— Ты сейчас это серьезно?
Сказать, что меня удивил выбор нового старосты — ничего не сказать.
Я думал, что деревенские выберут кого-то по типу Пахома — здоровенного кряжистого рыбака, интересы которого будут сводиться к двум вопросам: постоянная работа и богатство деревни.
Вот только местные, похоже, с лихвой хапнули авторитарной власти Пахома и выбрали старостой не рыбака, а… торговца!
Передо мной стоял невысокий, подвижный, как ртуть, мужичок с настолько хитрой рожей, что мне тут же захотелось проверить — на месте ли мой кошель.
Прохор, так звали новоизбранного старосту, не понравился мне с первого взгляда.
Он не только был перекупом — выборочно брал самую крупную рыбу у местных и реализовывал в городе по двухкратной цене, но еще и… был бывшим управляющим Колова!
В Николаевке Прохор оказался три года назад — по его словам Колов сошел с ума и выгнал из поместья всю прислугу.
Прохор хоть и отзывался о помещике скупо, но было видно — торгаш до сих пор не простил Колову потерю теплого местечка.
Ну а в том, что Прохор воровал, я не сомневался ни на мгновенье.
Слишком уж хитрый взгляд был у стоящего передо мной старосты. Хитрый и оценивающий.
Есть такая порода людей, которые будут воровать несмотря ни на что.
Для них в этом нет ничего зазорного, и они банально не понимают, что в этом плохого!
И их бесполезно ругать или наказывать. Они как будто не могут существовать без прокручивания всяких мутных схем.
Их невозможно отучить воровать, максимум, что можно — четко определить границы допустимого.
Наверное, таким в Средние века без раздумий отрубали сначала руки, а потом и головы.
Я же, увы, не мог сделать ни того, ни другого. Особенно после публичных народных выборов!
Самое поганое, что Прохор все это прекрасно понимал, и поэтому и решился на эту авантюру.
Торгаш сделал ставку и не прогадал, я же мысленно ругал себя последними словами — мой информатор Антип, почему-то ни словом не обмолвился о Прохоре…
И сейчас, после публичного признания Прохора старостой Николаевки, новоиспеченный староста, напросившись на приватный разговор о судьбе деревни, с ходу попытался меня обмануть.
Хотел Прохор ни много ни мало, разделить Николаевку на три деревушки и заменить налог… субсидией!
То есть, вместо того чтобы платить десятипроцентный налог в имперскую казну, ушлый торгаш хотел получить подъемные льготы!
Нагло, масштабно, смело!
И все бы ничего, но первый же аудитор мгновенно выведет нас на чистую воду, и виноватым, конечно же, окажусь я.
— Ну а что? — Прохор и не подумал смущаться. — Часть народа поселим за дорогой, часть на берегу. Как раз три деревушки и выйдет. Северная Николаевка, Южная Николаевка и Восточная Николаевка.
— А Западную чего обделил? — проворчал я, соображая, что делать с хитро выделанным старостой.
— Ваше благородие, виноват! — во взгляде Прохора промелькнуло… уважение⁈ — Мы же и вправду можем часть баб поселить в Храмовом подворье. Тут можно будет прошение о доп стимулировании подать!
— Макс, — сидящий на плече Виш, который до этого с интересом следил за нашим диалогом, тут же подобрался. — Я не ослышался?
— Что ты сказал? — посмотрел на Прохора самым строгим своим взглядом. — Какое такое подворье?
— Храмовое, — послушно повторил Прохор. — Там раньше Храм был, а потом одаренные ушли и целый комплекс на консервацию ушел. Да и Проколов тьма сколько стало!
— Ну-ка давай поподробней, — если пять минут назад я искал повод, как избавиться от этого ушлого торгаша, то сейчас он сумел меня заинтересовать. — Я ещё ни одного Прокола здесь не встретил.
— Все деревни, которые закладывались вокруг Храма, имеют защиту, — Прохор походя вывалил наисерьезнейшую информацию. — Обычно это колодец или ограда.
— Как в поместье? — машинально уточнил я.
— Да, ваше Благородие, — кивнул Прохор. — Как в поместье.
— Что-нибудь ещё про эту защиту знаешь?
