Константин. Аландский крест

Глава 5

Как гласит еще не сформулированный, но уже вполне действующий второй закон Мерфи — «всякая работа требует гораздо больше времени, чем вы рассчитываете». [1] Так поначалу складывалось и с нападением на Батум. Сначала, как я уже упоминал, возникли проблемы с машинами наших пароходов и запасами угля. Стоило их решить, как подоспели данные разведки. Оказалось, что турецкие силы в Лазском санджаке серьезно превосходили те, которые имелись у них в Трапезунде.

Всего, судя по показаниям пленных и лазутчиков, сосредоточенные там войска насчитывали порядка двенадцати тысяч солдат, причем значительная часть их принадлежала к низаму — кадровой турецкой армии. Что же касается командовавшего ими Селим-паши, то он, несмотря на проигранное летом сражение при Чолоке, показал себя достаточно дельным командиром. Для турка, конечно. Поэтому надеяться на его ротозейство не имело смысла. Напротив, следовало ожидать, что имеющиеся у него войска давно собраны в кулак и усилены местными ополченцами.

Впрочем, захватить столицу будущей Аджарии мы могли и при имеющемся соотношении сил, но мне хотелось по мере возможности избежать при этом излишних потерь. Вопрос лишь был в том, как это сделать? Оголять Трапезунд мне категорически не хотелось. Перебрасывать подкрепления из Крыма долго. К тому же еще неизвестно, что скажет по поводу моего самовольства государь…

Оставался только Кавказский корпус и его командующий, собственно говоря, и втравивший меня в эту авантюру. Волей-неволей пришлось отправляться в Редут-кале [2], где сейчас находился наместник.

— Рад приветствовать ваше императорское высочество на древней грузинской земле! — радушно встретил меня Муравьев. — Наслышан о ваших новых подвигах!

— Если о Трапезунде, то я тут решительно ни при чем. Корнилов с Хрущовым и Лихачевым сами прекрасно справились.

— Командуете здесь всем вы, — не согласился со мной старый генерал, — стало быть, и заслуга ваша! Тем паче, что вы ведь в это время тоже не баклуши били. Как прошел ваш визит к берегам Царьграда?

— Даже не знаю, с чего начать, — покачал я головой, после чего поведал о встрече с султаном и о полученном от него предложении.

— Государю сообщили? — сразу подобрался тот.

— Разумеется. Впрочем, фирман в Петербург доберется нескоро, а без него, боюсь, в то, что изложено в шифрованной телеграмме, никто не поверит.

— Н-да, удивили вы меня, старика… ей богу, кто бы другой рассказал, ни за что не поверил!

— Да я и сам, признаться, до сих пор пребываю в некотором изумлении.

— Что думаете делать?

— То же, что и до сих пор. Как говорили древние латиняне — Fac quod debes, fiat quod fiet. [3]

— Марку Аврелию легко, он сам был император… а с вашего высочества могут и спросить!

— Война все спишет. Тем более, я Абдул-Меджида предупредил, что так просто не остановлюсь. Так что обижаться ему будет не на что.

— Да Бог с ним, с султаном, вот уж о ком нет нужды беспокоиться.

— Это почему же?

— Да убьют его, всего-то и дел. Не нынче, так завтра. Я, Константин Николаевич, за вас переживаю…

— Не стоит, Николай Николаевич. Давай лучше о Батуме поразмыслим. Если мы его сейчас захватим, считай, дело сделано. Война выиграна, а там посмотрим!

Ответом мне был долгий испытующий взгляд старого генерала.

— А ведь и верно, — решился он. — Победителей не судят!

— В таком случае, предлагаю начать планировать дальнейшие действия. Какими силами располагаешь?

— Ну-ка, кликнете к нам князя Гагарина, — приказал он адъютанту.

Буквально через минуту в кабинет вошел бравый генерал. Судя по воспоминаниям Кости, прежде мы с ним не встречались, однако человек он был по-своему известный. Прибыв лет десять назад вместе с Воронцовым, князь Гагарин успел проявить себя с самой наилучшей стороны, показав себя не только храбрым военным, но и талантливым администратором.

Перед войной он занимал пост Кутаисского военного губернатора и сумел много сделать для процветания вверенного ему края. Однако, как это часто случается, в свете гораздо более был известен не службой, а благодаря скоропалительной женитьбе на княжне Орбелиани.

— Проходи, князь Александр Иванович, — проскрипел Муравьев. — Расскажи его императорскому высочеству, много ли у нас поблизости сил?

— У меня десять с половиной батальонов пехоты, две казачьи сотни, 12 орудий, двадцать сотен гурийской пешей и четырнадцать сотен всадников иррегулярной милиции! Несколько далее расположен Ахалцихский отряд генерала Ковалевского. У него под началом восемь пехотных батальонов при 12 орудиях. Девять казачьих сотен и двадцать девять сотен имеретинской конной милиции. Кроме того, в резерве, в Боржоме и Сураме, стоят по 2 батальона.

