Крысолов (СИ)

Междуглавие 3

– Терин! Терин, дорогая, – Питиво прибег к самым простым способам, чтобы привести в чувство свою договорную жену: брызгал на лицо водой, хлопал по щекам.

Применять иные средства воздействия поостерегся. Организм беременной женщины сам по себе непонятная штука, а организм беременной непонятно, от кого, даже на простые целительские заклинания может среагировать от “никак” до “глядь”.

Покопаться в саквояже веды в поисках чего-нибудь от обморока? Наверняка у нее есть.

– Эй, – он заколотил в стенку экипажа, – тормози!

Экипаж встал так резко, что Пи пришлось упереться ногой в сиденье напротив, чтобы его, вместе с лежащей на коленях Терин, не сбросило на пол.

Едва стали, Питиво распахнул дверцу. В экипаж ворвался холодный воздух с запахом снега, хвои и мокрой коры. Вокруг был лес, сумрачный, несмотря на довольно высоко поднявшееся солнце.

Возница заглянул, пропал и вернулся с пузырьком.

– Дайте ей понюхать, маджен. Это чтоб сон отгонять, но пахнет так, что и мертвого поднимет.

– Не надо, – сказала Терин и открыла глаза. – Все в порядке.

– Вы уверены?

Какой-то миг глаза у нее были другого цвета, разного. Один голубой, другой частично карий. Затем все заволокло тьмой и зрачки снова стали похожи на сочные темные почти черные вишни.

Питиво мысленно выдохнул. Сомнений в отцовстве не осталось, хоть веда Герши пыталась напустить тумана. Или просто очень хотелось, чтобы отцом ребенка был не ее покойный, пусть ему долго лежится, супруг.

– Да, уверена. Я в порядке. Сильные эмоции. И только.

– Зато теперь мне понятно ваше нежелание возвращаться в Нодлут.

– Меня вполне устроит, если место, где мы будем жить, будет находиться подальше от улицы Звонца.

Питиво посмотрел на трость, которая во время остановки скатилась, глухо ударившись о саквояж Терин. Темное дерево, драконья кость в рукояти. Та? Он ведь ее как раз в Нодлуте купил перед недолгим возвращением в Корре за вещами.

Стоила она бессовестно, но Пи даже торговаться не стал. Было ощущение, что эта вещь именно для него. Он как раз ее первой увидел, едва в лавку вошел. Бродил по парку, вышел к площади с фонтаном, с которой, можно сказать, и начиналась улица. Обошел фонтан, потрогал камень бортика, подивился дурости хозяина одного из домов, заказавшего выкрасить черепицу в зеленый цвет, и заметил вывеску. Фамилия Ром была достаточно известной, чтобы не пройти мимо и заглянуть.

Пи поднял трость, повертел в руках. Не просто приспособление, чтобы опираться при ходьбе и модный аксессуар, а своего рода аналог ведьмачьих жезлов-концентраторов. Только темный и побольше.

Полезшую на лицо похабную ухмылку Пи поймал на полдороге. А взглянувшая на него в этот момент Терин восприняла молчаливую задумчивость и гримасу как-то по-своему.

– Не волнуйтесь, – сказала она, – вероятность, что меня в Нодлуте кто-то узнает, ничтожно мала. Я почти не покидала дом после заключения брака, а потом, когда мужа перевели в Корре, мы и вовсе уехали. Замуж я выходила под другим именем, так что даже в учетной книге значится фамилия приемной матери, а Герши – фамилия моих настоящих родителей.

– У вас два паспорта?

– Паспорт ирийский и карточка беженца из Крашти. Приемная мать оформила, чтобы получать крошечное пособие, за которым ездила в Верхний раз в два-три месяца. Но это официальный документ, подтверждающий личность, который в любой момент можно заменить на паспорт.

– Ловко, – оценил Пи. – Снова станете рычать, если я скажу, что вы вызываете симпатию?

