Константин. Аландский крест

Глава 20

Свидание с Веной началось, как и следовало ожидать, с торжественной встречи. Несмотря на то, что визит был неофициальным, игнорировать приезд младшего брата российского императора австрийские власти не стали, решив этот вопрос не без изящества. Стоило мне ступить на перрон, как стоявший немного поодаль оркестр вместо исполняемого до сих пор легкомысленного вальса грянул «Боже, Царя храни», а навстречу мне вышел молодой человек в мундире австрийского адмирала.

— Вы — мой кумир! — взволнованно заявил он, протягивая руку, которую я крепко пожал. — Позвольте приветствовать вас в столице Австрии!

— Кто это, черт возьми? — еле слышно спросил я у своих спутников, но те в ответ лишь смущенно пожали плечами.

— Брат императора Франца Иосифа — эрцгерцог Максимилиан, — пришел к нам на помощь еще один встречавший — невысокий, худощавый господин с гладко выскобленным подбородком, окруженном феноменально огромными баками, и лентой ордена Святой Анны в петлице модного сюртука.

— А вы, я так понимаю, новый посол Будберг?

— К услугам вашего императорского высочества!

В какой-то мере мы с 22-летним австрийским принцем были похожи. Год назад он был назначен главнокомандующим Австрийским Императорским и Королевским флотом, а также имел репутацию записного либерала. В общем, кто бы ни организовал эту встречу, он имел основания полагать, что мы поладим и, как показали дальнейшие события, не ошибся.

— Ваша слава летит впереди вас! — продолжал разглагольствовать эрцгерцог. — Никто не может соперничать с вами ни в морях, ни на суше…

— Полно, друг мой, — вынужден был остановить я его славословия. — Вы меня смущаете.

При ближайшем знакомстве брат императора оказался славным малым, не слишком похожим на чопорных и прижимистых Габсбургов. Кроме того, он всерьез интересовался морским делом, так что мы быстро нашли общие темы для разговоров. Австрийский флот сейчас находился в упадке. После войны с Пьемонтом пришлось спешно избавляться от оказавшихся ненадежными итальянских моряков и заменять их немцами, хорватами, венграми и даже датчанами.

И я был единственным, кто точно знал, что у них получится. Пройдет каких-то десять лет, и австрийцы под командованием Тегетгофа покажут, что они кое-чего стоят на море. Но это дело будущего, а пока мы с юным принцем обсуждали технические новинки. Паровые машины, пушки, броню и, конечно же, мины.

— Хотите построить полдюжины деревянных линкоров? — усмехнулся я, узнав о его планах. — Воля ваша, но это деньги на ветер. Стройте броненосцы, за ними будущее!

— Вы думаете?

— Вот увидите.

— Боюсь, такие траты император не одобрит.

— Увы, корабли стоят денег. Вы не поверите, любезный друг, но балтийские канонерки для отражения нападения англичан и французов мне пришлось строить на собственные средства. Но будьте уверены, оно того стоило.

За всеми этими разговорами я едва выгадал немного времени, чтобы переговорить с Будбергом.

— Прости, Андрей Федорович, за некоторую бесцеремонность, но время поджимает. Дней десять назад я уже имел подробную беседу с новым канцлером (весть об официальной смене главы МИДа настигла нас еще в Варшаве), так что в целом ситуация понятна. Но если есть какие-то нюансы в местных раскладах, о которых мне следует знать, будь любезен…

— Помилуйте, ваше императорское высочество, я ведь и сам только недавно вступил в должность. Одно могу сказать точно, Венский двор желает устроить конференцию по мирному урегулированию. Предполагается, что противоборствующие стороны при посредничестве австрийских дипломатов смогут обменяться мнениями и выработать взаимоприемлемое решение…

— И какое же решение представляется им приемлемым? — заинтересовался я.

— Сейчас трудно сказать точно, ибо интересы заинтересованных сторон во многих вопросах решительно не совпадают, но в одном они сходятся совершенно точно.

— И в чем же?

— Ограничение нашего флота и полная демилитаризация Проливов. Сиречь запрещение прохода военными кораблями всех держав, за исключением Османской империи.

— А харя, пардон за мой французский, у них не треснет?

— Трудно сказать, Константин Николаевич, — скупо улыбнулся дипломат. — Но желания наших врагов именно таковы.

