Глава 20

XX


Испанское небо, 18 марта 1937 г.


Сегодня — тройной праздник. Два — из советского календаря, третий — лично мой. Во-первых — День Парижской коммуны, дата первой попытки построения справедливого социального общества. Нынешние большевики почитают героев и мучеников Коммуны. Даже гимн моей Родины сейчас — не «Союз нерушимый», а «Интернационал», первоначальный текст которого написал делегат Коммуны, французский анархист Эжен Потье. Ирония матушки-Истории: в СССР анархистов не слишком-то любят, больно «весело» эти ребятки отметились в годы русской Гражданской войны. Да и в Испанской Республике «черно-красные» успели накосорезить изрядно. И при том «Интернационал» — гимн как раз-таки коммунистов… Во-вторых, 18 марта — День МОПРа. Тоже «красная» дата у красных. Международная организация помощи борцам революции — своеобразный «политический 'Красный крест», по мере сил помогающий политическим заключённым в капстранах, от гитлеровской Германии и США до Индии и Китая, а также их семьям. Политзаключённых в самом СССР это, понятно, не касается, хотя и среди них имеются «леваки» — от меньшевиков до левых эсеров и тех же анархистов. Собственно, из-за этого и не собираюсь в ближайшее время в Советский Союз: хоть я полностью поддерживаю усилия Советской власти для роста благосостояния народа и для подготовки к Большой Войне — но «товарищи из органов»-то этого не знают! Вдруг сочтут американским шпионом? А там как раз Ежов взялся «рулить» системой НКВД, и попасть из-за чьей-то шпиономании на цугундер желания нету никакого. Нет уж, пускай меня лучше гансы из «Кондора» сшибут, чем свои «закроют».

Ну и в-третьих: сегодня я снова поднялся в небо!

Спасибо товарищу Смушкевичу, драгоценным нашим медикам ну и, немножко, живучести полученного мной от Дениса Русанова организма!

Не скажу, что поговорка «зажило, как на собаке» — про меня: оно, конечно, дырки в туловище потихоньку зарубцевались, но побаливает… Да что там — болит ещё прилично. Но руки-ноги-голова функционируют нормально, навык управления самолётом не утрачен, энтузиазма — море!

Меня мало того, что выпустили из госпиталя и даже вернули в ставшую почти родной Первую эскадрилью — капитан Ла Калье выделил мне самолёт вместо геройски погибшего «Дельфина».

«Чатос» с боровым номером «семьдесят четыре», хоть и совсем мало полетал в испанском небе, достался мне «бэ/у, битым-крашеным». Истребитель перевернуло взрывом при бомбёжке аэродрома, когда взлетал наперехват фашистских самолётов. Лётчик угодил в госпиталь, а пострадавший И-15 — в реммастерскую, где ему поменяли плоскости, шасси и пропеллер, заодно проверив угол опережения зажигания. Теперь верхнее крыло было весёленького цвета весенней травки, низ — сурового «армейского защитного», красно-жёлто-фиолетовая трёхцветка республиканских ВВС на хвосте и красная же полоса вокруг задней части фюзеляжа вносили дополнительную колористику в его образ. Ну, а когда я, вооружившись картонным трафаретом, баночкой краски и кистью изобразил на борту кабины четыре звезды и сжатый в антифашистском салюте кулак — стало вообще прекрасно. Прямо-таки не самолёт, а летающая Ленинская комната доперестроечной поры.

Сегодня мы двумя трёхсамолётными звеньями сопровождаем «Катюши[1]» из состава Двенадцатой авиагруппы. Это на нынешний момент лучшие тяжёлые бомбардировщики, имеющиеся у испанских республиканцев. Их не так много — всего около трёх десятков[2], поэтому ребят посылают чаще всего туда, где боевая ситуация грозит провалиться в особо глубокую задницу. Сегодня это — окрестности городка с неприличным для русского уха названием Трихуэке. Там добровольцы из Одиннадцатой Интернациональной бригады имени Тельмана уже который день пытаются сдержать натиск Итальянского Корпуса. Утром наши «курносые» из других звеньев сопровождали туда же двухмоторные бомбёры «Бреге четыреста шестьдесят Вультур». Вылетели вшестером, вернулись пятеро. Шестого подбили и он сел на вынужденную примерно на полпути от передовой. А вот двух «Вультуров» сшибли «Фиаты»: муссолиниевские пилоты переняли от немецких коллег сволочную привычку нападать только при численном превосходстве не менее, чем три к одному нашему. Подозреваю, что экипажи испанских бомбардировщиков оказались малоопытными, и за обретение этого самого опыта пришлось платить потерями.

