Я всегда любил поезда. В них есть своя, особая романтика и прелесть. Может быть, дело в мерном стуке колёс, убаюкивающем и настраивающем на философский лад.
Может, в том, что за окном проплывают бескрайние поля, леса, маленькие и крупные станции, каждая со своей жизнью и историей.
А может, дело в той особой атмосфере, которая царит в вагонах. Отчего-то в поездах разговоры с незнакомыми попутчиками всегда получаются задушевными, словно сама обстановка располагает к откровенности.
Люди в поездах встречаются абсолютно разные: семьи с детьми, солдаты, студенты, простые рабочие. И мне всегда было интересно услышать истории их жизней.
Я сидел у окна, погружённый в свои мысли, и вертел в руках стакан в подстаканнике. Вот тот же чай. Он в поезде тоже будто бы вкуснее и пахнет по-особенному. Да и спится мне в поезде под укачивающий перестук колёс как-то по-детски сладко.
Неподалёку кто-то засмеялся. Я перевёл взгляд на свою соседку. На вид бабушка-одуванчик, как таких называли в моей прошлой жизни. Но с очень тяжёлой и трагичной судьбой. Собственно, кто в эти годы без таковой? Сейчас она мирно дремала, обняв свой узелок.
Отложив в сторону стакан, я снова погрузился в изучение отцовского блокнота. Я не доставал его всё время, пока был в Каче. Там было не до этих записей. Но сейчас, в пути, самое время было вернуться к ним.
Пожелтевшие страницы, испещрённые чётким, немного угловатым почерком отца, были полны формул, схем, расчётов и коротких, отрывистых заметок. Я водил пальцем по строчкам, вчитывался, делал на полях свои пометки, добавлял записи со своими размышлениями.
Постепенно в голове складывался новый план. У меня появились мысли, как использовать этот блокнот в будущем. Если мои догадки о нынешней работе отца верны, тогда эти записи могут стать хорошим подспорьем.
За своими размышлениями я не заметил, как ко мне подошла проводница и бодро проговорила:
— Молодой человек, как вы и просили, сообщаю: через полчаса будем на Павелецком.
— Спасибо вам, — поблагодарил я и убирал блокнот в сумку. Пришло время собираться.
Я аккуратно сложил свои вещи, проверил, всё ли на месте и, поднявшись, пошёл к выходу, где занял место у окна. Привалившись к стене тамбура, я наблюдал, как проносятся мимо знакомые очертания Москвы.
Поезд плавно затормозил и остановился у перрона. Я вышел из вагона, поправил сумку на плече и огляделся. Павелецкий вокзал был пропитан деловой суетой: голоса, шаги, объявления дикторов, доносящиеся из динамиков.
Постояв немного, я направился к выходу.
У площади я сел на автобус и поехал домой. Вскоре я уже был в своём районе. Возле остановки я зашёл в цветочный киоск за букетом для матери. Мне хотелось её порадовать не только своим приездом. Только после этого я зашагал по знакомым улочкам к дому.
Путь мой лежал мимо школьного стадиона, где я бегал по утрам, мимо пивного ларька, где впервые встретил Ваню, мимо детских площадок с их визгом и смехом. Я словил себя на странных ощущениях. Вроде бы времени прошло совсем немного, полгода, а чувство было такое, будто это было в другой жизни.
Я усмехнулся про себя этой мысли. Уж я-то знаю о прошлых жизнях не понаслышке. Но здесь, в этой реальности, всё воспринималось иначе. Проще, что ли, понятнее, душевнее.
Наконец, я дошёл до своего подъезда. Поднялся на наш этаж, постоял секунду перед дверью, по привычке проверил внешний вид, и только после этого нажал на звонок.
За дверью послышалась возня, торопливые шаги, а затем и голос матери:
— Иду-иду, минуточку!
Раздался звук отпираемого замка, щелчок, и дверь открылась.
На пороге стояла мать. В домашнем халатике, в переднике и с косынкой на голове, из-под которой выбилось несколько прядей волос. На скуле виднелся мучной след. Она вытирала руки полотенцем, но, увидев меня, замерла на несколько секунд. Полотенце выпало из её рук. Мать ахнула, прикрыла рот ладонью, и в её глазах отразились удивление, радость и бесконечная нежность.
