Бомарзунд за прошедшие полгода сильно переменился. Ставший после моего отъезда комендантом фон Котен не терял времени даром и весь остаток лета старательно исправлял выявленные во время боев недостатки. Конечно, у него не было времени и возможностей возвести новые равелины и форты, но имеющиеся артиллерийские башни были снабжены новыми орудиями из числа трофеев, а их основания укреплены деревянными срубами, в середину которых набили битый камень, а поверх насыпали толстый до двух сажень слой земли.
Еще одним сюрпризом для противника должны были стать несколько хорошо замаскированных временных батарей для ведения так называемого кинжального огня в проливах. Три из них были полностью готовы, еще на двух оставалось лишь установить пушки, остальные предполагалось закончить к весне. Вместе с минными заграждениями и ряжами они должны были стать практически непреодолимой преградой для противника.
— Успеем, ваше высочество! — решительно заявил фон Котен, правильно истолковав мой взгляд.
— А что, если в эту компанию неприятель не решится атаковать Аланды? — попытался испортить нам настроение Головнин.
— Ты к чему это? — с недоумением посмотрел я на него.
— Да так, размышляю-с, — хмыкнул статс-секретарь. — Средства в оборону вложены немалые, а между тем, скажем прямо, крепость сия не из самых важных.
— Экий ты, Александр Васильевич, стратег стал, — усмехнулся я.
— А я, напротив, практически уверен, что нападения союзников не избежать, — поспешил вмешаться фон Котен. — Во-первых, для того чтобы посчитаться за прошлое унижение. Шутка ли, почитай три десятка кораблей потерять. Во-вторых, враги, не сумев нанести урон нам в других местах, непременно захотят уязвить Константина Николаевича.
— Намекаете, что теперь это владение его императорского высочества? — поморщился Головнин.
— Что значит намекаю? Прямо говорю!
— Это многое осложняет политически, но я продолжаю утверждать, что было бы выгоднее оставить некоторые слабозащищенные пункты, чтобы сосредоточиться на обороне действительно важных и не давать тем самым противнику одерживать легкие победы!
— Тебя послушать, так и Севастополь нужно было оставить, — улыбнулся я, поскольку был прекрасно осведомлен о ведущихся за моей спиной разговорах.
И хотя одержанная над союзниками победа выбила почву у них из-под ног, шепотки не унимались. Что если бы не случилось бури? Принесла бы героическая оборона Севастополя славу отечеству? И стоили бы этой славы понесенные жертвы?
— Твоя беда, Александр свет Васильевич, — без улыбки посмотрел я на своего сподвижника, — что ты думаешь, будто мы снова запремся в базах и будем держать глухую оборону, укрывшись за линией мин. Однако же дело в том, что я вовсе не собираюсь отдавать противнику инициативу. И будь покоен, если наши английские и французские друзья снова решатся сосредоточить свои силы против Бомарзунда, мы сумеем доставить им немало неприятностей!
Возражать, конечно, никто не решился, и работы, несмотря на холод и замерзшую землю, продолжились. Один из ряжей установили, можно сказать, у меня на глазах. Сначала пробили во льду большую квадратную полынью. Затем опустили туда уже собранный сруб из толстых лиственничных бревен, а когда он встал на место, заполнили его внутренность нарочно привезенным каменным боем. Управились, надо сказать, довольно быстро, если, конечно, не считать нескольких недель подготовительных работ.
Я, глядя на слаженные действия, остался доволен и велел наградить всех участников, включая арестантов. Да, арестантские роты никуда не делись, а место заслуживших прощение солдат заняли другие. Евреев, к слову сказать, больше на Бомарзунд не посылали, о чем мне с большой помпой доложил кто-то из начальствующих над строительными работами офицеров. По всей видимости, слышал, что у Кости репутация антисемита.
Мне же, если честно, на еврейский вопрос плевать. Ибо как еще скажет Дэн Сяопин — «Не важно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей». Награждал я вне зависимости от вероисповедания и национальности и к изменникам относился точно так же.
