Космонавт. Том 3

Глава 11

Пронизывающий мартовский ветер пробирал до костей. Я поёжился, поднял воротник куртки и осмотрелся. Вокруг раскинулся типичный пустырь рядом со стройкой: острые гребни битого кирпича и шлака, сваленные в беспорядке, заросли высокой, пожухлой за зиму травы, колючие, голые кусты терновника, лишь кое-где на ветках набухали первые липкие почки.

Вдалеке маячил остов недостроя: серые коробки будущих домов с черными провалами окон, подъемный кран, замерший на фоне серого неба. Стройплощадка была сегодня пуста. Я специально выбрал воскресенье — выходной день.

Я нашел взглядом поваленное, подгнившее бревно притоптанное вокруг, и присел. Время тянулось медленно. Я снова и снова прокручивал в голове детали плана.

Мы с Орловым договорились подъехать по отдельности. Решение было принято на тот случай, если Грачёв здесь припрятал своих наблюдателей. До поры до времени он не должен ничего заподозрить, всё должно выглядеть естественно и правдоподобно.

Хотя с Орловым была заковырка. Вырваться из госпиталя — непростая задача, но он заверил, что справится. Ну что ж, значит, справится.

Вскоре тишину пустыря нарушил звук подъезжающей машины. Я вынырнул из своих размышлений и обернулся.

Машина, пыля, подкатила к краю пустыря. Дверь открылась, и первыми из салона высунулись костыли. Потом появилась нога в гипсе, осторожно опустившаяся на грунт. И наконец, показался сам лейтенант Орлов. Он что-то сказал водителю, махнул рукой, и машина, развернувшись, укатила обратно в сторону города.

Орлов, опираясь на костыль, начал медленно ковылять в мою сторону по пыльной земле. Я встал с бревна, отряхнул штаны от древесной трухи и улыбнулся ему. Молодец, все-таки улизнул.

— Привет, Сергей, — поздоровался он, подходя. Орлов был бледен, а под глазами залегли круги, но во взгляде я не заметил ни паники, ни страха. — Не опоздал?

— Как раз вовремя, — ответил я, кивая. — Как себя чувствуете?

— Нормально, — ответил он и нервно огляделся, сканируя взглядом окрестности.

Я так и не понял, то ли он продолжает играть роль нервничающего предателя, то ли волнение было настоящим. Наверное, и то, и другое. Впрочем, сейчас это было не так важно.

— Ну, что, начнем? — Спросил Орлов после того, как осмотрелся.

Мы ещё вчера отрепетированный диалог. Наши голоса в тишине пустыря разносились далеко, подхватываемые гуляющим ветром.

Орлов изображая подавленность и страх, сказал что боится мести. Но готов передать мне важную информацию, потому что больше податься некуда. Я играл роль принципиального мстителя. И без устали принялся заверять его, что переживать ему совершенно не о чём.

— Вот, — сказал Орлов, делая вид, что достает что-то из внутреннего кармана куртки. На самом деле в потрепаном коричневом конверте лежал сложенный вчетверо пустой лист бумаги. — Держи. Все, как и договаривались. Записная книжка. Здесь все его махинации. Суммы, даты, фамилии. Хватит, чтобы упрятать его за решётку надолго.

Я сделал серьезное лицо, взял конверт и сунул его в свой карман.

— Спасибо, Петр Игоревич. Вы сделали правильный выбор. Тот, кто устроил аварию, кто угрожал вашей семье… — я слегка повысил голос, — … он очень скоро пожалеет. Очень. И получит по заслугам. Справедливость восторжествует.

Орлов кивнул, очень искусно изображая на лице смесь надежды и тревоги. Он открыл рот, чтобы сказать очередную заготовленную фразу, но в этот момент тишину пустыря разорвал натужный рев моторов и визг тормозов.

Я вскинул голову и нахмурился. С дороги, поднимая тучи пыли, на пустырь въезжали две машины: черная «Волга» и видавший виды зелёный «Козлик». Они резко затормозили, рассекая колесами сухую землю.

Двери распахнулись, и наружу высыпало человек семь. Крепкие, плотно сбитые парни в телогрейках и кепках, с угрюмыми, недобрыми лицами. Они молча, без суеты, начали расходиться, образуя полукруг и отрезая нам путь к отступлению.

— Эй! — Орлов резко повернулся к ним, опираясь на костыль, его голос дрогнул от гнева. — Вы кто такие? Чего надо⁈

Я молча наблюдал за этой картиной. Началось.

