Атмосфера в аудитории, где мы обычно собирались для занятий в нашем «кружке зубрил», сегодня была особенно тёплой и по-домашнему уютной. За окном медленно сгущались ранние зимние сумерки, а в комнате царил самый настоящий хаос подготовки к предстоящим новогодним праздникам.
Мы все — и наш второй курс, и некоторые примкнувшие к нам первогодки, с которыми мы крепко сдружились после присяги, — занимались общим делом — готовились к Новому году. В аудитории пахло бумажным клеем, красками и едва уловимым ароматом хвои от принесённых кем-то еловых веточек. Всё это лишь подстёгивало предпраздничное настроение.
Я сидел за столом, вырезал снежинки и наблюдал за товарищами. Толя Казаков из наших и Азиз Алимов из первокурсников оказались самыми талантливыми художниками, им и поручили рисовать шутливые плакаты к Новому году. Они сейчас сосредоточенно выводили что-то на больших листах, изображая будни курсантов. Несколько парней, у кого рука была потвёрже, помогали им с фоном и контурами. Толя, закусивший кончик карандаша, поднял на меня вопросительный взгляд и спросил:
— Серёга, а что написать-то? «С Новым годом» как-то просто… Хочется чего-то этакого, — он пощёлкал пальцами, подыскивая нужные слова.
Я глянул на почти готовый рисунок: весёлый Дед Мороз в лётном шлеме, мчащийся на истребителе вместо оленей, и усмехнулся.
— Напиши «Приказано выжить». По классике.
Толя кивнул с полным пониманием и принялся старательно выводить знакомые каждому военному слова. Азиз хмыкнул, не отрываясь от раскрашивания самолёта.
— Для первого курса эта надпись ещё более актуальна, — с притворной грустью в голосе заметил он.
Раздался звонкий хохот Андрея Кольцова, который как раз вырезал из фольги сложную звёздочку.
— Да вы, первогодки, вообще вооружённый детский сад! — поддел он их.
Алимов молниеносно развернулся и метнул в Андрея комок мятой бумаги, скатанный в тугой снежок. Кольцов со счастливым воплем увернулся, и «снаряд» влетел в стену. В аудитории на секунду воцарилась весёлая неразбериха, кто-то начал подбирать бумагу для ответного залпа, но все быстро успокоились, возвращаясь к работе.
Я тоже не отставал и старательно вырезал очередную снежинку из бумаги. Короткую паузу нарушил Зотов. Он закончил склеивать гирлянду из цветной бумаги, с блаженным вздохом откинулся на спинку стула и мечтательно закатил глаза.
— Эх, вот бы танцы с девчонками устроить… Настоящие, с живой музыкой и бокальчиком игристого, — произнёс он это с такой тоской в голосе, что все сразу же заулыбались. Об этом мечтал не только Зотов, поэтому его слова нашли отклик в душе каждого из присутствующих.
Я шутливо толкнул его плечом.
— А как же твоя официанточка из пельменной? Ты же про неё целую неделю после знакомства рассказывал, как о любви всей жизни.
Зотов патетически вздохнул, изображая глубокую драму.
— Не сложилось. Не судьба. Наши дорожки разошлись. Она — к пельменям, а я — к звёздам. — Он махнул рукой в сторону плаката, где было нарисовано звёздное небо.
Я смотрел на смеющихся ребят, на кипящую вокруг работу, на лёгкую, братскую атмосферу и ловил себя на мысли, что мне это безумно нравится. Эта курсантская жизнь, эти люди, ставшие за короткое время по-настоящему близкими. Я уже не представлял себя без этого шумного братства, без этой спайки, рождённой общим делом, трудностями и совместным досугом.
Кольцов, подобравший брошенный Алимовым «снежок», развернул его и вернул разговор в практическое русло.
— Мечты о танцах — это, конечно, сильно, — сказал он, — но надо же и номера готовить для выступления. Стихи, песни… Ребята, есть идеи?