Я же стоял с букетом цветов и улыбался во все тридцать два. Из квартиры доносился аппетитный запах выпечки. Внутри меня разливалось то самое тёплое, счастливое чувство, которое бывает только дома, и только с родными после долгой разлуки.
— Здравствуй, мама, — сказал я и протянул ей цветы.
— Серёжа! — выдохнула она в ответ и порывисто обняла меня, прижимая к себе так, словно боялась, что я исчезну. — Сынок! Ты почему не написал? Мы бы встретили тебя, подготовились! Я бы вкусненького наготовила…
Я рассмеялся, обнимая её в ответ.
— Полно тебе, мам. У тебя всегда всё вкусное. Да и я не маленький. Уж от вокзала до дома смогу самостоятельно добраться. Удивить вас хотел, вот и не сообщил.
Мать отстранилась, взяла букет, её лицо просияло от радости.
— Удивил, Серёжа, — закивала она, — удивил. А за цветы спасибо, красивые очень. — Она понюхала букет и снова улыбнулась. — Ну что мы на пороге стоим? Проходи давай! Раздевайся и иди на кухню. Голодный, поди?
Я зашёл в коридор, окинул его взглядом. Всё здесь было так, как и прежде. Та же вешалка, то же зеркало, те же обои. Только новая ваза с цветами стояла на полке возле телефона. А так, будто и не уезжал. Словно всё это время я просто вышел ненадолго.
Раздевшись и занеся вещи в комнату, я захватил домашнюю одежду и направился в ванную. По пути заглянул на кухню. Мать порхала там, как пчела, накрывая на стол.
— Схожу, ополоснусь с дороги, — предупредил я.
— Давай-давай, — кивнула она, не отрываясь от приготовлений.
Освежившись, я переоделся и пошёл на кухню. Стоило мне сесть за стол, как тут же передо мной появилась тарелка с борщом. Я посмотрел на него, вдохнул запах, и в душе моей запели ангелы и заиграли арфы.
Густой, наваристый, тёмно-рубинового цвета, он дымился, распространяя божественный аромат свёклы, мяса, лука и чего-то ещё, неуловимого, что бывает только в мамином борще. Сверху борщ был щедро посыпан мелко нарубленной зеленью.
Я наклонился поближе и вдохнул полной грудью.
— М-м-м, — не удержался я. Да, в столовой училища кормили неплохо, сытно, но это… это было другое.
Следом на столе появилась тарелка с чёрным хлебом, нарезанным ровными ломтями, и плошка с густой сметаной. Рядом примостилась тарелка с тонко нарезанным белоснежным сальцем с розовой прослойкой, посыпанное крупной солью. На краю тарелки лежали перья зелёного лучка. Довершали картину солёные огурчики, упругие и даже на вид хрустящие. Ну что за красота⁈
Я потёр руки, схватил ложку, добавил в борщ сметаны, взял кусок хлеба, положил на него ломтик сала с луком и принялся за еду.
— Мам, как всегда, волшебно, — промычал я с набитым ртом.
Мать польщённо улыбнулась, наблюдая за мной.
— Кушай, сынок, кушай. Картошечку с грибами будешь? Грибы сама закручивала, белые.
Я покачал головой, прожевал и проглотил.
— Нет, спасибо, картошка потом. А вот твои пирожки я съем обязательно.
Мать дождалась, когда я доем борщ, налила нам обоим чаю и тоже присела за стол.
Пока мы пили чай и ели пирожки, мать расспрашивала об учёбе, об экзаменах, надолго ли приехал. Я отвечал охотно. Рассказывал довольно подробно, опуская, конечно, самые опасные и тревожные моменты.
Вместо них я делился забавными случаями из учебных будней: о том, как мы с ребятами готовились к экзаменам, о наших проделках, о строгом, но справедливом старшине Глухове.
Мать слушала очень внимательно, иногда ахала, иногда качала головой, иногда всплёскивала руками и восклицала: «Да ты что⁈» В общем, проявляла живой и неподдельный интерес.