— Неужели и все наши победы никак не повлияли на их аппетиты?

— Боюсь, только укрепили в необходимости подобного требования. К тому же союзники все еще надеются на успех…

— Упрямство — достоинство ослов. Что ж, в таком случае ожидать от этих переговоров пользы не приходится. Все решится на поле боя. Каково настроение императора и венского кабинета?

— На них оказывают сильное давление, стремясь вынудить к подписанию антирусского соглашения, которое сделает Австрию участником союза. Граф Буоль склоняется к его принятию.

— Здравый смысл окончательно покинул Вену? Хоть кто-то из сановников против?

— Военные. И, как я слышал, сам старик Меттерних выступает против немедленной ратификации обязывающих Австрию документов.

— Он все еще влиятелен при дворе?

— К нему прислушиваются, но к управлению не допускают.

— Что ж, на этот раз австрияки сами себя перехитрили. Организуй мне срочную встречу с графом Буолем. Если он, конечно, сам того желает. Времени нет, я уже послезавтра намерен отправиться в Италию. Так что если не выйдет, то и черт с ними. Пусть дальше варятся в своем маразме.

— Но это же… — изумился Будберг. — Оскорбительно!

— Ты доведи до сведения, — еле заметно улыбнулся я. — А там посмотрим на их реакцию.

Вскоре выяснилось, что я не ошибся. Буквально на следующее утро Андрей Федорович приехал в крайне респектабельный отель «Белая Роза» (один из самых роскошных и старинных в Вене), где я остановился, и сообщил, что министр-президент [1] согласен меня принять.

— В котором часу?

— В пять вечера.

— Нет, в пять я не могу. Занят.

— Час от часу не легче! — всплеснул руками никак не ожидавший такого ответа дипломат. — И чем же вы заняты?

— Встречаюсь с императором Францем-Иосифом, — улыбнулся я. — Он пригласил меня на обед.

— Но как?

— Макс подсуетился, — усмехнулся я. — В смысле эрцгерцог Максимилиан.

— Да понял я, — вытер внезапно вспотевший лоб Будберг. — Боже, что стало с прежней Веной? После вашего прибытия я совсем не узнаю этот город!

К счастью, встреча с императором тоже считалась не совсем официальной, в связи с чем мне удалось избегнуть большей части придворных церемоний, которые я не слишком любил и в России, что уж тут говорить про австрийские. За обеденным столом в одном из покоев древнего Хофбурга помимо меня присутствовали еще четыре персоны. Устроивший нашу встречу Максимилиан, его старший брат император Франц-Иосиф с супругой и, очевидно, напросившийся в последний момент Буоль.

Сам обед прошел более или менее нормально. Венская кухня сама по себе неплоха, и готовить придворные повара умели. Разве что немного раздражал надутый как индюк министр-президент, но я его подчеркнуто игнорировал, сосредоточившись на беседе с Францем-Иосифом и его юной семнадцатилетней женой Елизаветой Баварской — той самой знаменитой впоследствии императрицей Сиси.

Несмотря на большой срок беременности она вела себя довольно непринужденно, и я с удовольствием пообщался с первой красавицей Вены. Живая и непосредственная, она явно тяготилась окружавшей ее действительностью и была рада общению. Но все когда-нибудь кончается, и после десерта она была вынуждена нас покинуть, после чего мы все дружно перешли в курительную комнату, где и состоялся наш разговор.

— Надеюсь, вам понравилась Вена? — на правах хозяина любезно осведомился император.

— Она прекрасна, ваше величество. Как и ваша супруга. Не могу не отметить, что вам очень повезло с ней.

— Благодарю.

— Отчего же, в таком случае, ваше высочество торопится нас покинуть? — не удержался от шпильки Буоль.

— Дела, — равнодушно пожав плечами, отозвался я.

— В Пьемонте?

— Да. Есть сведения, что Виктор-Эммануил собирается примкнуть к враждебному нам союзу. А поскольку наши бывшие союзники не видят в этом угрозы, приходится действовать самостоятельно.

— Бывшие союзники? — открыл рот никак не ожидавший такой откровенности Буоль.

— Угрозы? — удивился император. — Объяснитесь, князь…

— С удовольствием, ваше величество. Если, конечно, вы позволите быть с вами откровенным.

