Крысолов (СИ)

– Крыса! – призналась мама, когда Вейн свесился головой в проем.

Она стояла на нижней ступеньке крепкой каменной лестницы без перил поджав одну ногу. На крюке, ржавом, будто погребу не пара дней от появления, а пара десятков лет, висел масляный фонарь, который мама принесла с собой.

Внутри было сухо и прохладно, вдоль одной стены добротные полки, вдоль другой выдолбленные прямо в камне массивные емкости с каменными же крышками. На потолке крюки.

Виновница переполоха блестела глазами из угла у каменного горшка. Ее и видно не было бы, если бы свет не отражался.

Вейн слышал как быстро-быстро бьется сердце под шерсткой. Мама наверняка тоже слышала. Ее глаза сейчас отсвечивали алым и клыки из-под губы стали видны.

– Терпеть не могу этих проныр. Хитрые прожорливые твари. И как пролезла только? Дом на каменной подошве.

– Ир Комыш как-то говорил папе, что раньше здесь были крысы и много.

– Откуда знаешь?

– Оттуда, – ответил Вейн, неопределенно качнув головой вверх. Он заметил, как мама потянулась снять туфлю, и предложил: – Хочешь, я ее прогоню?

Она только посмотрела. Вейн, повозившись, сел, затем несколько мигов подумал, прислушиваясь, и легонько подул во флейту, ритмично прижимая отверстия. Пришелица вздыбила шерсть, попятилась и пропала.

– Как? – спросила мама.

– У всего есть свой звук. Если звучать его неправильно, так, чтобы он дрожал, делается неприятно.

– Откуда ты это знаешь?

– Я не знаю. Просто знаю и все. Это как говорить. Сначала запоминаешь слова, а потом складываешь. Только я не то чтобы запоминаю, просто слышу, как надо… У меня сейчас как раз слов не хватает, чтобы объяснять, потому что мне никто не объяснял. Ты вот, к примеру, не думаешь, когда дышишь, что тебе нужно вдохнуть и выдохнуть, просто дышишь.

Вейн разволновался даже. Он хотел, чтобы было понятно, но вышло совсем непонятно. Он бы сам не понял ничего, если бы ему так объясняли. Но мама не стала ничего уточнять. Спросила только:

– Теперь они сюда не придут?

– Эта не придет. Какое-то время. Пока не забудет.

– Нужно найти дыру и заделать. Или пусть дом зарастит. Он же может. Наверное, – с сомнением произнесла мама.

Пройдя в угол и, подсвечивая себе лампой, пыталась рассмотреть щель между стеной и каменным горшком.

– Да? – она посмотрела на Вейна.

Но Вейн не особенно понимал в живых домах. Хотя, если подумать, раз дом растет ввысь и отращивает новые комнаты и погреба, то может и дыру заделать, если попросить, как нужно. Тогда и звать никого не придется, чтобы лестницу починить, само исправится.

Мама попеременно то посмеиваясь, то делая серьезное лицо, назначила его крысиным стражем и парламентером. Неизвестное раньше странное слово обозначало, что у Вейна теперь были полномочия договариваться с домом.

– Раз уж вы такие друзья-заговорщики, а я его не слышу, только кормить могу и то не факт, что эффективно, поскольку не могу напрямую делиться силой, а тут нужно именно что напрямую. У тебя наверняка лучше выйдет.

Она показала как. Испачкать камни кровью было мало, нужны были особенные слова, которые создавали вибрацию на нужной частоте. Когда мама их произнесла, Вейн сразу понял – не звучит. И был уверен, что у него выйдет, как надо, даже без слов, одной вибрацией. Но слова ему нравились, поэтому он сказал и слова:

– Мой дом, моя сила, мои корни.

Оцарапанная ладонь коснулась теплого камня, брызнуло золотом. Дом задрожал стеклами и будто встряхнулся, как встряхивается мокрый пес, а в ноги восхищенному Вейну подкатился шарик бусинка из такого же камня как подошва дома, похожий на туго-туго свернутый клок белого тумана, кое-где пронизанный паутинками прожилок.