— Негусто.

— Позволено ли мне будет осведомиться о ваших намерениях? — не без удивления посмотрел на меня генерал.

— Да вот, думаем нагрянуть в Батум.

— Прошу прощения, но это решительно невозможно! Зимой через горы не пройти…

— А кто говорит про сухопутный путь? — переглянулись мы с Муравьевым. — Я, Александр Иванович, если помнишь, по другому ведомству.

— Десант?

— Именно.

— В таком случае можно попробовать, — задумался Гагарин. — Какими силами помимо моего отряда располагает ваше высочество?

— Две бригады морской пехоты. Примерно пять тысяч штыков и шесть четырехорудийных батарей митральез. Еще можем задействовать батальон пластунов, да десяток легких пушек.

— И впрямь негусто, — хмыкнул князь.

— Из хорошего могу добавить, что все они вооружены винтовками и имеют опыт подобных операций.

— Это, разумеется, прекрасно, но дела особо не меняет. К тому же, турки, насколько нам известно, получили этим летом от французов в подарок несколько тысяч новейших штуцеров Тувенена. Точное количество нам, к сожалению, неизвестно, но вооружить ими первую линию смогут наверняка!

— Полно тебе, князь, пугать его высочество, он не из таковских, — усмехнулся Муравьев. — К тому же, не ты ли мне докладывал, что османы не умеют ими пользоваться?

— А можно подробнее? — заинтересовался я.

— Отчего же нельзя, — охотно отозвался наместник. — Александр Иванович, будь добр, повтори его высочеству то, что мне рассказывал о ваших прошлых делах!

— С удовольствием, — не стал чиниться Гагарин. — Если не считать мелких стычек, в этом году Гурийский отряд дважды сходился с османами. Первый раз случился еще по весне, в самом конце мая. Гасан-бей тогда вышел из занятого еще в апреле Озургети по направлению к Кутаиси. Если бы его маневр удался, это создало угрозу нашему флангу и, весьма вероятно, заставило нас очистить Гурию.

Однако, командовавший нашим авангардом, тогда еще бывший подполковником князь Эристов, вышел им навстречу и занял позицию у села Нигоети. Видя перед собой разворачивающуюся турецкую армию, он не дал им закончить маневр и сходу атаковал противника!

— Сколько же их было?

— У Эристова три батальона пехоты, четыре пушки, да три сотни местной милиции. Всего около трех тысяч штыков и сабель. А у Гасан-бея никак не менее двенадцати тысяч человек. Однако турки не только не успели завершить перестроение, но также имели неосторожность подпустить наших молодцов на штыковой удар. После чего, не выдержав натиска, бросились бежать, оставив нам немало трофеев [4]. Сам же Гасан-бей погиб.

— Славное дело. А дальше?

— После этого противник, можно сказать, растерял весь свой задор. Мы же, как раз напротив, поверили в свои силы и продолжили наступление. Не прошло и двух недель, как князь Андронников заставил турок оставить Озургети, вместе со всеми собранными там припасами, после чего перешел реку Чолок и с отрядом в 10 тысяч штыков и сабель при 18 орудиях решительно атаковал турецкий лагерь. Войска Селима-паши, коих было никак не меньше 34 тысяч при 13 орудиях, отчаянно сопротивлялись, нанеся нам немалые потери, но все же были разгромлены. Остатки их во главе со своим муширом отступили в Кобулети.

— Ну что же, три к одному, как по мне, весьма достойный результат! Кстати, хотел бы узнать ваше мнение, господа, в чем причина вражеских неудач?

— Да тут и думать нечего, — решительно заявил Гагарин. — Ни для кого не секрет, что даже лучшие части турецкой армии заметно уступают в выучке нашим полкам. И если в обороне их пехота действует сравнительно неплохо, то все остальное решительно нехорошо. Перестроения совершаются медленно, солдаты дурно обучены, а офицеры сами не имеют достаточно знаний, чтобы это исправить.

— А как на счет огневой подготовки?

— Скажем так, особой меткостью они похвастать не могут. Впрочем, справедливости ради, это было в самом начале войны и до получения французских штуцеров. Вполне вероятно, теперь ситуация улучшилась.

— Или ухудшилась, — усмехнулся я. — Да-да, не удивляйтесь. Перевооружение некоторых наших частей на трофейные винтовки показало, что без соответствующего обучения это пустая трата времени и денег. Если солдаты не умеют верно определять расстояние и выставлять прицел, хорошей стрельбы от них не добиться.

С этим генералы спорить не стали, и мы продолжили совещание.

— Каковы общие потери турок?