— Иного я от вас и не жду.

— Все просто. Как вам всем вероятно известно, императору Наполеону практически удалось склонить Сардинию к участию в войне против нас. Солдаты из итальянцев, конечно, весьма так себе, но…

— Вы их опасаетесь! — злорадно вставил министр-президент.

— Конечно. Я ведь не болван!

Судя по выражению лица Буоля, он понял, кого именно я имею в виду, но вынужден был промолчать.

— Итак, каковы бы ни были итальянцы, союзники их вооружат и обучат методам современных сражений… а потом эта война кончится, а в руках Виктора-Эммануила окажется армия. И лично у меня нет ни малейшего сомнения в том, на кого ее направит наш Савойский друг.

— Вы думаете? — дернулся Франц-Иосиф и растерянно посмотрел на главу своего правительства.

— Я знаю!

— А почему, говоря о союзниках, вы употребили слово «бывшие»? — мрачно поинтересовался Буоль.

— А как вас еще назвать? Нет, правда, господа. Мой отец просто осыпал Австрию своими благодеяниями. Буквально подарил вам вольный город Краков в 1846 году, сверх всякой меры, истинно по-рыцарски помог с Венгрией двумя годами позже… вы знаете, в последнем деле я и сам принимал участие.

— Мы, разумеется, помним и ценим это…

— Разве? Ваше величество, одно ваше слово, один маленький намек мог остановить алчность Наполеона, не позволив ему снять войска со своих восточных границ год назад. Что он пообещал вам, Придунайские княжества?

— Это неслыханно! — попытался прервать меня возмущенный Буоль.

— Да-да, как сейчас точно так же обещает итальянцам Ломбардию, а заодно и Венецию! Вашу Венецию, Франц!

— Итальянцы никогда не смогут победить нас!

— А если их поддержит Франция?

— Это невозможно, император не может быть столь вероломен…

— Мой отец также думал и про вас! — горько усмехнулся я. — Но это еще не все, ибо, с другой стороны, по вам немедленно ударит Пруссия. После чего вас будут грызть со всех сторон, пока не обглодают до самых костей! И не будет никого, кто мог бы протянуть вам руку помощи.

— А вы не боитесь, — желчно заметил министр-президент, — что Россия первая испытает на себе войну против всей Европы?

— Мы уже воюем с Европой, причем делаем это не в первый раз. И пока не похоже, чтобы англичане с французами выигрывали. Если же вы думаете, что ваша армия может переломить ход войны, будьте готовы снова услышать железную поступь дивизий Паскевича. Просто теперь они не будут вашими союзниками!

Некоторое время все молчали. Ошарашенные хозяева не знали, как отреагировать на мои слова, я же делал вид, что рассматриваю инкрустацию на маленьком столике из драгоценного палисандра.

— Что вы хотите, Константин? — первым нарушил молчание император.

— От вас? Ничего. Просто помните, что мой брат не считает себя более связанным традициями Священного союза и будет руководствоваться в своей внешней политике исключительно выгодами своего отечества.

— Понимаю. И все же… Разумные люди всегда могут договориться… — Франц-Иосиф был явно обескуражен жесткостью моих слов, но постарался сдержаться и вернуть разговор в практическое русло.

— Вернуть расположение России будет крайне сложно. Русские добры и отходчивы, но совершенно не умеют прощать предательства и ударов в спину. Война пока не закончена. Если вы пожелаете, то можете принять меры к возвращению наших отношений пусть и не к союзным, то хотя бы благожелательно нейтральным.

— Чего вы ждете от нас?

— Отзовите резервистов из армии и откажитесь от любых враждебных действий в наш адрес.

— Что мы получим взамен?

— Вы уже торгуетесь, ваше величество? Думаю, это преждевременно. Могу лишь уверить вас, что если Австрия откажется от угроз в сторону России, то война закончится уже в этом году. А вот что будет после? Именно это должно волновать вас более всего. Предположу, что ваша империя окажется в полнейшей изоляции. Ибо кто же будет вашим союзником? Франция? Британия? Или Пруссия? Нет, дорогой мой Франц, на самом деле вы могли прежде рассчитывать только на одного верного союзника, и вы его блестяще потеряли. Когда же для вас настанет час испытаний, вот тогда и отзовутся те поступки, которыми вы можете зарекомендовать себя сегодня. Выбор за вами.

