Еще некоторое время спустя
Имрус Ром никогда в жизни не писал писем. И так сложилось, что свое первое письмо он написал не кому-нибудь, а танэ Хаэльвиену Фалмарелю. Был слегка нетрезв. Если честно, крепко нетрезв. Возвращаясь домой у журчащего, словно музыкальная шкатулка фонтана ему померещилась детская фигурка. Ребенок прятался за бортиком. Было поздно. Ром решил, что малыш потерялся и так напуган. что не может попросить помощи или постучаться в ближайший дом. К слову, и стучать-то особо некуда было.
Свет горел только в доме напротив, куда не так давно въехала молодая решительная рыжая веда, решительно не желающая общаться с соседями. Соседей отпугивала росшими вдоль ограды высокими шипастымим кустами, потенциальных клиентов табличкой “Зелья только за деньги. Нереально дорого”. Что, однако, не мешало ей вести вполне обеспеченную, судя по нарядам, жизнь.
Обойдя фонтан несколько раз и окончательно закружившись, Имрус наконец сообразил, что никакой это не ребенок, а просто тень от камней. Затем он присел на бортик, поболтал рукой в воде, прислушиваясь к водяным переливам, смотрел на лавку и вспоминал. Затем отпер, выдрал из учетной книги страницу и написал. “Не будет ли любезен многоуважаемый танэ Фалмари выслушать приключившуюся со мной историю, связанную, как я понял с вами непосредственно, поскольку случилась она так же с одним юношей, который, и у меня есть веские основания подобное утверждать, являлся вашим сыном…”
Одной страницы не хватило, пришлось драть еще две. Письмо было отнесено в почтовое отделение, там же куплен конверт и подписан слегка вздрагивающей от волнения, но уже вполне твердой рукой: “Провинция Лучезария, о. Фалм, Фалмари-мар, Хаэльвиену Фалмарелю лично в руки” А чтобы действительно в руки, начертал несколько арх-рун для сокрытия от лишнего глаза и добавил в постскриптум имя, тоже рунами – Виен’да’риен. Пусть прозвучит.
Затем решительно отправился домой, упал, заснул и проспал почти до вечера. И потом еще вечером спать лег, и бессонница не мучила. Видно правду говорили, что это расстройство исключительно от нервов, неисполненных обязательств и нечистой совести.
А про письмо – забыл. Начисто. Как водой смыло или почаровал кто.
Одним вечером, было тепло, хоть и март, и весной пахло до того одуряюще, что воронье начало орать еще до первой круглой луны. Имрус уже совсем собрался закрывать, как звякнуло.
– Теплого вечера, уважаемый мастер, – сказал вошедший в плаще. Голос у него был как карандаш по бумаге шуршит, или стрекозиные крылья. Свешивающиеся из-под капюшона волвсы заствили сердце екнуть и присесть на удачно случившийся рядом стул. Хорошо у прилавка стоял как раз, а то так бы на пол и сел. Сразу привиделось лунное серебро, а потом понял, нет, просто седые. Почти до белизны.
Капюшон был откинут. Прежде Рому не приходилось видеть настолько старых эльфов. Он вообще не думал, что эльфы бывают старыми, что кожа темнеет и морщинки бегут. Взгляд странный, будто этот эльф слегка не в себе. Не сумасшедший, а будто одновременно и тут и где-то еще.
– Вечера, эльве.
– Как приятно, когда твое домашнее имя с общим поименованием совпадает практически за вычетом одного звука. Кажется, куда ни войди, все как родного встречают. Чудно, правда?
– Простите, я не совсем…
– Я тоже часто не совсем, – улыбнулся гость, подошел, присел на стул напротив, только стол-прилавок разделял. Облокотился голову тонкой рукой подпер, прямо в душу посмотрел. – Письмо ваше, мастер получил. Нервов хватило только то, что на конверте прочесть, особенно последнее. Сам приехал. Расскажете, что внутри?