Я призадумался. В голове само собой всплыло несколько мелодий из прошлой жизни. Одна из них показалась особенно уместной: весёлая, задорная и к тому же ставшая негласным гимном лётчиков в определённых кругах. Она была проста, запоминалась хорошо и идеально ложилась на гитарные аккорды.
Без лишних слов я встал, подошёл к углу, где были сложены музыкальные инструменты, и взял в руки гитару. Инструмент был старенький, с потёртым грифом, но я слышал её в деле, и звучала она прекрасно. Вернувшись на своё место, я уселся поудобнее, пробежался пальцами по струнам, прислушиваясь к звучанию. Подкрутил колки, добиваясь чистоты строя.
Когда инструмент был настроен, я поднял голову и окинул взглядом ребят, которые с любопытством смотрели на меня.
— У меня в загашнике есть одна песенка, — сказал я. — Думаю, подойдёт.
Кольцов, чьи глаза тут же загорелись любопытством, с энтузиазмом выпалил, подсаживаясь поближе ко мне:
— Давай, Серёга, играй! Интересно же.
Отвечать я не стал, вместо этого взял уверенный аккорд и начал играть бодрый, ритмичный проигрыш. После нескольких тактов я запел простые, но цепляющие слова, которые были невероятно популярны среди некоторых лётчиков, да и не только у них:
Кто мечтает быть пилотом,
Очень смелый видно тот,
Потому что только смелый
Сам полезет в самолёт!
Потому что только смелых
Уважает высота,
Потому что в самолёте
Всё зависит от винта!
Пока я пел и перебирал струны, я видел, как лица парней начали расплываться в улыбках. Они принялись покачивать головами в такт музыке. А когда я запел припев, несколько голосов сначала неуверенно, а потом бодрей, подхватили его. Зотов и Алимов даже начали постукивать кончиками пальцев по столу, отбивая ритм, словно играя на воображаемых барабанах.
На втором куплете Кольцов не выдержал. Он подскочил со стула, подбежал к углу с инструментами и схватил барабан с палочками. Осторожно, но метко он принялся подбирать ритм, встраиваясь в мелодию.
Схватывал он, как всегда, на лету. Я улыбнулся ему и одобрительно кивнул, продолжая играть. Андрей в ответ широко улыбнулся и увереннее забил в барабан. Веселье в комнате нарастало с каждым аккордом.
К концу песни припев уже пели хором:
От-от-от винта! От-от-от винта!
Когда затих последний аккорд и отзвучал финальный удар барабана, в аудитории на секунду воцарилась тишина, а затем её взорвал восторженный возглас Зотова. Он вскочил на ноги и зааплодировал:
— Вот это да! Песня — просто класс и про нас! Серёга, Андрей, вы обязательно должны это сыграть на концерте! Обязательно!
И тут тихоня Абакиров, обычно предпочитавший отмалчиваться, неожиданно поднял руку, привлекая наше внимание.
— Я… я могу попробовать поддержать вас на трубе. Или на тромбоне, — сказал он тихо.
Это предложение вызвало новый виток оживления. Парни наперебой начали обсуждать, как можно аранжировать песню, в каком месте вступить медным духовым, как выстроить выступление. Я с улыбкой наблюдал за этой бурной реакцией. Мне нравилась эта искренняя, мгновенная отзывчивость, с которой ребята подхватывали инициативу и начинали предлагать свои варианты. В такие моменты особенно остро чувствуешь себя частью одного целого.
Было решено немедленно приступить к репетиции с участием Абакирова. Я снова взял гитару, Кольцов занял позицию за барабаном, а Абакиров, подобрав тромбон, начал осторожно подбирать нужные ноты. Мы только начали входить в ритм, как дверь в аудиторию резко открылась.
На пороге показался дежурный по училищу. Он удивлённо посмотрел на нашу шумную компанию, скользнул взглядом по гитаре в моих руках, по барабану и тромбону, и сдержанно хмыкнул, оценивая картину. Затем его взгляд вернулся ко мне.
— Громов, — произнёс он, поправляя ремень. — Тебя Орлов вызывает. Срочно.
