Лесной ключ

Глава 2. Совет

Сквозь сон я услышала легкое поскрипывание. Не до конца отдохнувшее тело отказывалось просыпаться, но мозг уже лихорадочно обрабатывал поступившую информацию. В желудке все сжалось в клубок. Медленно нарастало чувство страха. Скрип-скрип. Раздавалось у камина. Я распахнула глаза и увидела, как кресло-качалка плавно покачивается назад и вперед, словно в нём кто-то сидит. Может, это собака туда забралась, скучая по хозяину?

— Бадик, это ты? Иди-ка на место, давай. Ночь еще, — крикнула я и наткнулась на внимательный взгляд собаки. Она сидела прямо напротив меня у дивана. Убедившись, что вставать я не намерена, собака схватила край пледа, спасавшего меня от ночной прохлады, и начала стаскивать его.

— Что ты делаешь, глупый? Отойди! — схватившись за плед, как за спасение, возмутилась я.

Скрип-скрип мирно покачивалось кресло. Лунный свет рассеивался по комнате. Ветерок шевелил портьеры. За окном перешептывались листья фруктовых деревьев. Тут бы спать да спать. Но…скрип-скрип… скрип-скрип.

— Да что же это такое? Мне даст поспать кто-нибудь в этом доме?

Приложив немалое усилие, я отобрала у собаки плед и вскочила с кровати. Завернувшись в него, как в индийское сари, я подбежала к двери и включила свет. "Хоть бы торшер додумались поставить рядом с диваном, ведь неудобно же." — лихорадочно думала я, оглядываясь по сторонам. Дверь была заперта, а кресло-качалка ровно стояло там, где я вчера его поставила. Оно не качалось. Совсем. Со злостью я развернула кресло спинкой к камину. Цыкнула на собаку, которая, как потерянная, ходила за мной. Закрыла окна. Выключила свет и легла на диван. «Вот чтобы не случилось — больше до утра не встану,» — поклялась я и засунула голову под подушку.

Скрип-скрип, скрип-скрип… Издавало звук несносное кресло. Я открыла глаза. Собака лежала перед диваном. А кресло медленно покачивалось под чьей-то тяжестью. Присмотревшись, я увидела, как лунный свет сквозь неплотно зашторенную занавеску, осветил прозрачный силуэт человека, удобно развалившегося на кресле. Я машинально закрыла глаза, ущипнула себя, проверяя реальность происходящего, и снова открыла. Наваждение не исчезло. Человек в светлом костюме и шляпе сидел, покачиваясь в кресле-качалке, закинув ногу на ногу. Его лицо, скрытое в темноте, было неестественно развернуто в мою сторону. Волосы зашевелились у меня на голове, а по телу побежали мурашки. Боясь издать малейший звук, я дрожащей рукой схватилась за шерсть собаки.

Скрип-скрип… Кресло раскачивалось быстрее. Собака начала тихонечко подвывать, а я, цепенея от ужаса, закричала. Нащупав мобильный телефон, я трижды про себя выругалась, что не проверила работу мобильной связи вчера. Устала, видите ли. Спрятаться хочу от всех. Дурочка. Еле-еле попав на кнопку с надписью "фонарик", я направила его на кресло-качалку. Ничего. Там никого не было — совершенно. Фонарик, несколько раз моргнув, погас, оставив меня в темноте. Бесполезно встряхнув телефон, я вспомнила, что в довершении ко всему забыла его зарядить и чуть не заплакала от досады. Мысли лихорадочно закрутились в голове: “ И что теперь делать прикажете? Может вылезти через окно и бежать к дому соседа Николая?”

— Вот этого делать не надо, внученька? — медленно растягивая слова сказал призрак, сидевший в кресле — качалке.

Я сползла с дивана на пол и обхватила обеими руками шею собаки. Бежать стало невозможно, да и ноги одеревенели так, что малейшее движение вызывало сильную боль.

— Ну здравствуй, внученька. При жизни не удалось свидеться, так хоть сейчас познакомимся, — вздохнуло привидение. — Как хорошо ты убралась. Чисто стало, уютно и пахнет как раньше. Красота.

Скрип-скрип. Раскачивалось кресло.

— А ты красавицей выросла. Лицом прямо сестра моя Пелагея в молодости. А глазищи карие — в прабабушку нашу Ефросинью. Ишь куда гены завели, не обманешь их. Только худа больно, не в нашу породу, но ничего это поправимо.