Прохор знал.
Оказалось, что после похода в Ледяную пустошь, за которую Колов и получил потомственное дворянство и поместье, активность Проколов резко снизилась.
Почему, бывший управляющий не знал.
Но именно из-за этого, по его словам, позже и закрыли Храм.
С его уходом лишились заработка несколько деревень, которые работали на обслуживание Храма, и западная часть губернии постепенно обезлюдела.
Тут тебе и близость к Стуже, и Проколы, и оторванность от Николаевска.
Выжили только небольшие деревушки, расположенные на берегу, которые могли промышлять рыбной ловлей.
Прохор же, сам того не зная, попал прямо в яблочко.
Про заброшенный Храм я знал от Семена Николаевича, и у меня в планах было его восстановить.
На бюджетное финансирование я даже не рассчитываю, но если коллежскому секретарю удастся хотя бы просто продавить создание спец отряда, я буду плясать от радости.
Ведь, по сути, Проколы — это мощнейшая ресурсная база!
И если я смогу наладить такой же порядок вещей, как в моем родном Храме, то это будет мега-выигрышная ситуация.
Даже несмотря на самофинансирование.
Государству и губернии хорошо, что Проколы закрываются, и за это удовольствие не надо платить.
Мне хорошо, поскольку у меня под боком практически бесконечный источник уникальных ресурсов и не придется мотаться по Империи, закрывая Проколы.
Местным хорошо, потому что нашему спец отряду понадобится пропитание, оружие, одежда и прочие предметы обихода.
Ну а форточников, которые будут проходить здесь практику, ждут хорошие условия.
В общем, с какой стороны ни посмотри, выходит идеально.
— Ну-ка давай еще раз, — потребовал я, кивком головы приглашая Прохора сесть за стол и расстилая перед ним карту окрестностей. — Где это место?
— Вот, Ваше благородие, — Прохор безошибочно ткнул пальцем слева от Николаевки. — Раньше даже тропа дотуда шла.
— И это будет Восточная Николаевка, — задумчиво потянул я.
— Именно! — воодушевился Прохор. — Остальную деревню делим трактом на две части, и это уже будут отдельные поселки.
— И четвёртая точка на берегу, — закончил я. — К ней тракт и будет вести… Может сработать…
— Точно сработает, — заверил меня Прохор. — Главное, выдерживать дистанцию в пятьсот шагов. А шаги, Ваше Благородие, понятие растяжимое…
Прохор практически в открытую предлагал мне, м-м-м, оптимизировать расходы.
Вот только если поначалу, я воспринял идею в штыки то сейчас находил её все более и более привлекательной.
Если местная администрация давным-давно плюнула на Николаевку и даже городового не может сюда направить, то почему местные должны отдавать последнее в виде налогов?
Да и потом, льгота есть? Есть. Можно на неё претендовать? Можно. А раз можно, значит нужно!
Что до налогов, то не стоит забывать про мои купеческие отчисления.
Ведь зачем платить один и тот же налог дважды?
— Умно, — признал Виш, прочитав мои мысли. — Деревенские будут получать субсидии, которые будут идти на развитие инфраструктуры, а следовательно, и твоих предприятий. Ты же будешь платить налоги с прибыли.
«И я так думаю», — мысленно кивнул я.
— Местным выгодно, десятину не отдают, — продолжил рассуждения Виш. — Империи — выгодно, с тебя она в десятки, а то и в сотни раз больше получит, чем налог с рыбаков. Вот только… где твой интерес, Макс?
«Работники — раз, — отозвался я. — Репутация — два. Влияние — три. Что до налогов, то часть из них я переложу на потребителя».
— Ай-ай-ай! — усмехнулся Виш. — Слова не Купца, но Барыги!
«Слова здравого человека, — не согласился я. — Большой оборот — это не всегда большая прибыль. Все зависит от маржи. К тому же я не под себя грести буду, а регион развивать».
— Ладно-ладно, — усмехнулся Виш. — Аудита не боишься?
«Боюсь, — признался я. — Поэтому в понедельник уточню все нюансы у Семена Николаевича».
— Ну-ну, — протянул Виш и бросил на Прохора выразительный взгляд.
