, где уже давно были размещены укрепления и мастерские флота. Воздух был напоён солью и смолой, смешанными с запахом свежей древесины. Поверхность воды чуть колыхалась под ласковым ветром, отражая в себе летящие машины, будто небесные чайки, опускающиеся на отдых.

Едва мы коснулись воды, как с набережной уже бежали люди — офицеры, матросы, несколько гражданских. Кто-то с любопытством разглядывал наши самолёты, кто-то спешил доложить начальству. Не прошло и десяти минут, как по деревянному настилу к нам направился высокий человек в форменном мундире, украшенном орденами, с выправкой, отточенной годами службы.

Насколько я понял, это был Алексей Самуилович Грейг — градоначальник Севастополя и командующий Черноморским флотом. Его имя было известно всем, кто имел отношение к морям и камням Тавриды. Как мне подсказал Виктор Иванович, адмирал — человек суровый, но справедливый, умеющий слушать не только донесения, но и тишину между строчками.

— Ваше Императорское Высочество, — обратился он к Николаю Павловичу, едва тот сошёл на причал. — Не ожидал так скоро увидеть вас в нашем городе. Адъютант ваш предупредил, конечно, но всё равно… Не каждый день Империя принимает воздушный визит.

— Алексей Самуилович, — ответил великий князь, пожимая протянутую руку, — Если бы не ваша готовность к неожиданностям, мы бы и не решились на такой вояж. Надеюсь, мы не слишком нарушили ваш распорядок?

— Что вы, государь, — усмехнулся адмирал. — У нас всегда найдётся место для Императорской семьи. Даже если они спускаются к нам с небес.

Мария Фёдоровна сошла на берег с изяществом, достойным портрета на холсте. Её присутствие мгновенно придало событию нотки торжества. Грейг склонил голову в поклоне, стараясь сохранить официальный вид, но я заметил, как он оценивающе оглядел наши самолёты. Не из любопытства, а как профессионал, которому интересно, как новый механизм может повлиять на старые порядки и безопасность его любимого флота

— Это ваши детища? — спросил он меня, указывая взглядом на нашу эскадрилью.

— Мои, — кивнул я. — Хотя «дети» — слишком мягкое слово. Скорее, упрямые ученики, которые учились летать вопреки всему.

— Впечатляет, — произнёс он после паузы. — Если такие машины станут частью флота, это изменит правила игры на морях. Но сначала стоит научиться не терять в их шторм на берегу.

— Думаю, что у Александра Сергеевича имеются мысли, как не допустить таких досадных потерь, — вступил в разговор Николай Павлович. — Надеюсь, для нас найдётся место в вашем славном городе?

Адмирал кивнул и, не задумываясь, ответил на вопрос:

— Для вас и ваших людей будет предоставлен дом Ушакова на Екатерининской улице. Большое каменное строение с двумя флигелями по сторонам. Его никто не занимает, но он с полной меблировкой содержится специально на случай приезда Императорской семьи. В мае этого года Его Императорское Величество Александр I останавливался именно в нём. Там и встретимся вечером, чтобы обсудить детали вашего дальнейшего пути. Полагаю, Ялта — не просто место для прогулок?

— Именно так, — сказал Николай Павлович. — Место, которое должно стать чем-то большим.

— Тогда вам нужен порт, дороги, связь с остальной частью Крыма, — заключил Грейг. — Надеюсь, вы не против, если Черноморский флот примет участие в этом начинании?

— Напротив, — улыбнулась Мария Фёдоровна. — Без таких людей, как вы, ничего не получится.

Так началось наше пребывание в Севастополе. Город принял нас без лишнего пафоса, разве что в порту в момент нашего появления грянул залп из орудий береговой батареи, но это скорее дань традициям.

Утро пришло тихо. Над бухтами повисли лёгкие клочья тумана, будто ночь не успела окончательно отступить перед лицом солнца. Воздух был прохладным, но уже обещал тепло — такое, какое бывает только на юге, где море дышит тебе в лицо и каждый луч света пахнет смолой да степным зверобоем.

Шхуна «Севастополь» стояла у причала, словно вырезанная из воспоминаний о первых днях флота. Двухмачтовая, стройная, с четырнадцатью пушками по бортам — не грозный корабль, но надёжный. Её только в мае спустили на воду, и можно сказать, что сегодня ей предстоял первый настоящий рейс. Молодая ещё, как девушка, впервые попавшая на бал, но уже готовая к путешествию.

На борт корабля все поднялись с почтением — не как на просто деревянную посудину, а как на боевую единицу военно-морского флота. Мария Фёдоровна заняла одну из лучших кают, Николай Павлович предпочёл остаться на палубе, наблюдая за тем, как матросы сворачивают последние канаты. Екатерина Дмитриевна следом за великим князем отказалась покидать палубу, и была рядом — то задавая вопросы о парусах, то записывая что-то карандашом в свой блокнот.

Когда последний трап был убран, и команда получила приказ, «Севастополь» медленно, но уверенно двинулся вперёд. Море встретило нас ласково — ни единой серьёзной волны, ни намёка на непогоду. Только золотистые блики на воде, да крики чаек над головой.

Выйдя из бухты в открытое море, мы направились к Ялте. Не к городу — его пока не существовало в полной мере, а к месту, которое должно было им стать. Тому участку земли, что Императрица любезно пригрозила мне предоставить, и который теперь ждал своего часа.

Адмирал Грейг послал с нами одного из своих офицеров — капитан-лейтенанта Конотопцева, человека с резкими чертами лица и внимательным взглядом. Он должен был оценить перспективы порта в Ялтинской бухте и доложить своё мнение в Севастополь.

