Проснулся я по привычке, как говорится, с первыми петухами. Тело само потребовало движения, и я, пока родители спали, выполнил свой обычный комплекс упражнений. После отправился на пробежку. Возвращался я в приподнятом настроении, чувствуя приятную усталость в мышцах и ясность в голове.
К моему удивлению, дома меня ждал поистине королевский завтрак. Мать, невзирая на все мои протесты, устроила на кухне настоящий пир. На столе красовалась пышная яичница-глазунья с колбасными кружочками, горка бутербродов с маслом и сыром, творог со сметаной и даже сырники с вареньем.
Мать вознамерилась кормить меня так обильно, словно я все эти полгода в училище голодал, и теперь нужно было срочно наверстать упущенное.
— Мам, — сделал я ещё одну попытку избежать пиршества и с тоской посмотрел на это изобилие, — можно было чего-нибудь попроще приготовить. Куда столько?
— Ничего не знаю, — отрезала мать, суетливо расставляя тарелки. — Исхудал вон весь. Куда это годится?
Про исхудал — это было сильное преувеличение. Напротив, в училище я раздался в плечах, набрал массу, вследствие чего мне теперь нужно было обновить весь гардероб. Но, видимо, у матери было своё видение по этому вопросу.
Я решил прибегнуть к «помощи зала». Мой умоляющий взгляд переметнулся на отца, который сидел за столом с газетой и, веселясь от всей души, наблюдал за нашим с матерью препирательством.
Он поймал мой взгляд, понимающе усмехнулся, и… просто развёл руками, как бы говоря: «Сын, против материнской заботы не попрёшь. Смирись». После чего он снова уткнулся в газету. Но я отчётливо видел, что он едва сдерживает улыбку. Вот так, значит? Запомним. Пришлось покориться судьбе и дать решительный бой этому гастрономическому великолепию.
Покончив с завтраком и помыв за собой посуду под недовольное ворчание матери: «я сама» и ' ты не должен этого делать', я направился в коридор, чтобы позвонить.
Глянув на часы, я прикинул, что ещё успеваю застать друга дома перед тем, как он свинтит на работу. Я снял трубку, подставил плечо, чтобы придержать её, и пальцем начал вращать массивный диск, набирая номер Вани.
Слушая гудки в телефонной трубке, я ожидал услышать его грубый бас. Поэтому, когда трубку сняли, и на другом конце провода прозвучал нежный женский голос, я на секунду опешил.
— Алло? — Ответил голос.
Насколько я помнил, Ваня жил один. Его мать давно умерла, а отец загремел в тюрьму. Да и голос показался мне смутно знакомым, поэтому я предположил:
— Наташа?
— Да! — Бодро отозвалась девушка. — А кто это?
Это меня ещё больше удивило. Ничего себе, у ребят свободные взгляды. Я был уверен, что семья Наташи придерживается строгих правил. Впрочем, их дело.
— Это Сергей Громов, — представился я.
— Ой, Серёжа! Привет! — В её голосе послышалась улыбка. — А Ванечка ждал твоего приезда. Очень хорошо, что ты позвонил. Сейчас!
«Ванечка». Ничего себе нежности. Сегодняшнее утро полнится сюрпризами и неожиданными поворотами.
Видимо, Наташа прикрыла трубку рукой, потому что звук её голоса стал едва слышен, но я всё равно разобрал приглушённый возглас: «Ва-а-а-аня-я-я, Серёжа звонит!» Последовала короткая пауза, а затем её ответ: «Да, Гром.» И уже снова мне: — Он сейчас подойдёт, Серёжа. Ты извини, но я пойду. На работу спешу. Позже увидимся, хорошо?
Пожелав ей хорошего дня, я остался ждать Ваню. Вскоре в трубке послышались тяжёлые шаги, шарканье, треск и, наконец, я услышал знакомый хриплый бас.
