Времена славы древнего Трапезунда давно миновали. Бывший когда-то столицей одного из осколков разрушенной крестоносцами Византии, город давно превратился в маленький городишко с запущенным портом. Главным, а, пожалуй, и единственным источником дохода для местных была торговля с Кавказом.
Именно сюда стремились разного рода авантюристы, мошенники и даже бывшие пираты, чтобы попытаться прорваться сквозь завесу русских кораблей и отвезти черкесам оружие, порох, соль и особо ценимые в этих диких краях тонкие ткани. За которые свободолюбивые и гордые горцы расплачивались живым товаром. В первую очередь, конечно, прекрасными девушками, способными украсить собой гарем любого сластолюбца. Не меньше ценились и мальчики, предназначенные все для тех же гаремов, но уже в качестве евнухов.
Была правда одна сложность. Стоило работорговцам попасться в руки к северным варварам, все представители этого древнего и почтенного промысла немедленно отправлялись на виселицу, а их суда и товар конфисковались. Ни деньги, ни связи не могли вызволить из беды. И если простые матросы еще имели возможность отделаться каторгой или арестантскими ротами, то капитанов и владельцев ждала рея. Но если по милости Аллаха рейс оказывался удачным, рискнувший своими деньгами и жизнью негоциант мог стать по-настоящему богатым человеком.
С началом войны совсем было заглохшая торговля получила новый импульс. Твердо отстаивающие свободу мореплавания и торговли флоты Европейских держав очистили море от русских, и в гавани Кавказского побережья устремились целые караваны коммерсантов. Турецкие, английские, французские суда беспрепятственно заходили в бухты, где их ожидали продавцы живого товара. После чего следовал короткий торг, и они возвращались в столицу Сиятельной Порты с трюмами, полными юных рабов и рабынь.
Впрочем, все это оживление было возможно только летом. Зимой суровые ветра не позволяли посещать становившиеся негостеприимными берега, и жизнь в Трапезунде замирала. Большинство торговцев к тому времени успевали разъехаться и лишь немногие оставались ждать, пока начнется навигация, в надежде первыми сорвать куш.
Случившийся недавно разгром Союзного флота, вошедший в историю как «Второе сражение при Синопе», погрузил многих из них в состояние уныния. Если проклятому всеми богами «Черному Принцу» удастся овладеть морем, благословенным временам опять придет конец. Русские крейсера вернутся, и побережье Кавказа снова окажется в тисках блокады.
Но того, что случилось на самом деле, не мог ожидать никто. Ранним утром 30 ноября порт был разбужен артиллерийской канонадой. Всполошенные непривычными звуками полуодетые люди бросились на улицу и увидели входящие на рейд громады русских линейных кораблей.
И пусть среди них не было все еще находившихся в ремонте могучих 120-пушечников, имевшихся сил с лихвой хватало, чтобы раздавить сопротивление куда более сильной крепости. Всего под началом Корнилова оказалось восемь линейных кораблей 84-пушечного ранга из числа наименее пострадавших во время «Второго Синопа» и два фрегата, а также несколько пароходов, три из которых были трофейными.
Планируя операцию, Владимир Алексеевич решил использовать тактические находки союзников во время достопамятного обстрела Севастополя. Тогда англичане, действуя основными силами с фронта, смогли обойти Константиновский равелин с двух сторон и, придвинувшись близко к берегу, открыли огонь с тыла, нанеся серьезный ущерб его защитникам.
Чтобы обеспечить своим кораблям необходимую маневренность, Корнилов приказал пришвартовать к четырем линкорам пароходы, с помощью которых те подошли к глубоко вдающемуся в море мысу, на вершине которого находился охранявший прибрежные воды форт. Причем два из них — «Чесма» и «Гавриил» — зашли в маленькую бухту непосредственно перед укреплениями, а остальные заняли позицию со стороны рейда.
Заняв позиции по обе стороны от турецкого бастиона, русские корабли немедленно обрушили на него всю мощь своей артиллерии. Оказавшись между двух огней, большинство защитников не стали изображать из себя героев и поспешили покинуть свои батареи.
Пока отряд линкоров Корнилова превращал старую крепость в груды щебня, к вражеским причалам подошли три небольших колесных парохода, служивших прежде буксирами в мелководном Азовском море. Пользуясь своей малой осадкой, они смогли подойти к самому берегу и высадили первые две роты морских пехотинцев прямиком на деревянную пристань.