— Если вы хотите создать у Ялты что-то серьёзное, — говорил он мне, когда мы стояли у борта, — Вам понадобится не только дорога и дом. Нужна связь с флотом, защита от штормов и возможность принимать суда. А для этого — мол, склады, маяк и, возможно, даже фортификация.

— Значит, начнём с мола, — улыбнулся я. — Остальное построится потом.

Не факт, что строительством порта займёмся сразу же по прибытию, но не зря же я с собой в путешествие взял Макса с Колей. Я не думаю, что берег моря у Ялты песчаный, но в случае необходимости мы можем камни с галькой использовать.

Путь занял почти целый день. Сначала берега были суровыми, скалистыми, потом стали мягче, покрытыми зелёными рощами. А когда впереди показался узкий залив, в котором белели несколько рыбачьих хижин, сердце моё неожиданно замерло.

Вот она — Ялта. Ещё не знаменитая, и не украшенная дворцами, но уже моя.

Шхуна вошла в бухту с величавым поклоном волн, будто сама понимала важность момента. Мы высадились на каменистый берег, где меня уже ждал мой участок, огороженный лишь воображением царских чиновников.

Я сделал несколько шагов вперёд, огляделся.

Слева — море. Справа — горы. Передо мной — пустынный берег.

Ох, и работы здесь предстоит, чтобы хотя бы самому не было стыдно здесь появляться, не говоря уже о прочих гостях.

Екатерина Дмитриевна подошла ко мне, вздохнула и тихо произнесла:

— Когда-нибудь здесь будет красиво.

— Здесь будет важно, — ответил я, без особых раздумий предложив ей руку.

— А какой здесь воздух, — наигранно глубоко вдохнул Великий князь, присоединившись к нам, и посмотрел на маму. — Что скажете, Ваше Императорское Величество?

Мария Фёдоровна слегка наклонила голову, как будто действительно пробовала воздух на вкус. Её дыхание замедлилось, лицо расслабилось — и на мгновение она перестала быть Императрицей, матерью Великих князей, вдовой императора. Она стала просто женщиной, стоящей у моря, где время течёт иначе.

— В Санкт-Петербурге, — сказала она наконец-то, — Воздух всегда немного сыроват. Он пахнет Невой, болотами и камнем. Там он холодный даже летом, будто не решается согреться до конца. Здесь же… здесь он тёплый, сухой. Пахнет солью, сухой травой, солнцем. И чем-то ещё. Чем-то древним.

— Свободой? — предположил Николай Павлович.

— Возможно, — сдержанно улыбнулась она. — Или хотя бы обещанием свободы. В столице всё связано: мысли, слова, движения. Дворцы давят камнем и величием, а улицы будто начерчены по линейке — ни шагу в сторону. Здесь же земля словно ждёт тебя. Открытая. Готовая принять любую дорогу, любой след.

Екатерина Дмитриевна вдохнула полной грудью и закрыла глаза.

— Я никогда не думала о воздухе так, как сейчас, — призналась она. — В Санкт-Петербурге я его почти не замечала. Только когда задыхалась от духоты в залах или чувствовала затхлость старых комнат. А здесь он живой. Как будто сам говорит с тобой.

— Это потому, что здесь нет шума города, — объяснил я. — Ни перестука каретных колёс, ни звуков тысяч ног, топчущих землю. Ни сутолоки, ни указов, которые висят в воздухе, как запах дыма. Здесь только ты, море и горы. И они не спешат ничего требовать.

Николай Павлович хмыкнул:

— Неужели вы думаете, что это надолго? Что это место останется таким? Вы ведь сами собираетесь строить здесь дома и дороги. Да и мы с матушкой, как соседи, тоже не дадим вам долго томиться в одиночестве.

— Конечно, — согласился я. — Но одно не отменяет другого. Даже если через несколько лет здесь будет город, сегодня этот тихий уголок ещё принадлежит только нам.

Стоит признать — ныне земли в окрестностях Ореанды ещё не полностью подчинены имперским порядкам. Они всё ещё оставались во владении местных татар, чьи семьи веками жили на этих склонах, словно сами являлись частью гор и морского бриза.

В моей истории судьба этого края начала меняться лишь в двадцать втором году. Феодосий Дмитриевич Ревелиотти, командир Балаклавского пехотного батальона, несший службу по охране южного побережья, усмотрел в этом месте не просто дикий край, а возможность. Поражённый великолепием ландшафта и примером адмирала Мордвинова с его Хорошей пустошью и Массандрой, он решительно приступил к делу и выкупил у местных владельцев участок между деревеньками Аутка и Гаспра.

Нужно признать, но Ревелиотти был не только офицером, а ещё и человеком с деловой жилкой. Он начал возделывать землю, разбивая виноградники, тем самым повышая её стоимость.

Через несколько лет земля сменила хозяина. Она перешла к Александру Григорьевичу Кушелеву-Безбородко — камергеру Императорского двора, человеку с деньгами отца, но с гуманитарным складом ума. Тот, в свою очередь, всего через год продал её уже самому Государю — Александру I. Пятьдесят тысяч рублей — такова была цена за право владеть кусочком Рая на берегу Чёрного моря.

Всё это было в моей реальности, а здесь и сейчас, как я уже и отметил, земля пока принадлежит местным татарам. Думаю, что подобное положение вещей ненадолго, если уж за дело взялся Императорский двор. Собственно говоря, мне нет дела, кто сейчас владеет Ореандой — хоть татары, хоть монголы — мне здесь пятьсот десятин сама Императрица-мать пообещала, и я её за язык не тянул.

А уж кого первым переселить в этот Рай на земле, я точно найду. Полно воинов — отставников на Руси. Ими и начну приобретённые земли заселять.