— Гром, здорова! — Пробубнил что-то жующий Ваня. — Ну наконец-то приехал! Рад слышать. Мы тут уже все заждались тебя. Родители твои сказали мне, что ты вот-вот объявишься. Я как раз сегодня-завтра собирался к тебе заскочить.
— Да я только недавно приехал. Мать передавала, что ты интересовался и хотел встретиться, — ответил я. — Я чего звоню-то, давай пересечёмся сегодня? Вечерком посидим где-нибудь за кружкой кваса, пообщаемся нормально.
— Да я только за! — Тут же оживился Ваня. — Я ж не просто так тебя ждал. У меня для тебя новость есть. И предложение одно… такое, от которого ты не сможешь отказаться. Серьёзное.
Это меня заинтриговало. В прошлом Ванины «серьёзные предложения» обычно пахли либо грандиозной авантюрой, либо чем-то сомнительным, но сулящим выгоду. Но он с той жизнью покончил. Неужели вернулся?
— Какое ещё предложение? — уточнил я.
— Не — не. Всё узнаёшь вечером, — со смешком ответил он, и я живо представил себе его самодовольную ухмылку. — Там всё и обсудим.
— Ладно, — согласился я. — Вечером так вечером. Интриган, блин.
Ваня хрипло рассмеялся, и на этом моменте мы с ним попрощались. Я положил трубку, всё ещё ломая голову над тем, что бы такого мог предложить мне Ваня.
Это могло быть что угодно. От совместного бизнеса по сборке радиоприёмников до какого-нибудь безумного, но прибыльного «гешефта». Мой мозг генерировал самые невероятные варианты. Потому что, чёрт его знает, что у этого сорванца на уме.
Повесив трубку, я взглянул на часы. Времени было в обрез, а я хотел успеть в аэроклуб до обеда. Вчера Катя обмолвилась, что Павел Алексеевич как раз в эти дни должен быть на месте. А мне хочется повидаться с ним. Всё-таки этот человек сыграл в моей новой жизни немалую роль.
Он не раз становился на мою сторону в передрягах, верил в меня, даже когда все вокруг сомневались. Да и в своих письмах Катя частенько упоминала, что он постоянно интересуется моими успехами в училище. Честно говоря, и мне самому было искренне приятно думать о встрече с ним. За время обучения я по-настоящему прикипел к этому суровому, но справедливому человеку.
Быстро собравшись, я вышел на улицу и направился к автобусной остановке. Дорога до аэроклуба, по моим ощущениям, заняла меньше времени, чем раньше. Хотя, вероятнее всего, дело было в предвкушении скорой встречи с местом и людьми, которые оставили после себя приятные воспоминания.
Когда я оказался на территории аэроклуба, меня накрыла волна ностальгии. Я и не думал, что мне настолько приятно будет вновь пройтись по знакомой территории, увидеть старые ангары, повидать мелькающих между корпусами знакомых инструкторов.
Я зашёл в главное здание и зашагал по пока ещё пустующим коридорам. По пути мне вспомнились парни из моей группы. Нужно будет обязательно собрать всех наших, чтобы пообщаться и узнать, кто как живёт, у кого какие планы и успехи.
Размышляя об этом, я и не заметил, как дошёл до кабинета Крутова. Постучал, но ответом мне была тишина. Дверь была приоткрыта. Я заглянул и увидел, что внутри никого нет.
Услышав звук шагов, я обернулся. На пороге стояла неизменная Шапокляк. Настроение у меня было прекрасное, поэтому меня нисколько не расстроило её выражение лица: всё та же кислая мина, всё те же поджатые губы. Хоть что-то неизменно в этой жизни. Я поздоровался.
— Здравствуйте, Громов, — буркнула она, направляясь к своему столу. — Павла Алексеевича нет на месте.
— Это я заметил, — проговорил я и шагнул на выход. — А подскажите, пожалуйста, где он.
— В столовой обедает, — нехотя проговорила она с таким видом, будто я её донимал беседой уже третий час к ряду.