– Хм, – сказала мама, – даже завидно немного. Мне таких подарков не предложил.

Вейн тут же протянул бусину маме.

– Нет, малыш, это только твое. Занятная штука. Похоже на…

– Зернышко. Кочевые орки из степей Дейма верят, что хаулит камень с душой. Каждому своему родившемуся ребенку они дарят каменную бусину в зависимости от того, в какое время малыш появился на свет, и те, кому достается хаулит, считаются способными слышать мир и говорить с ним. Или вот с домом…

– Ты поэтому мне хотел ее отдать? Чтобы я слышала?

Вейн кивнул.

– Спасибо, но нет. Это же твой подарок. Откуда про орков знаешь?

– Книжка про камни. Очень интересная.

– Надо же… А я еще сомневалась, но там такие картинки хорошие были и цена. Надо еще тебе привезти. Побольше. разных.

Вейн снова кивал. Он был совершенно не против книжек, побольше и разных, и не против быть крысиным стражем. Совсем не утомительное занятие и вполне интересное.

Каменная подошва, и в самом деле пустившая отростки корней к поселку, его ограде и еще дальше, не была монолитной. В толще камня обнаружилась не слишком обширная, но довольно обжитая сеть ходов. Чтобы узнать об этом, Вейну всего-то нужно было подстроиться под ритм дома и приложить к открытому камню ладони и лоб. Лоб случайно приложился, Вейн запнулся о развязавшийся шнурок, зато какой результат! Все ходы как подсветило. А дом еще смехом щекотал.

Проще всего делать это было в погребе, под лестницей. Почему именно под лестницей, Вейн не задумывался. Ему просто там понравилось. Ощущения, как от сидения в сирени под оградой, куда он совершенно перестал ходить. Наверняка уже и заросло все. Он бы хотел, чтобы заросло. Хоть так. Хоть где.

Дом дулся. Ему не по нраву пришлось предложение избавиться от шмыгающих по трещинам жильцов. Дому нравилось, что помимо мамы и Вейна, у него внутри кто-то живой шмыгает. Тем более что серые хвостатые проныры жили в каменном холме еще до появления здесь Вейна и мамы с папой.

Зато дом не препятствовал тому, что Вейн, выполняя стражий долг, гонял серых тварек из подвала и изобретал новые способы закупорки щелей. Но проходила пара дней, и кто-нибудь из осмелевших и особенно настырных соседей снизу, ранее не подававших признаков присутствия, пробирался в погреб. А мама там уже вовсю, как она сама говорила, хозяйство развела.

– Это куда удобнее, чем в хладовку в сарае бежать.

Так в погреб постепенно перекочевали горшочки с медом, соленые окорока и птичьи тушки. В каменных емкостях нашлось место сыпучему рису и пшенице, в плетеных клетях обосновались яркие небольшие тыквы и другие овощи. На отдельной полке разместились корешки и отвары, которые нуждались в именно таком сухом и прохладном месте для хранения.

– Как мало, оказывается, нужно для счастья, всего-то удобный погреб… Ой! И чтобы без крыс! Вейн! Поди сюда со своей свистелкой, они опять тут!

Тогда Вейн отрывался от новых книжек и мчался на подмогу. Хотя серые шельмы редко высовывались в чьем-либо присутствии, предпочитали вершить свои пакостливые делишки втихаря. Приходилось их превентивно – это слово Вейн тоже в книжке нашел – обезвреживать. Выманивать флейтой и изнанкой подглядывать, где появился новый ход или прохудилась заглушка в старом.

И ничего бы такого не случилось, наверняка, если бы тот крысеныш, вдруг ни с того ни с сего не убегать бросился с полки, откуда пытался добраться до свисающего с потолка окорока, а прыгнул на Вейна и, шкрябнув когтями по флейте, не вцепился своими желтыми острыми зубами в основание ладони.

Вейн будто ослеп на миг, а когда пришел в себя, во рту было горячо от крови, а в груди маслом таяла отнятая в беспамятстве искра.