— Ладно, — все это время новоиспеченный староста терпеливо ждал, пока я заговорю вслух. — Даю добро.
— Вы не пожалеете, Ваше Благородие!
— Это тебе, — я выложил на стол мешочек с сотней серебряных монет. — Аванс.
— У меня еще жалование будет? — удивился Прохор.
— А ты думал, дали пистолет и крутись, как хочешь? — усмехнулся я, вспомнив старый анекдот про ДПСника.
— Что, простите?
— Не бери в голову, — отмахнулся я, — лучше…
Видимо я так резко осекся на полуслове, схватившись за свою записную книжку, что забеспокоился даже Виш.
— Макс, с тобой все в порядке?
«Пистолеты, Виш… Самострелы фон Штерна… А не замахнуться ли нам на создание барабанного револьвера?»
— Ага, — голос Виша так и сочился ехидством. — Сразу после верфи и замахнемся!
— Ваш благородие…
— Не обращай внимания, Прохор, — отмахнулся я. — У меня такое бывает. Мысль приходит в голову, пока не запишу — не успокоюсь. Так о чем это мы?
— О жаловании, Ваше Благородие…
— Аванс ты получил. Далее твоя зарплата будет составлять десять процентов от прибыли.
— Прибыли от чего? — Прохору явно не понравилось, что стабильного жалования не будет.
— Для начала рыбный завод. Заработаем чистыми сотню золотых, десятка — твоя.
— Разве ж можно обычной рыбы на такие деньжища напродавать?
— Будешь делать по моей технологии и тысячи не за горами будут, — пообещал я. — Вся империя у нас рыбу брать будет.
— А чистая прибыль, это, стало быть, за вычетом расходов?
В глазах Прохора мелькнул знакомый блеск, и я поспешил его предупредить.
— Знаешь, Прохор, я хорошо знаю таких людей, как ты. Поэтому предупреждаю на берегу. Сэкономишь на сырье — будешь наказан. Сэкономишь на рабочих — будешь наказан. Сэкономишь на логистике — будешь наказан. Будешь воровать или нести деньги мимо кассы — будешь наказан.
— Как можно, Ваше благородие? — очень правдоподобно возмутился Прохор. — Да я… Да ни в жизнь!
— Я знаю твою породу, поэтому не буду грозиться тебя повесить. Ты все равно не удержишься, а мне потом нового управляющего искать и заново обучать.
— Управляющего?
— Да. Староста Николаевки — это управляющий моих предприятий. Пока что это рыбный завод. Проявишь себя — продолжим разговор. Нет… ну ты и сам знаешь.
— Не солидно старосте плетей получать, — недовольно проворчал Прохор, сделав какие-то свои выводы.
— А кто сказал про плети? — усмехнулся я. — За каждый косяк, я буду отсекать тебе фалангу пальца. Сначала на левой руке, потом на правой. Чем больше будешь воровать, тем меньше пальцев у тебя будет.
— Ваше благородие…
— А когда пальцы закончатся, мы с тобой попрощаемся.
— Ваше благородие! — Прохор, казалось, вот-вот заплачет.
— Если тебя что-то не устаивает, ты вправе отказаться от должности старосты…
— Ну уж нет! — вырвалось у Прохора, отчего он тут же смутился. — Согласный я, Ваше благородие! Вот только…
— Что? — недовольно проворчал я, в мыслях уже устремляясь к рыбному заводу.
— Назначьте жалование, Ваше благородие? Когда ещё прибыль пойдет?
— Вот наглец! — восхитился Виш. — Зуб даю, ты с ним ещё намучаешься!
«Зато схватывает на лету, — мысленно вздохнул я. — И есть опыт управления поместьем».
Что до денег, их я давать торгашу не собирался. Разок дашь — почувствует слабость и дальше не отцепится, будет тянуть из меня все соки. То на одно, то на другое…
— Я тебе дал сотню, — отрезал я. — У тебя месяц, Прохор, чтобы прибыль начала идти. Не справишься… Ну ты понял.
— Понял, Ваше Благородие, — понуро кивнул прощелыга. — Ну я пошел.
— Сейчас вместе пойдем, — усмехнулся я. — Пошли, посмотрим на твое будущее хозяйство.