Когда в разговоре наступила пауза, я спросил об отце. Она вздохнула и пожала плечами:
— Со дня на день должен приехать. Возможно, сегодня. Вообще, он думал, что ты позже приедешь, но вот — не угадал.
Следом настала моя очередь задавать вопросы, и теперь уже мать охотно делилась информацией о соседях, о новостях в городе, о том, как они с отцом провели весну.
Когда мы вдоволь наговорились, я поблагодарил мать за вкусный обед, поднялся из-за стола, помыл за собой посуду и отправился в комнату переодеваться. Впереди меня ждали дела. Нужно было съездить за подарком Кате на день рождения, который наступит уже завтра.
В комнате я надел свежую рубашку, брюки, привёл себя в порядок перед зеркалом и, вернувшись на кухню, сказал:
— Я ненадолго, мам, скоро вернусь.
— Только не задерживайся, Серёжа, — отозвалась она с кухни. — Отец может скоро приехать.
Я кивнул, хотя она этого не могла видеть, и вышел из дома. На улице было по-летнему тепло, но без одуряющего зноя. Чудесная погода для прогулок. Я зашагал к остановке, погружённый в мысли о подарке для Кати.
Что подарить ей на день рождения, я решил ещё в Волгограде, во время её визита. Поразмыслив тогда немного, я решил написать Ивану Семёновичу. Тому самому, которого мы с дядей Борей когда-то спасли на остановке.
Если кто-то и мог помочь мне достать необходимое, то только он. Тогда мы обменялись с ним парой писем, и вопрос с подарком был решён. Теперь я ехал за ним.
До склада, где хозяйничал Иван Семёнович, я добрался без проволочек. Направляясь к административному зданию, я услышал знакомый голос:
— Ба! Серёга⁈
Я обернулся. Из-за угла склада, подслеповато сощурившись, шёл дядя Боря. Выглядел он при этом донельзя довольным. Он хлопнул себя по ноге и широко улыбнулся.
— Привет, дядя Боря, — улыбнулся я в ответ.
Он, посмеиваясь, приблизился и оценивающе оглядел меня с ног до головы, цокнул языком, покачал головой и, похлопывая меня по плечу, сказал:
— Возмужал, возмужал. Не птенец, а орёл настоящий. Давно приехал? Как дела?
— Дела отлично, — ответил я. — Приехал только сегодня. С учёбой тоже всё хорошо. А у тебя как? Что нового?
Дядя Боря приосанился, подбоченился и, задрав подбородок, с гордостью сообщил:
— А я теперь, Серёга, не простой грузчик, а кладовщик! Стало быть, повышение у меня. Вот, осваиваюсь в новой должности.
Я искренне обрадовался за него.
— Поздравляю, дядя Боря! Очень рад за тебя.
Мысленно я отметил, что его слова прошлой осенью оказались не пустым бахвальством. Он всерьёз взялся за свою жизнь, и это не могло не радовать.
— Спасибо, Серёж, спасибо, — смущённо пробормотал он, но было видно, что он доволен. — А ты какими судьбами к нам на склад заглянул?
— К Ивану Семёновичу по делам, — ответил я.
Дядя Боря кивнул с пониманием.
— А, понял. Он у себя в кабинете, в главном здании. Иди прямо по этой дорожке, потом налево, дверь с табличкой «Начальник склада».
Поблагодарив его, я двинулся указанным маршрутом. Вскоре я уже стоял перед дверью кабинета Ивана Семёновича. Постучал и вошёл.
Иван Семёнович, увидев меня, улыбнулся, как родному, и поднялся мне навстречу.
— Сергей! Здравствуй! Давно не виделись. Как ты? Как учёба?
— Всё хорошо, Иван Семёнович, спасибо, — пожал я его протянутую руку. — А у вас как дела?
— Да потихоньку, потихоньку, — он махнул рукой. — Работаем. Проходи, проходи.
Он повёл меня вглубь кабинета, в небольшое отдельное помещение, служившее ему одновременно и кабинетом, и чем-то вроде приёмной. Закрыв дверь, он обернулся ко мне:
— Так, насчёт твоего поручения… Как ты и просил, я кое-что припас для твоей невесты.
