Константин. Аландский крест

Глава 26

Покушение на члена правящей семьи само по себе событие неординарное, но, когда их случается за короткий промежуток времени сразу два, это уже за гранью! Очевидно поэтому первая же пришедшая из России телеграмма за подписью его величества недвусмысленно требовала моего немедленного возвращения домой. Но бросать начатое дело на полпути было неправильно и как-то несерьезно, потому, взвесив все и обдумав, я решил продолжить свой вояж, отписав брату, что приму все необходимые меры для сохранения своей безопасности.

Что же касается возможной опасности… Поскольку в обоих случаях действовали одни и те же люди, логично предположить, что другой команды наготове у англичан сейчас просто нет. И, пока они ее соберут, у меня есть фора, которой грех не воспользоваться. Тем более, что дел осталось не так уж много. Посетить Берлин, затем Бремен, встретиться с парочкой интересных людей, после чего можно и заворачивать оглобли. Тем более и январь вот уже подошел к концу, на дворе первые числа февраля 1855 года. Новый этап войны все ближе.

Ну а пока страсти не утихли, самое время вылить на наших противников очередной ушат грязи! Столица древней Бранденбургской марки подходит для этого как нельзя лучше. Поскольку и своих, и иностранных журналистов там с большим избытком, и все как один жаждут сенсаций.

Очередная пресс-конференция удалась на славу. Французы и англичане на сей раз сидели тихо и не отсвечивали, зато нейтральные немцы, бельгийцы и прочие шведы оторвались на славу. Я же в свою очередь не поскупился на подробности, красочно описав все перипетии покушения, после чего продемонстрировал всем желающим пробитую вражеской пулей шинель, фотографический снимок раненой, но уже выздоравливающей Эльзы фон Вальденфелс, а также дал прочитать выдержки из показаний Юзефа Высоцкого, подписанные им собственноручно.

В общем и целом, можно сказать, что на чугунную бомбу с парой фунтов пороха я ответил информационной с целым ведром дегтя.

Союзники попытались ответить, но по-разному. Наполеон III публично осудил терроризм, а в тайне пригрозил пригревшимся в Париже полякам, что в случае повторения подобного афронта выгонит их всех к чертовой матери из прекрасной Франции!

Пальмерстон же, очевидно решив, что лучшая защита — это нападение, выступил в палате общин с программной речью, которую тут же перепечатали все ведущие британские газеты. Если отбросить словесную шелуху, суть ее свелась к следующему. Русские рейдеры — варвары и угроза не только мореплаванию, но и всему «цивилизованному человечеству».

Одной перепечаткой дело, разумеется, не ограничилось. Следом за ней косяком пошли статьи с жалостливыми картинками, на которых бородатые русские моряки убивали безоружных моряков и коммерсантов, подвергали неслыханному насилию пассажиров, взрывали практически мирные корабли и так далее в том же духе.

Главными исчадиями ада ожидаемо объявили особенно насоливших просвещенным мореплавателям Павла Истомина и Ивана Шестакова. Впрочем, не забыли и остальных. Заканчивались статьи одинаково — требованием навести на морях порядок. А всех русских рейдеров повесить, причем непременно за шею, как форменных пиратов…

Получилось, прямо скажем, так себе. Во-первых, оппозиция задалась вполне резонным вопросом, как вообще получилось, что безраздельно владеющий морями вот уже добрые полсотни лет (если считать со времен Трафальгара) Королевский флот не может справиться с полудюжиной жалких корветов? Во-вторых, война войной, а покушение на брата русского императора — это немножечко чересчур!

Больше того, если бы оно оказалось успешным, добропорядочные англичане с этим как-нибудь смирились. Но простить две неудачи подряд достопочтенные сэры были явно не готовы.

Впрочем, кое-какой эффект от этих статей все же был. Щедро проплаченные Трубниковым «независимые журналисты» быстро провели свое расследование, в ходе которого было неопровержимо доказано, что все случаи некорректного отношения к пленным являются вымыслом. Что же касается возможной казни членов экипажей рейдеров, лицам, принимающим решения, следовало бы помнить, что в русском плену находится достаточно пленных, чтобы ответить на каждого повешенного десятком.

