Космонавт. Том 3

Глава 18

Наш палаточный городок простоял до самого вечера. Собирались мы неспешно, с чувством лёгкой грусти от завершения небольшого отпуска. Мы свернули палатки, аккуратно уложили подкопчённые костром котлы и миски в багажники машин, тщательно залили кострище водой и засыпали землёй.

Казалось, даже сама природа не хотела нас отпускать: солнце медленно катилось к горизонту, окрашивая всё вокруг в ярко-алые тона, обещая на завтра жаркую погоду. Воздух казался ещё более тёплым и напоённым ароматами близкого леса. Даже комары казались роднее и мелодичнее.

Прежде чем разъехаться в разные концы Москвы, мы обменялись крепкими рукопожатиями друг с другом и обещаниями обязательно повторить подобную поездку когда-нибудь в будущем.

Утром следующего дня я вернул отцу его блокнот. Дождавшись, когда он усядется с утренней газетой и чашкой кофе на кухне, я положил его перед ним на стол.

Отец взял блокнот в руки, внимательно пробежался по содержимому некоторых страниц, на которых моим почерком были добавлены комментарии и уточнения, потом посмотрел на меня. На его лице мелькнуло удивлённое выражение.

— Спасибо, — проговорил он и потрепал корешок блокнота. — Обязательно изучу его повнимательнее. Как раз вечером можно будет обсудить твои идеи.

Но обсуждения моих идей не случилось. Ни вечером, ни на следующий день, ни через неделю. Дело в том, что отца срочно вызвали в командировку по работе. Звонок раздался ранним утром, и я, сидя за столом на кухне, сквозь шипение чайника и музыку, которая лилась из радио, расслышал обрывки фраз из разговора отца с кем-то по телефону: «Так точно», «Понял», «Буду готов».

Когда отец вернулся на кухню, настроение у него было уже совсем другим. Лицо его выглядело озабоченным, а взгляд отсутствующим, будто все его мысли были где-то далеко, за пределами нашей квартиры.

За завтраком он тоже был рассеян, не сразу откликался, когда мать или я обращались к нему, и дважды переспрашивал, если мы что-то рассказывали. Озабоченность и внутреннее напряжение сквозили в каждом его движении, в каждом взгляде и нервном постукивании пальцами по столу.

Я попытался было осторожно вызнать, всё ли в порядке, но он лишь отмахнулся, пробормотав что-то невнятное про «штатные рабочие моменты» и «внеплановую проверку на одном из смежных предприятий».

Но по тому, как он суетливо собирал вещи в свой старенький кожаный саквояж, я понял, что дело было не совсем уж штатное. Да что там говорить, он даже свой пропуск забыл на столе! А ведь это серьёзное нарушение секретности. Благо к тому моменту в квартире остался только я. Поэтому, когда отец вернулся за пропуском, я сделал вид, что и вовсе ничего не видел.

Когда мы прощались с отцом воле машины, которая приехала за ним, он лишь кивнул мне на прощание и крепко сжал моё плечо, прежде чем сесть в машину. Я постоял немного, глядя вслед удаляющемуся авто, а на душе зрело неприятное предчувствие. Интуиция подсказывала мне, что эта командировка отца ещё принесёт хлопот нам в будущем.

Впрочем, вскоре мне самому стало не до странностей в отцовском поведении. Подготовка к свадьбе Вани и Наташи поглотила меня с головой. К роли свидетеля я подошёл со всей ответственностью.

Мы с Ваней, как настоящие комсомольцы на субботнике, со всем имеющимся у нас усердием, взялись за обустройство его квартиры, где и должно было пройти торжество.

Вынесли на балкон всё лишнее, вытряхнули и выбили старые ковры, отдраили до блеска полы, переставили мебель, освобождая место для будущих гостей.

Когда дело дошло до продуктов, к нам охотно присоединился Иван Семёнович со своими советами. Он подсказал нам, в каком гастрономе и когда на полках появится что-то действительно качественное и интересное. Это сэкономило нам много времени.

А ещё он вызвался быть шофёром на свадьбе. Сказал, что лично сядет за руль своей «Волги». Это предложение мы встретили с энтузиазмом, потому что своего автомобиля у Вани не было, а «Волга» выглядела солидно.

