Лихолетье

Глава 26

— Нельзя вместе с грязной водой выплескивать из таза ребенка!

Григорий Борисович усмехнулся, посмотрел на насупившихся офицеров — подполковника Гришина, известного под «подпольной» фамилии «Алмазов», и полковника Эллерца, что стал «Усовым». Они руководили тайными военными организациями эсеровских «комиссариатов», и осуществили по всей Сибири переворот. И сейчас стали командующими военных округов, де-факто восстановленных — Омского и Иркутского. И что главное — оба не являлись «пришлыми» для сибиряков, и не могли получить поддержку от каких-либо кругов, целиком завися от правительства. А потому можно было не сомневаться в их лояльности — на роль «Бонапарта» оба не подходили, хотя омские буржуазные круги и пытались протолкнуть в «наполеоны» Гришина — тот был очень честолюбив и деятелен. Вот только Иркутск, ставший столицей, слишком далеко находится, чтобы до него могли дотянуться представители «частного капитала».

— Понимаю, что некоторым хотелось бы повернуть время вспять, и вернуться к прошлом порядкам, вот только мечты их в реальность, увы для них, уже никогда не воплотятся в действительность. Те десятки миллионов русских крестьян, что на протяжении долгих веков тиранились русскими помещиками и царями, получили свободу, и осознали что они люди, и имеют право на достойную жизнь. И кто этого не осознал, и все продолжает считать народ «взбунтовавшейся чернью», будто наступили времена Разина и Пугачева, будут безжалостно истреблены. И туда им и дорога — дураки ничему не учатся, избавление от них будет благодеянием для России. Так что не стоит таковых жалеть, и пусть благодарят судьбу, что из Сибири мы их просто изгоним, а не поставим к расстрельной стенке. Хотя следовало! Но вот сами палачи от справедливого наказания не уйдут!

Паташинский не просто нарочито демонстрировал гнев, нет — его действительно одолевал едва сдерживаемый гнев. Слишком много уже допущено эксцессов, когда восставшие допускали бессудные казни, и зачастую из-за личной неприязни. Так случилось в той же Слюдянке на второй день переворота, когда на станцию вошел импровизированный бронепоезд с десантом — чехи и военные с «бело-зелеными» шевронами занимали туннели на КругоБайкальской железной дороге, чтобы не допустить их подрыва большевиками. На станции поймали комиссара Дашкова, что отлавливал офицеров, ехавших в Китай — многие переходили к атаману Семенову, потому Центросибирь стала «фильтровать» проезжающих, многие из которых снимались с поездов, а потом лишались и жизни. Репутация у Дашкова была настолько зловещая, что расправа над ним была жестокой. А самосуд в условиях гражданской войны штука недопустимая, если идет восстановление законности.

— Потому что «белый большевизм» стократ опаснее, чем красный. Это фактический бандитизм, который вы, господа, пытаетесь оправдать и узаконить, ссылаясь на «издержки» проходящей гражданской войны. Какая вера будет Сибирской армии, если ее офицеры не умеют сдерживать кровожадных инстинктов, а их командиры не могут приструнить распоясавшихся подчиненных. Они что возомнили себя завоевателями в покоренной стране, по примеру Чингисхана, забыв какой век на дворе?

Вопрос задан чисто риторический, ответа на него не требовалось. И вообще, «наезд» на командующих округами был отчасти беспочвенным, они и так старались делать все что могли, желая навести порядок. К сожалению, могли немногое — Сибирь не настолько богата кадрами, которые по образному выражению Иосифа Виссарионовича, «решают все».

— Ладно, во время боя, или сразу после него решить вопрос таким образом можно — «есть человек, есть и проблема, а нет человека, не будет и проблемы». Я это понимаю, и даже приветствую — матерых врагов только пуля «перевоспитает». Да и возни с ними много, корми, пои, охраняй, да караульным жалование платить нужно. Но если враги сдались в плен, то никаких расправ быть не должно, как издевательств над ними. И тем более такого явления как постоянные «попытки к бегству». Власть должна в таких случаях проявлять великодушие, тогда и сопротивления до «последнего патрона» не будет. Чтобы не происходило, но озлоблять людей ради осуществления мести не стоит, это наш народ, и другого у нас просто нет.

Патушинский сделал вид, что потихоньку успокаивается — командующим нужно сделать небольшую встряску. Они кадровые военные, первому 38 лет, второму 43 года — за плечами больше двух десятилетий службы, так что рефлекс повиноваться, когда рычит вышестоящее начальство, у них уже вбит в психику. Он сам для них и есть вышестоящий начальник', выше некуда — один из трех «директоров», отвечающий за «силовые структуры». И «штатским» не назовешь — боевой капитан с пригоршней орденов, пусть из запаса, но для них он «свой», просто ставший по негласной иерархии генералом.