Новости из Стокгольма достигли нас, когда мы уже собирались уезжать. Вездесущий телеграф принес в Або весть, что в столицу Швеции прибыла целая свора английских и французских дипломатов. И хотя о цели официально не сообщалось, нетрудно было угадать, что будут уговаривать короля Оскара Бернадота вступить в войну.
— Господа, — неожиданно для всех спросил я. — А не навестить ли мне своего дорого родственничка?
— Не знал, что вы в родстве, — удивленно посмотрел на меня не особо искушенный в генеалогии фон Котен.
— Ну, ты, брат, даешь. Шведская королева Жозефина — родная сестра моего любимого покойного дяди Макса Лейхтенбергского!
— Может, не надо? — попытался возразить сразу же поскучневший Головнин.
— Не хочешь, оставайся здесь, а я очень соскучился!
Сказать, что наше появление в столице Швеции вызвало фурор — не сказать ничего! Нет, то, что русским вполне по силам пройти по льду Ботнического залива, в Стокгольме помнили отлично. Со времен последнего такого визита не прошло еще и полувека. Но вот то, что такой фортель выкинет великий князь, не ожидал никто.
И больше всех удивлен был посланник и полномочный министр в Объединенных Королевствах Швеции и Норвегии тайный советник Дашков.
— Ваше императорское высочество, — пролепетал он, узнав меня, — но ведь это же скандал!
— Да ладно тебе, Яков Андреевич, — с усмешкой парировал я. — Неужели любящему племяннику нельзя посетить свою обожаемую тетушку?
— Да вы хоть знакомы?
— Ну, вот и познакомимся.
На самом деле, мы, конечно, встречались и с королем, и с королевой. Еще в 1844 году, когда Костя находился в учебном плавании, его бриг «Улисс» посетил Стокгольм, где юный великий князь и встретился с королевской четой. Впрочем, Дашков, бывший в ту пору консулом в Придунайских княжествах, мог об этом и не знать.
— Я должен связаться с Нессельроде…
— Очень не советую, любезнейший Яков Андреевич. Если, конечно, не хотите поменять умеренный климат Скандинавии на что-нибудь более экзотичное! Скажем, Парагвай…
— А у нас есть с ним дипломатические отношения? [1]
— Если потребуется, будут!
— Понял вас, Константин Николаевич.
— Вот и славно. А теперь будь добр, сообщи о моем прибытии его величествам и договорись о встрече. Я тут неофициально, так что желательно обойтись без пышных церемоний.
— А вооруженных матросов зачем столько?
— Ну ты даешь! Места тут все-таки глухие, а вдруг волки!
Судя по быстрой реакции из Стадсхольма [2], мое прибытие не осталось незамеченным. Что, впрочем, совершенно неудивительно. Все же не каждый день в столицу северного королевства прибывает такое количество запряженных тройками саней, полных веселых русских моряков.
Впрочем, надо отдать Оскару и Жозефине должное. Несмотря на неофициальность мероприятия, вели они себя поистине с королевским достоинством. И не скажешь, что один дед шведского монарха был гасконским адвокатом, а второй марсельским коммерсантом.
— Вы так возмужали со времени нашей последней встречи, — мягко улыбнулась Жозефина.
— А вы все так же ослепительно прекрасны!
— Адмирал из вас лучше, чем льстец, — тут же парировала она, хотя мой комплимент определенно пришелся ей по вкусу.
Накануне раута смирившийся с моим появлением Дашков немного посвятил меня в здешние расклады. Суть дипломатической игры на севере Европы сводилась к простой дефиниции. Несмотря на этническую, религиозную и языковую близость объединенные унией королевства — Швеция и Норвегия — с самого начала пребывали в перманентном раздрае.
Норвежцы более всего на свете желали получить независимость, а шведы, как раз, напротив, хотели бы окончательно поглотить своих западных родственников, в чем их целиком и полностью поддерживал их король. Более того, несмотря на свое чисто французское происхождение Оскар Бернадот вдруг стал горячим сторонником «велико-скандинавской доктрины».
Правда, когда в 1848 году Пруссия попыталась отжать у Дании Шлезвиг-Гольштейн, он и не подумал вступать в войну на стороне «скандинавских братьев», ограничившись присылкой четырех сотен добровольцев и, как будут говорить несколько позднее, «гуманитарной помощью».