Я покачал головой, удивляясь терпению Крутова, и, поблагодарив Шапокляк, развернулся и вышел из приёмной. Мысленно я отметил забавное стечение обстоятельств: наше первое знакомство с Крутовым тоже произошло в столовой. Надеюсь, на этот раз обойдётся без пчёл и мне не придётся снова спасать ему жизнь.
Спустившись вниз по лестнице, я зашёл в просторное помещение столовой. Окинул взглядом зал и сразу отыскал Павла Алексеевича. Он привычно сидел за своим любимым столом у окна, сосредоточенно работая ложкой. Я подошёл прямо к нему.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — Чётко, по-военному, обратился я к нему.
Он поднял голову. Секунда лёгкого недоумения, а затем его лицо озарилось искренней улыбкой.
— Громов! Да чтоб тебя! — Он тут же отложил ложку и поднялся из-за стола, протягивая руку. — Какими судьбами?
Мы обменялись крепким рукопожатием, после чего он по-отечески обнял меня за плечо, слегка потрепав.
— Садись, садись, — он жестом пригласил меня к столу. — Рассказывай, как ты? Как Кача? Я про твои успехи слышал! Молодец!
Я сел напротив него и принялся рассказывать об учёбе, о полётах, о трудностях и победах. Крутов слушал внимательно, кивал, задавал вопросы. Затем и он вспомнил несколько забавных случаев из своей лётной практики, и мы оба с удовольствием посмеялись над его рассказами о курьёзных происшествиях во время учёбы.
В какой-то момент я поднял свой стакан с компотом и отсалютовал им Крутову.
— Позвольте поздравить вас, товарищ подполковник, с повышением в звании. Искренне рад за вас.
Он глянул на свои новые погоны и довольно улыбнулся.
— Спасибо, Сергей. Да, недавно присвоили.
Мы проболтали ещё около получаса, пока Крутов не взглянул на часы и не ахнул.
— Опа, что-то я совсем заболтался! Пора бежать, дела ждут. — Он поднялся, и я последовал его примеру.
Мы вышли из столовой в коридор.
— Спасибо, что заглянул, — сказал он мне, уже более сдержанно. — И я рад, что у тебя всё получается. Так держать и не сбавляй оборотов.
— Спасибо вам, Павел Алексеевич. Я тоже был рад вас увидеть. И ещё раз, с повышением вас.
Мы уже собирались разойтись, как вдруг я услышал хлопок, а затем Крутов меня окликнул. Когда я обернулся, он жестом поманил меня к себе.
— Чуть не забыл сообщить тебе нечто важное.
Я приблизился к нему и приготовился слушать. Павел Алексеевич понизил голос, а лицо его приняло крайне серьёзное выражение.
— С утра ко мне люди приходили. С верхов. — Он многозначительно посмотрел на потолок, и я машинально повторил за ним. — Активно интересовались тобой. Успехами, поведением, как учился… В общем, копали глубоко.
Я нахмурился и собрался было уточнить, кто это был, но он тут же остановил меня жестом, выставив ладонь вперёд:
— Не спрашивай. Не скажу. Но знай, тобой интересуются. Будь осторожен.
Я кивнул.
— Понял. Принял к сведению. Спасибо за предупреждение, Павел Алексеевич.
Он похлопал меня по плечу.
— Бывай. И удачи.
Крутов развернулся и зашагал по коридору быстрым, уверенным шагом. Я же вышел на улицу под палящее летнее солнце. Но теперь в голове прокручивались уже не ностальгические воспоминания, а всякого рода предположения. Кто эти люди? Зачем я им понадобился? Королёв? Ершов? Ещё кто-то? Ответов у меня пока не было.
Так, прикидывая варианты и размышляя о причинах такого визита, я и добрался до Государственной центральной научной медицинской библиотеки. Мне нужно было узнать кое-что очень важное. Что-то, что в теории может изменить очень многое в будущем.