Между тем, общее количество потерянных в результате наших рейдов судов перевалило за трехзначные величины, а непосредственные убытки за все время войны превысили пять миллионов фунтов стерлингов. Косвенные же потери, вызванные главным образом ростом цен на страховки и паникой на бирже, достигли суммы поистине астрономической! Ну и главное. Британский и французский фрахт начал сокрушительно даже не падать, а натурально обваливаться. Ему на замену начали приходить суда других стран, и эта тенденция могла стать необратимой.

Британская оппозиция со страниц своих газет, не стесняясь в выражениях, клеймила правительство королевы Виктории, обвиняя в запредельном росте цен, затруднениях в торговле и военных неудачах, призывая к мирным переговорам и настаивая, что вступать в войну с Россией из-за Османской империи было глупостью. А продолжение этого конфликта не принесет Соединённому Королевству ничего, кроме новых бед и страданий.

Критиковали и развернувшуюся во всю ширь программу массового строительства флота. План «Великого вооружения» небезосновательно называли слишком дорогим, а построенные по нему корабли не подходящими Роял Нэви. В самом деле, зачем англичанам так много мелкосидящих канонерок? К тому же вскоре выяснилось, что запасы выдержанного строевого леса в Британии оказались вовсе не беспредельны.

Принятая английскими кораблестроителями технология сушки не так уж сложна, но требует времени, которого у них не было. Узнав об этом, первый лорд Адмиралтейства сэр Чарльз Вуд, не мудрствуя лукаво, приказал использовать еще сырую древесину.

И вот тут начался скандал. С тем, что построенные из недосушенного леса канонерки и корветы долго не прослужат, еще можно было смириться. В конце концов, на одну-две кампании их хватит, после чего война так или иначе все равно закончится. Но изъятие из непрерывного процесса большого количества древесины угрожало задержкой строительства линейных кораблей и фрегатов после войны, а это уже было опасным.

Кроме того, охвативший Британию милитаристский раж не на шутку испугал политиков Северо-Американских штатов и Франции. И если на Америку с ее традиционным изоляционизмом особого внимания никто не обратил, то напряжение, возникшее с ближайшим союзником, никого не радовало.

Выдвинутые британцами в адрес наших рейдеров обвинения в жестокости заставили моих берлинских родственников насторожиться, в связи с чем уже на следующий день состоялась приватная встреча сразу с тремя дядюшками. Престарелым королем Фридрихом-Вильгельмом IV, его младшим братом и будущим первым императором объединенной Германии Вильгельмом, а также принцем Адальбертом, приходившимся первым двум кузеном.

— Здравствуй, мой мальчик! — радостно распахнул объятия Адальберт, судя по всему, единственный, кто действительно был рад меня видеть. — Вести о твоих успехах согревали мое старое сердце!

— Благодарю за теплые слова, дорогой дядюшка. Но хочу заметить, что без твоей помощи они не были бы столь впечатляющими!

— Скромность украшает молодых людей, — каким-то тусклым голосом проговорил король, после чего надолго замолчал, как будто потерял нить разговора.

— Дорогой племянник, — перебил его дядюшка Вилли, явно демонстрируя, кто в их семье принимает решения. — Скажи, что ты думаешь о недавней речи лорда Пальмерстона в парламенте и последовавших за ней публикациях в прессе?

— Ничего!

— Ничего?

— А что я должен сказать? Что проклятые островитяне грязно играют, а когда их ловят на горячем, принимают вид оскорбленной невинности и обвиняют других в своих грехах? Это всем и без меня хорошо известно. Все богатство Англии построено на пиратстве, грабежах и ростовщичестве!

— В твоих словах немало истины, мой мальчик, — вынужден был согласиться будущий император. — Но все же обвинения в организации покушения несколько… Все знают, что поляки неуправляемы!

— А еще все знают, что британцы обожают совать нос не в свои дела, и из каждой революции торчат их уши!

— И все же они очень сильны, — продолжал гнуть свою линию Вильгельм. — А Пруссия маленькая страна, и мы просто вынуждены…

— Вы хотите вступить в войну на стороне союзников?

— Боже правый, откуда такие мысли⁈

— Ну не знаю. Английские вербовщики рыщут по всей Германии в поисках наемников, а наши родственники усиленно делают вид, что это их не касается.