В это время прекрасная половина нашей команды в лице Кати, Наташи, моей матери и соседки Вани, которая отчасти заменила ему мать, занималась более тонкими материями: шили занавески, мастерили гирлянды из бумаги, готовили всевозможные закуски и салаты, которые можно было заготовить заранее.

Мы с Ваней мудро сторонились этих хлопот.

— Там, Гром, сейчас сам чёрт ногу сломит, — как-то философски изрёк Ваня, наблюдая, как женщины ожесточённо спорят о том, как правильнее нарезать колбасу для «оливье»: соломкой или кубиками.

Вечерами после дневных хлопот мы с Катей садились за стол и превращались в режиссёров-постановщиков будущего торжества. Я выступил с инициативой: расписать всё по минутам, чтобы не было ни затянувшихся пауз, ни скуки. А там, как пойдёт. Катя поддержала.

Обговорив это, мы начали придумывать конкурсы для свадьбы. Каюсь, я жульничал. Я вспоминал, какие конкурсы видел в прошлой жизни, и старался подобрать весёлые, но без пошлости, которые сгодились бы и для 1965 года. Потом настала пора шуточных тостов и подбора музыки.

Когда дело коснулось музыки, Катя удивила. Она пообещала принести новенький магнитофон «Романтик». Диковинка по нынешним временам, ведь его только в начале этого года начали продавать.

Ну а миссия по добыче бобин для магнитофона легла на меня, соответственно. К счастью, у ребят из аэроклуба оказалась приличная коллекция записей, и этот вопрос решился в краткие сроки. Также мы захотели подстраховаться и на всякий случай раздобыли гитару. Мало ли, вдруг гости захотят «живой» музыки или что-то случится с магнитофоном.

В процессе поиска гитары выяснилась замечательная деталь. Как-то раз я встретил во дворе дядю Борю. Мы с ним разговорились, и я рассказал, о своей задумке с гитарой. Тогда он и обмолвился, что в молодости неплохо управлялся с гармонью.

Я не стал упускать шанс разнообразить свадебный репертуар и тут же попросил его подготовить что-нибудь залихватское, для настроения. Дядя Боря крякнул, смутился, но в итоге буркнул, что подумает и что-то эдакое подберёт. С тех пор, проходя мимо его квартиры, я иногда слышал, как оттуда доносятся пробные переборы песен.

Кстати, о дяде Боре. С ним самим в те дни случилась забавная метаморфоза, свидетелем которой я стал совершенно случайно.

Забежал я как-то в гастроном за хлебом. Проходя мимо рыбного отдела, я увидел знакомую фигуру. Дядя Боря, красный как рак, о чём-то разговаривал с новой продавщицей.

Я притормозил, сделал вид, что рассматриваю витрину с консервами, и краем уха услышал обрывки фраз: «Зоя Ильинична, я бы… может, в кино… или…».

Но привлекло моё внимание не это, а то, как именно он говорил. Обычно дядя Боря разговаривал громко, уверенно, нередко в шутливой манере. А сейчас он стоял, комкал свою неизменную кепку в руках и то бледнел, то краснел. И голос у него был такой тихий, даже немного робкий.

Я не стал тогда вклиниваться в их беседу. Но на следующий день дядя Боря сам завёл разговор о новой продавщице из гастронома. Оказалось, зовут её Зоей Ильиничной и что она «женщина, понимаешь, Серёга, правильная, не то что нынешние». Что с нынешними женщинами не так, я так и не понял, но уточнять у дяди Бори не стал.

Ещё он рассказал, что Зоя Ильинична переехала в Москву относительно недавно, чтобы помочь дочери с ребёнком. А муж у неё на войне голову сложил ещё когда они молодыми были. Они тогда только поженились и тут… В общем, с тех пор она и осталась одна на хозяйстве с маленькой дочкой на руках.

После этого дня в речах дяди Бори то и дело проскальзывало: «Зоечка Ильинична говорила, что борщ надо обязательно со свёклой варить», или «Зоечка Ильинична советовала от радикулита перцовый пластырь». И вид при этом имел такой, что сразу всё понятно становилось.

