Константин. Аландский крест

Глава 15

Чем дальше я углублялся в дела, тем больше убеждался, что августейшие предки оставили нам с братом просто гигантское количество нерешенных проблем. И прежде всего, конечно, наш добрый дядюшка — Александр Благословенный. Будучи не злым, в сущности, человеком, он искренне стремился облагодетельствовать своих подданных.

Крестьяне в Остзейских губерниях вскоре после победного окончания Отечественной войны получили освобождение от крепостной зависимости. Поляки, несмотря на горячее участие в «нашествии двунадесяти язык», — конституцию. Финны — государственность, которой никогда до того не имели. На долю русских достались военные поселения.

Впрочем, с последними мы еще разберемся. Несмотря на то, что Сашка любит фрунт и плацпарады немногим меньше нашего покойного папеньки, при всем при этом отнюдь не стремится переодеть всю страну в военную форму и заставлять заниматься хозяйством под барабанную дробь, поскольку отдает себе отчет в убыточности подобной системы. Так что после окончания войны бывшие «пахотные солдаты» первыми получат свободу.

А вот с Великим княжеством Финляндским все не так просто. Причем храбрость, проявленная ее жителями в отражении англо-французских десантов, ситуацию только усложнила. Теперь финны небезосновательно ждут от Российского правительства дополнительных льгот. Более того, новый император готов их дать и, кажется, только я один понимаю, что делать это ни в коем случае нельзя! И отказать, тем более грубо, а по-другому наши чиновники не умеют, тоже нельзя. Иначе вчерашние соратники могут переменить сторону, а война еще не окончена.

И это не говоря уж о том, что я продолжаю числиться финским наместником, в связи с чем благоденствие финского народа входит в мои прямые обязанности, коих, говоря откровенно, у меня и так через край. Как бы не захлебнуться…. В общем, ситуация сложилась так, что мне пришлось срочно отправиться в свои, если можно так выразиться, владения!

Сковавшая льдами гладь Финского залива зима, к сожалению, не позволяла добраться до Гельсингфорса на одном из любимых мною пароходофрегатов, предоставив взамен санный путь по тому же маршруту. Ехали мы, стоит признать, весело. На тройках с бубенцами, под песни и переливы, выдаваемые пока еще редкой на российских просторах гармошкой. Не хватало разве что цыган с ученым медведем на цепи.

Я, признаться, хотел взять с собой жену и даже приказал приготовить для нее и служанок большую дорожную карету — дормез — со спальными местами и печкой внутри, но раздосадованная изгнанием любимой фрейлины Александра Иосифовна наотрез отказалась, сказавшись больной.

Впрочем, может оно и к лучшему. Караван у нас и без того вышел, мягко говоря, довольно изрядный. Судите сами, помимо меня, Юшков, Лихачев, Головнин и Фишер. Плюс недавно прибывший в столицу Шестаков, с которым мне нужно было непременно пообщаться. У каждого как минимум один вестовой или слуга и, конечно, кучер.

Еще моя личная охрана, состоявшая не из полусотни атаманцев или горского полуэскадрона, как это сейчас принято, а «георгиевская команда» — взвод наиболее отличившихся «аландцев» под командованием героя недавних сражений — лейтенанта Тимирязева. Эти красавцы, мало того, что сами вооружены до зубов, ухитрились прихватить с собой установленную на сани и замаскированную пологом митральезу. Зачем не знаю, но ругаться не стал. Мало ли, пригодится в дороге…

После выезда из Кронштадта нас встретили финны: генералы фон Вендт, Рамзай и, конечно же, вернейший из верных — генерал фон Котен, чей лейб-гвардии финский батальон блестяще показал себя прошлым летом на Аландах.

Последний, помимо всего прочего, был комендантом Бомарзундской крепости и военным губернатором моего маленького, но гордого княжества — еще одной проблемы, доставшейся мне от покойного родителя. Нет, я понимаю, что Россия в нынешнее время государство практически феодальное, но зачем устраивать удельное владение на этих Богом забытых островах, осталось за гранью моего понимания.

Погода стояла сказочно-прекрасная. Солнце, почти полное безветрие, за бортом не ниже минус пяти по Цельсию. Даже на легкий морозец не тянет. Лед прочный, за ноябрь и декабрь набрал крепость, скользит под полозьями славно, почти без усилия и скрипа, так что ни колдобин, ни качки, ни даже шума, разве что колокольчики под дугой рассыпаются малиновым звоном негромко, да чистопородные орловские рысаки из моих конюшен всхрапывают время от времени.