Прохладная тишина читального зала библиотеки обволакивала, как кокон после летнего зноя. Получив разрешение и указав необходимые темы, я устроился за одним из массивных деревянных столов, погружаясь в пучину медицинских терминов и сухих клинических отчётов.
С каждым прочитанным журналом, с каждой главой в учебнике по хирургии я понимал, что эта задача не просто со звёздочкой, а с огромной такой звездой, как на кремлёвской башне.
Саркома — дело серьёзное даже по меркам моей прошлой жизни, а уж в нынешнее время и подавно. Метастазы, кровотечения… Без операции больного ждёт медленный и мучительный конец. С операцией не легче. Она сродни русской рулетки, где шансы на выигрыш не в пользу пациента. Особенно с таким букетом сопутствующих болезней, как у Сергея Павловича.
Я принялся выписывать ключевые моменты, размышляя о прочитанном параллельно тексту.
Если опухоль не удалить, тогда это равносильно подписанию смертного приговора. Но как сделать так, чтобы попытка лечения не стала тем самым роковым исходом?
Я углубился в статьи по анестезиологии. Закись азота широко применяется, но… Есть риск гипоксии, особенно для ослабленного сердца. Такое, как у Королёва. А ведь у него ещё и атеросклеротический кардиосклероз. Сердце изношенное, слабое. Любая нагрузка сверх меры и катастрофа неминуема.
В будущем врачи провели бы полное обследование пациента. ЭКГ, нагрузочные тесты, подлечили бы сначала сердце, насколько это возможно. Я не медик, но из прочитанных мною статей, я пришёл к выводу, что должного обследования у Сергея Павловича не было. Увидели прямую угрозу в виде кровотечения и бросились её устранять, не подумав о рисках. И если всё так, тогда у меня вопрос: Почему? Как такое допустили?
Следующий пункт — это интубация. Проблемы с челюстью и шеей. Из-за этого врачи не смогли ввести трубку, чтобы обеспечить нормальное дыхание во время многочасовой операции. Организм буквально задохнулся, сердце не выдержало двойной нагрузки: и наркоз, и гипоксия.
Нужен другой подход. Другой анестезиолог. Кто-то, кто знает о проблемах заранее и готов к сложной интубации. Или сразу идти на трахеостому? Но это дополнительная травма…
Я искал хоть какие-то сведения о современных на сегодняшний день методах. Более современный ингаляционный анестетик уже придумали. Но мне не известно, применяется ли он широко. Достанут ли его для одного, даже очень важного, пациента? И если да, то остаётся ещё одна сложность: как это всё донести до нужных людей, не раскрывая себя?
Неприятность заключалась ещё и в том, что технически средства были. Не те, что в будущем, но достаточные, чтобы значительно повысить шансы на успешный финал. Тот же «Кетамин», который уже использовали в это время. Но… синтезировали его в США.
Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. В голове выстраивался план, хрупкий и невероятно рискованный.
Первый вариант: Отговорить Сергея Павловича от операции. Полагаю, нереально. Никто не поверит курсанту с улицы. Да и это всё равно гарантированная смерть. Просто чуть позже.
Второй вариант: Попытаться обеспечить правильное предоперационное обследование. Но как? Через отца? Он близок к Королёву, но… Он технарь, не медик. И его слово вряд ли будет весить хоть сколько-то против мнений светил медицины. И потом, отцу тоже нужно будет как-то объяснить, с чего это вдруг я решил трубить тревогу.
Третий вариант: Повлиять на сам ход операции. Самый безумный вариант. Мне нужно будет каким-то образом «подсунуть» грамотного анестезиолога, обеспечить наличие нужных препаратов, предупредить о проблемах с интубацией… Это работа целой команды, а не одиночки.
У меня оставался последний луч надежды — реанимация. Я принялся искать работы В. А. Неговского. Его нынешние исследования по реанимации — это передовой край науки. Но внедрены ли его методы повсеместно? А в той самой больнице, где будут оперировать Королёва, их используют? Большой вопрос.