Далеко на земле видны вспухающие на улицах городка разрывы снарядов. Большая их часть заметна возле старинной каменной церкви с колоколенкой. Так-то итальянцы в массе своей ярые католики и, хоть и нечисты на руку и норовят прихватить, что плохо лежит, но храмы, как правило, не трогают. А вот к этому прицепились… Подозреваю, что там засели интербригадовцы с пулемётом или корректировщик, вот синьоры и лютуют…

А вот и другие синьоры! Со стороны солнца замечаю несколько взблёскиваний. Сигнализирую крыльями ведущему: «вижу цель!». Тот покачивает, подтверждая, мол, «вижу, благодарю за службу».

Всё верно, к нам и подопечным «Катюшам» приближаются «Фиаты». Насчитал пятнадцать единиц. Что, Муссолини решил всю свою авиацию на Пиринейский полуостров перебросить? Что ж они всегда такой кодлой-то? Как в том анекдоте про войну чукчей с китайцами: «Зря китайцам войну объявили. Где ж мы целый миллиард хоронить будем⁈». А, па-шла рубаха рваться!

Хороший самолёт И-15. Вот только рации у него нету и пулемёт слабенький — ПВ-1, советская версия уже знакомого мне авиационного «Виккерс-Максима». Естественно, под русский рантовый патрон. Вот только по неизвестной мне причине, к нам в эскадрилью ни одного ящика таких боеприпасов с бронебойно-зажигательными или, хотя бы, с трассирующими пулями не поступало. А лёгкими трёхлинейными пулями фашистский истребитель колупать — дело нудное, неблагодарное и вредное для здоровья: врага сшибить можно лишь при большой удаче, но он-то не один, «Фиатов» этих можно ложками черпать! Пока с первым возишься — ещё несколько подбираются и норовят сотворить с тобой всякое непотребство.

Вот когда сильно пожалел о некогда приобретённых за личные премиальные доллары крупнокалиберных «Браунингах»! Увы, утрачены военно-воздушным способом вместе со сбитым «Дельфином», а других взять негде.

Так что после пятнадцатиминутного воздушного боя выяснилось, что личный счёт сбитых мне пополнить не удалось, боекомплект отстрелян до упора, а мой «семьдесят четвёртый» просвечивает пробоинами, словно дуршлаг. Тем не менее, все наши «курносые» остались в воздухе, итальянцы смылись, потеряв две своих машины сожжёнными, а двухмоторные «Катюши» сумели отработать по фашистским позициям, в частность, заровняв вровень с почвой дивизион полевых гаубиц — тот самый, который бил по церкви[3].

Неплохо поработали!


[1] Бомбардировщики СБ, так же известные, как АНТ-40.

[2] В общей сложности вплоть до июня 1938 года из СССР в Испанию было поставлено 93 СБ. К моменту окончания Гражданской войны в апреле 1939 года из них было потеряно 73, причём в боях — только 40. Фашистами было захвачено 19.

[3] В нашей истории итальянцы прорвались к Трихуэке несколькими днями ранее — ведь тогда им сопутствовал больший успех, чем в АИ, авиационная поддержка к Интербригаде имени Тельмана не подоспела. А на колокольне церкви Нуэстра-Сеньора-де-ла-Асунсьон при разрыве итальянского снаряда погиб один из лучших артиллерийских командиров Красной Армии полковник Александр Павлович Фомин, заместитель командующего артиллерией Вооруженных Сил Испанской Республики. Тут он остался в живых. Впереди у него ещё Карельский перешеек и Великая Отечественная… Хотя наш герой этого не знает и вряд ли когда-нибудь в своей жизни лично встретит будущего Маршала артиллерии…

Загрузка...