С этими словами он подошёл к старому, массивному шкафу у стены, открыл его ключом и с явной гордостью извлёк оттуда картонную коробку размером сантиметров тридцать на глаз. Он водрузил её на стол с таким видом, будто это была не коробка, а государственная награда.
— Вот, — произнёс он с гордостью.
Я посмотрел на коробку и искренне поблагодарил его:
— Спасибо вам огромное, Иван Семёнович. Это то, что нужно! Вы мне очень помогли.
Внутри коробки была… кукла. Да, именно куклу я решил подарить Кате. В Волгограде она с упоением рассказывала мне о своей коллекции кукол. А потом с лёгкой обидой в голосе поведала историю о том, как не смогла достать куклу из ГДР. И добавила, что увели её прямо у неё из-под носа.
Эта история засела в моей памяти. И вот теперь передо мной стояла та самая кукла из ГДР, которую так хотела Катя.
Я аккуратно открыл коробку.
Иван Семёнович, тем временем разошёлся не на шутку, расхваливая куклу:
— Вот, посмотри, Сергей, — он аккуратно помог мне извлечь куклу из упаковки. — Ручки-ножки на резиночках, гнётся, как живая. А волосы? Видишь? Чистый шёлк, можно расчёсывать. И расчёсочка с зеркальцем в комплекте. А ещё смотри…
Он перевернул куклу, и та тоненьким, механическим голоском произнесла: «Ма-ма!»
— Слышал? — Торжествующе воскликнул Иван Семёнович. — Голос есть! Прелесть, а не кукла. Находка!
Я внимательно разглядывал куклу. Она и правда была прекрасна. Даже по меркам моей прошлой жизни, в которой можно было отыскать и более совершенные игрушки, эта кукла выгодно отличалась качеством. Лицо у неё было румяное, с тщательно прорисованными глазками в обрамлении пушистых ресничек и с алыми губками. Платьице нарядное, кружевное. Волосы и правда оказались мягкими и шелковистыми на ощупь.
— Согласен, Иван Семёнович, — сказал я с улыбкой. — Кукла замечательная. Сколько я вам должен?
Иван Семёнович слегка смутился, потоптался на месте.
— Ну, она, конечно, дороговата… Двадцать рублей. Но ты же понимаешь, Сергей, вещь-то импортная, дефицит…
Я кивнул. Цена была высокой, но я был готов к этому.
— Понимаю. — Я достал из кармана заранее приготовленные деньги и отсчитал двадцать рублей.
Иван Семёнович взял купюры, сунул их в карман и встал в сторонку, наблюдая, как я аккуратно упаковываю куклу обратно в коробку. Я уже собрался попрощаться и уйти, как он неожиданно остановил меня:
— Подожди, Сергей…
Я вопросительно посмотрел на него.
Он помялся на месте, пожевал губу, словно что-то обдумывая, а потом, будто приняв решение, снова направился к шкафу.
— У меня для тебя есть ещё кое-что, — бросил он через плечо. — Вернее, не для тебя, а для твоей невесты. Подарок от меня лично.
Я удивился. О таком мы с ним не договаривались.
Он достал из шкафа ещё одну коробку, побольше первой, старую, деревянную, с потёртой бархатной обивкой. Поставив её на стол рядом с первой, Иван Семёнович бережно, почти с нежностью погладил крышку коробки, глядя куда-то в пустоту. Его лицо стало серьёзным, задумчивым.
— В сорок пятом я тоже был в Берлине… — его голос стал глуше. — Там и нашёл я эту куклу. Подобрал её для младшей сестрёнки. Мы с ней на тот момент уже давно не виделись, и мне очень хотелось её порадовать. Но когда я вернулся домой… — Он замолчал и часто-часто заморгал. А затем перевёл свой затуманенный взгляд на меня. — В общем, кукла тогда не пригодилась. А сейчас, думаю, очень даже порадует твою невесту. Что ей пылиться здесь, верно?
Он открыл крышку коробки и жестом пригласил меня заглянуть внутрь. Я посмотрел и негромко присвистнул.