Коренник идет размашистой, уверенной рысью, пристяжные летят галопом, по-лебединому изогнув шеи. Красота! Скорость не меньше тридцати верст в час, это ж почти как на машине. Лихо летим. Встав с утра и плотно позавтракав, за день мы всякий раз успевали отмахать порядочно, так что к вечеру нас, разрумянившихся от свежего воздуха и соскучившихся по теплу и движению, ждали в прибрежных городах.

Маршрут построен так, чтобы охватить самые населенные и потому важные для нас части великого княжества Финляндского. Сначала Выборг, за ним Фидрихсгам, Ловиза, столичный Гельсингфорс с крепостью Свеаборг, Экнес, наконец, Або, откуда наш путь поворачивал прямиком к Бомарзунду.

И всюду готовили застолья и танцы. Веселье и шампанское лились рекой. А что, имеют право герои войны немного себя побаловать? Но это я шучу, конечно. Дело прежде всего. В пути слушал доклады подсаживающихся по очереди спутников, обсуждал планы на кампанию 1855 года, даже записывали черновики приказов. У местного начальства спрашивал в подробностях, чего и как делается для подготовки к новому этапу войны, проводил смотры войск гарнизонов, оценивал состояние обороны и складов с припасами. Выносил свой суровый вердикт, раздавал особо ценные указания, пару раз пришлось и вовсе снять с должностей и заменить на более шустрых. Не без того… И дальше в путь.

А по дороге, чтобы не терять время и не скучать, вдумчиво и без суеты общался с подчинёнными. Особенно интересный разговор у нас вышел с Шестаковым. Человек он, надо сказать, непростой. Поскольку офицерам флота частенько приходится бывать при дворе или заграницей, многие из них со временем становятся настоящими «дипломатами». Другие же, напротив, остаются прямыми и грубыми, как бушприт. Иван Алексеевич, определенно, принадлежал к последним.

Свободолюбивый, критически настроенный по отношению к окружавшей его действительности и резкий в суждениях офицер, казалось, из-за вечных ссор с начальством был просто обречен похоронить свою карьеру. Но я-то знал, что передо мной будущий управляющий морским министерством, автор «Двадцатилетней кораблестроительной программы океанского броненосного флота 1883–1902 годов» и пресловутого «Положения о Морском цензе». То есть, как ни крути, один из виновников поражения в Русско-Японской войне.

С другой стороны, здесь и сейчас бравый рейдер проявил себя с самой лучшей стороны и, как минимум, заслуживал щедрой награды. А как максимум, стать одним из моих соратников в нелегком деле обновления флота.

— Ну, рассказывай, герой, — с легкой усмешкой начал я, когда нам, наконец, выпало время поговорить.

— С чего прикажете начать? — остался серьезным Шестаков.

— Полагаю, с самого начала.

И он принялся не без литературной изящности излагать. Слава Богу, не с печенегов начал, но… первым делом, кратко, четко и, я бы даже сказал, безжалостно, описал порядки при заказе судов заграницей. По его словам выходило, что, если бы не постоянные проволочки, заказанные в Англии корветы типа «Витязь» вполне могли быть построены задолго до начала войны и служили бы теперь в нашем флоте, а не в британском.

— Хорошо хоть деньги мы сумели отозвать, и суда не попали готовыми в руки неприятеля.

Далее прошелся по эпопее с покупкой корабля в Америке и с «помощью», точнее отсутствием таковой от дипломатов.

— За «Шарпсы» отдельное спасибо, — не преминул похвалить я, но Иван Алексеевич лишь нервно дернул плечом и продолжил свое повествование рассказом о защите Колы.

С его слов выходило, что город спасен только чудом, ибо начальство оказалось озабочено чем угодно, кроме войны. Что, к слову сказать, было не совсем справедливо.

— А что делать, коли добрая половина адмиралов у нас если и бывали в плаванье, то еще в мичманских чинах, и если чем и командовали, то лишь самыми незначительными судами! — рубил правду-матку Шестаков. — Не лучше и штаб-офицеры. Кораблей сторонятся как черт ладана, предпочитая службу на берегу. Иные хоть и числятся командирами, но на вверенных им кораблях появляются не чаще раза в год, а то и вовсе не бывают. Глядя на них, распускаются и обер-офицеры, а это уж вовсе бардак! Про то, как матросов учат, и говорить срамно. Виданное ли дело, маршировать умеют не хуже, чем в гвардии, ружейные фигуры выделывать могут, корабельной же службы, а иной раз даже и названий снастей не ведают!