Я облокотился о стол, потирая виски пальцами. Информация была, но она была бесполезна без рычагов влияния. Я знаю, что нужно сделать, но пока абсолютно не понимаю, как это провернуть. Молодой курсант с невероятными знаниями о будущем, и о которых он не может никому рассказать прямым текстом. Насмешка судьбы, не иначе.
Как мне кажется, самый простой и одновременно самый сложный путь — это поговорить с отцом. Не врать, а осторожно, под видом «рассуждений», поделиться информацией о прочитанном и своими мыслями на этот счёт. А после аккуратно и точечно быть в эту точку намёками, случайными фразами.
Не факт, конечно, что отец сможет донести это всё до Королёва. А если и сможет, то не факт, что Сергей Павлович поверит ему. Он легко может отмахнуться от предостережений, как от назойливой помехи, решив, что врачи знают лучше.
Я собрал свои записи, сложил аккуратными стопками книги и журналы, которые изучал до сих пор, и устало вздохнул. Теперь я знал слишком много, чтобы бездействовать, и слишком мало, чтобы действовать наверняка.
Спасение жизни Главного Конструктора — это титаническая задача, где мои знания лишь крупица в огромной мозаике, которую мне предстоит собрать вслепую, вопреки всем сложностям. Ладно, времени пока достаточно, чтобы всё это хорошо обмозговать. А пока пора ехать на встречу с Ваней.
Тёплый летний вечер медленно опускался на город, окрашивая всё в золотистые тона. Я сидел на старой деревянной лавке неподалёку от своего дома, наблюдая, как на детской площадке резвится детвора. Их радостные крики и беззаботный смех были тем самым фоном, который идеально подходил для неторопливой дружеской беседы.
Мы с Ваней уже успели обсудить всё на свете: от моих учебных будней в Каче до его работы на заводе, от новостей об общих знакомых до планов на будущее. Лёгкая усталость от долгого дня приятно разливалась по телу, и я с наслаждением вытянул ноги, откидываясь на спинку лавки.
Разговор на время иссяк, и Ваня, хлопнув себя по коленям, поднялся.
— Квасу хочу. Жара ещё та. Я мигом.
Я кивнул и попросил захватить и мне кружечку. Ваня припустил к ближайшему ларьку, откуда доносилась знакомая многим песня: лязг опустошаемых стеклянных бутылок и глухой стук новой тары.
Вскоре и Ваня вернулся с двумя полными кружками пенистого кваса. Он протянул мне одну из кружек, я взял её, ощутив приятную прохладу гладкого стекла, стёр каплю с выпуклого бока.
— За твоё возвращение! — Провозгласил Ваня и с видом знатока чуток пригубил напиток, чтобы не расплескать пену.
— За встречу, — откликнулся я, и мы с ним одновременно сделали по хорошему глотку. Квас оказался отменным: холодным, в меру сладким и терпким. То, что нужно после долгого жаркого дня.
Мы посидели в молчании несколько минут, наслаждаясь напитком и видом играющих детей. И вот когда кружки опустели почти наполовину, я решил, что пора задать главные вопросы.
— Ну так что, — повернулся я к Ване, — рассказывай. Что за новость и что за предложение, от которого я не смогу отказаться? Интригуешь с самого утра.
Ваня сделал ещё один большой глоток, поставил кружку на колено, зажмурился, словно солнце било ему прямо в глаза, хотя оно уже почти скрылось за домами, и блаженно причмокнул. Потом он перевёл взгляд на резвящихся ребятишек, и на его лице появилась блуждающая улыбка.
— Гром, — произнёс он просто, без всяких предисловий. — Я женюсь.
Я выгнул бровь, рассматривая его профиль. Неожиданно. В голове мгновенно сложился пазл. Вспомнился утренний звонок, голос Наташи и её нежное: «Ванечка». Так вот, в чём дело. Всё встало на свои места: Ваня и Наташа решили узаконить отношения.