В аудитории моментально стихло. Все взгляды устремились на меня. Я медленно поднялся на ноги и отложил гитару в сторону. Интересно, что понадобилось Орлову в такое время, да ещё и срочно? Обычно все вызовы происходили в дневное время. Вечерний срочный вызов к офицеру попахивал чем-то неординарным.
Успокаивающе подмигнув ребятам, которые смотрели на меня с немым вопросом во взглядах, я направился к выходу, вслед за дежурным. Весёлое настроение куда-то испарилось, уступив место лёгкому напряжению.
Центральная клиническая больница Четвёртого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР.
Стук каблучков Натальи Грачёвой разносился эхом по больничному коридору. Она шла по своим делам, погружённая в мысли о предстоящих дежурствах в праздничные дни. В руках она несла папку с новыми историями болезней, которые нужно было разнести по кабинетам. Завернув за угол, ведущий в хирургическое крыло, она замедлила шаг.
Впереди, у одной из палат, о чём-то разговаривали двое мужчин. По их позам и напряжённым спинам можно было догадаться, что беседа далека от спокойной. Один, более высокий и широкоплечий, жестикулировал, его голос, хоть и приглушённый, звучал взволнованно. Второй, пониже ростом, стоял, скрестив руки на груди. Весь его вид буквально кричал о непреклонном упрямстве.
Любопытство, естественное для любой женщины, на мгновение вспыхнуло в Наталье, но она собралась пройти мимо, решив, что дел у неё и без этого много, а беседа незнакомцев её не касается. Так она думала ровно до того момента, пока не рассмотрела профиль одного из мужчин.
В высоком мужчине она узнала отца Сергея, которого видела в училище после присяги. А потом её слуха достигли обрывки фраз, и кровь отхлынула от лица девушки. Решение созрело мгновенно.
Сменив траекторию движения, она направилась прямо к той самой палате, у которой стояли мужчины. Подойдя, она вежливо кивнула.
— Здравствуйте, — произнесла она нейтральным голосом. — Разрешите?
Мужчины поздоровались в ответ и посторонились. Не глядя на них, Наталья толкнула дверь в палату и вошла.
Оставив дверь приоткрытой примерно на сантиметр, она остановилась и осмотрелась. Внутри было пусто и прибрано — палату тщательно подготовили к приёму нового пациента. Прислонившись к стене у двери, Наталья затаила дыхание, превратившись вслух.
— Сергей, — заговорил один из мужчин. — К чему эта спешка, ещё раз спрашиваю? По плану операция должна пройти в январе. А сейчас декабрь. У тебя ещё есть время пройти все необходимые обследования, подобрать врачей более тщательно…
— Василий, я уже всё сказал тебе, — перебил его второй голос. — Некогда ждать. Ты же сам знаешь, что от меня требуют результатов. Программа не терпит пауз. К тому же сейчас усилили давление. Не мне тебе об этом рассказывать.
— Да плевать на них! — с горячностью воскликнул первый голос, и Наталья инстинктивно переступила с ноги на ногу, подавшись ближе к двери.
Теперь она не сомневалась, что первым говорил отец Сергея, а второй мужчина — тот самый друг семьи, о котором с беспокойством рассказывал ей Сергей.
Её охватило странное волнение, смешанное с тревогой. Они с Сергеем всё планировали на январь! Все её действия, все её тихие приготовления, подбор врачей — всё это рушилось из-за этой внезапной спешки.
— Серёга, пусть давят, — тем временем продолжил Василий Громов, уже более сдержанно. — Ты важная фигура в нашем деле. Ну выразят они своё недовольство. В первый раз, что ли? Они всегда чем-то недовольны. Работа у них такая. Тебя заменить некому, а если что-то пойдёт не так во время операции, то…
Он не закончил, но тягостная пауза сказала сама за себя. Наталья догадалась, что дело не только в обычном беспокойстве за здоровье друга. Ставки гораздо выше.
Послышался тяжёлый, усталый вздох.