Одной из них командовал только что получивший лейтенантские эполеты девятнадцатилетний Федор Тимирязев. Отличившийся во время захвата Балаклавы офицер сам вызвался идти в первых рядах. Ощетинившиеся «шарпсами» стрелки быстро заняли прилегающую к порту территорию и вытянувшуюся вдоль береговой кромки часть «Нижнего города», именуемого местными жителями «Асаги-хисар».
Так, не встречая сопротивления, они прошли не менее версты, зайдя в тыл горящей крепости и достигнув стен «Среднего города» или «Орта-хисара». Здесь им впервые повстречались турецкие аскеры, по всей видимости, как раз из числа бежавших «защитников» форта.
— Огонь! — скомандовал лейтенант, и его подчиненные тут же открыли стрельбу по никак не ожидавшим подобной встречи османам.
Трое или четверо были убиты на месте, еще с полдюжины предпочли сдаться, остальные же бросились наутек, оглашая узкие улочки средневекового города истошными криками.
— Экие дома, ваше благородие, — неодобрительно посмотрел на теснившиеся друг к другу постройки из серого камня унтер. — Не ровен час, засядет в каком из них супостат, кровью умоемся, пока выкурим!
— Не хотелось бы, — внутренне поежился офицер, припомнив прошедший еще в Севастополе инструктаж.
Проводивший его офицер сказал тогда, что все дома необходимо осматривать на предмет наличия внутри турецких солдат или матросов, могущих открыть огонь в спину атакующим, не останавливаясь даже перед насилием по отношению к местным жителям.
— Но я слышал, что большинство тамошних жителей христиане! — удивленно воскликнул тогда Тимирязев.
— И что с того? — без тени насмешки посмотрел на него умудренный опытом поседевший на службе капитан-лейтенант. — Вероисповедание совершенно не мешает местным жителям наниматься на корабли контрабандистов матросами и заниматься работорговлей. Не говоря уж о том, что именно из Трапезундского вилайета набираются лучшие моряки для службы в Османском флоте. Вот когда захватите город, тогда они и вспомнят о том, что христиане. А до той поры сторожитесь от всех. Поверьте, юноша, пули от единоверцев столь же неприятны, как и полученные от басурман.
Делать было нечего, и морские пехотинцы начали зачистку. К счастью, местные жители и не думали сопротивляться, отворяя по первому требованию двери и показывая грозным русским морякам свои жилища. Проверив их, подчиненные Тимирязева двинулись дальше, пока не достигли непонятных развалин, некогда принадлежавших какому-то величественному сооружению.
— Это Гузель-хисар или «Прекрасная крепость», — неожиданно пояснил им непонятно откуда взявшийся седобородый старик на довольно-таки неплохом русском языке.
— Что-то не больно она прекрасна, — ухмыльнулся унтер, подозрительно посмотрев на местного.
— Когда-то давно это была крепость, защищавшая сразу обе гавани. Потом, уже при османах, ее перестроили во дворец для местного бейлербея. Но лет шестьдесят с лишком тому назад случился пожар, после которого ее уже не восстанавливали.
— Кто таков? — осведомился у непрошенного гида Тимирязев.
— Меня зовут Константинос Теодоракис, господин офицер, — невозмутимо отозвался тот.
— И чего тебе надобно?
— Я подумал, что русским морякам будет нужна помощь в незнакомом городе.
— Не боишься? И откуда знаешь русский язык?
— Я уже стар, господин, — разом ответил на оба вопроса старик.
Тем временем русские линейные корабли успели покончить с прибрежными батареями и перенесли огонь на Верхнюю цитадель или, как называли его турки, «Юкари-хисар», в котором и находилась большая часть Трабзонского гарнизона.
Командовавший им Юсуф-бей уже успел разобраться в ситуации и поднял своих подчиненных по тревоге. Поначалу османский вали — глава всего Трапезундского вилайета (генерал-губернаторства) — надеялся дать отпор непрошенным гостям и даже отправил в город две самые боеспособные орты (роты) аскеров, чтобы оказать помощь в случае высадки десанта ведущим, как ему казалось, бой батареям. И это стало главной его ошибкой. Все же Юсуф-бей был куда больше чиновником и мастером придворных интриг, чем военачальником.