До меня медленно доходил смысл его слов. Вдруг одна пронзительная мысль озарила меня. Неужели это мой двоюродный дед? Ну, в смысле, не он сам, а его призрак. Аж холодный пот прошиб. Докатилась… от одиночества уже призраки мерещатся.

— Не пугайся меня, Аннушка. Не обижу. Поговорить мне с тобой надо. Объяснить многое. Вот и вернулся. Может, чаю со смородиной заваришь? Уж очень уважаю я чаек домашний.

— А вы что, и чай пить можете? Вы же вроде… — пискнула я, прижавшись сильнее к собаке.

— Да нет, конечно. А жаль, но запахом ещё насладиться могу. И поторопись, внученька.

Не так много времени до восхода солнца осталось. А разговор нас ожидает длинный и обстоятельный. Вижу, подружилась ты с моей собакой. Это хорошо — преданный он, никому тебя в обиду не даст. Овчарка, что тут скажешь. Щенком его взял, любил очень, — вздохнул призрак, глядя на собаку. — А знаешь, ты лучше Бадика на улицу выведи. Собаки не любят призраков.

— Я что ли люблю? — невольно вырвалось у меня. — Нет уж, Бадик пусть здесь остается. Мне так спокойнее. А чай налью. Не жалко.

Страх понемногу угасал. От мирно раскачивающегося на кресле-качалке призрака, агрессии пока не было. Да и любопытство меня разобрало: в жизни призраков не видела, а тут собственный двоюродный дед нарисовался. Не просто же так он пришел. Я встала и, в сопровождении тихо порыкивающей собаки, проковыляла на кухню. Бадик и впрямь не видел призрака, лишь чувствовал какую-то опасность, находящуюся в доме, но какую именно — определить не мог.

— В кружку любимую налей чай — с синим цветочком.

Зайдя обратно в зал, я увидела, что призрак моего двоюродного деда с кресла-качалки переместился на один из резных стульев. На столе перед ним лежала развернутая карта, та самая которую я нашла, но она ведь находилась в ящике комода? Хотя, чему уж тут теперь удивляться. Я поставила кружку на скатерть, натянутую на стол, и села напротив. На миг шевельнулось волнение, но я стряхнула его, взяв себя в руки.

— Ишь ты, вот она какая карта. Долго ж я искал ее, почитай всю жизнь. Да разве же я один. Эх, а она спокойненько в рамочке с портретом припрятана была. Не хотел показывать ее никому, видать, Степан Тимофеевич. Только тебе отдал. О как.

— А кто это — Степан Тимофеевич? — поинтересовалась я.

— Дак предок наш. А что, Пелагеюшка не рассказывала тебе тайну рода нашего? Про карту эту? Богатство, будь оно неладно? — удивился призрак. Его полупрозрачная рука подгоняла запах чая, который он с наслаждением вдыхал.

— Нет, ну рассказывала что-то в детстве, конечно, но я думала, она сказку на ночь придумала. Не помню ничего, — смутилась я.

— Нет, внученька, не сказка это, а самая настоящая правда. Ладно, слушай и запоминай. Пригодится тебе сейчас. Значит так.

Давно это было, несколько веков тому назад. В бедной семье родились два близнеца — Степан и Афанасий. Дружные были хлопцы, смекалистые. Лет с десяти трудились в поле на барина здешнего наравне со взрослыми. Тяжёлая жизнь тогда была. И как-то в особо жаркий день сбежали мальцы купаться на речку, что неподалеку в лесу здешнем течет. А домой то не вернулись. Поискали, поискали их дня три. Всю округу обошли. Барин сам людей с работы снял ради этого. Да зря все, не нашли никого, люди добрые. Решили, что в речке мальцы утопли. Тем более их одежонку на берегу нашли. Делать нечего, к похоронам детей родители готовится стали, совсем извелись от горя. А Степан и Афанасий аккурат в день своих похорон явились в деревню, словно леший привел. Грязные, оборванные, исхудавшие, в одном исподнем. А глаза лихорадочно горят. Руки трясутся. Испугал видать их кто-то сильно. Обрадовались родители. Барину в ноги кланяются, благодарят за помощь. Честной народ на праздник собирают, да видать рано: занедужили братья. Лихорадка свалила их обоих. Долго болели. Родители последние деньги на доктора потратили. Мать от тоски и заботы слегла. Не выдержало сердце. Да у кого ж выдержит? То считала утонувшим своих сынков, то радость от возвращения, а сейчас чахнут бедные, не ровен час, помрут. Быстро отмучилась. Не успели схоронить, как отца в лесу деревом прибило. А сиротки выбрались, оклемались. Отпустила их смертушка, значит. А родителей, стало быть, забрала. Может, поменяла жизни мальцов на жизни родителей?