Как я и думал, Грачёв не стал играть честно. Было ожидаемо, что он не осмелится приехать в одиночку. Я изначально предполагал, что он позовёт с собой группу поддержки. Поэтому подстраховался. Но я не думал, что Грачёв соберёт такую толпу на нас двоих. Лестно.

Тем временем мужики окружили нас и замерли, переглядываясь и ухмыляясь. Я обратил внимание на их взгляды. Некоторые были скучающими, как у рабочих, которые выполнят неприятную, но необходимую задачу. А у некоторых во взглядах горел азарт и нетерпение, как у гончих, учуявших дичь.

Последним из «Волги» выбрался грузный мужчина в светло-синем костюме. Он выпрямился, поправил на голове шляпу с узкими полями и окинул нас с Орловым тяжелым взглядом.

Михаил Валерьянович Грачев собственной персоной. Никем иным этот мужчина не мог быть.

Я с любопытством разглядывал его. Лицо крупное, мясистое, с обвисшими щеками и вторым подбородком. Дыхание тяжёлое, с одышкой. Но несмотря на грузность, в нем чувствовалась сила и властность. Он шел с абсолютной уверенностью в том, что здесь, на этом пустыре, он — хозяин положения.

Грачёв неторопливо подошел и остановился в паре шагов от Орлова, совершенно игнорируя меня. На его широком лице расплылась обманчиво мягкая, почти отеческая улыбка.

— Ну здравствуй, Петечка, — проговорил он елейным голосом, но в нем я отчётливо слышалась угроза. — Давно не виделись. Как дочь? — Он нарочито участливо наклонил голову. — Как жена? Птичка начирикала, что они в Москву укатили. Ну ничего…

Он не стал договаривать, но угроза повисла в воздухе плотнее пыли. Потом он повернулся ко мне. Улыбка исчезла с его лица, как будто ее и не было. Его маленькие глазки впились в меня с такой неприкрытой ненавистью, что мне стало не по себе. Я внутренне удивился. Да, я мешал его планам, но эта ярость казалась иррациональной, слишком личной. Будто я был не просто помехой, а его кровным врагом номер один.

— А ты, стало быть, тот самый Громов, — констатировал он, не ожидая ответа. Медленно и оценивающе он рассматривал меня. Его взгляд скользил по мне с ног до головы. Он цокнул языком, и с задумчивостью добавил, обращаясь к самому себе: — И что она в тебе нашла?

Она? Кто, Наташа? Но размышлять об этом сейчас было некогда. У нас здесь разворачивались события поважнее.

Грачев, словно потеряв ко мне всякий интерес, снова повернулся к Орлову. Он резко вытянул вперёд пухлую руку с короткими пальцами и негромко, но жёстко скомандовал:

— Давай сюда.

Орлов выпрямился, насколько позволял костыль. На его бледном лице появилась странная, чуть шальная улыбка. Он посмотрел Грачеву прямо в глаза и абсолютно спокойно проговорил:

— А у меня нет ничего, Михаил Валерьянович.

Тишина на пустыре стала вязкой, даже ветер поутих. Грачев замер. Его лицо начало медленно наливаться темно-багровой краской, начиная со лба и сползая к двойному подбородку. На лбу вздулась небольшая венка. Он наклонил голову вперед, смотря на Орлова исподлобья, как разьярённый бык перед атакой.

— Не шути со мной, Петечка, — прорычал он. Его голос растерял всю бархатистость. Ну наконец-то, Грачёв скинул маски и явил миру свой истинный лик. — Давай сюда свои писульки. Последний раз по-хорошему прошу.

Орлов отрицательно мотнул головой. Улыбка не сходила с его губ. Он смотрел на Грачёва с вызовом. Лейтенант явно наслаждался этой ситуацией, хоть и понимал, что последует после такого поведения.

— Я не шучу, Михаил Валерьянович. У меня нет с собой никаких записей. Вообще.

Грачев медленно, очень медленно перевел взгляд с Орлова на меня. В его глазах мелькнуло понимание, смешанное с бешенством. Он кивнул своим мыслям и, не повышая голоса, бросил через плечо своим людям:

— Ну-ка, парни… Объясните им, что шутки со мной плохо заканчиваются. И выясните… где записи. Быстро.

Он отступил на шаг, скрестив руки на груди. Мужики пришли в движение, ухмыляясь и переглядываясь.

Я быстро оценил ситуацию. Я умел драться. Орлов, даже с переломом, тоже не был хлюпиком. Но их было семеро против нас двоих, и один из нас — на костылях. А они все здоровые, привыкшие к мордобою крепыши. Шансы у нас были мизерные. Но сдаваться мы не собирались

Первый удар пришелся по Орлову. Двое здоровяков ринулись на него, пытаясь выбить костыль. Он отчаянно отбивался свободной рукой, нанося резкие, короткие удары в корпус, но силы были неравны.