Конверт лег на стол нераскрытым. Ром сообразил, что без чая не обойдется и пригласил внутрь. Заодно и шкаф покажет, может, если получится и бусы, и шкатулку с тишиной, которую ему посыльный вернул, и хаулитовую сферу.
Говорить пришлось долго. Показать удалось только шкатулку и бусы. Сферу шкаф так и не открыл, хотя Ром пересмотрел все ящики раза по три. Пока Хаэльвиен Фалмарель, настойчиво присивший звать его дедушка Эльви не взмолился.
– Пожалейте уже мои уши. Так скрипит, сил нет.
И Ром прекратил дергать ящичик.
– Спроси уже, перейдя на фамильярный тон вдруг сказал старый эльф, не просто старый, если разобраться, один из самых долгоживущих среди дивных, если не самый-самый. – Вижу, что хочешь спросить, аж чешется.
– Как же вы, танэ вот так сына оставили. Не искали даже. А ведь…
– Правильный вопрос. Больной очень, но правильный. Я ведь поверил, что их нет. Дом был пуст, словно из него жизнь ушла, только в детской наверху тишины немного осталось. Но я струсил и не пошел. У меня сердца не стало, мастер Ром. А когда сердца нет, откуда храбрость взять? Как людей друг от друга отличать? И жить дальше незачем. Нельзя жить без сердца. Я уйти хотел. Вот такой как сейчас оттуда, из Иде-Ир вернулся. Меня даже не узнали сразу. Там, откуда я пришел в этот мир, подобные мне уходили вслед за своим светом, сначала гасли, потом уходили. А я видишь, погас, но так и остался. Теперь-то понятно почему, но тогда я не знал. Хран, что я при себе носил с каплями крови жены и сына, был мертв. А значит и они тоже. Эта магия не врет. Мой Вейн действительно умер, а возродился уже немного другим. Так и вышло. Если бы он только решился написать мне… Но я его понимаю, мастер Ром. Я кругом виноват. И тут вдруг письмо. Очень мудро было спрятать его от ненужных глаз. Я его потому и получил. Взялся разбираться и оказалось, что ваше письмо не единственное. Мне еще другие приходили. Дважды от Арен-Хола. Одно от старейшины Драгул. Так невежливо вышло. И опять я кругом опоздал.
Потом танэ долго перебирал бусы, слушал и думал.
– Уйду с рассветом, – наконец сказал он. – Хороший дом, правильный. Пусть бусину бережет. Вейн не зря ему пел. Жил здесь, любил. В бусине часть его души.
– А эти бусы? Я все переживал, правильно ли сложил. Вдруг испортил? Я ведь не могу слышать, как он. А вы? Можете?
– Могу. Но его сердце и свет была права. Можно складывать в любом порядке, он сделал самое сложное – собрал их вместе. А она потом принесла самую правильную нить. Пусть пока так побудут. Все равно им недолго вместе осталось. У каждой своя судьба, хоть они и переплетены. Ближе всего вот эти. Далеко сидят, но если вот так свернуть, начинают звучать. Очень хорошо звучат. правильно.
Эльф улыбался завибрировавшим бусинам, жемчужной, янтарной и двум опаловым, потом посмотрел на гранатовую и погрозил пальцем.
– Танэ. А как же портреты ваши в газетах? Вы там вон какой, а на самом деле…
– Все врут, – вздохнул старейшина.
– А сын? Тот что на портретах с вами?
– Моей жены. Но не мой. Я просто согласился, что мой, чтобы они от меня отстали уже. А что похож так… Не так уж нас и много. Где ту разнообразия наберешь. Да. Если снова барышня приставать начнет, продай, так быстрее все в нужные руки попадет.
– Что?
– Дом, – улыбнулся Хаэльвиен и морщинки от глаз разбежались лучами-паутинками. – Оба дома. Мне пора, а то меня наверняка уже хватились и по всему городу с воплями и квадратными глазами ищут. Представляешь эльфа с квадратными глазами? Жуть.