— Вася, ты же знаешь, что я не могу с такой же лёгкостью отмахиваться от указаний сверху, как ты. В моём прошлом… — голос собеседника Василия Громова на мгновение прервался. Когда он заговорил снова, тон его изменился, стал более деловым, отстранённым. — И оперировать меня будут лучшие из лучших. Профессор Борис Васильевич Петровский, а ассистировать ему будет заведующий хирургическим отделением Дмитрий Фёдорович Благовидов. Между прочим, доцент, кандидат медицинских наук. Да и операция пустяковая. Я им доверяю, всё будет хорошо.
— Серёга, — с безнадёжной тоской в голосе протянул Василий Громов. — Я ни в коем случае не умаляю знаний и умений Петровского и Благовидова, но… когда люди становятся «самыми главными», они порой перестают быть просто врачами и превращаются в чиновников. Может, имеет смысл выбрать практикующего врача менее именитого, но того, кто каждый день по восемь часов стоит у операционного стола?
— Нет, — отрезал Королёв. Голос его прозвучал твёрдо и бескомпромиссно. — Я всё решил. Ты мой друг, Василий, так будь добр — уважай мой выбор.
— Да твою ж… — рыкнул Василий Громов, и Наталья услышала глухой удар кулаком о деревянную раму двери. Она вздрогнула и инстинктивно отпрянула в сторону. Дверь подалась и распахнулась.
Больше задерживаться в палате было нельзя. Притворившись испуганной и возмущённой, Наталья сделала шаг вперёд.
— Прошу прощения, — смущённо пробормотал Василий Громов, опуская руку. Он выглядел растерянным и раздражённым одновременно.
— Будьте, пожалуйста, аккуратнее, — нахмурившись для солидности, сказала Наталья, делая ударение на последнем слове. — Вы всё-таки в больнице находитесь. Больным нужен покой и…
— Мы поняли, милочка, — вежливо, но холодно перебил её второй мужчина. Он посторонился, жестом приглашая её пройти. — Шуметь больше не будем. Приносим свои извинения.
Наталья кивнула и, не задерживаясь, прошмыгнула мимо них, ускоряя шаг по направлению к ординаторской. Краем уха она успела услышать обрывок фразы, который заставил её нахмуриться по-настоящему.
— … а Нелюбов?
Ответ прозвучал ещё тише, но она разобрала его:
— Все беседы с Гришей будут только после операции. Не раньше.
Наталья почти бежала по коридору, её мозг лихорадочно работал. Что вообще здесь происходит? Кто этот человек, разговора с которым ждут такие люди, как Нелюбов? Если это, конечно, тот самый Нелюбов, о ком она подумала.
Наталья всем нутром ощущала, что случайно оказалась в эпицентре чего-то очень серьёзного, чего-то гораздо большего, чем всё, что случалось в её жизни до этого момента.
Она раздражённо цокнула языком. Не о том сейчас думает. Ситуация складывается критическая. План, который они с Сергеем так тщательно выстраивали, рушился на глазах. Операцию перенесли, причём на более ранний срок, что всегда увеличивало риски, особенно при таком отношении к подготовке.
Она начала продумывать свои дальнейшие действия. Первое — нужно немедленно связаться с Сергеем. Они договаривались в письмах, что в экстренном случае она свяжется с лейтенантом Орловым в училище, а тот уже найдёт способ вызвать Громова к телефону. Второе — необходимо срочно найти тех врачей, которых она загодя присмотрела. Молодого, но талантливого хирурга Анатолия Баранова и опытного анестезиолога Светлану Орлову. Но Новый год на носу… Где их теперь искать?
В ординаторской было, как всегда, многолюдно и шумно. Медсёстры и санитарки готовились к ночному дежурству, делились планами на праздники. Наталья, едва переступив порог, пробежалась взглядом по лицам, но нужных людей, у которых она могла бы взять ключ от телефонной кабинки, здесь не было. Сделав вид, будто что-то вспомнила, она шагнула назад.
— Ой, я, кажется, в приёмной сумочку забыла! — бросила она на ходу и, не задерживаясь, ретировалась обратно в коридор. Ей нужен был телефон. Сейчас же.