Стройка рыбного завода Прохора не впечатлила.
Несущие каменные блоки, фундамент, заполненные чистым льдом ямы…
Староста ничего не сказал, но то, как он кривил нос говорило лучше слов.
Но когда я показал ему план заводика и объяснил концепцию конвейерной обработки, отношение Прохора поменялось.
Более того, взгляд старосты начал все чаще останавливаться на стройматериалах, количество которых было явно излишне.
Пришлось напомнить ему про мое обещание, а затем на пальцах объяснить принцип работы на конвейере.
Кто отбирает рыбу, кто её чистит, кто укладывает в бочки и так далее.
И я через раз упирал на качество продукта, и в этом вопросе нашел горячую поддержку Прохора.
Он сам все эти три года жил на то, что продавал в Николаевске крупную, хорошо почищенную рыбу.
Так что в этом вопросе, у нас с Прохором сложилось полное понимание.
Я до сих пор не был уверен, что у Сергея получится построить рыбный завод с первого раза. Но зато у меня появилась твердая уверенность в том, что местные рыбаки окажутся под надежным присмотром.
В общем, осмотр будущего завода затянулся до самого вечера.
Я даже успел довести Прохора до берега и показать ему место под будущую верфь. Ну и вдобавок, прикинули, как и куда лучше продолжить тракт так, чтобы деревня оказалась поделена на две части.
Засыпал я с приятным чувством выполненного долга.
Староста, хоть и специфический, но найден; стройка идет; местные и не думают горевать по Пахому.
Осталось вытерпеть денек и рвануть на всех парах в Николаевск — мне уже не терпелось выкупить поместье Колова в свою собственность, заглянуть к Семену Николаевичу и навестить стелу.
Вот только выспаться мне не удалось.
Ближе к утру меня поднял хмурый Немиров — в Николаевке вспыхнул пожар.
Ночь, жаркое зарево трех горящих изб и ни единой души на улице — и последнее пугало меня больше всего.
Я рассчитывал увидеть мужиков, бегущих с ведрами воды или кидающих снег в пламя, но нет. В селе стояла мертвая тишина.
Но стоило мне понять, чьи избы пылают, как все встало на свои места.
Горели дома Пахома и его прихлебателей…
Первым делом я уже привычным намерением потушил огонь, впитав его в себя.
Далее выбил подпертые двери — поджигатели не хотели, чтобы хоть кто-то покинул горящие избы.
Затем один за другим проверил все три дома.
Итоги были неутешительны — три задохнувшиеся от дыма женщины, видимо, жены терроризировавших деревню мужиков. Детей, к моему облегчению, не было.
— А чего тут странного? — буркнул на озвученный вслух вопрос верный Немиров. — Я здесь совсем ничего, но уже знаю, что Пахом со своими дружками много бед натворили.
— Женщины и дети-то при чем?
— Кабы жены порядочные были, не дошло б до такого. Вы бы, Ваше Благородие, вернули все, как было. Все равно сожгут. Не сегодня, так завтра.
— Ещё чего, — я и не подумал последовать совету егеря. — Скажи мне, Немиров, раз уж такой умный, дети-то где?
— В школе, — уверенно заявил егерь.
— Ты-то откуда знаешь?
— А больше некуда, — Немиров покосился на почерневшие избы и пожал плечами. — Ладно хоть сообразили детишек на калеку спихнуть.
— На какого калеку?
Немиров вроде говорил понятные слова, но они никак не желали складываться в единую картинку.
— Учитель местный, — пояснил егерь. — Женат на бездетной вдове. Из ваших, кстати. Бывший Маг, только колдовать разучился. В городе резко оказался никому не нужен, так и прибился в Николаевке. Детишек учит, а местные ему еду подкидывают, дровишек ну и денежку малую.
— Я и не знал… — пробормотал я. — Антип мне ничего про учителя не говорил…
— Антип много болтает, да только разумения у него нет, что и кому говорить, — вздохнул Немиров. — Пойдемте спать, Ваше благородие. Утро вечера мудренее.
— Погоди, — черные избы, казалось, вцепились в меня и держат, не отпуская. — Почему женщины крик не подняли. Могли ведь через окна попробовать выскочить?