Увы, такое сейчас время, когда политические карлики просто грезят о величии. Поляки о «Жечи Посполитой от можа до можа», греки о «великой Элладе», включающей помимо Пелопоннеса Южные Балканы с Константинополем и Смирну, а еще есть венгры, румыны… получится только у пруссаков, сначала объединивших Германию вокруг своей, не такой уж большой страны, а потом дважды залив всю Европу кровью.
Теперь же, после начала Восточной войны, Оскар никак не мог решить, умный он или красивый. То есть, с одной стороны, ему очень хотелось присоединить к своим владениям как минимум Аландские острова, а как максимум всю Финляндию. А с другой, довольно трезво оценивал свои силы, в связи с чем совершенно не желал воевать. Стоит ли удивляться, что подобная двойственность не нашла понимания ни в Лондоне, ни в Париже?
Впрочем, союзники не теряли надежды, рассчитывая на настойчивость, опыт и авторитет генерального консула Великобритании в Норвежском королевстве Джона Райса Кроу. Этот бизнесмен и дипломат сумел взять процесс переговоров в свои руки, предоставив премьер-министру Пальмерстону свой доклад и детальные предложения, которые правительство полностью поддержало.
Еще одним аспектом был известный парадокс великодержавной политики Николая I. Как ни странно, этот ненавистник конституций все годы своего правления последовательно выступал гарантом дарованного скандинавам в 1814 году Карлом-Юханом IV Основного закона.
И всякий раз, когда Бернадоты пытались совершить «госпереворот сверху» или как-то покуситься на права норвежцев, русский царь неизменно вставал на сторону народа. «Если государь даровал народу конституцию, его обязанностью является ее соблюдать!» — без обиняков заявил своему августейшему коллеге Николай Павлович, разом отбив охоту к перемене статус-кво. Однако не стоит думать, что покойный император делал это из альтруизма. Поскольку усиление Швеции ни в коей мере не отвечало интересам нашего отечества.
Нельзя не отметить, что данная политика принесла свои плоды. Сразу же после начала войны норвежский стортинг выступил за нейтралитет, категорически отметая все попытки своего короля втянуть Объединенные королевства в союз с Англией и Францией. В результате этой борьбы случился правительственный кризис, из-за которого вынужден был уйти в отставку норвежский наместник Северин Лёвеншельд.
Не ускользнули от внимания Дашкова и без того сложные отношения в монаршей чете, еще более обострившиеся после недавней смерти от брюшного тифа их сына Густава. С одной стороны, Оскар I практически не скрывал своей связи с актрисой Эмилией Хёквист, с которой прижил двоих сыновей. С другой, Жозефина оставалась едва ли не главной его советницей по многим вопросом, в том числе и внешнеполитическим.
И поскольку она была не только моей теткой, но и двоюродной сестрой Наполеона III, настойчиво тащила Швецию в объятья Франции. При том, что Оскар, как уже упоминалось, и сам был совсем не прочь присоединиться к коалиции, но не ранее, чем удастся получить гарантии территориальной целостности своих королевств. И угрожала этой самой целостности, как вы сами понимаете, конечно же, Россия.
К слову сказать, кое-какие основания для подобных опасений имелись, правда, виноваты в этом были, как ни странно, финны. Все дело было в кочующих по тундре лопарях или, как их еще называют, саамах. Хитровыдуманные финские политики желали одновременно пресечь миграции норвежских саамов и тут же жаловались на то, что в Норвегии притесняют финских. В частности, не дают рыбачить в Варангер-фиорде.
Российское правительство, скорее по привычке, поддержало их позицию, вызвав как бы ни первый со времени 1812 года серьезный кризис между нашими странами. После чего взаимные претензии только усиливались, пока в 1851 году император Николай с подачи Нессельроде не выдвинул ультиматум, чтобы в Норвежских водах могли хозяйничать не только лопари, но и поморы, что, в общем, было явным перебором.