После столь «содержательной дискуссии» мне ничего не оставалось делать, как откланяться, оставив Франца-Иосифа вместе с его министром-президентом обсуждать сложившуюся ситуацию. Разговор с самого начала пошел далеко не так, как хотелось, что, впрочем, совсем не удивительно. Все же я не дипломат. С другой стороны…

Молодой австрийский император, если уж быть совершенно откровенным, был в моих глазах полным ничтожеством. И дело даже не в том, что он при первой же возможности предал человека, которому был обязан всем. В политике случается и не такое.

Беда в том, что он не смог поставить себя даже в своей собственной семье. Женившись на одной из самых прелестных женщин Европы, Франц-Иосиф даже не попытался защитить любимую женщину от деспотизма матери — Софии Баварской, буквально изводившей свою невестку Сиси, которая ко всему прочему приходилась ей родной племянницей. [2]

Об этом мне в порыве откровенности рассказал едущий теперь со мной в одной карете эрцгерцог Максимилиан, открыто недолюбливавший порядки, царившие в его семье и государстве. Причем настолько, что демонстративно не стал со мной расставаться после случившегося скандала.

— Вы не представляете, Константин, — жаловался он. — Как тяжело мне терпеть присущий австрийской короне деспотизм и жестокость. Я был еще совсем мальчишкой, когда шли казни участников восстания 1848 года, и навсегда запомнил этот ужас. С тех пор не устаю задавать себе один вопрос, нельзя ли обойтись без подобных крайностей?

— К сожалению, нет, — невозмутимо отозвался я. — Такова уж человеческая природа, что без жестокости никак. Но ты, несомненно, прав в том, что ее нужно свести к необходимому минимуму, ибо чрезмерные наказания приводят лишь к озлоблению людей.

— Но где эта грань?

— Как знать, брат… кстати, ничего, что я на «ты»?

— Нет-нет, это честь для меня!

— Тогда зови меня Костей. Мы с тобой моряки, и пока между нашими странами мир, нам делить нечего.

— Ты думаешь, между нашими странами может начаться война?

— Может. Но не скоро. К тому же, на морях мы не граничим, так что в бою в любом случае не встретимся. Кстати, твое любезное приглашение совместно посетить Венецианскую базу австрийского флота еще в силе?

— Хочешь выведать наши секреты? — сделал страшное лицо Макс, после чего мы дружно расхохотались. — Конечно, друг мой. Приезжай, я лично тебе все покажу.

Так неторопливо беседуя, мы добрались до отеля, перед которым меня встретил явно не находивший себе место Будберг.

— Наконец-то, — облегченно вздохнул он при виде нас. — Как все прошло?

— Ужасно, Андрей Федорович, — ухмыльнулся я.

— Но почему⁈ — упавшим голосом спросил дипломат, и тут его слова заглушил вопль.

— Пся крев! Ото оно…

В Вене издавна жили люди самых разных народностей. Немцы, мадьяры, чехи, сербы с хорватами и, конечно же, евреи. Встречались также поляки, главным образом из королевства Галиция и Лодомерия, но через одного попадались и выходцы из Царства Польского, бежавшие после подавления восстания 1832 года. Последних, правда, было не так много, поскольку в 1848 году все они как один встали под знамена Кошута. Стоит ли удивляться, что австрийские власти не оценили подобной креативности и хорошенько проредили польскую диаспору?

Но время шло, и постепенно число поляков снова стало увеличиваться. Одни приехали уже после подавления революции, другие вышли из тюрем, третьи вернулись в надежде, что имеющие множество иных забот жандармы давно про них забыли. Вечерами они собирались в знакомых кабачках, где можно было поесть, выпить и предаться сладостным мечтам о возрождении «Великой Речи Посполитой от можа до можа».

Одним из таких заведений был трактир дядюшки Пауля, которого на самом деле звали Петрик Домович, и он жил в Вене так давно, что сам не помнил, когда переехал. Но про то, что он поляк, все же старался не забывать, тем более что большинство посетителей были его земляками.