Кто-то из мужиков сделал подсечку, и Орлов с тихим вскриком грохнулся на спину. Тут же на него обрушились удары со всех сторон. Шестёрки Грачёва пинали Орлова по корпусу, по бедрам, метили в голову. Он корчился на земле, прикрывая голову, и шипел от боли.

Я рванул к нему, походя отбиваясь от одного из нападавших. Слева метнулась тень. Я успел блокировать удар в голову предплечьем. Боль пронзила руку, но я, сжав зубы, продолжил своё движение, не останавливаясь.

Прорвавшись к Орлову, я увидел здоровяка, нацелившего тяжёлый ботинок на его гипс.

Ну уж нет. Допускать повторной травмы лейтенанта я не собирался. Я зашарил взглядом по земле в поисках того, что сгодилось бы в качестве оружия. Рядом валялся брошенный Орловым костыль. То, что нужно!

Подхватив его, я от души замахнулся. Здоровяк, который занес ногу для удара, даже не заметил меня. Костыль со свистом рассек воздух и обрушился мужику на затылок.

Раздался глухой, влажный хряск. Мужик по-бабьи ойкнул, вздрогнул всем телом и рухнул на землю рядом с Орловым, прикрыв его собой с одной стороны.

В этот момент я уловил движение справа. Я начал уклоняться, инстинктивно поднимая руку для блока, но не успел. Что-то твердое и тяжелое обрушилось мне на голову, чуть выше правого уха.

БАМ!

Мир взорвался белой, ослепительной вспышкой боли. Пронзительный, оглушающий звон заполнил собой окружающее пространство, заглушая все остальные звуки. В глазах запульсировали черные и белые круги, земля под ногами качнулась, мир поплыл.

Я зашатался, едва удержавшись на ногах, чувствуя, как по щеке потекло что-то теплое и липкое. Я провёл ладонью по лицу и посмотрел на неё, с усилием фокусируя свой взгляд. Кровь.

Всё перед глазами расплывалось, контуры людей двоились. Мотнув головой, я попытался стряхнуть туман. Но это было плохой идеей — голова разболелась ещё сильней. Сквозь пелену перед глазами я увидел, как один из громил, тот самый, что ударил меня, замахивается снова. Инстинктивно я рванул в сторону, махнув в его направлении костылём.

Что-то просвистело мимо виска, но сила инерции и моего неверного движения вывели меня из равновесия. Еще один удар кулаком или чем-то другим, я не разобрал, пришелся по плечу. Меня закружило.

Следом я пропустил удар в корпус. Воздух с хрипом вырвался из моих легких. Потом последовала подсечка, и я полетел на землю.

Упал я неудачно — сильно приложился затылком о твердую, как камень, землю. Искры брызнули из глаз. Боль в затылке слилась с гулом в ушах и болью от первого удара в одну оглушительную какофонию.

В глазах потемнело ещё больше, во рту чувствовался соленый привкус крови и пыли. Я сплюнул вязкую слюну и попытался встать, но мне не дали это сделать.

Удары посыпались со всех сторон — тяжелые, тупые, методичные. По ребрам, по спине, по ногам. Я прикрывал голову, группировался, но сил уже практически не было. Каждый удар отзывался глухой волной боли по всему телу.

Сквозь щель между руками я увидел лицо одного из шестёрок Грачёва. Скуластое, потное, с тупым выражением злобы.

И вдруг… сквозь гул в ушах, сквозь хрипы Орлова, сквозь ругательства громил, я услышал другой звук. Резкий, пронзительный визг тормозов. Не одного автомобиля, а нескольких.

Наконец-то!

Я повернул голову, превозмогая боль, и увидел сквозь лес ног, как к месту действия подъехали две машины. Они резко затормозили, захлопали двери и из них начали выскакивать люди в форме.

Я улыбнулся, растягивая разбитые губы и прохрипел, больше для себя, чем для нападавших:

— А вот… и кавалерия…

И в этот момент мир окончательно погрузился во тьму. Последнее, что я ощутил — это еще один сильный удар по голове. На этот раз, кажется, просто тяжелым сапогом. Боли уже не было. Только резкий щелчок где-то внутри черепа, и я отключился.

Сознание возвращалось медленно, мучительно, как сквозь толстый слой ваты. Сначала я слышал только назойливый гул. Потом к нему добавилась тупая боль, пульсирующая в висках и затылке. Я лежал на чем-то жестком, ощущая холод сквозь ткань одежды. Дышалось тяжело, к горлу подкатывала тошнота.