Она почти бегом поспешила к ближайшему сестринскому посту. За столом дежурной медсестры сидела её знакомая, Милочка — полная, добродушная девушка лет двадцати пяти. Увидев запыхавшуюся Наталью, она подняла брови.
— Наташ, ты чего мчишь как угорелая?
Наталья, подойдя к столу, сложила руки в умоляющем жесте и состроила самое просительное выражение лица, какое только смогла.
— Милочка, родная, будь добра, дай ключ. Очень-очень нужно позвонить.
Мила, как всегда, пробурчала что-то недовольное себе под нос, но ключ всё же протянула. Вообще, она редко отказывала Наталье в просьбах, но всегда ворчала «для порядку», как она говорила.
— Спасибо тебе огромное! — выпалила Наталья, разворачиваясь.
Сжимая в руках ключ, она поспешила к лифтам, где и стояли телефонные кабинки. По пути она вытащила листок с номером телефона, который всегда носила с собой в кармане и принялась раз за разом повторять его. Это нехитрое действие частенько помогало ей навести порядок и сосредоточиться на главном.
Добравшись до места, она открыла дверцу, шмыгнула внутрь и принялась набирать номер, который успела выучить наизусть. Гудок, второй, третий и, наконец, она услышала голос Орлова.
— Здравствуйте, Пётр Игоревич, — поздоровалась она срывающимся от спешки голосом. — Это Наташа. Наталья Грачёва, я в училище медсестрой работала. Да, Михайловна, — согласно кивнула она, словно собеседник мог её видеть. — Сергей говорил, что вы можете позвать его к телефону в час острой нужды. Так вот, такой час настал. Мне срочно нужно с ним поговорить.
Услышав заверения Орлова, что он как можно быстрее пошлёт за Сергеем, и договорившись с ним, что она перезвонит минут через десять, Наталья положила трубку, облегчённо выдохнула и прислонилась затылком к стене кабинки. Теперь осталось подождать ещё десять минут.
Качинское высшее военное авиационное ордена Ленина Краснознамённое училище лётчиков имени А. Ф. Мясникова.
Мы с дежурным шли по коридорам учебного корпуса. Он, не говоря ни слова, остановился у одной из дверей, постучал, выдержал паузу и, услышав «Войдите!», распахнул дверь.
— Товарищ лейтенант! Курсант Громов по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал он, замирая по стойке «смирно».
Я, войдя в кабинет и встав рядом, тоже отдал честь. Орлов, сидевший за столом, кивнул.
— Вольно. Спасибо, свободен.
Дежурный развернулся и вышел, притворив за собой дверь.
Как только мы остались одни, атмосфера в кабинете мгновенно сменилась. Орлов откинулся на спинку стула, его лицо потеряло официальную непроницаемость.
— Присаживайся, Сергей, — кивнул он на стул напротив.
Я сел, с комфортом расположился и озвучил свои вопросы:
— В чём дело, Пётр Игоревич? Что стряслось?
Орлов пожал плечами. При этом его лицо выражало лёгкое недоумение.
— Звонила твоя знакомая. Та самая, Наталья, что раньше в нашей санчасти работала. Просила срочно тебя к телефону позвать. Голос у неё, скажу я тебе, был взволнованный. Очень. Я уж не стал расспрашивать, пообещал, что вызову.
Он кивнул на телефонный аппарат, стоявший на краю стола.
— Должна перезвонить с минуты на минуту. Ждём.
Я вопросительно посмотрел на телефон, словно он мог ответить на все мои вопросы. Наталья? Значит, дело в Королёве. Больше ей звонить мне было не за чем. Сердце забилось чаще.
Не прошло и тридцати секунд, как резкий звонок разрезал тишину. Орлов жестом показал на трубку.
— Чего сидишь? Бери, я же для этого тебя и вызвал.
Я поднялся со стула, в два шага дошёл до телефона и снял трубку.
— У аппарата Громов.
— Сергей! — Голос Натальи на другом конце провода звучал сдавленно и торопливо, будто она пыталась говорить и шёпотом, и быстро одновременно. — Слушай, тут такое! Твой отец сейчас в больнице, они с ним спорили! Операцию переносят! Не январь, а сейчас. В декабре! Я всё слышала!