При самой же Зое Ильиничне наш суровый дядя Боря терял весь свой боевой пыл, краснел, как мальчишка, и не мог порой и двух слов связать. Сама же Зоя Ильинична отвечала нашему соседу благосклонным расположением.

Мы с Ваней тихо посмеивались, глядя на этот зарождающийся роман. Но сам сосед всё активно отрицал и говорил, что у него нет времени на всякие амуры. Мол, стар он для этого. Вон пусть молодые милуются.

Мы с Ваней кивали в такт его словам, а сами мысленно желали им удачи. Наблюдать за развитием их отношений было одновременно и смешно, и трогательно. Кто знает, может, у них получится обрести своё настоящее счастье друг в друге. Время покажет.

Но в эти дни главной моей головной болью было вовсе не это. Сложнее всего оказалось достать подарок для молодых. После недолгих семейных обсуждений было решено дарить молодожёнам сервиз. И не абы какой, а элитный.

Выбор наш пал на сервизы Ленинградского фарфорового завода. Задача оказалась архисложной. Пришлось напрягать все имеющиеся у нашей семьи связи. Мать обзванивала всех знакомых, я подключил своих немногочисленных, но проверенных товарищей. Даже отцу, находящемуся в командировке, пришлось передать нам несколько телефонов людей, которые, по его словам, были ему должны и должны помочь.

В конце концов, чудо свершилось. Один из знакомых отца был женат на племяннице директора одного из столичных универмагов. После нескольких дней ожиданий мы стали счастливыми обладателями коробки с изумительно красивым фарфоровым сервизом, который был расписан яркими, будто живыми цветами.

Мать, когда увидела его, ахнула:

— Это же из серии «Цветы на поляне». Мне Галочка с работы рассказывала о нём. И рисунок… алые пионы. Настоящая находка. Нам невероятно повезло, Серёжа.

Я в сервизах не разбирался совсем, но был рад, что подарок действительно получился достойным. Таким, который будет служить молодым верой и правдой долгие годы, напоминая о начале семейного пути.

В череде подготовительных хлопот я и не заметил, как подкралось двадцать второе июля. Мы с матерью ужинали, когда в дверь позвонили. Сказав матери, что открою, я встал из-за стола и вышел в коридор.

Когда я открыл дверь и сразу понял, что что-то не так. На пороге стоял отец.

— Привет, сын, — поздоровался он, заходя в квартиру, и выдал усталую улыбку.

Вид у него при этом был скверный: лицо осунулось, скулы заострились, под глазами залегли тёмные круги. Он положил на пол в коридоре свою сумку, разулся и прошёл на кухню, где его радостно встретила мать.

При ней он старался держаться бодрячком, но и от неё не укрылось его измождённое состояние. Мать поступила мудро. Она не стала его ни о чём расспрашивать, охать или ахать. Вместо этого она начала болтать о всяких мелочах, накрывая ему на стол.

И это дало свои плоды. Её беззаботное щебетание расслабляли отца. С каждой минутой он будто бы оживал на глазах, а между бровей разгладилась хмурая складка. К концу ужина он с живейшим интересом слушал о том, что мы с Катей приготовили на завтра для гостей.

На мои вопросительные взгляды отец, выкуривая папиросу в подъезде, сказал:

— После свадьбы, сын. Кстати, — встрепенулся он, — я изучил твои записи и у меня есть пара вопросов. Но их тоже лучше после свадьбы обсудить. Время позднее, а этот разговор, чую, может затянуться надолго, — он усмехнулся, затушив окурок, и мы вернулись в квартиру.

Время и правда было позднее. Поэтому, завершив последние приготовления, отправились спать. Завтра предстоял насыщенный и непростой день, хоть и радостный.

— Что-то я волнуюсь, Гром, — выдохнул Ваня, отчаянно глядя на меня. — Кажется, галстук меня душит.

Я не выдержал, рассмеялся и по-дружески хлопнул его по плечу, а потом приобнял.

— Да брось, всё нормально. Своё ты уже отбоялся, теперь только вперёд.

— А если… — начал было Ваня, но я его перебил.

— Никаких если, Ваня. — Я развернул его к зеркалу в прихожей и, поправляя бутоньерку у него на груди, сказал: — Видишь? Всё отлично.

