Лихолетье

Глава 18

— Плохо, что набор уже сделали, напрасный труд, но хорошо, что извели лишь немного бумаги, она потребуется для другого. А эти пачки можно пустить на самокрутки или «естественные надобности», для которых они годятся больше всего, ибо им там и место.

Григорий Борисович улыбнулся, посмотрел с ехидством на растерянных типографских работников, у которых ночью начинается самый производительный труд, чтобы к утру выпустить газету «Знамя революции». Единственную, кстати в Иркутске, и полностью контролируемую большевиками. И пикантность ситуации в том, что трое из пятерых пожилых тружеников — печатники и наборщики, являлись отнюдь не большевиками, а принадлежали к фракции меньшевиков.

Весьма рациональный подход — монополия на информацию основа любого тоталитарного режима. Без этого «промыть» мозги, вернее, «вымыть» из них любую чуждую идеологию и мировоззрение совершенно невозможно. И что характерно — идя к власти можно надрываясь кричать о свободе слова как главной демократической ценности, но обретя оную тут же закрыть все враждебные себе газеты как «контрреволюционные». И подать данное решение, как «защиту» интересов трудящихся — система двойных принципов была сразу же взята на вооружение. Но это палка на двух концах — при дефиците правдивой информации население будет довольствоваться слухами и «вражескими голосами» — ведь не все разделяли коммунистическую идеологию. И как только началась так называемая «перестройка» с «гласностью», вот тогда и пришел конец как «единственно верному учению», так и самой монополии на власть.

— Хочу сообщить вам граждане — власть большевиков, как узурпаторов революции, в Иркутске пала. Да-да, я отнюдь не шучу — сейчас город занимается частями Сибирской армии, и ее союзниками из числа чехов и словаков, выступивших на помощь. Так что печатать большевицкую газету ни к чему, она больше выходить не будет. Типография переходит в ведение Временного правительства автономной Сибири, а потому необходимо оповестить горожан о переходе власти именно к нему. Вот текст воззвания к населению всей Сибири — его необходимо срочно отпечатать!

Только сейчас на лицах четырех работников появилась откровенная злорадная улыбка, и они с нескрываемым ехидством посмотрели на пятого, совершенно растерявшегося, смотревшего на Патушинского вытаращенными глазами. Так оно и понятно — без политических надзирателей никак не обойтись, не слишком доверяла «пролетарская» партия своему электорату, особенно сейчас, когда фактически существует многопартийность.

— Успеем набрать и отпечатать воззвание, оно короткое, Григорий Борисович, — чуть наклонил голову самый пожилой из печатников, раньше и возглавлявший работу типографии, но «смещенный» — сразу признал известного в Иркутске присяжного поверенного. К тому же их связывала «ниточка» — в шестом году Патушинский защищал типографских работников на процессе и добился оправдания.

— Я знаю, как вы все добросовестно работаете, граждане, и надеюсь на вашу помощь. Это говорю вам как министр Временного правительства автономной Сибири. И признателен вам за это отношение! Спокойствие и порядок, честный труд и достойная жизнь для каждого сибиряка — вот основа благополучия и свободы. Социальная справедливость должна быть всегда, а не пресловутое большевицкое «равенство», когда всякий лодырь, бездельник и невежда получает наравне с хорошим и честным работником!

— Можно мы эти слова поместим отдельным воззванием, Григорий Борисович? Они как нельзя лучше объяснят народу…

— Конечно, Николай Петрович, если вы считаете нужным, печатайте — я вполне доверяю вашей честности. Теперь прошу извинить — у меня ведь тоже дела, граждане, и очень много дел. Но к типографии приставим охрану — в городе пока возможны эксцессы и стрельба, не хотелось бы, чтобы кто-то попал под случайную пулю.

Сделав короткую паузу, и улыбнувшись печатникам, Патушинский негромко сказал, стараясь, чтобы все выглядело именно как просьба, протянув старшему несколько листков бумаги:

— Как только допечатаете воззвания, то нужно набрать бланки вот такого типа — по несколько сотен штук каждого. А потому прошу вас поработать сверхурочно — все будет оплачено, можете мне поверить. Сами понимаете насколько это нужно для деятельности правительства и истинно народных по представительству органов власти.

Григорий Борисович был доволен, что память его не подвела, вспомнил имя-отчество своего подзащитного. Обменялся со всеми работниками рукопожатиями, даже с «большевиком» — потому что прекрасно знал, как быстро в жизни меняется политическая конъюнктура. И быстро вышел из здания, прислушиваясь к звукам выстрелов в предрассветных сумерках — наступал день 25 мая 1918 года, на полтора месяца раньше срока, бывшего в той, уже не состоявшейся здесь истории. Тогда чешские эшелоны удалось разоружить при посредничестве иностранных консулов, им «братушки» поверили и сдали винтовки с пулеметами.