— Не могу знать, Ваше благородие…
— Сонное зелье, — подсказал Виш. — Егерь прав. Иди-ка ты досыпать.
Спать я, понятное дело не пошел.
Вместо этого наведался в школу, где и познакомился с учителем-калекой Давидом Ивановичем.
Давид оказался форточником и послушником Храма. Вот только ему не повезло и при закрытии очередного Прокола, какая-то ледяная тварь искорежила его энергоструктуру.
Как водится, он резко перестал быть нужным, и так бы и пропал, если бы не приглянулся Марфе — местной вдове, которая после неудачных родов потеряла возможность иметь детей.
Так Давид и осел в Николаевке.
Учил детишек, давал кров немногочисленным сиротам и копил деньги на мечту — Сильное Зелье Энергетического Восстановления.
Все это я узнал буквально за пять минут нашего знакомства.
Затем он показал десятерых ребятишек, спящих под двойными одеялами на школьных лавках, и мы с ним расстались, договорившись поговорить на следующий день.
Оставшиеся пару часов до утра я не столько спал, сколько ворочался, прикидывая, что делать дальше.
Винить местных я не мог — да самосуд, да не по закону, но тушить пожар не вышел ни один человек.
А это о чем-то, да и говорило.
И чем дольше я думал, тем больше приходил к мысли, что жена Пахома и её подружки прекрасно осознавали, что после гибели мужей в Николаевке им жизни не будет.
Идти в город побоялись — женщины, да ещё и с детьми, да ещё и в такую погоду… Вот и решили… обменяться.
Свои жизни на жизни детей.
Спорно, конечно, но я и не думал их судить.
Да и вообще, может это все мои домыслы? А по факту их просто опоили сонным зельем?
Вот только зачем они увели детей в школу? Или это были не они?
При желании можно было бы докопаться до истины, но я нутром чуял — лучше в эту историю не лезть.
А вот о детях позаботиться надо.
И не потому, что я обещал, а потому что это будет правильно. Чего бы мне это не стоило. Даже если будет непросто.
Моя чуйка не ошиблась, и все воскресенье я потратил на орг вопросы, касающиеся школы. А точнее свежесозданного детского дома.
Сарай, который местные именовали школой, меня категорически не устраивал, и я дал добро на постройку новой школы.
Да дорого, да нерационально, но по-другому я не мог.
Местные, к слову, делали вид, что ничего не произошло, а я нет-нет, да и хотел огреть кого-нибудь из них кнутом.
В итоге не выдержал и, задействовав Немирова и Прохора, заставил всех трудиться на стройке.
Точнее на двух.
Да и сам работал за десятерых.
Носил тяжелые каменные блоки, укладывал здоровенные бревна…
Весь день мы только и делали, что строили новую школу-интернат и рыбный завод.
Настроение с кем-то общаться не было от слова совсем, и разговор с Давидом мы перенесли на попозже.
Да чего уж там! Настроение было откровенно паршивым, и его не мог поднять даже грядущий понедельник.
Хотелось напиться и забыться, но поскольку я не пил, приходилось компенсировать трудом.
Так весь день и провел на стройках — выкладываясь по полной.
А когда настал вечер и я завалился к себе в дом, ну как к себе, к Даниилу, мне хотелось уехать из Николаевки, как можно быстрее. Будто замарался здесь, что ли?
Увы, но даже вечерняя банька не смогла исправить ситуацию, и спать я ложился злющий, как черт.
На себя, на местных, на этот чертов мир, где люди ведут себя хуже диких зверей…
Так и лежал, ворочался и не мог уснуть чуть ли не до полуночи.
А ровно в двенадцать произошло сразу две вещи.
Первое — за окном чуть посветлело. Немиров оказался прав, и Избам Пахомовской банды пустили красного петуха.
И второе — скрипнув входной дверью, ко мне в горницу зашла какая-то девушка.
Призванный мной Светляк дал понять, что передо мной стоит оправившаяся от болезни мать Дениски.
Девушка, ничего не говоря, сняла валенки и, подойдя к моей кровати, скинула с себя тулуп.
Скинула и, оставшись стоять голой, да ещё и на босу ногу, крепко зажмурилась.