Один из них — Матеуш Жецкий — высокий и худой мужчина неопределенного возраста, воевавший по слухам под знаменами Бема, мрачно потягивал из своей кружки пиво, недовольно поглядывая на расходившихся соседей. Конечно, для такого бравого мужчины одна кружка — это просто смех, однако на вторую денег все равно не было, а брать в долг он не любил. Но проклятое пиво, как он ни тянул, все равно кончилось, и тут рядом с ним присел какой-то прилично одетый господин.

— Кварту пива мне и моему другу, — велел он Магде — шустрой девице, не то племяннице, не то еще какой-то родственнице дядюшки Пауля, с пышными формами и крепким задом, по которому любили хлопнуть завсегдатаи заведения.

— А мы друзья? — неприязненно взглянул на соседа пан Матеуш, размышляя про себя, стоит ли кварта доброго пива разговора непонятно с кем.

— Не узнал? — криво усмехнулся тот, разом вогнав Жецкого в прострацию.

— Пан генерал⁈

— Собственной персоной.

— Но как же так? Ведь за вашу голову назначена награда…

— Так-то за голову польского бунтовщика. А я, изволишь ли видеть, добропорядочный британский коммерсант Джозеф Высоцки [3] и знать не знаю, кого там разыскивают австрийские власти.

— Но где вы были все это время?

— Много где. В Париже, Лондоне, других местах. После начала войны поехал в Константинополь, в надежде собрать польский легион для войны с московитами, но…

— Ясновельможные паны не торопятся идти на службу к туркам?

— Они ни к кому не хотят идти! — сплюнул пан Юзеф. — Ни к султану, ни к Наполеону, ни к королеве Виктории. А хотят лишь сидеть по корчмам и пьянствовать, но ни в коем случае не воевать за освобождение отчизны.

— Тем более сейчас, когда русские надрали зады союзникам?

— Да, черт возьми!

— Пан генерал, раз уж мы встретились, может, хоть вы мне растолкуете, как случилось, что московиты стали так хорошо воевать? Нет, они, конечно, и раньше по отдельности били и турок, и швабов, и французов, да и нас тоже, чего греха таить. Но вот чтобы сразу всех, да еще и англичан на море, такого я что-то не припомню.

— Твоя правда, Матеуш, такого прежде не случалось. И всему виной тут проклятый Черный принц!

— Великий князь Константин?

— Именно!

— Не везет нам на царевичей с таким именем. Прежний хоть и был изрядной сволочью, но все же Польшу любил.

— Пани Грудзинскую он любил, а не Польшу! Но речь не о том. Ты слышал, что он сейчас в Вене?

— Что-то читал в газетах.

— А знаешь ли, зачем он сюда приехал?

— Откуда мне знать, я что, дипломат?

— Хочет передать Австрии пленных поляков и венгров.

— Как это?

— Очень просто. Хоть я ругался на наших, что не желают воевать, все же было немало таких, кто не побоялся взять в руки саблю и присоединиться к правому делу. Да только так случилось, что не иначе как сам враг рода человеческого наслал на Черное море бурю, которая потопила добрую половину флота союзников, а вторую пожег великий князь, чтоб его холера взяла! Ну а после этого войскам в Крыму волей-неволей пришлось сдаться на милость победителя.

— Слышал об этом несчастье. А также, что многие из наших братьев забыли истинную веру и приняли на чужбине ислам. За что их Бог и покарал!

— Если бы речь шла только о ренегатах вроде ставшего Садык-пашой негодяя Чайковского, я бы и палец о палец не ударил. Но в том-то и дело, что опасность угрожает достойным панам.

— Хорошо, — согласился Жецкий, обнаружив, что и вторая кружка опустела. — Говори, что ты задумал?

— Не здесь, — покачал головой Высоцкий. — Есть надежное место и верные люди?

— Пойдем, пан генерал.

План, родившийся в не совсем трезвых головах ясновельможных шляхтичей, не отличался оригинальностью. Столица Австрии, как ни крути, славилась своей красотой, и потому невозможно было представить, чтобы царевич отказался от прогулки по ее восхитительным улицам. Ну а там дело за малым. В конце концов, всего два года назад ученик портного Ласло Либени едва не зарезал императора Франца-Иосифа…

Так что четверых храбрецов, изъявивших желание поквитаться с подлым московитом, должно было хватить. Единственной проблемой оставалось время. Будучи людьми опытными, заговорщики прекрасно понимали, что внимания полиции им не избежать, так что действовать нужно было как можно быстрее.