— Алексей Николаевич, Александр Васильевич, виновных немедленно придать военному суду. Принять во внимание заслуги, и разжаловать, сорвать погоны и уволить из армии к такой-то бабушке. Если захотят остаться в рядах и службой искупить вину, то пусть подают рапорт — начнут с рядовых. Надеюсь, возражений на решение «Директории» не последует⁈

— Никак нет, ваше превосходительство!

Кадровые офицеры всегда тонко чувствуют грань, когда общение по имени-отчеству' становится официальным и нужно обращаться по чину. Но стоило Эллерцу открыть рот, как Григорий Борисович его опередил, прекрасно зная, какие его слова удивили офицеров.

— Сибирское правительство решило вернуть в армию погоны, но не прежние, галунные, «золотые» и «серебряные» — вы сами знаете, какую животную ненависть испытывают большевизированные солдаты к «золотопогонникам». Но воинские звания в армии необходимы, потому будут введены погоны единого для всех военных образца — вот они.

Патушинский положил на стол пару погон из зеленого сукна с белой окантовкой, и парой унтер-офицерских лычек из белой узкой тесьмы. Офицеры тут же уставились в них заблестевшими глазами — да и как им служить, чувствуя отсутствие погонов на плечах, главного символа «служения» Отечеству. Ведь в этом есть определенный, даже сакральный смыл действа, недаром Сталин в 1943 году ввел в РККА погоны в самый решающий момент войны, когда была одержана громкая победа под Сталинградом.

— Общие для всех чинов погоны, символизирующие цвета Сибири? Это правильно, — офицеры переглянулись, но Эллерц тут же спросил, сообразив про возможные «накладки»:

— Но как быть без «просветов» офицерам — ведь тогда полковник, капитан и рядовой будут иметь «пустой» погон, а подполковник и поручик по три одинаковых звездочки на каждом?

— Все просто — чин штабс-капитана потеряет приставку, а капитаны станут майорами. Это уже отмененный раньше штаб-офицерский чин, его решено вернуть, как своего рода награду для достойных капитанов, но не всех, а исключительно для тех, кто сейчас воюет против большевиков в рядах действующих частей. Эти чины будут обозначаться более крупными по размеру звездочками, вот они, — Патушинский выложил на стол несколько пар погон, их изготовление было налажено в Иркутске.

— Вот эти погоны с тремя звездочками полковника вы получите завтра из рук председателя Совета Министров, Алексей Николаевич. Нет-нет, не вставайте, вы их еще не получили, а преждевременные поздравления, как и благодарность, неуместны. А вот эти погоны будут ваши, Александр Васильевич. Как видите тут вместо эмблем родов оружия, которые введены приказом по армии, вот этот значок, символизирующий герб.

Григорий Борисович выложил пару полковничьих погон, все отличие которых было в том, что поверх трех больших звездочек вместо эмблемы из двух скрещенных орудийных стволов (Гришин «проходил» по артиллерии) был прикреплен миниатюрный щиток с сибирским гербом. Офицеры непонимающе на него посмотрели.

— Генеральские чины присваиваться не будут в течение всей гражданской войны, их не будет и в Сибирской армии.Пока не установится законная Всероссийская власть, выбранная народным волеизъявлением. Своего рода Земским Собором, или Учредительным Собранием. Не будут проводиться награждения прежними орденами и медалями. В междоусобной войне такое аморально, награждать одних русских, за то, что они убивают других людей, говорящих с ними на одном языке.

Наступила тишина, командующие округами насупились, помрачнели, переглянулись. Патушинский резко вернул их к суровой действительности. Григорий Борисович продолжил говорить дальше совершенно спокойно, понимая, что так будет намного действенней — агитаторы годны для толпы, офицерам требуются весомые доводы:

— Но временная Сибирская государственность, являющаяся частью общероссийской, не может обходиться без собственной системы званий. Однако восстанавливать прежнюю мы не имеем морального права, потому и нововведения приняты, — он постучал пальцем по погонам.

— Прежний пятый класс бригадира в армии, давно упраздненный, восстановлен, но никак чин, а обозначение должности. Генеральской должности, хотя таковой не именуется. А введение звания майора необходимо потому, что те генералы и полковники, что не имеют заслуг в освобождении Сибири от большевиков, не имели превосходства в чине. Вы меня понимаете?

— Опустятся на «ступеньку» ниже, как только решат вступить на военную службу в Сибирскую армию?

— Совершенно верно, Александр Васильевич. Это вызвано необходимостью — слишком велико недоверие народа к генералам, да и вы сами знаете, какое на фронте было отношение к командованию «их превосходительств». И мы должны учитывать это…

Нарукавные знаки различия введенные в Сибирской армии летом 1918 года — настолько была велика неприязнь к офицерским погонам…