— Сейчас нужно думать, благо мозг заработал…
Состояние здоровья действительно улучшилось за эту прожитую под казачьим кровом неделю, причем значительно. Благодаря искренней заботе девушки, что ежедневно уделяла ему массу времени, он чувствовал преображение — вместо овоща стал превращаться в еще относительно молодого мужчину, наполняющегося силами. Прошли надрывные головные боли, задвигались левые рука и нога, хоть с болью, но теперь он мог сжать пальцы на ладони. И даже начал потихоньку ходить, чуть припадая и опираясь на костыль, который привез добрый доктор, чуть ли не ежедневно посещавший его и с удовлетворением констатирующий, что началось полное выздоровление, причем чуть ли не стремительными темпами.
Цепь случайностей есть закономерность, которую я пока не могу уловить. Но она есть, как тот суслик, которого не видят в поле. Надо только понять суть происходящих со мной событий, и тогда можно будет делать выводы. Но для этого нужен анализ фактов, пережитых мной событий, и не упустить даже самую малость. Потому что вся суть скрывается именно в мелочах, которые взгляд невольно упускает, а разум не успевает проконтролировать. И так — если начинать, то нужно с самого начала, и все в нашей судьбе зависит от правильной постановки вопроса. А он таков — для чего я оказался в этом времени, чужом для меня — ведь до моего появления на свете должно пройти ровно тридцать лет? Или чуть иначе — для чего мне предоставили шанс на вторую жизнь?
Вопрос был поставлен правильно, и старик задумался, перебирая в памяти события из той его «первой» жизни. Он углубился в воспоминания, крайним из которых была огненная вспышка «натовской» ракеты.
Хм, тут надо не с меня начинать, а с общей канвы событий. Я лишь инструмент в руках «высших сил», пусть наделенный толикой самостоятельности. Будь я по-настоящему религиозным человеком, то счел бы все произошедшее со мной божьим промыслом. Хотя… А если мир к лету двадцать четвертого года действительно стал на грань мировой войны, причем ядерной, потому что выстоять в войне обычными средствами, конвенциальными, скажем так, против всего блока НАТО Россия не в состоянии. Именно выстоять, а не выиграть — цинизм политиков как нельзя лучше проявляется в термине «игра». Потому, что они на людей как на пешки смотрят, гибель десятков тысяч для них лишь «игра». И гнать из власти надо сразу же тех, кто так говорит — это лицемеры, прикрывающиеся маской патриотов, они законченные мерзавцы, которые не ценят кровь и страдания собственного народа. Всего одно слово, и оно действует подобно лакмусовой бумаги — «выиграть», а не «победить».
Старик закряхтел, вспоминая и выступления политиков, и комментарии ко всяким блогам в интернете. Покачал головой — большей злобностью и непримиримостью отличались как раз те, из категории «выигрывающих». И то верно — не им же умирать, других за себя на убой нужно гнать, произнося «правильные» агитационные речи.
— Всего одно слово, если на него обратить внимание, и становится ясно — кто есть кто, и чем дышит. Забавно… Но действенно…
Приподнялся с кровати, оперся на костыль — так было легче стоять. И пересиливая боль, пошел по комнате, отмеряя новый десяток шагов. Вот такую зарядку он уже делал второй день, стараясь отсчитать хотя бы сотню шагов за сутки. Больно — но с каждым проделанным шагом мускулы переставали быть дряблыми, заработали и ноги и руки, наполняя его силой. Нужно было выздоравливать как можно быстрее — события назревали страшные — скоро должен был начаться мятеж чехословацких легионеров, прямым следствием которого станет гражданская война, растянутая на несколько лет — страшная, кровавая, беспощадная и бессмысленная…
С точки зрения геополитики Смута в России всегда выгодна ее врагам, особенно в цивилизационном контексте. А конкретно «западу», всегда и при любых обстоятельствам враждебно настроенного к нам. И причина тут проста — в этом мире выживает только сильнейший, само собой за счет слабейших. Ведь гораздо проще отнять чужое, чем горбатиться, создавая свое. А в ход можно пустить пропаганду, дабы оправдать рост своего благосостояния. А «хорошая жизнь» у «белых цивилизаторов» заключена в безжалостном колониальном грабеже, которому они с упоение предавались последние пять веков, причем в открытой форме, и лишь после второй по счету мировой войны стали действовать более скрыто, опосредовано, под разными вывесками «содружеств» с африканскими и азиатскими странами. А мы в их глазах всегда были такой огромной колонией, напичканной всевозможными ресурсами. А потому всегда являлись для «наших дорогих партнеров» такими «белыми неграми» — варварами и дикими азиатами.