Она обрушила на меня поток информации, сбивчиво пересказывая услышанный разговор между отцом и Королёвым. Спешка, давление сверху, упоминание каких-то бесед с Нелюбовым после операции, отказ Королёва рассматривать других хирургов, кроме самых именитых.
Я слушал, вжимая трубку в ухо, стараясь не упустить ни одной детали. Мозг работал с бешеной скоростью, анализируя и сортируя полученные сведения. Наталья сыпала вопросами: что делать? как быть? стоит ли ей пытаться выйти на тех врачей, которых она присмотрела?
Мне приходилось её то и дело останавливать, давая короткие, обезличенные ответы, стараясь не называть имён и фамилий. «Да, я понял». «Нет, пока не надо». «Действуй по обстановке».
В какой-то момент я услышал, как за моей спиной приоткрылась и закрылась дверь. Я подумал, что это вышел Орлов, решивший дать мне поговорить наедине, поэтому не стал оборачиваться. И зря.
Закончив разговор, я положил трубку и обернулся, чтобы поблагодарить Орлова за предоставленную возможность. Но слова застряли у меня в горле.
Лейтенант стоял у стены, и лицо его было белым, как свежевыпавший снег. Он смотрел куда-то мимо меня, вытянувшись, как на параде. Рядом с ним, в полумраке дальней части кабинета, стоял тот самый незнакомец с фотографии из кабинета Ершова.
— И с кем это вы беседовали на такие… интересные темы? — раздался его голос. Он был скрипучим, неприятным, похожим на скрежет несмазанных шестерёнок.
Я встретил его холодный, изучающий взгляд.
— Это был личный разговор, — сухо ответил я, не отводя глаз.
— Личный, — протянул мужчина, словно пробуя это слово на вкус.
Он медленно, не спеша, прошёл к столу, его взгляд скользнул по бледному, как полотно, лицу Орлова. Тот, в свою очередь, за его спиной медленно прикрыл глаза, а затем провёл рукой по лицу. Жест был более чем красноречив: мы влипли.
Незнакомец дошёл до кресла Орлова, развернул его и уселся, положив ладони на стол. Почему-то мне особенно бросились в глаза его пальцы. Они были длинными и костлявыми, напоминали паучьи лапы.
— А вы в курсе, курсант, что использование служебного телефона для личных звонков является нарушением устава и карается в соответствии с дисциплинарным уставом Вооружённых Сил СССР?
Он сделал паузу, давая мне прочувствовать всю тяжесть обвинения. Я промолчал. Страха не было, как и волнения. Я понимал, что это блеф. Если бы он хотел меня наказать, не было бы нужды в этих театральных жестах и риторических вопросах. Всё это было прелюдией. Прелюдией к предложению, которое сейчас последует. И я не ошибся.
— Оставьте нас, лейтенант, — сухо, без шанса на возражения, бросил он Орлову.
Тот, почти не глядя на меня, кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь. Когда мы остались одни, незнакомец перевёл на меня свой тяжёлый взгляд.
— Вижу, вы и сами всё поняли. Умный парень. Данные в досье не преувеличены. Это хорошо. — Он откинулся в кресле, сложив руки на груди. — А теперь я озвучу своё предложение, а вы, молодой человек, выслушайте его внимательно и вдумчиво. От этого будет зависеть не только ваше дальнейшее обучение в этом училище, но, возможно, и гораздо, гораздо большее.
От автора: Прикладываю пару плакатов. Это не совсем те, что рисовали наши ребята, но похоже очень.
И да, товарищи, мы сделали это! Вы дождались завершения третьего тома, а я его таки дописал. Было сложно всем, но мы молодцы!:)
Благодарю вас всех и приглашаю на четвёртый том, где Сергей уже будет ближе к космосу. И да, у нас альтернативная история, некоторые события случались, случаются и будут случаться чуть раньше, а некоторые чуть позже. Ну просто иначе ни на какую Луну мы не полетим. Но в целом я стараюсь не отходить от известной нам всем исторической линии.