Покинув крепость, турецкие солдаты быстро спустились к Орта-хисару, где их передвижение тут же заметили морские пехотинцы Тимирязева. И как только нестройные колонны аскеров, идя без передового дозора, вытянулись на пустырь рядом с развалинами «Прекрасного» дворца, на них обрушился дружный залп полутора сотен «шарпсов». В завязавшейся перестрелке все шансы были на стороне русской морской пехоты, и вскоре потерявшие до половины личного состава аскеры начали отступать, чтобы укрыться от плотного огня за стенами Юкари-хисара.
В другой ситуации это могло быть правильным решением, но, к несчастью для защитников, в этот момент Русская эскадра начала обстрел Верхнего города. Тяжелые бомбы, обрушившиеся на стены древней крепости, произвели на ее гарнизон неизгладимое впечатление. Солдаты, бывшие по большей части ополченцами редифа, оказались не готовы к подобным испытаниям.
Между тем на рейд Трапезунда прибывали все новые и новые корабли, и командир каждого считал своим долгом поприветствовать гостеприимных хозяев «салютом» в виде бортового залпа. Затем увлекаемые буксирами парусники становились на якорь и спускали шлюпки, в которые тут же грузились десантники.
— Кажется, все идет по плану? — не отрываясь от подзорной трубы, осведомился Корнилов.
— Точно так, ваше высокопревосходительство! — подобострастно отозвался адъютант, но на лице недавно произведенного в чин полного адмирала Корнилова не дрогнул ни один мускул.
Первый эшелон, состоявший практически полностью из «аландцев», к этому времени уже не только закончил высадку, но и захватил всю прибрежную часть города, вместе с пристанью, портовыми складами, маяком, таможней и тому подобными заведениями.
Тем временем паровые баркасы, взяв на буксир опустевшие шлюпки, вернулись к своим кораблям, чтобы на те начали грузиться морские пехотинцы недавно сформированной Балаклавской бригады Черноморского Флота. За ними придет очередь пластунов, бойцов греческого батальона, артиллеристов и армейцев.
— За несколько часов должны управиться, — удовлетворенно кивнул командующий эскадрой.
— Ваше высокопревосходительство! — отвлек его радостный крик наблюдателя. — Сигнал с берега. Просят прекратить огонь!
— Неужто турки сдаются? — удивился тот.
— Никак нет! Наши семафорят…
Вообще-то Лихачев планировал высадиться на вражескую землю если и не первым, то точно в первых рядах. Но как это часто бывает в реальном деле, сразу же навалились проблемы. Сначала на двигавшемся к берегу пароходе захандрила машина, из-за чего тот вынужден был сбавить ход и остановиться.
— Что, черт возьми, у вас происходит⁈ — не сулящим ничего доброго голосом поинтересовался у командира «Османа» (так назвали трофейный пароход) командир бригады.
— Не могу знать, — растерялся капитан-лейтенант князь Василий Ширинский-Шихматов, никогда прежде не служивший на кораблях с паросиловой установкой (до недавних пор под его началом находился бриг «Язон»).
— Так пойдите и узнайте! — рявкнул на него капитан первого ранга.
К счастью, поломка оказалась несерьезной, и вскоре пароход вновь захлопал плицами колес. Добравшись, наконец, до суши, раздосадованный задержкой Лихачев выкинул только что прикуренную папиросу и решительно двинулся в сторону ясно слышимой перестрелки. Вслед за ним дружно шагали матросы первого батальона, большинство которых он знал не только в лицо, но и по именам, поскольку начинал с ними год назад на Балтике.
— Батареи митральез высадились⁈ — спросил он у первого же встреченного офицера.
— Так точно! — радостно отрапортовал тот. — Сейчас всыпем супостату!
— Ну хоть что-то нормально, — мрачно буркнул командир бригады, по привычке раздумывая про себя, не пора ли воспользоваться некогда данным его высочеством словом и попросить перевода на корабль?
— Господин капитан первого ранга, — встретил его докладом лейтенант Тимирязев. — Вверенная мне рота отбила контратаку противника и преследует его.
— Отлично! — повеселел комбриг, разом выбросив из головы упаднические мысли. — Тогда вперед!
Мощные залпы корабельных орудий и стремительно высаженный десант быстро избавили турецких военных от иллюзий. Противостоять русским они не могли, а значит, оставалось только уходить, спасая войска. К счастью, противник наступал только с восточной стороны города, оставив запад открытым для отступления.
