Крысолов (СИ)

Послесловие 3. Флейта

Крайние дома таяли, растворялись в тумане. Там, где раньше были аккуратные заборчики, торчали кривые черные ветки и скрюченные стволы. Мостовая сглаживалась, и в серую муть ныряли уже не камни, а деревянные доски настила, вдоль которого тянулась вереница вешек. Между ними на невидимой нити покачивались бумажные фонари с тлеющими внутри гнилушками огоньков. Зеленоватые, тускло-синие, желтые… Будто болотные манки внутрь посадили. Едва я шагнула в сторону от фонтана, улица растаяла полностью, остался только настил из влажных сырых досок с неровными краями и зеленоватых на стыках.

Под настилом мерзко хлюпало. Гадко и лениво. Доски прогибались, в щели проступала темная вода пополам с тиной и грязью, по бокам от края, потревожившего зыбкий ковер мха, чахлых цветов и травы, расходились волны.

Болото, топь… Багна… Я где-то слышала такое слово.

Плеснула и растеклась по доскам гнилая вода, а я босиком. Должно бы быть холодно… Мерзкое ощущение между пальцев есть, а холода нет. Зато от фонариков – тепло. Я протянула руку…

– Ма… – и вспыхнуло ярче, подавшись навстречу, и соседние светляки, вспыхивая следом, качаясь и расшатывая вешки, зашептали не то дразнясь, не то откликаясь на это первое «ма», разнося над топью самое главное во всех мирах слово.

– На тропинке ни души.Поспешите, малыши.За дорожкой огоньковВы найдете новый дом, – пело из тумана, и следом вступала флейта.

Не разобрать, где заканчивается одно и начинается другое, так прекрасны они были. И голос и флейта.

Настил внезапно пропал, я стояла на твердом, чувствуя траву под ногами.

Плоский холм, круг из камней. Туман низом, такой плотный, что кажется, ступаешь по вате. И он, тот что пел флейтой и голосом, стоящий спиной. Опустил флейту, молчал, и я откуда-то знала – улыбался, а меня начинало колотить от одной мысли о том, что он сейчас повернется.

Нет, он не двигался – танцевал. Сначала я решила, что он эльф. Тело у дивных скроено по другой мерке, чем у прочих рас, будто бы чуть вытянуто вверх. А еще уши характерной формы и изумительные волосы и глаза. У него – красные. А еще клыки. Он мне улыбнулся, поворачиваясь и отнимая флейту от алых губ. И я немела от красоты.

– Кто ты? Что за тв… творение?

Он рассмеялся, и я упала на колени от смеси ужаса и восторга – так звучал его смех.

– Подобных мне называют эльфир, но илфирин мне нравится больше.

Я так и осталась сидеть, прокатывающиеся по телу судороги все равно придавили бы меня к земле. Я упиралась в туман руками и там, где кожи касалось белое марево, мое тело теряло цвет, становилось полупрозрачным.

– Что тебе нужно от меня и этих детей?

– Блудная душа не понимает, почему пришла? – он поднес к губам флейту, белую и тонкую кость в розоватых прожилках, проиграл несколько тактов, а я поднялась. Не его волей, своей.

– Я звал не тебя.

Может, он стал говорить иначе, или я перестала реагировать на звуки его голоса, но колени больше не подламывались, а дрожь и экстаз можно перетерпеть.

– Мне нужны чистые непорочные души, только они могут заглушить пустоту внутри. Испорченные отправляются указывать путь ко мне. Твой свет иной природы. И он мне ни к чему. Но он так ярок, что за ним ты не видишь искру, которая отозвалась моей флейте.

Снова качнулись фонари, и мне в спину дохнуло жарким. Горячо было ногам и животу. Сдавило уши, как при резком перепаде давления. Флейтист качнул головой, повел плечами и оскалился.

– Та тварь, что зовет тебя, сильна, но не сильнее меня, – прошипел он, нервно сжимая пальцы на своем жутком инструменте, вдохнул, улыбнулся, блеснув сахарно-белыми клыками, и позвал: – Иди… Сюда…

Чудовище проснулось, чудовище вышло поиграть.

Конец