— А дипломат еще хуже, чем придворный, — согласился я с королевой, — потому не буду ходить вокруг да около. Меня очень беспокоит сложившееся на Балтике положение.
— Нас тоже, — не стала прикидываться дурой королева. — Но, если великие державы решат снова отправить сюда свои эскадры, что мы можем?
— Для начала, было бы очень хорошо не слушать прибывших к вам поджигателей войны.
— Мы твердо придерживаемся политики нейтралитета.
— Да неужели! А разве это не английские корабли стоят у вас в доках?
— Но это не противоречит…
— Конечно-конечно. Просто потом они выйдут в море и начнут нападать на финские берега, жечь, убивать, грабить, насиловать…
— Некоторые вещи не стоит говорить при дамах, — стряхнув с себя апатию, заговорил король Оскар.
— Некоторые вещи лучше не позволять делать в любой ситуации. Как всем нам хорошо известно, Север Балтики много лет живет в мире. Тем печальнее осознавать, что злая воля чуждых для нашего региона держав желает его нарушить.
— По крайней мере, они не покушались на нашу территорию! — язвительно заметил король.
— Видит Бог, — усмехнулся я, — мне вполне понятны резоны вашего величества. Опереться на мощь Англии и Франции для решения своих проблем, да вдобавок получить от них же гарантии территориальной целостности. Чертовски соблазнительное, но при этом неправильное решение!
— Отчего же? — скривила губы в тонкой усмешке Жозефина.
— Оттого, что зимой в наших краях довольно холодно! — ответил я, подарив королевской чете самую обаятельную из своих улыбок. — В связи с этим море покрывается льдом, и могучие линкоры становятся совершенно бессильны!
— Что вы хотите этим сказать? — дернулся Оскар.
— Только то, что у меня под ружьем двести тысяч отборных войск, включая гвардейский корпус, казаков и прославившуюся в этой войне Аландскую бригаду Морской пехоты. Если желаете, можете посчитать еще почти пару десятков тысяч злых и охочих до чужого добра финских ополченцев.
Ответом мне были ошарашенные взгляды королевской четы.
— Именно поэтому, –продолжал я разливаться соловьем, — мне пришлось лично приехать к вам, чтобы призвать решить все возникающие между нами недоразумения мирно. На правах близкого соседа, ведь от моего княжества до Стокгольма буквально рукой подать, предлагаю нам сесть за стол переговоров и уладить все вопросы. И еще. Позволю себе напомнить, что и мой дядя — император Александр, и мой отец всегда выступали защитниками суверенитета Норвегии и Конституции.
Судя по реакции, собеседники отлично поняли мои недвусмысленные намеки. И отнюдь не обрадовались тому, что гипотетическая доселе «опасность с востока» внезапно оказалась более чем реальной.
Не стоит ссориться с русским медведем, имея под рукой всего три пехотных и два кавалерийских кадровых полка. Остальные их силы — территориально-милиционная «индельта» — здешний вариант поселенных войск. Когда-то эта система давала шведским королям отличное войско, но времена славы «каролинеров» давно прошли.
— Хотите воевать? Нет ничего проще! Мои войска отмобилизованы, имеют опыт боев, а аландцы стали настоящими ветеранами. Не пройдет и недели, как мы покончим с вашей армией и займем не только столицу, но и Готланд, а также контролирующий Зундские проливы полуостров Сконе.
— Против вас поднимется весь народ!
— В Норвегии тоже?
— Проклятье! — окончательно вышел из себя обычно флегматичный Оскар. — Я прикажу вас арестовать!
— Да ради Бога, если, конечно, хотите стать последним представителем своей семьи на шведском троне! — парировал я, после чего положил руку на карман, как будто собирался что-то из него вытащить, и добавил. — Не говоря уж о том, что это не так просто сделать…
— Ставите нам ультиматум? — пристально посмотрела на меня королева, переводя разговор в более «цивилизованное» русло.
— Как раз напротив. Лично я предпочитаю рассматривать свое предложение как гарантию долгого мира и сотрудничества на десятки лет вперед.
— Что конкретно вы хотите?
