Лихолетье

Глава 35

— Притязания у Алаш-Орды стали куда скромнее, чем были в самом начале. Видимо, более трезво оценили свои собственные возможности, и осознали, что без участия русского населения, построить нормальную государственность у них не выйдет. Помочь мы можем, Петр Васильевич, вот только стоит ли это делать, особенно в нынешней ситуации?

Иван Иннокентьевич Серебренников вопросительно посмотрел на министра-председателя, с которым они обсуждали недавнюю встречу с прибывшими из Семипалатинска по железной дороге представителями движения казахских националистов.

— Наша помощь закончится тем, что мы потом получим националистически настроенную страну с определенной экономической базой, в создание которой мы вложим огромные деньги. Тут Григорий Борисович прав — проживающие в русских селениях должны стать русскими по духу. Но когда не желают…Нет, нет, и еще раз нет — такого не будет никогда. Если хотят помощи, то пусть отказываются от сепаратизма и вырабатываем совместное политическое соглашение. Если желают, как говорится, «и вашим, и нашим», то пусть сами по себе живут, своими порядками и традиционным укладом. Никакой русификации не будет, мы их предоставим собственной судьбе под нашим протекторатом, и это не обсуждается. Пусть они четко определятся — и только тогда будем решать!

Никогда еще Серебренников не видел министра-председателя таким раздраженным. Требования «алашевцев» передать им под управление все прииртышские земли, где туземцев проживало намного меньше половины от состава населения правобережной части, а также остановить «русификацию» и «оказачивание», вызвало у Петра Васильевича гневную отповедь. За это его тут же обвинили в «имперских амбициях», назвали, пусть и не прямо (потому что такие вещи безнаказанными не останутся) приверженцем «царских порядках», а ведь в стране произошла революция, с «дарованными» ею принципами «свободы и равенства».

Последние постулаты многие политиканы уже начинали трактовать как «вседозволенность», что было категорически недопустимо. Ведь любые обвинения не должны быть голословными, как часто делали большевики, всячески шельмуя своих оппонентов, и открыто угрожая их убийством под предлогом «защиты революционных завоеваний». И при этом не придерживаясь тех лозунгов, под которыми сами шли на выборы в Учредительное Собрание, собирая «голоса» приверженцев.

— Григорий Борисович оказался провидцем — или они с нами, и удовольствуются тем, что можно разграничить по справедливости, либо уже против, и сами желают властвовать и распоряжаться русским населением, в первую очередь переселенцами. А их управление ничего иного не вызовет, кроме ожесточенного сопротивления. Это ни к чему хорошему не приведет — тогда их большевики просто раздавят, а мы не станем защищать сепаратистов. Не завидую их положению — находится между двумя жерновами, каждый из которых их способен превратить в крошки.

Угрозы в словах Вологодского не слышалось, одна лишь убежденность в исходе возможного противостояния. Два года тому назад, подстрекаемые своими «феодальчиками» на фоне проводимой мобилизации на работы в тылу, отнюдь не на фронте, удалось взбунтовать кочевых киргизов — началась безжалостная резня русских переселенцев. Жуткие вещи сотворили в Семиречье, когда изуверским казням были преданы несколько десятков детей, которые в сопровождении учителей решили устроить лагерь бойскаутов. И такое не могло остаться безнаказанным — против повстанцев были двинуты войска и казаки. Спасаясь от репрессий, а также зная, что им будет отмщение (восток есть восток, и такое здесь норма), десятки тысяч кочевников побежали в Китай, к своим единоверцам уйгурам.

Но жизнь для них там оказалась горькой — чужбина есть чужбина, и десятки тысяч людей хотели бы вернуться назад, если бы не одно «но» — большевики из Туркестана, которые имели на этот счет совершенно иное мнение. И дело в том, что их поддержали переселенцы Семиреченской области, которым больше всего досталось от восставших казахов. Изгнав последних в Китай, они самовольно заняли пустующие земли в прошлом революционном году, и став новыми их хозяевами, ни о каком возврате прежнем владельцам и не помышляли, угрожая всех перебить.

И это было отнюдь не голословным утверждением — вкусив этой жизни, они принялись за своих соседей, завидуя их зажиточности. А таковыми являлись казаки, имевшие в своем распоряжении самые лучшие, плодородные земли с обильными урожаями.

Верно мнение, особенно в революцию, что чужое добыть намного легче, чем зарабатывать свое. А раз объявлено «равенство» то делитесь, казаки, откажитесь — штык вам в брюхо, всего дел!