Старик прошелся уже по кухоньке, машинально отмечая взглядом чистоту, наведенную Аней. Сейчас девушка помогала матери по хозяйству, но можно было не сомневаться, что через полчаса она прибежит к нему, уже переодевшись. Но сейчас его озаботило иное — он, наконец, добрался до места, где прятали папиросы. Сильно хотелось курить, и он пошел, причем в прямом смысле, вернее «дошел». И хмыкнув, открыл печную дверцу — так и есть, там была пачка папирос. Все же женщины предсказуемы, хотя считается наоборот — зачем тогда оставлять пепельницу и спички на полке, что над чугунной плитой. Это ведь след — нужное спрятано поблизости, ведь движения человека его же телом просчитывается. Ленив «венец создания», лишнего движения не сделает, если разум не отключит.
— Но скандинавы ведь колоний не имели, а живут прилично?
Невольно вырвавшийся вопрос озадачил его, пришлось напрячь память. Действительно — британская и французская колониальные империи, у США латиноамериканские страны стали «банановыми республиками», у Голландии, Испании, Португалии много чего интересного, да и само слово «конкистадор» имеет нехороший подтекст. Бельгийцы в Конго отрывались как могли, итальянцы в Эфиопии. Швейцарцы «вечно нейтральные», как и шведы, и пару веков точно не воевали, наоборот — торговали с выгодой, без их поставок «третий рейх» бы загнулся. Финляндия имела дешевое сырье из СССР, потом гнали за бесценок уже из России, Норвегия разбогатела на нефти Северного моря, у Дании вообще самая крупная колония осталась — Гренландия, а до того Исландия с Фарерскими островами. А это рыболовство, китобои и прочие, весьма прибыльные занятия. Да и не воевала, сидела тихо под оккупантами и не дергалась, как французы.
— Блин, чего меня не туда понесло, мысли в сторону уводят. Надо сосредоточиться — перекур поможет!
Доковылял до кровати, поставил пепельницу на стол, бросил спички и папиросы. Уселся, чуть вытянул натруженную ногу — стало легче, боль начала отступать, стихать. Чиркнул спичкой, прикурил папиросу, пыхнул дымком. Посмотрел на георгиевский крест, покачал головой и пробормотал:
— Почему на нем нет номера — должен быть, за миллион награждений к семнадцатому году. Грамота на крест есть, в послужной список записан, а числа и степень гравер не нанес, только надпись. Непонятно…
Папиросу докурил в молчании, раздавил окурок в пепельнице и негромко произнес, адресуя слова и себе, и тому, в чьем теле оказался. И вопрос поставил ребром, чтобы определиться сразу:
— Ты за кого будешь, Григорий Борисович, за красных или белых? С Колчаком и всякими атаманами мне не по пути — внятной политической программы у них нет, воюют не столько за будущую Россию, сколько за интересы интервентов, тех самых, что руку приложили к развалу страны. И рвать куски будут дальше, пока им укорот не сделают. Да и предложить им народу нечего — «единая, великая и неделимая» тут не проканает, крестьянину нужно что-то конкретное. «непредрешенчество» Деникина их не устроило. А большевики доводы нашли — не будете воевать, то придут помещики и отберут землю. Будь моложе, уже бы пошел за красных. Но я видел, что случилось со страной в девяносто первом году. Да и сделанные ошибки исправить невозможно, к тому же ко мне никто не прислушается. А в «тайные советники вождя» с моей биографией хода нет, тридцать седьмой год не переживу…
Старик тяжело вздохнул, нахмурился. Сейчас с пронзительной отчетливостью он осознал, что история повторится во всей своей трагичности, и примкни он сейчас к большевикам, ничего не изменится. Ничем не поможет, не поверят, да и не то физическое состояние. Машинально закурил вторую папиросу, отгоняя табачный дым рукою. И впал в такую задумчивость, что не замечал озвучивания мыслей, бормоча себе под нос:
— Повторять историю никак нельзя, как дважды войти в одну и ту же реку — тебя встретит другой поток. Единственное, что в моих силах, чуть изменить ход событий, ведь я будущий «министр», как-никак. И сделать можно многое — не допустить прихода к власти адмирала Колчака. Это раз! Вполне реально добиться положительного результата. Далее — угрохать без промедления атаманов Семенова и Калмыкова, добавить к ним бесноватого барона — Унгерна — технически это возможно. Тем спасу тысячи невинных жертв, замученных этими убийцами. Реально? Вполне!
Старик взял пальцами георгиевский крестик, всмотрелся в отчеканенного всадника, поражающего копьем змея. Вздохнул:
— Если не допустить консолидацию сил белогвардейцев, выпроводить чехов восвояси, то многое может измениться уже по себе. Камень, соскочивший с горного склона, вызывает лавину, которая сметет на своем пути все преграды. Мне уготована участь этого «камушка»? Тогда большевики победят быстрее, и не будет кошмарных разрушений и миллионов жертв. Или я ошибаюсь, и начнутся вообще жуткие вещи происходить? Что делать⁈
Старик замолчал — ответа на извечный русский вопрос он не находил, и тяжело встал с кровати, опершись на костыль…
Награда для офицеров, введенная Временным Правительством А. Ф. Керенского в июне 1917 года. Нужно же было «простимулировать» тех, кто дрался. Да и вполне «демократично» — солдатам награждать своих бывших начальников…