Найти отель, в котором остановился великий князь, не представляло никакой сложности. Так же легко заговорщики узнали об отсутствии своей жертвы. А вот когда он вернется, оставалось загадкой. Пришлось ждать, а зимы в Австрии хоть и помягче, чем в Польше или России, но все же довольно холодные.

В общем, через какое-то время злоумышленникам пришлось разделиться. Сначала в ближайшую кофейню отошли погреться два молодых участника предстоящей операции — братья Франтишек и Януш Пшегуцкие, затем пришла очередь Высоцкого с Жецким.

К несчастью для себя и своего замысла, довольно-таки юные еще поляки не отличались ни дисциплиной, ни выдержкой. И когда перед ними внезапно оказался русский царевич, фотографический портрет которого им предусмотрительно показали старшие товарищи, они тут же выдали себя громкими криками.

— Вы кто, блин, такие? — спросил я уставившихся на меня парней, одетых хоть и вполне прилично, но немного не по сезону.

— Умри, москаль! — заорал самый невыдержанный из них, после чего выхватил устрашающего вида кинжал и бросился ко мне.

Второй тем временем сунул руку за пазуху и принялся вытаскивать пистолет. Ситуация сложилась, прямо скажем, серьезная. Единственным оружием при мне была парадная шпага на поясе и «дерринджер» в… кармане мундира. Но я-то был в шинели! От мгновенно вспыхнувшей на собственное ротозейство досады захотелось стукнуть себя по лбу, но приобретённый за прошедший год опыт заставил немедленно действовать, а не предаваться ненужному самокопанию.

Первым моим побуждением было выхватить клинок, но он, похоже, немного примерз на морозе и категорически не желал покидать ножны. В этот момент до меня добрался «кинжальщик» и попытался пырнуть лезвием. К счастью, бойцом он оказался неважным, и первый удар лишь прорезал толстое сукно шинели.

Спас меня, как ни странно, Максимилиан. Эфес его шпаги, в отличие от моей, торчал из специального клапана в пальто, и вероятно потому та не замерзла. Быстро обнажив свое оружие, эрцгерцог, недолго думая, сделал фехтовальный выпад и проткнул злоумышленника, не ожидавшего удара в спину, насквозь.

— Вот холера… — прошептал тот, прежде чем свалиться на промерзшую мостовую.

— Матка боска, Франтишек! — ахнул второй террорист и, явно забыв, кто является его истинной целью, навел свой пистолет на австрийского принца. — Курва!

Тем временем я успел в полной мере воспользоваться паузой и, расстегнув пуговицы, вытащил-таки свою «карманную артиллерию». Увидев, что негодяй целится в Макса, я толкнул принца в сторону, одновременно начав стрелять. Первая же пуля угодила поляку в плечо, помешав тому прицельно выстрелить. Вторая попала прямо в лоб, разом поставив точку в земной жизни незадачливого шляхтича.

— Ваше высочество, надо уходить, — подал голос очнувшийся наконец Будберг, помогая подняться Максимилиану.

— Кажется, Костя, ты спас мне жизнь! — прохрипел тот, вставая.

— А ты мне, — отозвался я, настороженно озирая окрестности.

Вполне вероятно, что злоумышленников было больше, и они могли попытаться исправить ошибки своих юных товарищей. Однако время шло, но на нас никто не нападал. Напротив, со всех сторон набежали люди, среди которых оказалась пара офицеров. Практически одновременно с ними появилась полиция, а потом примчался взъерошенный Воробьев со своими архаровцами.

— Живы, ваше высочество?

— Что мне сделается, — нервно ухмыльнулся я, начиная понимать, что смерть в очередной раз прошла совсем рядом.

— Да вы ранены! — разглядел телохранитель порез на шинели. — Эх, говорил я вам, нельзя одному да в чужом городе!

[1] Министр-президент — глава правительства Австрийской империи с 1848 по 1867 годы и земель австрийской короны в составе Австро-Венгрии с 1867 по 1918.

[2] Франц-Иосиф и Елизавета приходились друг другу двоюродными братом и сестрой.

[3] Юзеф Высоцкий во время Крымской войны находился в Константинополе с целью формирования польского легиона для сражений на стороне турок. По ряду причин этот план не был осуществлен, но он оставался в Турции до января 1855 года.