Он неуверенно улыбнулся своему отражению, и я, не дав Ване снова поддаться волнению, развернул его к двери и легонько подтолкнул в спину.

— Поехали, жених. Невеста ждёт.

На улице нас уже поджидала красавица «Волга», украшенный лентами и парой надувных шаров. Позже к лентам и шарикам должна была присоединиться и кукла. Сам хозяин машины, в модном костюме и при галстуке, важно восседал за рулём. Мы поздоровались, обменялись шутками и уселись на заднее сиденье. Кортеж из трёх машин тронулся в сторону адреса, где жила Наташа.

Ехали мы не спеша. Судя по реакции прохожих, свадебный кортеж был настоящим событием для улиц Москвы в эти годы. Люди оборачивались, махали руками, дети бежали следом, пытаясь дотронуться до наряженных машин. Как пояснил мне Иван Семёнович, это считалось, это к удаче.

Ваня молча смотрел в окно, сжимая в руках букет. Я понимал его волнение. Всё это было для него впервые и всерьёз. Для меня же всё это было пройденным этапом. Хотя за друга я был безусловно рад.

Я ловил себя на том, что сравниваю пышные, растянутые на целый день свадьбы из будущего и эту. Здесь не было того пафоса и лоска, зато была трогательная душевность.

Подъехав к дому Наташи, мы с Ваней и ещё парой его друзей вышли из машин. Подбадривая друг друга, наша шумная компания двинулась к подъезду. Уже на подходе стало ясно, что щадить Ваню никто не собирался.

Из распахнутой двери подъезда доносился весёлый гомон, а на пороге нас уже поджидала шеренга подружек невесты в нарядных платьях и с хитрющими улыбками. Возглавляла это прекрасное воинство тётка Наташи, Мария Ивановна. Выглядела она сурово: руки в боки, взгляд пробирает до нутра.

Среди подружек невесты я увидел и Катю, которая, завидев меня, улыбнулась и слегка махнула мне рукой.

Сегодня я увидел Катю впервые, и от её вида у меня буквально перехватило дыхание. Катя в лучах солнечного света, которые, казалось, выделяли именно её.

На ней было короткое платье тёмно-изумрудного оттенка из какой-то блестящей, переливающейся ткани, которое идеально ложилось по фигуре, подчёркивая каждый изгиб тела. Волосы, убранные в высокую, изящную причёску, открывали шею, что придавало ей невероятно хрупкий вид, как у её кукол. Несколько выпущенных завитков мягко обрамляли лицо, а на шее тускло поблёскивало аккуратное жемчужное ожерелье.

Я, кажется, слишком откровенно разглядывал её, потому что Катя вдруг смущённо опустила глаза, поправила алую ленту свидетельницы и очаровательно покраснела.

С усилием оторвав от неё взгляд, я повернулся к гостям, но образ Кати в этом сверкающем зелёном наряде ещё долго стоял у меня перед глазами.

— Стойте, жених со свитой! — возвысила голос над толпой тётка Наташи, и шум мгновенно стих. — Невесту просто так не отдадим! Сначала докажи, что достоин нашей Наташеньки!

Ваня, сглотнув ком, лишь кивнул, сжимая в потной ладони смятый бумажный рубль.

Началось, как водится, с расспросов.

— Ну-ка, милый, — прищурилась одна из подруг, — скажи, какого цвета глаза у твоей суженой?

Ваня уверенно брякнул: «Карие!» Наградой ему был одобрительный гул.

— А когда у неё день рождения?

Тут я заметил, как он на мгновение задумался, но потом выдал верную дату. Я вздохнул с облегчением — подсказывать не пришлось. Каюсь, сам забыл.

Дальше пошло веселее. Ване пришлось с завязанными глазами угадывать подружек Наташи по рукам. Он, конечно, напутал, и за каждую ошибку я вручал «строгой судье» по шоколадной конфете из заранее припасённого пакета. Потом был конкурс с ложкой и картофелиной. Нужно было пробежать от двери подъезда до машины и обратно, не уронив её. Ваня бежал, сосредоточенно прикусив губу, а я шёл рядом, готовый подхватить его ношу, если что.

Апофеозом стало «творческое задание». Мария Ивановна вынесла старенький баян и потребовала спеть песню, «которая тронет сердца присутствующих».