— А ты не преувеличиваешь? — подначил я его.

— Только если преуменьшаю! — громыхнул в ответ капитан второго ранга.

— Критиковать вы все мастера. Конкретные предложения есть?

— Перво-наперво, — ничуть не смутился офицер, — в матросы брать людей из приморских губерний. Архангельской, Астраханской, Олонецкой и прочих, включая приволжские уезды Саратовской и иных провинций. Что касается господ-офицеров, то крепко-накрепко затвердить — кто в море не ходил, тому следующий чин не давать, пусть хоть мхом в мичманах покроются! Кроме того, обучать, начиная с Морского корпуса штурманскому и артиллерийскому делу. Не дело главнейших для военного флота специалистов в черном теле держать.

— Согласен, — кивнул я, услышав созвучные мне мысли. — Но это вопрос будущего. Скажи лучше, что в предстоящую навигацию делать будешь?

— Чего тут думать? Как лед вскроется, надо в океан выходить.

— Не боишься, что союзники перехватят?

— Те, кому боязно — пусть на берегу служат! — отрезал Шестаков. — К тому же Белое море не Балтийское и не Черное, его больно-то не закупоришь! Да и артиллерию «Аляски» за счет трофеев изрядно усилили, так что, если господа англичане пожелают переведаться, так и мы не против!

— Зачем такие большие пушки против купцов?

— Я, ваше императорское высочество, — как бы ни в первый раз за весь разговор назвал меня полным титулом офицер, — купчишек, конечно, не пропускаю. Однако ими не ограничиваюсь. Про то, как пушки для обороны Колы добыл, слышали?

— Конечно, — ухмыльнулся я. — И даже про то, что у англичан в Плимуте потом взрыв случился тоже. Не хмурься, не в укор сказано. Теперь война, а на войне все средства хороши… погоди-ка, ты, верно, что-то еще придумал?

— Есть одна мысль, Константин Николаевич.

— Излагай!

— Извольте видеть, что среди навербованных в Америке матросов и даже офицеров немалое число ирландцев. Более того, весьма многие из числа принадлежащих к этому племени пленников пожелали перейти к нам на службу. Полагаю, грех этим не воспользоваться.

— Продолжай.

— Мой шкипер — Патрик О’Доннелл принадлежит к числу так называемых американских фениев и имеет среди них определенные связи…

— Предлагаешь навербовать там бойцов и устроить на Изумрудном острове небольшую заварушку?

— Именно! — кивнул Шестаков.

— Собственно говоря, почему бы и нет? — задумался я. — Британцы не стесняются снабжать черкесов оружием, так отчего бы не отплатить им той же монетой? Правда, на Певческом мосту подобной идее не обрадуются…

— А зачем им знать? — жестко усмехнулся капитан второго ранга.

— Тоже верно. Как думаешь действовать?

— В Северо-Американских штатах достаточно людей, не испытывающих теплых чувств по отношению к бывшей метрополии. Навербуем желающих, суда для перевозки захватим у самих же англичан.

— А оружие?

— Найдется. Среди фениев в Америке есть немало состоятельных людей, которые могут оплатить даже «шарпсы». Мы тоже можем кое-что подкинуть… Несколько лет назад после голода, когда треть Ирландии вымерла, они ничего толком не смогли показать. Но если на Зеленый остров явятся отлично вооруженный и дисциплинированный отряд стрелков во главе с решительным командиром…

— Да, когда война на пороге, появляется тридцать стрелков, а за ними миллионы, миллионы и каждый готов! — процитировал я неведомого здесь и сейчас Ф. Скляра и заслужил искренне уважительный взгляд Шестакова. Определенно, эти строфы он приписал моему экспромту… Ну да пусть ему…

— Полагаешь, в таком случае им удастся устроить восстание?

— Скорее всего, нет, но этого и не нужно. Главное, чтобы у англичан забот прибавилось!

Признаюсь сразу, неприкрытый цинизм Шестакова пришелся мне по сердцу. Не принято сейчас так себя вести. Все привыкли оглядываться на Европу, мыслить категориями — Ах, что они про нас подумают!