— Во-первых, мы заключим с вами соглашение о полном запрете нахождения в наших водах военных кораблей держав, враждебных одной из стран-подписантов конвенции. Ни находиться в территориальных водах, ни получать допуск в порты, ни тем более снабжаться углем, водой или проводить ремонты. Во-вторых, согласуем режим совместного использования северных территорий. В-третьих, юридически исключим гарантии безопасности третьих стран, подписав бессрочный мирный договор, согласно которому между Россией, Аландским княжеством, Шведским и Норвежским королевствами отныне и до века будет установлен мир и оборонительный союз, обязующий все стороны решать все вопросы путем переговоров и признающий нерушимость границ. К этому договору, который я бы назвал «О нейтралитете Балтийского моря», я бы предложил присоединиться и Дании, и Пруссии, и всем заинтересованным странам Германского союза.
— Это очень большая сделка…
— Зато и профит для всех будет весьма значительным. Скажу больше, если вы только пожелаете, мы можем заключить оборонительный альянс, обязующий поддержать войсками в случае нападения третьей стороны. Поверьте мне, ваше величество, мир — это большая роскошь в наш безумный век. Сегодня промышленность, наука и торговля способны принести во много раз больше пользы, чем любые территориальные приобретения. Надо смотреть вперед, а не бесконечно оглядываться назад.
— Хорошо, мы обдумаем ваше предложение.
— Прекрасно. Но прошу вас не затягивать с решением. Российской империи необходима ясность в отношениях со Швецией. Или мы добрые соседи, или нет. Мы ничего не просим и тем более не требуем. Но давайте скажем прямо. Враг собирается сокрушить наши крепости и флот. Вот только добиться действенного результата союзники не смогут. Не получилось у них в прошлом году, не выйдет и в этот раз. Даю слово князя Аландского. Верите мне?
Оскар долго тянул паузу, так что это стало уже почти неприличным. Жозефина даже бросила на него встревоженный взгляд, опасаясь, что король не сдержится и бросит мне прямой вызов, объявив войну, сжигая мосты. Но затем Бернадот, приложив заметное волевое усилие, взял себя в руки и качнул согласно головой.
— Я верю вам, Константин.
— В таком случае, я готов от лица Российской империи протянуть вам, ваше величество, руку дружбы и добрососедства. Выстроим вместе здесь, на севере, новую архитектуру безопасности и сотрудничества. И будет всем счастье. Если Петербург будет уверен в надежности Стокгольма, то более надежного гаранта вашей независимости и территориальной целостности не найдется никогда. Мы умеем ценить доверие. И еще. Я понимаю, что нынешние обстоятельства диктуют свои правила. Потому сейчас предлагаю лишь отказаться вам от иных соглашений, направленных против России, и воспретить заходу военных судов и сухопутных сил на шведскую территорию. А после окончания войны, в ходе больших мирных переговоров обязуюсь поднять вопрос демилитаризации Балтики и безусловного признания нейтралитета Шведско-Норвежского королевства со стороны всех европейских держав.
— Что ж, это звучит приемлемо. Я отдам распоряжение начать подготовку текста договора.
— Рад, что мы поняли друг друга и пришли к согласию.
Можно сказать, что я выкрутил своими угрозами Оскару первому руки. А можно посмотреть на эту ситуацию иначе. Ведь в сложившейся обстановке я действительно был готов обрушиться на Швецию всей силой, так же как сделал это в Трапезунде и Батуме.
Но что делать с этим чемоданом без ручки в дальнейшем? Нет, хватит нам и финнов. Положительно, стремительный разгром шведской армии стал бы отличным финалом Крымской авантюры союзников, но этим мы бы лишь укрепили восприятие России как агрессора и «угрозы с востока». Сейчас же мы будем пусть и жесткими переговорщиками, зато настоящими миротворцами. А это хорошая база для дальнейших действий. Что ж, теперь самое время вернуться в столицу и доложить брату Саше итоги моего дипломатического экспромта.
[1] Дипломатические отношения России с Парагваем впервые установлены в 1909 году.
[2] Стадсхольм — остров в черте Стокгольма, на котором находится официальная резиденция шведских монархов, построенная на месте сгоревшего средневекового замка «Трех корон»