Константин. Аландский крест

Глава 19

Царство Польское — совершенно особое образование в теле Российской империи. Сорок лет назад, покончив с Наполеоновской Францией, тогдашний наш царь Александр Благословенный возжелал облагодетельствовать поляков, присоединив их на правах несуверенного государства, объединенного с Россией де-юре лишь наличием общего монарха. Фактическим правителем являлся великий князь Константин, страдавший полонофильством даже больше своего старшего брата.

Как известно, ничего хорошего из этой затеи не вышло. Гонористая польская шляхта, не сумев оценить ни весьма либеральной конституции, ни экономического подъема, подняла восстание, подавлять которое пришлось уже третьему сыну несчастного императора Павла. Раздавив инсургентов, дражайший папенька поступил в своей обычной манере. То есть, ни два, ни полтора. С одной стороны, с бутафорской польской государственностью было покончено, с другой, экономические преференции никуда не делись.

В результате чего польские обыватели в среднем жили гораздо лучше русских, но при этом продолжали считать себя обиженными. Больше привилегий имели только финны, но они, по крайней мере пока, проявляли лояльность. Мораль же тут, на мой непросвещенный взгляд, очень простая: не надо никого пытаться делать счастливым насильно. Ибо потеряв силы, время и деньги благодарности все равно не дождетесь…

Справедливости ради имелось немало поляков, в том числе и из числа аристократов, честно служивших России в многочисленных войнах, но все же скорее они были исключением нежели правилом.

Костя прежде не раз бывал в Польше и по-своему любил эту страну и народ, желая ей всяческого процветания под сенью российской короны и искренне недоумевая, отчего поляки не разделяют этих чувств. Насколько я помню, он, как и его дядя — Константин был какое-то время наместником в этом краю, но кончилось все выстрелом какого-то патриотичного портного. Собственно с этого и начался закат звезды генерал-адмирала, окончившийся полной отставкой после прихода к власти Александра III. Но лично мне Польша интересна лишь как территория, на которой есть более или менее развитая промышленность, плюс предполье для будущих войн с Германией и Австрией.

Несмотря на то, что я честно попытался сохранить инкогнито, местные жители по пути следования скоро узнали о моем появлении, следствием чего стали стихийно возникавшие время от времени верноподданнические манифестации. Не стоит удивляться, среди поляков есть немалое количество так называемых «лоялистов», примирившихся с российским владычеством, плюс еще больше прикидывающихся таковыми, чтобы получать все положенные им преференции.

Кроме того, у Кости репутация либерала, благодаря близости которого к власти, можно ожидать новых льгот, а также наград и выгодных контрактов. В принципе, ничего не имею против, ибо такова человеческая натура, но… господа-поляки, мне некогда!

Впрочем, несколько званых обедов и даже балов, даваемых наиболее влиятельными здешними магнатами, пришлось все-таки посетить. Главным образом, чтобы не провоцировать раньше времени недовольства. Понятно, что большинство этих нарядно одетых панов с воинственно закрученными вверх усами при первой возможности присоединятся к любому возмущению, а прекрасные паненки будут их всячески к этому побуждать…

Кстати, о дамах. Если что и есть хорошего в польской шляхте, так это их женщины! Красивы, горды, не то, чтобы умны, это вообще не про поляков, скорее хитры и меркантильны, но при всем при этом невероятно патриотичны. Причем последнее — не глупое фанфаронство их отцов и мужей, поднимающееся с каждым выпитым бокалом и стихающее на трезвую голову. К сожалению, многим из них не дают покоя сомнительные лавры Марии Валевской [1], отчего их плотоядные взгляды меня пугали.

Впрочем, дольше необходимого я и мои спутники нигде не задерживались, пока, наконец, не прибыли в Варшаву, где вот уж более двух десятков лет практически безраздельно властвовал Светлейший князь Варшавский генерал-фельдмаршал граф Паскевич-Эриванский. Ни один сановник ни до, ни после него не пользовался такой безоговорочной поддержкой и уважением правящего императора, каковое было у Ивана Федоровича при моем отце.