— От меня что нужно?

— Да, собственно, ничего кроме разрешения. Ну и денег на первое время. И хорошо бы еще роту ваших морпехов…

— Дяденька, дайте водицы испить, а то так кушать хочется, что и переночевать негде, — хмыкнул я.

Как минимум в одном бравый капитан второго ранга был прав. Чем больше проблем у англичан, тем меньше их у нас. А Ирландия их давняя болевая точка. С другой стороны, мой августейший братец никогда такого не одобрит. Посему знать ему об этой маленькой операции совсем не надо. Получится — хорошо, нет, скажем, что не больно и хотелось!

— Ладно, Иван Алексеевич, действуй. Но не забывай о секретности. Держу пари, что англичане очень хорошо знают обо всем, что творится у этих самых американских фениев.

— Слушаюсь! — довольно отозвался Шестаков, после чего я его отпустил.

Другим человеком, с кем мне приходилось часто беседовать, был Константин Иванович Фишер, который в мое отсутствие по факту и руководил всеми делами в моем наместничестве. В общем и целом, дела в подведомственном мне великом княжестве обстояли недурно. И даже формальное отделение Аландских островов не вызвало никаких протестов.

Что же касается местных шведов, то они и вовсе восприняли эти перемены в своей жизни более чем положительно, отчего-то решив, что теперь будут надежно защищены от попыток фенноманов [1] лишить их родного языка и самобытной культуры. Так уж случилось, что именно здесь озвученный Юханом Снельманом лозунг ­– «Мы уже не шведы, русскими стать не можем, так будем же финнами», пришелся особенно не ко двору.

— Забавно, — ничем не выдав своих мыслей на этот счет, заметил я. — А что с чрезвычайными налогами на оборону?

Как ни странно, и тут все было благополучно. Испуганный откровенно грабительскими действиями англичан сейм без возражений дал деньги и на строительство канонерок, и на содержание войск, и на укрепление проливов вокруг Луампарнского залива. Вот бы еще сделать эти выплаты постоянными…

— Константин Иванович, дорогой ты мой человек! — не поскупился я на похвалу. — Ума не приложу, как тебе это удалось?

— Должен заметить, ваше императорское высочество, — со сдержанной улыбкой ответил Фишер, — что поначалу финны не слишком обрадовались всем эти тратам. Однако затем в обществе появилась мысль, что вам, как победителю в войне, могут быть дарованы не только острова, но и вся Финляндия.

— Серьезно? — выпучил я глаза. — И что же ты им ответил?

— В том-то и дело, что ничего. Просто многозначительно промолчал!

— Бог мой, какое коварство. То есть ты не сказал ни да, ни нет, но наши бедные чухонцы сами все додумали и решили, что… эдак меня в Петропавловскую крепость запрут.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — дипломатично отозвался опытный чиновник. — Но все же простите меня за эту вольность. Поверьте, я ничем их не ангажировал и никаких надежд не внушал.

— И что же ожидают мои будущие «подданные»?

— Во-первых, указа о созыве сейма и его постоянной работе. Во-вторых, введения своих денег.

— Пардон, а лицо у них не треснет?

— Не торопитесь отказывать, Константин Николаевич, — хитренько улыбнулся Фишер. — Что, если условиями для появления национального сейма станут постоянные налоги в российскую казну и служба финнов в армии?

— Это минимум, без которого я не стану это обсуждать. Что еще?

— Обязательное изучение русского языка в школах.

— Хорошо, но недостаточно. В конце концов, финский ведь относится к другой языковой семье. Ему родственны эстонский, венгерский и многие иные из числа финно-угорских. А шведский, на котором сейчас преподают — германский.

— Поэтому мы и хотим, чтобы образование на родном языке стало обязательным. И уж, конечно, отдаем себе отчет в том, что знание русского в первую очередь пойдет на пользу самим финнам.

— Так в чем же тогда уступка?

— Чего вы хотите?

— Выборгский уезд вернется в состав петербургской губернии, плюс единое таможенное пространство.

— Тогда зачем нам отдельные деньги? — растерялся сенатор.

— Вот именно, Константин Иванович. Вот именно.

[1] Фенномания — финское национальное движение, зародившееся в начале 19 века и приобретшее большой размах к 1840 годам.