— Гро… ов… — голос доносился издалека, словно из колодца. — Громов!

Я попробовал пошевелиться, но тело не слушалось, отзываясь волной боли в ребрах и спине. С трудом, превозмогая тяжесть век, я открыл глаза. Свет, резанул по глазам, заставив снова зажмуриться. Картинка перед глазами расплывалась, цвета смешивались. Я поморгал, заставляя зрение сфокусироваться.

Надо мной склонилось лицо. Знакомое, с резкими чертами, жесткими морщинами у рта и с нахмуренными сейчас бровями. Капитан Ершов.

— Ну, жив? — спросил он, не скрывая раздражения. Его голос звучал четче, гул в ушах отступал.

— Здравствуйте, Александр Арнольдович, — просипел я и улыбнулся.

— Ты чего скалишься? — Ершов своё лицо ко мне, его глаза сверкнули злостью и… беспокойством? Чего это с ним? — Я же просил тебя, черт возьми, не лезть никуда! Сидел бы в училище, занимался делом! А ты? Весь в кровище, чуть башку не проломили! Решили в героев поиграть?

Я поморщился от громких звуков. Ответить я не мог, да и не стал бы оправдываться. Что сделано, то сделано. Вместо этого я повернул голову, оглядывая пустырь.

Пыль еще стояла в воздухе, но картина изменилась. Машин прибавилось, как и людей. Неподалёку стояла «скорая» с красным крестом. Рядом с ней был припаркован серый автозак с решетками на окнах. Милиционеры о чем-то переговаривались, один из них что-то записывал в блокнот. Медики в белых халатах склонились над одним из громил Грачева. Я присмотрелся и узнал того, которого я оглушил костылем.

Орлова нигде не было видно.

— Петр Игоревич… — негромко проговорил я, пытаясь приподняться на локте. — Орлов где?

Ершов, собиравшийся продолжить свою гневную тираду, замолчал. Он набрал воздух в грудь, но потом он медленно выдохнул. Провел ладонью по коротко стриженным волосам, смахнул невидимую пылинку со шляпы. И уже гораздо спокойнее проговорил:

— Орлова уже увезли в госпиталь. Врач осмотрел его. Гипс цел, сотрясение есть, синяков и ссадин предостаточно, но в целом… в порядке. Отлежится.

Я кивнул, чувствуя облегчение. Хоть что-то. Я продолжил осматриваться. Шестерок Грачева, помятых, с разбитыми носами или с перевязанными головами, грузили в автозак. Сейчас они не выглядели грозными вояками, да и злоба куда-то испарилась. Смельчаки до первой встречи с законом.

Мимо повели Грачёва. Два милиционера крепко держали его под руки. Его светло-синий костюм был в пыли, на колене виднелась прореха. Шляпа исчезла, взлохмаченные волосы торчали в разные стороны. Лицо, ранее надменное и уверенное, было серым, осунувшимся, на щеке краснела ссадина. Та властная аура, что окружала его час назад, испарилась без следа. Он шел, тяжело дыша и уперев взгляд в землю. Но когда они проходил мимо того места, где я сидел, Грачёв словно почувствовал что-то и поднял голову.

Наши взгляды встретились. В его потухших глазах снова вспыхнул огонь лютой ненависти. Его лицо исказила злобная гримаса, губы беззвучно шевельнулись, будто он собирался что-то сказать.

Вот его корёжит. Видать, не понравилось, что его, такого важного и влиятельного, переиграл в открытую какой-то курсант-юнец. Снова. Представляю, как его бесит, что его замысел разбился вдребезги, да и сам он теперь арестант. А слабость и бессилие наверняка только подлили масла в огонь его злобы.

Я растянул рот в широкой, дерзкой улыбке, какая только нашлась в моём арсенале, и помахал ему рукой. Легонько, по-дружески. Как старому доброму приятелю.

Эффект был мгновенным. Грачев дернулся вперед, словно хотел броситься на меня, забыв про конвоиров. Его лицо побагровело, жилы на шее вздулись. Но милиционеры были начеку. Они резко одернули его, заломили руки сильнее, заставив Грачёва вскрикнуть от боли. Он зашипел что-то, брызгая слюной, но его уже грубо развернули и поволокли к автозаку.

— Что за ребячество, Сергей? — сверху раздался сухой голос Ершова. Он стоял рядом, наблюдая сцену и всем своим видом выражая неодобрение.