— А вот тут, Константин, ты не прав. Мы намерены в ближайшее время запретить подданным нашего королевства вступать в какие-либо иностранные военные формирования. Что же касается других государств Германского союза, то, как ты знаешь, мы не имеем над ними власти. Тем не менее, Пруссия довела до всех заинтересованных сторон свою позицию, что, несомненно, поубавит неуместный энтузиазм их правительств.

Не решившись перебить дядю, я ограничился легким поклоном, показывающим, что всецело одобряю эту позицию.

— Впрочем, такие же запретительные меры мы намерены принять и по отношению к твоей стране. Надеюсь, ты понимаешь, что нейтралитет не может быть односторонним?

— Боюсь, не совсем. Кажется, мы не занимались вербовкой?

— Разве? — ухмыльнулся в свои знаменитые усы будущий кайзер. — А как же Бромми и его парни?

— Насколько я помню, все они граждане Вольного города Бремена, где… как вы сказали? Ах, да, у вас нет никакой власти!

— Стоит ли говорить о Бромми? — поспешил вмешаться Адальберт. — Все равно он уже вышел из игры.

— Я что-то пропустил?

— Так и есть, — скривился адмирал. — Он имел неосторожность попасться англичанам, и они вынудили его искать спасения в гавани Бремерхафена. Узнав об этом, британский консул потребовал его интернирования. А поскольку у старика Карла не было другого выхода, пришлось согласиться. Думаю, сейчас он уже сдал свои пушки в арсенал.

— Хм, не знал этого…

— Не сердись на Бромми. В сложившейся ситуации адмирал сделал все, что смог. Если верить газетам, им захвачено по меньшей мере три десятка английских судов и еще какое-то количество французов. Сколько бы ты ни потратил денег на выкуп и вооружение «Ганзы», они неоднократно себя окупили.

— Да и сам он недурно заработал. Ладно, в конце концов, как говорят у нас в России, сколько веревочке не виться, а конец будет… тем не менее, я не намерен прекращать рейдерство. Пока не кончится война, мы будем продолжать охоту в океанах!

— О, тут мы не имеем ничего против! — кивнул Вильгельм. — Просто помни, что твои корабли не смогут пользоваться гостеприимством в наших портах долее, чем это позволяют правила нейтралитета.

— Да ради Бога, — ухмыльнулся я, решив не указывать на тот факт, что у Пруссии не так много портов, чтобы это имело хоть какое-то значение.

— Я рад, что ты так все воспринимаешь, — принял мои слова за чистую монету дядя. — Наши семьи и страны дружат уже много лет, а твой благородный отец был не меньшим пруссаком, чем любой из нас…

— И, тем не менее, вы склоняетесь к союзу с Австрией.

— К оборонительному союзу, ­ — поправил меня помалкивавший долгое время король. — И не более того…

— А если австрийцы решат присоединиться к британцам и французам?

— Но это решительно невозможно!

— Отчего же? Император Франц-Иосиф хоть и молод, но уже успел показать себя неблагодарной свиньей. Он уже готов предать своих друзей, вопрос лишь в том, сколько ему за это предложат… неужели вы и вправду готовы таскать для него каштаны из огня?

Услышав последний вопрос, прусские дядюшки напряженно переглянулись. Судя по всему, такие мысли уже приходили им в голову. Но пока они еще не пришли к общему мнению.

— Воля ваша, дорогие родственники, но мне почему-то кажется, что, если вы поддержите Вену, австрияки непременно втянут вас в какую-нибудь идиотскую авантюру. И наоборот, если вы останетесь нейтральными, Франц-Иосиф будет сидеть тихо, как мышь под веником.

— Хорошо сказано, мой мальчик! — захохотал Адальберт.

— Мы еще подумаем над этим вопросом, — недовольно зыркнул на него Вилли. — И дадим тебе ответ в самое ближайшее время.

— Большего я и не прошу.

После этого аудиенция окончилась. Король с Вильгельмом остались в кабинете, а дядюшка Адальберт вызвался меня проводить.