Дня через три после похорон отца, братья уже бегать начали. Куда девать их — никто не знал. У родни у всей семеро по лавкам. Куда ещё брать обузу такую на шею. И тут, о радость, барин сжалился: к себе забрал братьев. Да не дворовыми, а чуть ли не в сыновья их записал. Обучать письму их начал, а особенно рисованию и картографии. Только и барин тот недолго прожил, лет пять еще, словно за братьями шлейф смерти ходил. Выгнали их с барского дома быстренько. Тогда им обоим уже по семнадцать лет было. Взрослые по тем временам люди. Тем более учёные. Народ ведь темный тогда был, безграмотный. А барин тот перед смертью вольную им выписал, пожалел их видать. Чувствовал, что после смерти своей изведут братьев наследники его. Он сам-то бездетный был, но родни много имел. Диву люди давались: с чего мальцам так повезло? А братья молчали, особо не разговаривали о том. Да…

Прошло время. Трудом да коммерцией занимались Степан с Афанасием. Стали крепкими богатеями. Дом родительский снесли. Новый отстроили. Мебель диковинную завезли. Патефон. Поговаривали, что братья стали богаче самого барина нынешнего, может поэтому, когда в очередном отъезде братья были, подожгли их дом, и участок весь перекопали, будто искали чего. К пепелище вернулись Степан с Афанасием. Кулаки сжали, но разбираться не пошли, а отправились в лес. Люди кругом не поняли поступка их, хотя, что скрывать, побаивались братьев в деревне, поговаривали, что тогда в детстве не совсем они вернулись, а темная оболочка их. С неделю братьев не было. Да и то вернулся только Степан. Пропал Афанасий, сгинул, как не бывало. Степан на все вопросы о брате отмалчивался, только угрюмее становился. Он один теперь дом построил. Этот самый. Семью завел. Долгую жизнь прожил, добра людям много сделал: больницу построил, школу открыл. Перед смертью позвал старшего сына и тайну поведал. Поэтому в роду она и передавалась от сына к сыну.

— Мне бог не дал детей, поэтому твой черед подошел, — призрак замолчал и начал бледнеть.

— А в чем тайна-то? — с интересом слушая семейное предание, спросила я.

— Так сокровища они нашли мальцами, когда потерялись в детстве. Что именно не знаю. Но мне было передано отцом, что сокровище то носит не только материальное благо, но и древние секреты, которые нельзя нарушать. Накажут сильно. А самое главное — охотятся за ним силы злющие. Ни в коем случае нельзя допускать их к сокровищу тому.

— Кто накажет? А как добраться туда? И как распознать те «силы злющие»?

— Добраться можно, следуя карте. Ее ещё Афанасий рисовал. Только не доверил Степан никому из своих потомков ее. А тебе сразу отдал. Особенная ты. А на другие вопросы ответа у меня нет. Только советы, что отец мне передал:

— Не пускай в душу себе никого, пока карта при тебе. Любой обмануть и выкрасть может.

— Через порог не пускай постороннего. Зло ищет тебя повсюду.

— Зеркало держи при себе. Подцепишь коли мерзость какую- в зеркале она сразу отразиться.

— А в путь соберешься, собаку с собой бери.

Призрак совсем уж бесцветный стал, солнце то вот-вот взойдет.

— А что с картой мне делать? — торопливо спросила я, боясь не успеть все узнать, что хотела.

— В путь собирайся, не мешкая. Не зря ж Степан карту тебе отдал. Наверное, подбираются к сокровищу злые силы. И ещё тетрадь Афанасия с собой возьми. Авось пригодится.

— Дедушка, а на счёт дома ещё спросить хочу. Странный он. Будто живой. Это правда или кажется мне? — выпалила я, может и зря, конечно, но уже очень необычно здесь все было. Может, призрак объяснит все.

— Живой, внученька. Но об этом потом поговорим, когда вернешься. Мне ещё сказать тебе надо. Лишь бы успеть… — затрясся призрак и стал постепенно исчезать, растворяясь в воздухе, словно дым.