Я пожал плечами, тут же пожалев об этом жесте — боль прострелила плечо.

— Вы не спешили, — сказал я, глядя на него снизу вверх.

Ершов хмыкнул. Он достал пачку папирос, выбил одну и прикурил. Дым струйкой поплыл по воздуху.

— Откуда ты вообще знал, что мы приедем? — спросил он после затяжки, изучая меня прищуренным взглядом. — Рисковал ты знатно. И проиграл бы, не подоспей мы.

Я дотронулся до повязки над правым ухом, врачи уже успели обработать рану. Я поморщился от боли.

— Врач сказал, тебе повезло, — заметил Ершов, отслеживая моё движение. — Удар пришелся вскользь. Кость цела. Иначе… могло быть гораздо хуже.

Видимо, я всё же успел чуть увернуться. Но вслух я сказал другое:

— Что касается вашего приезда… Я сам вас к этому подтолкнул. Помните, в автобусе? А потом… я срисовал вашего человека.

Лицо Ершова вытянулось. Он резко выдохнул дым.

— Какого человека? — спросил он слишком спокойно.

— Да-да, — кивнул я, — ваш уборщик. Или кто он там. В училище. Правда, сначала я подумал, что это человек Грачёва. Но потом, возле той телефонной будки у госпиталя, он прокололся. Я не сразу его признал, но когда снова увидел в училище, сопоставил фигуру, движения… Он слегка подволакивает левую ногу. Так себе агент, если честно. Слишком заметный.

Ершов кисло поморщился. Он швырнул окурок на землю и раздавил его каблуком ботинка.

— Какой нашёлся, — проговорил он мрачно. — Но по поводу человека Грачёва ты был не так уж далёк от истины. У него в училище был человек. Но не уборщик.

Я вопросительно поднял бровь. Ершов отрицательно покачал головой, отрезая дальнейшие расспросы.

— Не скажу. Это закрытая информация.

Я пожал плечами. Не так уж и важно. Главное, шпиона схватили. Я полез за пазуху и вытащил записную книжку Орлова.

— Вот, держите, — я протянул её Ершову. — Здесь много интересного. Счета, схемы, имена. В том числе мелькает информация о чиновниках повыше, которые давали ему задания. Косвенно, но след прослеживается. — Я посмотрел Ершову прямо в глаза. — Там и про ограбление моего отца есть информация.

Впервые за всё время нашего знакомства я увидел на каменном лице капитана отчетливую вспышку волнения. Что-то мелькнуло в его глазах. Азарт охотника, который получил долгожданный след? Тревога? Эмоция мелькнула и мгновенно исчезла. Но я успел это увидеть.

— Благодарю, — сказал он коротко, забирая книгу из моих рук. Он быстро пролистал несколько страниц, его взгляд скользил по строчкам. Потом он так же быстро сунул её во внутренний карман своего серого плаща. — Это… пригодится.

— Что с ним будет? — я мотнул головой в сторону автозака, где уже захлопнулись тяжелые двери. Мотор заурчал, готовый к отъезду.

Ершов проследил за машиной и задумчиво проговорил:

— Допросим по всем правилам. А потом… — он развел руками, — … будет видно. Суд. Следствие. У него связи, это факт. Но с такими уликами… — Он похлопал по карману с книжкой. — … будет сложно вывернуться. Главное, тебя и твою семью он точно не побеспокоит больше. Этого не допустим.

Я невесело хмыкнул. Его слова «будет видно» и «сложно вывернуться» звучали не слишком обнадеживающе. Я посмотрел куда-то вдаль, за пустырь, где горели редкие огни города.

— Надеюсь, — проговорил я задумчиво, — что «ситуация» не сложится таким образом, что Михаил Валерьянович выйдет из воды сухим, как ни в чём не бывало. В нашей жизни преступление и наказание часто существуют порознь. Особенно когда на доске появляются фигуры побольше.

Ершов не ответил. Он снова посмотрел на автозак, который начинал медленно двигаться по пыльной дороге, увозя Грачева и его шайку. Потом я услышал его тяжелый вздох. Глубокий, усталый.

Капитан ничего не ответил, но этот вздох говорил сам за себя. Не всё было так просто. Не всё зависело только от буквы закона.

Я задрал голову и посмотрел вверх. Над Волгоградом повисло низкое, серое, сплошь затянутое тяжелыми тучами небо. Как бы там ни было, но эта грязная и опасная история закончилась.

Теперь можно выдохнуть и сосредоточиться на том, для чего я сюда и попал — на учебе, на небе, на космосе. Без этих изматывающих шпионских игр. Просто учиться и летать.