– Нет. Я почти привыкла, что вы почти мой муж. Комплименты жене – это нормальное явление, – сказала Терин и поморщилась.

Она уже не лежала у Питиво на коленях, о чем он даже слегка сожалел, но и не настаивала, чтобы пересел на другую скамью.

– Судя по выражению вашего лица сейчас, – заметил он, – покойный супруг не баловал вас подобным.

– У Арен-Хола был своеобразный способ заявлять о симпатии и слова при этом часто отсутствовали.

Арен-Хол, Арен-Хол… Питиво повторял имя про себя. Он прекрасно знал, как получают имена служители “благостной длани”. Каковы шансы, что отпрыск уважаемого и одного из самых влиятельных темных родов, входящих в конклав Первых семей, запятнает родословную служением конгрегации? Но созвучие было слишком явным, а сам упомянутый инквизитор – темным.

Пи в задумчивости повозил по полу пяткой трости.

– Почему мы снова стоим? – прервала размышления Терин.

Ветер бросил в открытую дверь пригоршню мороси, осевшей и скатившейся юркими прозрачными змейками, не оставив следов на темном полированном корпусе.

– Вам сделалось дурно, – ответил Пи. – Я посчитал, что будет лучше остановиться и впустить немного свежего воздуха.

– Мне больше не дурно, но довольно холодно.

Чтобы закрыть дверь, пришлось встать, а обратно Пи садился на свою прежнюю скамью, потому что Терин поставила туда, где он только что сидел, саквояж. Никаких намеков, конечно же, просто так искать нужную вещь в саквояже намного удобнее, чем наклоняться к полу.

Заметив, что дверь закрыли, возница пришпорил лошадок.

Экипаж снова тронулся, Питиво улыбнулся. Веда Герши несомненно и определенно точно была ему интересна и очень нравилась. И, кажется, с каждым часом все больше.

Согревающее заклятье работало, но Пи все равно набросил на колени Терин взятый на постоялом дворе плед. От холодного воздуха, щеки веды Герши украсились полупрозрачной дымкой румянца, а по салону плыл терпкий запах трав от средства, которое она, растирая, нанесла себе на виски.

– Думал вы подробнее остановитесь на том времени, которое Вейн провел, выслеживая убийц матери, – заговорил Пи.

– Я собиралась, но передумала, – ответила она. – Вейн не любил это вспоминать. Не хотел казаться чудовищем в моих глазах. И я прекрасно понимаю его желание. Несмотря на месть и на то, как она его изменила, в нем все равно было невообразимо много света, его собственного. Целая бездна. И мне хотелось бы, чтобы кто-то еще, кроме меня, знал его таким. Живым и настоящим, а не тем… – Она сглотнула и отвела взгляд. – Не тем монстром, в которого его превратили.

Миг, и следа от проступивших слез не осталось.

– Вы можете… Я уже говорил, не обязательно продолжать. У нас еще будет время поговорить, если вы захотите.

– Боитесь, что снова в обморок упаду? – немного нарочито улыбнулась веда. – Или расплачусь? Тоже не терпите женских слез?

– Тоже? Не терплю? Скорее, теряюсь. Вижу, понимаю, что нужно от чего-то спасать, а от чего, понять не могу, а если кажется, что понимаю, наверняка понимаю не так, и чувствую себя полным придурком. Зато из меня в этот момент можно веревки вить. Надеюсь, вы не будете…

– Вить веревки?

– Плакать.

– Мои слезы остались…

Снова был взгляд в окно, на мельтешащие за стеклом темные стволы.

Не стала договаривать, но Пи догадался. И легко простил Терин эту маленькую ложь про слезы, которых больше не осталось. Остались, просто она искуснее научилась их скрывать.

– А как так вышло, что вы вдруг чудесным образом оказались в Нодлуте?

– Чудесным? Можно и так сказать. Сначала в общину вдруг приехал инквизитор. Темный.