— Тебя ждут нелегкие времена, — счел необходимым предупредить он. — Англичане разозлились. Все их богатство строится на владении морем, а ты ухитрился поставить его под сомнение. Не знаю, как это вообще возможно, но ты и твои ребята творите самые настоящие чудеса. Куда бы британцы ни сунулись, вы везде умудряетесь прищемить им хвост. И ведь дело не только в тебе. На Камчатке тебя не было, но Завойко с легкостью отразил вражеский десант. Про Белое море и говорить нечего, Шестакофф, — на немецкий манер произнес он фамилию героя Колы, — устроил союзникам такой погром, что всем чертям в аду жарко стало. А теперь вот еще и Истомин… подорвать вражеский линкор — это дорого стоит!

— Самое любопытное, — признался я, — что им было запрещено брать с собой новейшие мины. Но меня не послушались, и теперь я не знаю, что с ним делать. Наградить за геройство или наказать за непослушание?

— Одно другого не исключает, — ухмыльнулся адмирал, после чего продолжил другим тоном. — Что ты намерен делать дальше?

— Собираюсь нанести визит в Бремен. Награжу Бромми и его людей, благо, у меня теперь есть свой орден.

— Учти, что он, скорее всего, дал подписку не участвовать в войне и больше в море не выйдет.

— И не нужно.

— Ну-ну, — недоверчиво посмотрел на меня родственник. — Поступай как знаешь, но помни: англичане люди решительные. А ни мне, ни моим кузенам вовсе не хочется, чтобы они сожгли Бремерхафен!

— Не поверите, но я тоже против! Если англичане сожгут этот славный городок, тамошние обыватели с большой долей вероятности во всем обвинят меня. Чего мне совершенно не надо…

Говоря с дядей, я нисколько не лукавил. То, что эпопея Бромми закончена, было для меня очевидно. Да и Бог с ним! Когда начиналась эта война, наши возможности действовать на морских коммуникациях союзников были невелики. Так что услуги старого пирата пришлись как нельзя кстати. Но теперь у меня есть целая эскадра рейдеров, так что без немцев можно и обойтись. Главное, чтобы оставшиеся без работы моряки не нанялись в Немецкий легион британцев.

За время моего отсутствия Бремерхафен ничуть не изменился. Разве что на бортах и такелаже стоящей в порту «Ганзы» появились кое-какие отметины от ядер и картечи. Адальберт не ошибся, купленный когда-то мной корабль разоружился и теперь до самого конца войны должен будет оставаться здесь. Если, конечно, я его не продам какому-нибудь мирному владельцу. А чтобы это проконтролировать, недалеко от него стоял на якоре британский фрегат.

Получившие расчет члены команды поступили по-разному. Одни поспешили вернуться к семьям, другие принялись пропивать «праведно» заработанное в местных кабаках. Сам адмирал, как выяснилось немного позже, перебрался в прикупленный на доходы домик, где, очевидно, намеревался прожить отпущенные ему Провидением годы с женой и сыном.

На корабле оставалось лишь несколько человек команды, во главе с Францем Киндерлингом, находящимся в отпуске фенрихом прусского флота, да еще полицейский у трапа.

— Кто старший на борту? — поинтересовался у шуцмана вышедший из кареты Трубников.

— Капитан Киндерлинг! — лениво отозвался тот. — А у вас есть до него дело?

— У меня есть, — выглянул я из экипажа.

— Черный принц? — округлились глаза узнавшего меня стража порядка. — Сию секунду, ваше императорское высочество! — после чего опрометью бросился по трапу на корабль.

Через минуту к нам выскочил спешно застегивающий пуговицы на мундире фенрих и отдал положенный в таких случаях рапорт. Мол так и так, на вверенном ему корабле без происшествий, личный состав где-то шляется, а вода за бортом мокрая!

— Почему вы не предупредили нас о своем приезде? — поинтересовался он после окончания официальной части. — Я бы устроил вам настоящую встречу, с почетным караулом и…

— Или они устроили, — усмехнулся я, указывая на английский фрегат.

— Увы, такое тоже возможно, — помрачнел тот.

— Я смотрю, ты сделал недурную карьеру?

— Благодаря вам, — не понял сарказма немец. — Вы присвоили мне чин лейтенанта Российского флота, а его королевское высочество принц Адальберт обещал подтвердить его во флоте Пруссии. После войны, когда отпуск закончится.

— Понятно. А где наш адмирал?

— В своем доме неподалеку от порта. Хотите, я вас провожу?