Несмотря на не самое лучшее самочувствие, фельдмаршал встретил меня лично. Не на въезде в столицу, конечно, но перед входом в Радзивилловский дворец.

— Ваше императорское высочество, — покачнулся при попытке поклониться тот, и мне волей-неволей пришлось придержать старика.

Да, Паскевичу скоро исполнится 73 — более чем почтенный возраст для этого времени. Во время Венгерского похода, когда Костя видел его последний раз, это был еще энергичный и довольно крепкий, хоть и пожилой мужчина, теперь же передо мной оказалась его бледная тень. Развалина. Реликт уже почти ушедшей эпохи.

— Осторожнее, Иван Федорович, давай помогу, — продолжил я его поддерживать, взглядом отогнав кинувшихся к нам адъютантов.

Планируя встречу, я думал обсудить с фельдмаршалом военные планы и международную обстановку, но… вдруг со всей отчетливостью понял, чем он отличается от других великих полководцев России. Сколько бы ни чудил Суворов, и не лебезил перед царскими фаворитами Кутузов [2], вокруг них выросла целая плеяда молодых и талантливых генералов, называвших себя их учениками.

Паскевич же, несмотря на свою безусловную храбрость и военный талант, оставался один, упорно окружая себя посредственностями и безжалостно затирая всех, в ком видел хоть искру воинского таланта. Стоит ли удивляться, что под конец жизненного пути рядом с ним не осталось никого, кто мог бы подхватить валящееся из слабеющих рук знамя?

Нет, мы, конечно, поговорили. Он воздал должное разгрому союзников в Крыму и высадке в Батуме и Трапезунде. Я вспомнил службу под его началом во время похода в Венгрию. Обсудили судьбу бежавших к османам противников, многие из которых приняли мусульманство и воевали теперь на стороне турок. Некоторые, к слову сказать, угодили в плен и теперь ждали решения своей участи.

— Я слышал, ваше высочество хотели выдать их Вене? — старчески шлепая губами, поинтересовался Паскевич.

— Была такая мысль, Иван Федорович. В особенности вероотступников.

— Надеюсь, вы от нее отказались?

— Отчего же. Вопрос лишь в том, что Франц Иосиф готов предложить нам взамен?

— Но это же…

— Бесчестно? Нет, сударь мой, чистый прагматизм. Император Австрии не слишком умен, но подл, жесток и невероятно мстителен. Отчего бы не воспользоваться его слабостью?

Потом были еще встречи с депутатами от местных дворян и купечества, торжественный обед с участием сливок варшавского общества и бал. А утром я уехал. Разбираться в хитросплетениях местной политики у меня, признаться, не было ни времени, ни желания. Уж слишком все запущено. Непоследовательная политика царского правительства шляхту, с одной стороны, озлобила, с другой, убедила, что никаких серьезных санкций за бунты не последует. То есть, отдельным панам, конечно, не повезет, но в целом на их власть до сих пор никто не покушался.

Дальнейшее наше путешествие могло бы происходить с большим комфортом, но его, увы, на железных дорогах середины девятнадцатого века не наблюдалось. Большинство нынешних вагонов напоминают советские электрички. С жесткими лавками и без каких-либо перегородок. Говорят, в Англии уже есть вагоны с купе, но без сквозного прохода внутри.

Выход, как ни странно, подсказал пронырливый Трубников, разыскавший на станции штабной вагон, в котором в памятном 1849 году путешествовал генерал Федор Панютин. [3] По крайней мере, в нем имелось достаточно свободного пространства, чтобы устроить спальные места [4] для меня и моих спутников и поставить ширмы. Еще один вагон предназначался для перевозки слуг и охраны. Последнюю уже традиционно набрали из отличившихся в боях морских пехотинцев. Всего дюжина во главе с бессменным Воробьевым. Немного, но воевать мне в этой поездке не придется. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Кажется, все устроилось как нельзя лучше? — вопросительно посмотрел на меня забегавшийся Юшков.