Семиречье, разоренное восстанием 1916 года и неурожаем в следующем семнадцатом году, уже голодало. Особенно пострадали казахи, в основном скотоводы, а хлеб ведь нужно растить. Вот эти несчастные, лишившись скота, вымирали целыми селениями, и с радостью продавали собственных детей, чтобы их хоть так спасти, пусть даже в рабстве. Переселенцы, составляя большую часть крестьянства, не успевшие толком обжиться в благодатном краю, и тоже голодовали.

Большевицкий переворот только усугубил ситуацию — «совнарком» Туркестана решил отобрать хлеб у казаков еще в январе, и отправил первые «продотряды», которые было бы лучше именовать карательными — с артиллерией и пулеметами. И принял декреты, по которым казаков фактически изгоняли с собственной земли, с конфискацией продовольствия и всего имущества. К большевикам тут же присоединились переселенцы — ведь замаячила вполне реальная перспектива поправить свое ухудшившееся материальное положение за счет «богатых соседей».

И началось, и «поехало», да с размаху, от всей широты русской души, как говорится — кровь полилась полноводной рекой. «Бедные пошли против богатых», «голодные против сытых» — набор лозунгов имел большой выбор. С одним рекомендованным средством решения проблемы — убей и завладей, все твое будет, ведь «равенство»!

Во имя благой цели, и весьма простого метода ее воплощения в жизнь начался фактический геноцид казачества. Семиреки отчаянно сопротивлялись, но сдав винтовки еще в декабре под влиянием агитации, оказались неспособными выстоять перед пушками и пулеметами. Полдесятка самых богатых «верненских» станиц были выжжены, торжествующие победители, словно в «пьяном угаре» от безнаказанности, грабили, убивали, бесчинствовали и насиловали. Большевики вели себя хуже, чем варвары — они потворствовали самым низменным инстинктам. Дома, в которых могли бы жить переселенцы, разрушались, скотину убивали, уничтожали амбары с зерном, хотя хлеб был очень нужен голодающим. Плодоносящие сады, которыми славились казачьи станицы, вырубили — хотя это-то зачем было делать⁈

Мутная волна «революционной накипи» хлынула дальше, растекаясь заревами пожаров по всему Семиречью, продотряды рыскали в поисках хлеба, уничтожая все на своем пути, и совершенно не задаваясь мыслью, что если потоптать посевы, то откуда возьмется хлеб.

Но к чему такие низменные мысли, ведь нужно «накормить голодающих», и убить всех, кто не желает голодовать по декрету «совнаркома». Тогда траву и падаль жрать будут!

Казачество в ужасе побежало на север — больше половины из пятидесятитысячного казачьего населения стало беженцами в одночасье. Отходившие вместе с ними казачьи сотни отбивались с отчаянием обреченных, пытаясь спасти жен, стариков, детей. Большевики встали перед серьезной проблемой — хлеба, отобранного у казаков, оказалось немного. Растить хлеб долго, а раз так, то есть, у кого его можно отобрать.

Такими являлись старожилы, и перечень претензий составили быстро- живут как кулаки, бедных переселенцев притесняют. Теперь и зажиточное крестьянство помимо своей воли оказалось втянуто в кровавый водоворот. Затем снова вскипела ненависть к казахам, раздуваемая пропагандой и слухами. Причина оказалась проста — скотоводы всегда ели больше мяса, и бунтовали два года тому назад. И началось с новой силой — в бурлящем котле Семиречья все воевали против всех, шла взаимная резня, жестокая и беспощадная, в которой речь шла только о поголовном уничтожении одной из сторон конфликта. И то, что хлеб стал первопричиной — забыли все — теперь голод начал терзать все миллионное население богатого прежде края. Таковы были реалии гражданской войны, которая началась тут задолго до официальной даты ее объявления, сразу же, как только большевики взяли власть в Туркестане, и добавили проблем и без того целом клубке накопившихся противоречий, которые было решено залить кровью!

И горе той стране, где силовыми решениями пытаются распутать сложный узел проблем! Рубить ведь куда проще, чем трудится!

Вот это и испугало деятелей Алаш-Орды — территория области, а это «старший» ЖУЗ, превратилась в гладиаторскую арену, где не умеющих воевать туземцев истребляли в первую очередь. Помощь сибиряков настоятельно требовалась — пришлось умерить политические аппетиты. И сесть за стол переговоров, делая уступки ВСП.

— На территории под управлением Алаш-орды осталось вдвое больше земли, чем в наших «новых» губерниях после раздела всех пяти областей. Так что грех жаловаться и сетовать, русские являются здесь хозяевами вот уже двести лет.. Пусть живут своим укладом, не будем вмешиваться. Но попытку сепаратизма и отделения от России пресечем в зародыше…

Бронепоезд «Сибиряк» — «горячее лето» восемнадцатого года…