Ваня, никогда не отличавшийся вокальными данными, растерянно посмотрел на меня. Я не выдержал и подхватил первые аккорды «Подмосковных вечеров».

Благодарно посмотрев на меня, Ваня присоединился, и мы запели дуэтом. Сначала тихо, потом громче, подхваченные общим хором гостей и соседей, выглянувших из окон. У нас получилось спеть так хорошо, что даже Мария Ивановна смахнула скупую слезу.

Испытания следовали одно за другим. То Ваня искал среди десятка ключей тот, что подходил к замку квартиры; то выбирал из трёх коробок ту, где лежала туфелька невесты; наконец, с моей помощью, он сочинял на ходу четверостишие в честь Наташи. За каждую оплошность летели в «общак» монеты и конфеты, но настроение у всех от этого только поднималось.

И вот когда запасы откупа были почти исчерпаны, а Ваня уже изрядно вспотел, двери в квартиру, наконец, распахнулись. В дверном проёме, залитая светом из окна напротив, стояла Наташа. В простом белом платье, с белым веночком на голове и с фатой, которая струилась по спине. В руках она держала небольшой букетик полевых цветов.

Все замолчали. Даже самые бойкие подружки притихли. Ваня остановился на пороге как вкопанный. Всё его волнение, вся суета мгновенно ушли, растворились в одно мгновение, стоило ему увидеть свою будущую жену.

Он смотрел на неё с такой любовью и обожанием, что у меня самого подкатил к горлу ком. Что уж говорить о родителях Наташи, которые уже вовсю украдкой вытирали глаза и носы.

Ваня сделал шаг вперёд, потом ещё один.

— Наташ… — проговорил он севшим голосом. В ответ она улыбнулась ему, принимая из его рук букет цветов.

В этот момент Зиновий Гаврилович, отец Наташи, отвернулся к окну, делая вид, что поправляет занавеску. Но я успел заметить, как он смахнул ладонью что-то с щеки.

После этой трогательной сцены мы засобирались в ЗАГС или, как было принято их называть с 1964 года, во Дворец счастья. Находился он на улице Грибоедова в величественном здании бывшего особняка, которое выглядело очень внушительно.

Внутри нас встретила торжественная атмосфера. Высокие потолки, лепнина, зеркала в золочёных рамах, парадная лестница. Всё дышало историей и значимостью момента. Нас проводили в небольшой, но очень уютный зал с дубовыми панелями и огромным окном. За столом под алым покрывалом с гербом СССР нас ждала регистратор в элегантном синем костюме. Она приветливо нам улыбнулась, когда мы вошли.

Церемония сама по себе была недолгой. Прозвучали торжественные слова о создании новой ячейки социалистического общества, о долге, любви и верности. Ваня и Наташа, немного бледные, но с сияющими глазами, обменялись кольцами. И, наконец, прозвучало долгожданное: «Объявляю вас мужем и женой!» После этих слов зал взорвался аплодисментами и криками «Горько!»

После церемонии мы всей весёлой гурьбой высыпали на улицу, где нас ожидали машины. Молодых осыпали лепестками роз, рисом и мелко нарезанной бумагой. Кто-то кинул монеты и конфеты. Ещё несколько раз прокричали «Горько!» Ваня с Наташей улыбались и снова и снова целовались, пока фотограф усердно запечатлевал каждый момент.

Потом все уселись в машины, и наш небольшой кортеж отправился на прогулку по Москве, во время которой прошла фотосессия в парке. Фотограф щёлкал нас на свой фотоаппарат у фонтанов, на лавочках и рядом с машиной, на капоте которой на этот раз сидела кукла, одетая в белое свадебное платье. Я знал по опыту, эти чёрно-белые кадры будут бережно храниться в семейном альбоме долгие десятилетия.

Когда мы вдоволь нагулялись, а все положенные торжественному случаю снимки были сделаны, мы двинулись в обратный путь. Теперь уже к дому Вани, где нас ждал настоящий пир и весёлые танцы. А меня ждал ещё и разговор с отцом, который весь день, хоть и старался веселиться со всеми, но не всегда это у него получалось. Особенно когда он оставался наедине и думал, что его никто не видит.