— Третий сорт не брак, — загадочно усмехнулся я, сделав для себя очередную пометку в памяти — заняться подвижным составом.

Оставшись, наконец, в относительном одиночестве, я смотрел в окно и размышлял о предстоящей поездке, в очередной раз проговаривая стоящие передо мной задачи.

Первая и, боюсь, что самая главная из них — продемонстрировать старушке-Европе Черного принца — ужасного аки чёрт и загадочного, как граф Монтекристо. Что тут поделаешь, страшилки сейчас в моде, чему свидетельство необычайная популярность сочинений Мери Шелли, Анны Редклиф, Чарльза Мэтьюрина, страшных сказок Эрнста Гофмана и, конечно же, незабвенного Николая Васильевича Гоголя!

Лично я отношусь к возможности напугать западную публику довольно скептически, но в Петербурге многие (и прежде всего император Александр) почему-то уверены, что при виде меня все европейские правители тут же разом излечатся от русофобии и перестанут строить козни нашему богоспасаемому отечеству. Ведь в противном случае к ним тут же пожалует сам генерал-адмирал с целой сворой лютых головорезов и устроит такую кровавую баню…

Хотя, кто его знает. Со Швецией же получилось? Поговаривают, что в Пруссии тоже напряглись. Насчет Австрии не уверен, но вот в мелких государствах Германского союза и той же Сардинии почему бы не попробовать? Пусть, как говорится, взвесят все «pro et contra».

Вторая задача заключается в том, чтобы помешать британцам формировать наемные легионы в Германии, Швейцарии, Италии. Разузнать, где они еще могут пытаться купить войска. Бельгия с Данией и Голландией с гарантией отпадают. Первая довольно пророссийски настроена, вторая и вовсе с руки у нас едят, а третья давно и демонстративно нейтральна, держит войска в колониях. Остаются испанцы и португальцы. Но у последних перманентные перевороты и кризисы. Есть надежда, что отправлять на ненужную войну столь необходимые им самим войска они все-таки не станут.

Хотя в Мадриде, давно обиженном на Николая 1 за отказ признать законность прав королевы Изабеллы, могут и рискнуть. В особенности, если англичане как следует раскошелятся. Не зря же они отправляли целый «Военный комитет на Востоке» во главе с генералом Прим наблюдателями в Турцию. Но летом 1854 в Испании случилась очередная революция и смена власти, испанцы спешно собрались и уехали из Константинополя восвояси. В общем, есть шанс, что и тут островитянам ничего не обломится, если мы не будем сидеть и ворон считать…

Еще одна задача — насколько возможно настроить третьи страны против союзников и возбудить взаимное недоверие между Парижем и Лондоном. И тут тоже есть зацепки и мысли, как этого добиться. Бой покажет… Понятно, что летняя кампания 1855 будет морской и самой жесткой. Враг сделает все, чтобы качественно подготовиться. В реальной истории такого противостояния не случилось, а вот мы получим по полной программе. С другой стороны, нам тоже найдется, чем их удивить.

Ну и четвертая задача. Не лишне будет разведать обстановку, собрать сведения, познакомиться с разными персонами, включая и того же Бисмарка, Кавура, Круппа и многих иных. И вести со всеми ними затем содержательную переписку. Почему бы нет?

А ведь можно и с Ротшильдами встретиться. И предложить взамен на отмену черты оседлости и свободу выезда из страны (для тех же иудеев) исключительные условия долгосрочных кредитов (так и слышу вкрадчивый шепот: «только сейчас и только для вас, ваше высочество»). Нам нужно срочно проводить промышленную революцию, точнее, ее второй этап. Все же августейший папенька успел не так уж и мало. Реальное промышленное перевооружение идет уже с тридцатых годов. К слову, не лишне будет и патенты на динамит выправить. Да и сами мины.