— Совокупно, полагаю, никак не менее десяти тысяч убитых, раненых и пленных только на нашем участке. Плюс, еще, по меньшей мере, столько же дезертировали. В первую очередь, конечно, это касается башибузуков и местных аджарских ополченцев. [5]

— И тем не менее, у Селим-паши под рукой около пятнадцати тысяч штыков и сабель.

— Увы, все именно так. Успел собрать разбежавшихся… Кроме того, ему еще летом переслали из Варны полк регулярной турецкой пехоты и две артиллерийские батареи взамен потерянных.

— Мои силы вам известны. Сколько сможете выделить вы?

— За неделю можно собрать порядка десяти тысяч штыков и сабель, — практически не раздумывая ответил Муравьев. — Немного, конечно, но с поддержкой флота должны сладить.

— Итого у нас шестнадцать, а если поднапрячься, все восемнадцать тысяч против пятнадцати. Кажется, лучшего соотношения на вашем фронте еще не было?

— Совершенно верно.

— В таком случае я не вижу ни одного аргумента сидеть и ждать у моря погоды вместо того, чтобы продолжать наступление!

— Прошу прощения у вашего императорского высочества, — нерешительно начал князь, — но что, если союзники к лету подтянут новые эскадры?

Что ж, понять генерала было можно. Вдруг Черноморский флот опять запрется в гавани, ожидая благоприятного момента, а враги начнут хозяйничать на море, перерезав тем самым наши линии снабжения.

— Во-первых, любезнейший Александр Иванович, — четко выговаривая каждую букву, ответил я, — дело это далеко не такое быстрое. И если мы не станем мешкать, к тому времени Турция окажется совершенно разгромленной. Во-вторых, пусть приходят. У нас достаточно сил и времени, чтобы подготовить нашим европейским друзьям несколько неприятных сюрпризов!

— А если тот же Омер-паша соберет войска и с помощью союзников сумеет их переправить сюда? — не унимался Гагарин. — Наши же силы будут отвлечены на Батум и Трабзон…

— Пусть сначала соберет, — вмешался старавшийся до сих пор помалкивать Муравьев. — А потом если и доставит, так что с того?

— Начнет осаждать Батум или Трабзон…

— Всяко лучше, чем Севастополь! — отрезал генерал. — Тем паче, что мы к тому времени успеем их укрепить, а разорять они во время осады станут не наши, а свои земли! И вообще, государь, посылая меня сюда, выразил твердое желание вернуть пост святого Николая. А мы не токмо его вернем, но и Батум захватим. А летом продолжим наступление на Баязет, Ардаган, Карс и Эрзерум. Помяни мое слово, князь, не до Трапезунда туркам будет!

— И еще, господа, следует не забывать о подчиненной мне Крымской армии. Если враг соберется с силами и снова полезет к Севастополю, она будет занята, но тем самым надолго отвлечет союзников от Кавказа. Если же французы и британцы не решатся на повторный десант, то стотысячная, проверенная в боях сила станет дамокловым мечом, нависающим над османами. И куда мы его нацелим, они смогут только гадать. Этим мы вынудим их держать войска у Константинополя, Варны и Синопа, а не слать на восток.

— Осторожный у тебя подчиненный, — усмехнулся я, когда мы с наместником снова остались одни. — А скажи, как так случилось, что отрядом командовал Андронников, причем успешно, но потом его все равно сменили.

— Не все так просто, Константин Николаевич, — хмыкнул Муравьев. — Князь Иван Малхазович, конечно, генерал бравый, да только в тех викториях не столько его заслуга, сколько подчиненных ему командиров отрядов. Того же Эристова, Брунера, да барона Майделя.

— Ну хоть один барон, — засмеялся я. — А то все князья, некого и… хм…

— Это, сударь мой, Кавказ! — развел руками генерал. — Тут в каждой сакле по князю. А на Гагарина не гневайся, он хоть и осторожен, однако же человек дельный. Служит в этих местах давно, отчего и в нравах здешних разбирается…

— И в мыслях не было, Николай Николаевич. Я, если хочешь знать, людей, умеющих возражать, ценю. Тех, кто во всем согласен, вокруг меня и так довольно.

[1] Точнее, этот шуточный философский принцип звучит так: Если что-нибудь может пойти не так, оно пойдёт не так.

[2] Редут-кале — русская крепость в 7 верстах севернее г. Поти.

[3] Делай что должно и будь что будет (лат.)

[4] В результате боя при Нигоети русский отряд захватил два орудия, два зарядных ящика, 5 ротных значков, до двух тысяч ружей и прочее военное имущество.

[5] При Чолоке трофеями русских стали 13 орудий с зарядными ящиками, 36 знамен и значков (то есть были уничтожены 7 турецких батальонов), до 3 тысяч ружей, а также обоз Батумского корпуса, захваченный в лагере у реки Чолок.