Кукла была бесподобна. Даже я профан в этом деле, понял, что вещь редкая и качественная. Я рассматривал фарфоровое личико с румяными щёчками и большими стеклянными глазами, которые казались живыми. Изысканное платье из тончайшего батиста, надетое на ней и отделанное кружевами ручной работы, с крошечными бусинками и атласными ленточками. Каждая деталь была проработана с ювелирной тщательностью: от изящных туфелек до миниатюрного кружевного зонтика. Мастерская работа!
Рядом в коробке лежало миниатюрное трюмо с настоящим зеркальцем и набором крохотных аксессуаров: расчёсочка, ридикюль, украшения. В общем, всё то, что могло быть у юной леди того времени. И всё тоже старинное, выполненное в том же стиле, что и кукла. Это была не просто игрушка, а настоящее произведение искусства.
— Кукла эта примерно 1910 года, — тихо произнёс Иван Семёнович, подтверждая мои предположения — Германия, фабрика «Хойбах Кёпельсдорф». Всё родное, в оригинальной одежде.
Он пододвинул коробку ко мне.
— Держи. Пусть порадует твою невесту.
Я смотрел на него, поражённый таким щедрым и неожиданным жестом.
— Иван Семёнович… Я не знаю, что сказать… Это слишком щедро. Я не могу…
— Можешь, Сергей, — мягко перебил он меня, и в его голосе прозвучала лёгкая грусть. — Я это делаю не для тебя. Эта вещь была предназначена для того, чтобы подарить радость. К тому же — он помолчал, — Верочке сегодня исполнилось бы двадцать пять лет. Возьми, пожалуйста, порадуй старика. У меня своих детей нет, сестры тоже нет, а продавать я не хочу. Душа не лежит, понимаешь? Пусть хоть твоя невеста насладится этой прелестной вещицей.
Я посмотрел на Ивана Семёновича и увидел в его глазах не только грусть, но и искреннее желание сделать доброе дело. Спорить было бы неуместно.
— Спасибо вам, — сказал я негромко, но очень искренне. — Огромное спасибо. Катя будет в восторге.
Он лишь грустно улыбнулся в ответ:
— На здоровье, Сергей. Передавай привет невесте.
Я аккуратно упаковал обе коробки, бережно поместив их в большую сумку, которую захватил с собой. Попрощавшись с Иваном Семёновичем, я вышел со склада.
Обратная дорога домой прошла в приятных размышлениях. Теперь мне оставалось только красиво упаковать подарки и позвонить Кате, чтобы уточнить время встречи. А потом можно будет спать лечь. Необходимо хорошенько выспаться перед завтрашним днём.
С этими мыслями я и доехал до дома, предвкушая завтрашний день.
Утро началось, как обычно. Я проснулся от первого луча солнца, пробивавшегося сквозь щель в шторах, потянулся, сладко зевнул и поднялся с кровати. Первым делом я умылся прохладной водой, которая окончательно смыла остатки сна.
Потом последовала короткая, но интенсивная зарядка у открытого окна: несколько подходов отжиманий, приседаний, упражнений на пресс. Тело, привыкшее к режиму училища, с благодарностью откликалось на знакомую нагрузку.
Закончив, я выглянул в окно. На улице была отличная погода. Я решил не терять времени зря. Быстро переоделся в спортивный костюм и вышел на пробежку. Маршрут я решил не менять, поэтому сразу взял курс на школьный стадион.
Воздух был свежим, лёгкие работали во всю мощь, а мышцы приятно напрягались в такт бегу. За эти полгода в училище я ещё больше привык к физическим нагрузкам, и теперь пробежка давалась легко, почти медитативно.
Я завершил пробежку и вернулся домой. Позавтракав и прибрав за собой, я принялся готовиться. Тщательно погладил свой костюм, приготовил свежую рубашку и подобрал галстук. Закончил с упаковкой подарков и уложил их в сумку.
Время до выхода я заполнил мелкими хлопотами: перечитал пару глав из учебника, прибрался в комнате, вздремнул. Наконец, посмотрев на часы, я понял, что пора. Встав с кровати, я подошёл к шкафу и принялся одеваться. Посмотрев на себя в зеркало, я остался доволен. На меня смотрел строгий, подтянутый, настоящий советский курсант, а не мальчишка.