Если Карл Рудольф Бромми и удивился при виде меня, внешне это никак не проявилось. Мало изменившись за прошедший год, он был все также крепок и суров. Разве что добавилось немного уверенности, все же быть командующим каперской эскадрой куда лучше, чем всеми позабытым моряком без пенсии и надежды на будущее. Судя по дому и обстановке, доходы от реализации захваченных призов позволяли старому морскому волку смотреть в будущее без опаски.

— Рад видеть ваше императорское высочество в добром здравии, — поприветствовал меня он.

— Взаимно, старина.

— Я слышал, на вас было покушение?

— И не одно.

— В таком случае, вам нужно быть осторожным. Поляков у нас, конечно, немного, зато англичане так и кишат.

— Буду иметь в виду. Ну а пока позволь приступить к делу, по которому я приехал.

При этих словах одетый в партикулярное платье Юшков распахнул бывший при нем саквояж и вытащил на свет целую кипу документов.

— Это тебе, — взяв в руки один из них, протянул я его Бромми. — Это патент на чин контр-адмирала Российского флота. Помимо всего прочего, теперь ты имеешь право на титул «ваше превосходительство» и адмиральскую пенсию. Предупреждаю сразу, она не так велика, как об этом принято думать. Но с голоду не умрешь.

— В очередной раз убеждаюсь, что слова вашего высочества не расходятся с делом, — поклонился тот. — Что же касается «прочего», благодаря службе на вас я сумел сделать кое-какие сбережения. Так что смерть от голода мне и моей семье не грозит.

— Это не все, — протянул я Бромми коробочку, в которой лежал орден Аландского креста. — Поздравляю!

— Благодарю, — расчувствовался адмирал, пока я надевал на его шею орденскую ленту с наградой.

— А это твоему помощнику, — очередная коробочка и патент достались Киндерлингу. — Крест второго класса и патент на чин капитан-лейтенанта. К слову, о дальнейшей службе можешь не беспокоиться. Я имел разговор с принцем Адальбертом, и его высочество обещал мне, что с удовольствием примет тебя обратно. В конце концов, у Пруссии не так много моряков, имеющих боевой опыт.

— Спасибо! — едва не задохнулся от радости молодой человек. — Отныне и навеки я ваш должник!

— Полно, господа. Хотя по русскому обычаю награды полагается хорошенько обмыть, до адмиральского часа еще далеко, а потому давайте обсудим сложившееся положение.

— Увы, — вздохнул Бромми, — мне нечем обрадовать ваше императорское высочество. — Как, вероятно, уже известно, «Ганза» разоружена и пробудет в этом состоянии до конца войны. Все, что можно с ней сделать, это продать за сходную цену, но боюсь, много за нее не выручить. Машины за время рейдерства порядком поизносились. Котлы нуждаются в чистке, а возможно, и в чеканке. То же касается и корпуса, но, чтобы хотя бы примерно определиться с количеством работ, нужна постановка в док.

— Остальные корабли?

— «Ниобе» попалась англичанам еще месяц назад, и парням, чтобы не оказаться на виселице, пришлось записаться в Немецкий легион. «Нимфе» мы спрятали в одной прибрежной бухте, но это маленькая парусная шхуна. Толку от нее немного.

— Я правильно понимаю, что речь о том самом «Британо-Немецком легионе», который англичане формируют на Гельголанде?

— Все верно. На острове заседает особая комиссия по найму, вербовщики работают во многих землях, разве что пруссаки на днях запретили наем в своих владениях.

— Ладно, об этом позже. Сейчас я хотел бы знать, какова «государева доля» в полученных за прошлый год трофеях?

Тут надо пояснить, что все обладатели каперского патента должны были выплачивать треть стоимости своих трофеев русской казне. Но поскольку сделать это за границей оказалось не так просто, Бромми аккуратно перечислял положенную сумму на отдельный счет в банке. По идее распоряжаться этими средствами мог либо я, либо сам государь-император, но пока доступ к ним имел только наш адмирал.

— Один миллион двести тысяч триста сорок рейхсталеров, — вздохнул престарелый корсар, как будто отрывал эти средства от сердца.

— Недурно! — с трудом удержался я, чтобы не присвистнуть. — Ей богу, иногда кажется, что выбрал не ту профессию. Получается, ты тоже стал миллионером?