Поэтому Юсуф-бей с легким сердцем приказал запрягать лошадей и, прихватив городскую казну, во главе небольшого отряда личной охраны ускакал в сторону гор, яростно нахлестывая коней. Даже не подозревая при этом, что может остаться без войска. К несчастью для него, большинство его подчиненных были местными жителями и думали сейчас не о выполнении воинского долга и верности присяге, а о спасении своих семей и имущества от неминуемого разграбления и гибели.
Не прошло и сорока минут после его бегства, как перед полуоткрытыми воротами Юкари-хисара оказались передовые дозоры русских десантников.
— Почему не видно стражи? — удивился, глядя на это безобразие, Тимирязев.
— Не иначе засаду устроили, вашбродь, — не задумываясь, ответил ему опасливый унтер.
— Скорее просто ушли, — покачал головой увязавшийся за ними Теодоракис. — Среди достоинств здешнего вали не числится храбрости.
— А какие есть? — усмехнулся лейтенант.
— Даже не знаю, что вам сказать, господин. Юсуф-бей мало чем отличается от остальных османских чиновников. Он такой же жадный, подлый, трусливый и вероломный, как и все они. Разве что не так жесток, как его предшественник, но я бы не стал говорить о его мягкосердечии.
Добровольный помощник оказался прав. Цитадель к моменту прихода русских оказалась пуста. Губернатор вместе с подчиненными и личной охраной исчез, солдаты разбежались, а чиновники рангом поменьше предпочли скрываться в своих домах. Оставалось лишь просигналить об этом на эскадру, после чего русские корабли прекратили огонь.
По большому счету гарнизон Трапезунда не оказал никакого серьезного сопротивления. Если, конечно, не считать за отпор несколько пушечных выстрелов, не причинивших атакующим никакого вреда. Да пару стычек, возникших в городе, верх в которых неизменно держали вооруженные скорострельными винтовками, закаленные в боях морские пехотинцы.
К обеду весь город и прилегающая к нему местность оказались под контролем русского командования. В порту еще продолжалась высадка войск, когда к русским вышел сам митрополит Константий в сопровождении нескольких монахов и священников и широким жестом благословил их. Несколько из них достаточно хорошо владели языком победителей.
Поскольку никаких других властей в городе не оставалось, его с почетом принял сам Корнилов.
— Ваше высокопревосходительство, — почтительно начал свою речь иерарх, чья епархия была основана больше полутора тысяч лет назад в 325 году от Рождества Христова. — Мы рады приветствовать своих единоверцев в нашем древнем и прекрасном городе и смеем надеяться, что ваши солдаты окажутся не только храбрыми, но и милосердными по отношению к мирному населению.
— На счет этого можете не беспокоиться, Владыка, — кивнул адмирал. — Войска получили строгий приказ не допускать насилия к обывателям. А если паче чаяния таковые и случатся, могу заверить, что все инциденты будут тщательно расследованы, а виновные наказаны. Тем не менее, хотел бы напомнить, что идет война и некоторые эксцессы все-таки неизбежны.
— Мы понимаем и не держим зла.
— Скажите, много ли среди местных жителей христиан?
— Не менее половины, господин адмирал. В прежние времена было больше, но с тех пор, как Эллада снова стала свободной, многие греки предпочли перебраться туда, оставив землю предков. С другой стороны, в последнее время в наших краях выросло количество армян.
— Понятно. А остальные?
— Трудно сказать. В городе большинство турки. Но также есть лазы, курды, беглецы из Черкесии и другие. Прошу прощения, но они наши соседи, и мы надеемся, что великодушие вашего высокопревосходительства распространится и на них.
— Не беспокойтесь. Как вам вероятно известно, мусульман в России не притесняют. И если они проявят хотя бы минимум благоразумия и лояльности, их жизням и имуществу ничего не будет угрожать.
— Благослови вас Господь!
— Смотри, Александр Петрович, — заметил Корнилов, повернувшись к Хрущову. — Какое хозяйство тебе досталось. Принимай под свою руку город, а пожалуй, и весь вилайет.
— Уже, Владимир Алексеевич, — усмехнулся тот. — Порт, склады и укрепления заняты. Многое нуждается в починке, но в целом крепость и батареи вполне пригодны. Мошенник этот Юсуф-бей, что не захотел обороняться.
— Надеюсь, вы на него не в претензии? — усмехнулся адмирал.
— Ни в коем случае-с!
— В таком случае, продолжайте обустраиваться. Лихачева вместе с «аландцами» я у вас, правда, заберу.
— Батум? — понимающе посмотрел на него Хрущов.
— Именно. Полагаю, нас там заждались!