Причесавшись перед зеркалом в коридоре, я вышел из квартиры.
Катя жила недалеко от ВДНХ, в одном из тех тихих зелёных районов, что казались островком спокойствия в шумной Москве. По пути я зашёл в цветочный магазин и купил два букета: один пышный и яркий для Кати, другой, более сдержанный, но не менее красивый, для её мамы. Знакомство с ней было важным шагом, и я хотел произвести хорошее впечатление.
Подходя к нужному адресу, я ещё издалека заметил Катю. Она выглядела потрясающе в своём лёгком летнем платье в мелкий горошек и с распущенными волосами. На несколько мгновений я откровенно залюбовался ею.
Увидев меня, она радостно всплеснула руками и побежала навстречу, её лицо озарилось такой яркой, счастливой улыбкой, что у меня на мгновение перехватило дыхание.
— Серёжа! — крикнула она, ещё не добежав, и бросилась мне в объятия.
Я поймал её, прижал к себе, ощущая тонкий запах её духов. Она подняла на меня сияющие глаза, и я, не сдерживаясь, поцеловал её: быстро, нежно, но с таким чувством, что у меня самого закружилась голова.
— С днём рождения, Катюша, — прошептал я, отстраняясь и протягивая ей букет.
Катя взяла цветы, прижала их к груди, понюхала, а потом снова обняла меня, чмокнув в щеку.
— Спасибо! Я так рада тебя видеть!
Я видел, как её глаза с любопытством скользнули по сумке с подарками, которую я держал в другой руке. Я усмехнулся:
— Что? Уже хочешь посмотреть, что там?
Она кивнула, сияя.
— Конечно, хочу!
— Ну тогда пошли к той лавочке, — предложил я, указывая на скамейку в тени старой раскидистой липы.
По пути Катя то и дело прижимала букет к лицу, вдыхала аромат цветов и блаженно щурилась.
Когда мы сели на лавочку, Катя, с видом ребёнка, получившего долгожданный подарок, осторожно, стараясь не порвать бумагу, начала распаковывать первую коробку. Когда она открыла крышку и увидела куклу, её глаза стали огромными, как два блюдца. Она ахнула, прижала куклу к себе, а потом посмотрела на меня с нескрываемым изумлением и восторгом. Чертовски приятно.
— Сеерёёжаа… — протянула она, глядя то на меня, то на куклу. — Это же та самая… из ГДР… Ты как⁈
Она аккуратно положила куклу на колени и снова крепко обняла меня, уткнув лицо мне в шею.
— Спасибо, — пробормотала она приглушённо, и я почувствовал, как она прижалась ещё ближе. — Огромное спасибо.
— Ещё один достойный экземпляр в твою коллекцию, — сказал я, обнимая её в ответ. — Я рад, что тебе понравилось.
Когда она отстранилась, её взгляд упал на вторую коробку.
— А это что? — Спросила она с новым интересом.
— Это тоже кукла, — заговорщицки подмигнул я. — Подарок тебе от моего знакомого. Я как-нибудь обязательно вас познакомлю.
Катя кивнула и с не меньшим энтузиазмом принялась распаковывать второй подарок. Увидев антикварную куклу, она замерла, рассматривая её с благоговейным трепетом.
— Боже… Какая красота… — прошептала она, проводя пальцем по кружевному платьицу. — Это же старинная… Сергей, это слишком ценный подарок…
— Он очень хотел, чтобы ты её получила, — мягко сказал я и поведал историю куклы.
Катя выслушала очень внимательно, а в конце покачала головой и грустно вздохнула.
— Передай ему мою благодарность, когда вы встретитесь, — прошептала Катя, разглядывая куклу. — Она замечательная, и я буду хранить её и память о сестре Ивана Семёновича. Но эта Гретточка… — Она взяла мой подарок и нежно провела рукой по длинным тёмным волосам, а потом с лукавой улыбкой приложила лицо куклы к своему и спросила, хитро прищурившись: — Похожи?
Я рассмеялся и кивнул.
— Одно лицо, Катя. Но ты красивее.