— Моя доля несколько меньше, — с похоронным видом ответил Бромми, после чего с явным сожалением добавил, — были кое-какие расходы…

— Ладно, чужие деньги считать неприлично, — отмахнулся я. — Лучше давай поговорим о деле. Расскажи, что ты знаешь про устроенную в Гельголанде комиссию по сбору немецких наемников?

— Не так много, ваше высочество. Желающие поступить на британскую службу обращаются в вербовочные пункты, открытые во всех крупных городах, включая, конечно же, и наш Бремен. Не могу сказать, что их много, но англичане не слишком привередливы и берут всех подряд. После заключения контракта их переправляют на остров, являющийся, как вам вероятно известно, территорией Великобритании.

— На английских судах?

— Нет. Англичане подстраховались и наняли местный пароход под названием «Оттер». Так что новобранцы находятся под защитой нейтрального флага. Рейсы каждые две недели.

— Что-нибудь еще известно?

— Почти ничего. Твердо могу сказать лишь, что вербовка не задалась. Всего на военную службу записалось около 1000 человек, может, немного больше. При том, что требовалось 15000.

— И почему же твои соотечественники не проявляют энтузиазм?

— Все дело в том, что порядки в английской армии хорошо известны. Жители континента склонны беречь свои спины, а потому страх порки частенько перевешивает соблазн щедрых наград и хороших окладов. В общем, если вашему высочеству угодно знать мое мнение, могу со всей ответственностью заявить, что вся эта затея с наемниками заранее обречена на провал. Стоит их командирам один раз наказать солдата, случится бунт. И тогда им придётся либо менять свои уставы, либо распускать легион.

— Еще вопрос. У англичан большой гарнизон на острове?

— Насколько мне известно, нет. Там нет ничего ценного, если не считать нескольких рыбацких деревень, да парочки курортных местечек, в которых любят отдыхать представители богемы. Максимум, что там может быть, это дюжина полицейских, охрана лагеря, да какое-то количество инструкторов с офицерами.

— Среди твоих молодцов найдется несколько отчаянных парней, готовых на все за щедрую плату?

— Конечно, — с интересом уставился на меня Бромми.

— Тогда пусть они запишутся в легион и отправятся на остров. Там им нужно будет связаться с теми, кому не повезло попасть в плен, затем спровоцировать бунт и бежать.

— Это, конечно, возможно. Но зачем?

— Во-первых, надо выручить наших ребят. Мы русские своих не бросаем. Во-вторых, испортить планы англичанам само по себе хорошо.

— И все же план слишком рискованный… — с сомнением покачал головой Бромми.

— Тогда так. Действовать они будут не одни. Отправишь вторую группу. У них будет другая задача. В легион записываться не будут, а вроде как приедут по делам. Начальником над ними поставишь кого толкового из числа своих офицеров, а с ним еще пять-шесть надежных и ловких матросов-абордажников. Будут силовым прикрытием, если что пойдет не так… Раз у британцев на острове нет своей военной базы и войск, то при случае группы решительных и хорошо вооруженных людей будет достаточно, чтобы выдернуть наших агентов из любой передряги. Да, нужны добровольцы. И я им очень щедро заплачу, если добьются результата.

— Ваше императорское высочество, — подал голос внимательно слушавший нас Киндерлинг. — Позвольте мне заняться этим делом!

— Ну вот, один доброволец у нас уже есть.

— Парень, ты понимаешь, что это может быть очень опасно? — с жалостью посмотрел на своего подчиненного Бромми. — Тебя многие знают в лицо, к тому же ты прусский офицер и, если попадешься, тут же отправишься на виселицу. И будь уверен, твой король даже пальцем не пошевелит, чтобы избавить от петли.

— Давайте не будем устраивать панихиду раньше времени! — прервал я старого адмирала. — Все получится, если мы, конечно, не наделаем ошибок. Полагаю, завтра или самое позднее послезавтра, мое инкогнито будет раскрыто, и все внимание английских шпионов переключится на меня. Поэтому не будем терять времени даром!

— Разрешите идти? — подскочил нетерпеливо жадный до дела фенрих.

— Свободен, Франц. А тебя, герр Бромми, я попрошу задержаться. Есть еще одна задачка. И она, пожалуй, будет посложнее.