Политическая игра — спровоцировать выступление корпуса и затянуть начавшуюся в Сибири гражданскую войну как можно дольше. Вовлечь в нее как можно больше участников, чтобы стало больше жертв. И непримиримой будет взаимная ненависть — вплоть до полного истребления.

Но сейчас такого уже не случится — Центросибирь как политическая власть огромного края уже ликвидирована, здание занято, большинство членов арестовано. Кто успеет сбежать — отловят в ближайшее время и посадят в тюремную камеру. И тем спасут жизни — их не будут преследовать как бешеных собак, и повсеместно убивать, потому что нет еще ожесточения открытой войны, безжалостной и кровавой.

Централизованное управление большевиками потеряно, и они уже не смогут организовать красноармейские части — все будет делаться впопыхах, сумбурно, и теперь при остром недостатке добровольцев. Причина объяснима — желающих примкнуть к побежденной стороне многократно меньше, чем перешедших к победителям. А ведь «тогда» всем показалось, что большевицкая власть пришла всерьез и надолго, а мятеж чехословацкого корпуса будет легко подавлен.

Вот только никто не брал в расчет, что в Сибири очень велико число зажиточных крестьян. А это почти все местные старожилы, не знавшие, что такое голод. В отличие от европейской части, здесь середняцкое хозяйство почти равно кулацкому. Так что то, что возможно к западу от уральских хребтов, тут неприемлемо, и социальный эксперимент пока не «прошел». И потребовался откровенно белогвардейский режим «верховного правителя России» адмирала Колчака, навязанный сибирякам Антантой, чтобы симпатии старожильческого населения вернулись к большевикам. Хотя и ошибочно, что показали дальнейшие восстания, быстро подавленные, пусть и с трудом, советской властью.

Так что моя задача одна — не дать белым с Антантой и ее прихвостнями свергнуть «бело-зеленую» власть с «розовым оттенком» — если мой расчет правильный. Но моя ошибка в нем может стоить очень дорого!

Да что там — она будет фатальна для миллионов людей!

Григорий Борисович усмехнулся, прислушиваясь к звукам далекой ночной схватки. В районе «Красных казарм» доносились лишь одиночные выстрелы, вспыхнувшая было перестрелка, быстро закончилась. Да оно и понятно — сопротивление караула было подавлено сразу и жестко. А разоспавшиеся под утро красноармейцы, когда самый крепкий сон, оказать сопротивления уже не могли — куда спросонок безоружным, ведь цейхгаузы сразу же брались под охрану чехами, против матерых фронтовиков, которые ухитрились сражаться под знаменами трех армий. Так что если и есть убитые и раненные, то относительно немного — большой крови не пролилось, расчет на внезапность нападения полностью оправдался.

Да и со стороны Знаменского предместья, куда направился прибывший вовремя на вокзал батальон поручика Фиолы, стрельба была спорадической, доносились едва слышимые взрывы ручных гранат. Сопротивление венгров и артдивизиона было неорганизованным, и очень слабым — любой военный с боевым опытом даже в темноте по звукам составит картину происходящего. А с отрядом анархистов покончено в самом начале — всех взяли под караул сразу, переколов штыками попытавшихся буйствовать. Там оказался тот еще контингент — кавказцы вперемешку с откровенным криминалом, одного от другого не отличить, по всем каторга с виселицей «плачет». В занятом особняке масса награбленного у горожан добра.

Так что чехи, имеющие пока определенную идейность (это потом, при Колчаке начнется разложение, потому что каратели и мародеры воинами являться не могут), с подобной публикой не церемонились. А потомукто из бандитов сообразил сразу сдаться, остались живы, остальных хладнокровно и с чувством выполненного долга убили.

И это его решение, солдаты выполняли его категорический приказ — отбросы общества мешают жить честным гражданам, на них паразитируя. Кровососов давить надо сразу и без жалости, чтоб кровь брызгами во все стороны, в устрашение подобным тварям. Да и в следующие дни необходимо воспользоваться комендантским часом (военное положение будет введено с полудня), и криминал отстреливать прямо на месте без пощады, не заморачиваясь с судопроизводством. Потому что гниль вычищать нужно сразу — когда идет революция, это ее разгульная накипь, самый верный признак.

— Пора возвращаться, с утра придется несладко, — пробормотал Григорий Борисович, усаживаясь в пролетку, и посматривая на окружавших его охранников — все были уже верхом, забрав, или отобрав, как воспринимать, лошадей у милиции, которая единственная не оказывала никакого сопротивления. Наоборот, многие милиционеры, среди которых хватало фронтовых офицеров, вместе со своим начальником, бывшим штабс-капитаном Щипачевым, оказались вовлеченными в организации заговорщиков, и сразу же надевали нарукавные бело-зеленые повязки…

«Красные казармы» в Иркутске, историко-культурный памятник, который сейчас сократился наполовину — из четырех два здания разрушены, причем кто разрешил, непонятно. Но земля почти в центре города очень нужна под застройку современными многоэтажными «человейниками», а с коррупцией в России справится невозможно…