Раньше я бы, наверное, удивился, но сейчас, глядя на его счастливое, умиротворённое лицо, это казалось единственно возможным и совершенно правильным развитием событий.
— Вот как? — Проговорил я, скрывая за кружкой лёгкую ухмылку. — Поздравляю. Теперь понятно, почему Наташа с утра у телефона дежурила.
— Ага, — он смущённо хмыкнул. — Помогает мне квартиру обустраивать. Бегает, суетится… Я ей говорю: да полегче, успеем. А она: нет, всё должно быть идеально.
— И когда это торжественное событие? — Поинтересовался я.
— Двадцать второго июля, — ответил Ваня, и в его глазах вспыхнули весёлые огоньки. — Скоро.
— Скоро, — согласился я, и, хлопнув его по плечу, радостно добавил: — Так это ж здорово! Искренне поздравляю! Наташа прекрасная девушка. Умница, красавица, хваткая и с характером. Настоящая! Желаю вам самого большого семейного счастья. От всей души.
Ваня заулыбался ещё шире, его лицо расплылось в совершенно мальчишеской, беззаботной улыбке. Было странно видеть на его грубом лице такое выражение. Но мне нравилось видеть его таким счастливым.
— Спасибо, Гром. Я… честно, сам до сих пор не верю, что всё это происходит именно со мной. — Он покачал головой, и в его голосе вдруг прозвучали нотки лёгкого недоумения. — Если бы мне кто год назад сказал… Особенно если вспомнить, кем я был и что вытворял.
Я внимательно посмотрел на него. Да, его прошлое было далеко не ангельским. Мелкие хулиганства, потасовки, сомнительные компании… Но всё это осталось позади. Он вытащил себя из этого болота, нашёл работу, встал на ноги. И теперь он строит новую жизнь. Достойно уважения, я считаю.
— А ты и не вспоминай, — уверенно произнёс я. — Прошлое — оно и есть прошлое. Не надо на него оглядываться. Живи настоящим. И строй своё светлое будущее, а не тащи за собой старый груз. Ты уже не тот человек. Ты жених. А скоро станешь мужем. А там, глядишь, и отцом семейства. — Я улыбнулся ему.
Ваня внимательно выслушал, кивнул, его взгляд стал более осознанным и серьёзным.
— Дело говоришь. Спасибо, друг.
Он помолчал, допил остатки кваса из своей кружки, поставил её на землю и повернулся ко мне. На его лице снова появилась озорная улыбка.
— Ну а что касается предложения… — он улыбнулся ещё шире и уставился на меня с прищуром. Я почувствовал неладное. Ваня продолжил, после театральной паузы: — Оно простое. Ты будешь моим свидетелем. Отказ, — он поднял указательный палец вверх, — не принимается.
Я замер с поднесённой ко рту кружкой. Пару раз моргнул. В голове пронёсся стремительный, почти карикатурный хоровод картинок: шумный выкуп невесты с кричащими подружками и всяческими шуточными испытаниями для жениха; застолье с бесконечными тостами, песнями под баян и плясками до упаду; моя непосредственная обязанность свидетеля — быть на подхвате, организовывать, развлекать гостей, подсказывать молодым, что и как делать…
Мне, как свидетелю, скучать точно не придётся. Это будет целое испытание на прочность, выносливость и дипломатические способности.
Я осушил свою кружку залпом, почувствовав, как прохлада разливается по всему телу. Громко и с чувством крякнул от удовольствия и, глядя на сияющего Ваню, произнёс:
— Почту за честь, друг. — Я протянул ему пустую кружку. — С тебя ещё одна раз пошла такая пляска.
Ваня рассмеялся, схватил обе кружки и рванул к ларьку, оставив меня на скамейке с лёгкой ухмылкой на лице и целой кучей новых мыслей в голове.
Свадьба… Ну надо же. Кажется, этот отпуск обещает быть по-настоящему жарким.