Катя довольно хихикнула и принялась аккуратно укладывать кукол в коробки. Закончив с этим, она предложила подняться домой.
— Все уже собрались, — сказала она, взяв меня под руку. — Несколько моих подружек, Ольга с Анечкой, папа, мама и ещё пара папиных друзей.
Я кивнул, слушая её рассказ о гостях. Мы вошли в подъезд, поднялись на третий этаж, и Катя, взявшись за ручку, открыла дверь.
В коридоре нас встретила женщина. Высокая, стройная, с удивительно живым и молодым лицом, несмотря на лёгкую седину в тёмных волосах, убранных в аккуратную причёску. Теперь я понял, в кого Катя такая красивая — передо мной была её точная копия, только в более зрелом возрасте.
— Мам, а вот и Сергей! — Весело объявила Катя.
Женщина повернулась ко мне, и её лицо озарилось приветственной улыбкой. Глаза, такие же яркие и умные, как у Кати, с интересом принялись изучать меня.
— Сергей, это моя мама, Нина Павловна. Мама, это Сергей, о котором я тебе рассказывала.
— Очень приятно познакомиться, Нина Павловна, — сказал я, слегка кивая и протягивая ей букет. — С днём рождения вашей дочери. Это вам.
— Ой, спасибо, какая любезность! — Она взяла цветы, и её улыбка на несколько градусов потеплела. — Катюша только и говорит, что о тебе, — тут же «сдала» она дочь. — Наконец-то я лично могу увидеть того, кто смог завоевать сердце моей дочки. Проходите, проходите, не стойте в коридоре.
Мы разулись, я прошёл в квартиру. Воздух был наполнен дразнящими запахами жареного мяса, выпечки и незнакомых мне пряностей. Катя повела меня в гостиную, откуда доносились голоса гостей.
— Пап, смотри, кто пришёл! — крикнула она, переступая порог гостиной.
Я вошёл следом за ней и на мгновение застыл на месте как вкопанный, чувствуя, как мои брови ползут на лоб от удивления. Мой мозг отказывался верить в то, что я вижу.
За столом, рядом с её отцом, находился… мой отец. Василий Громов. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и о чём-то оживлённо беседовал с соседом. Услышав голос Кати, он обернулся, и его взгляд встретился с моим. На его лице не было ни капли удивления, лишь лёгкая, едва заметная улыбка тронула уголки его губ.
— Привет, сын, — услышал я спокойный голос отца. — С приездом. Рад тебя видеть.
Я машинально кивнул в ответ.
— Привет, пап, — произнёс я и не узнал собственный голос. Он прозвучал сейчас слегка хрипло. Я прокашлялся и добавил, возвращая себе привычное самообладание: — Не ожидал тебя здесь увидеть.
Но отец не единственный, чьё присутствие меня удивило. Всё моё внимание было приковано к другому человеку, сидевшему рядом с отцом. К человеку, которого я никак не ожидал здесь увидеть. К человеку, встреча с которым в этой квартире показалась бы мне невозможной. И тем не менее он здесь.
В голове промелькнула мысль о том, что узор судеб и правда сплетается весьма причудливым образом.
Предстоящий вечер обещал быть крайне интересным.
От автора: Я безмерно благодарен всем, кто продолжает читать эту историю, невзирая на мои косяки с выкладкой. Ваша поддержка бесценна! Буду откровенен, жанр мне даётся непросто, но я стараюсь сделать так, чтобы вам было интересно вместе со мной, чтобы вы ощутили атмосферу тех лет. Что-то получается, что-то нет. Это не оправдания. Это констатация факта, которой я решил откровенно поделиться с вами.
Но в одном я уверен наверняка: вы самая потрясающая публика на АТ! Без преувеличений. Низкий поклон вам всем за ваше ожидание глав.
На этой главе включается подписка. По правилам сайта тянуть больше нельзя. Но вот вам моё извините: я включаю 50% скидку на третий том на сутки (хотел включить прямо сейчас, но сайт даёт только с 30-го). За это время основная масса тех, кому интересно будет продолжение истории, успеет приобрести книгу.
Ещё раз спасибо вам. Люблю, обнимаю, мужчинам жму руки.