Как все это успеть за пару-тройку месяцев? Сейчас уже середина января, а к концу марта я уже обязан быть дома. Как штык. Иначе можно все полимеры потерять, заигравшись в реалполитик… Ну, если вспомнить Ильича, то это программа-максимум, так сказать, большевистская. А что получится — посмотрим. В любом случае рвать жилы и загоняться не стану. Лучше, как говорится, меньше да лучше. Качественнее…

Занятый размышлениями и записями я не обратил особого внимания, как наш неспешный поезд потихоньку подобрался к Ченстохову, где пополнили запасы воды и угля, потом также тихо пересекли границу. Сначала русские, а затем австрийские жандармы проверили у путешественников паспорта. Будучи предупреждены заранее, в мой вагон не сунулись ни те, ни другие, после чего паровоз дал длинный гудок и неторопливо попыхтел в сторону Кракова.

Несмотря на пересечение нескольких границ [5] пейзажи за окном не слишком изменились. Все те же заснеженные поля, аккуратные фольварки и ухоженные дороги. Дело шло к ночи, когда после короткой остановки на одной из станций в вагон вернулся покрасневший от холода, но вместе с тем чрезвычайно довольный Трубников.

— Вы позволите, Константин Николаевич? — осторожно поинтересовался он из-за ширмы.

— Входи, тезка, раз пришел.

Осторожно протиснувшись в мой закуток, директор РТА выложил на стол тоненькую папку с какими-то документами.

— Что это? — потянувшись, спросил я.

— Досье на интересующих вас лиц.

— Каких именно?

— Ну помните, вы называли ряд фамилий, местоположение которых надо было выяснить?

В самом деле, еще до отправки в «круиз» я выудил из «закромов» своей памяти несколько ключевых для истории черной металлургии имен и выписал их на лист в своем дневнике: Крупп, Обухов, кто-то из братьев Сименс, Тиссен, Бессемер, Мартен и еще несколько фамилий, высказав пожелание узнать о них побольше, чтобы иметь возможность переманить к себе, ну или еще как воспользоваться предзнанием к вящей выгоде отечества.

И если про Обухова и Круппа все и так знали, то остальные пока были, что называется, не на слуху. Как оказалось, Трубников этот разговор не забыл и постарался собрать обо всех фигурантах как можно больше информации, воспользовавшись уже довольно-таки немалой сетью зарубежных корреспондентов Русского Телеграфного Агентства. А узнав о предстоящем вояже, доставить полученные материалы к поезду…

— Удивил, брат. Ну рассказывай, чем порадуешь?

— К величайшему моему сожалению, сведения пока что неполные. К тому же их еще предстоит свести воедино и систематизировать, но первые результаты уже есть. К примеру, мистер Бессемер.

— Мистер?

— Увы. Довольно известный в Британии изобретатель. Правда, способы производства стали до сей поры не входили в число его интересов. Что, впрочем, не означает, что он не займется этим в будущем.

— Вот значит как. Любопытно. Ты уверен, что других металлургов инженеров-изобретателей с такой фамилией нет?

— По крайней мере, отыскать их не удалось.

— Как думаешь, есть возможность переманить его к себе?

— Ваше высочество позволит мне говорить откровенно?

— Что за дурацкий вопрос!

— В таком случае… Константин Николаевич, а зачем ему это? Нет, ну, правда, у Англии в данный момент самая развитая промышленность в мире. Множество заводов, фабрик и мастерских, для работы которых требуется все больше и больше металла. Где еще сможет столь же успешно реализоваться человек с подобными способностями? Разве что в Америке, да и то не скоро. Что мы можем ему предложить, чтобы перебить эту ставку? Да ничего! Вот приедет он в Россию и окажется с голым задом на голой земле! Это уж я не упоминаю о том, что сейчас между нашими странами война…

— Ну, война, положим, не вечна, — хмуро возразил я, в глубине души признавая справедливость слов Трубникова. — Но с ним и впрямь, пожалуй, повременим. Кто там еще у нас?

— Пьер-Эмиль Мартен. Тридцати лет от роду. С ним оказалось проще всего. После окончания горной школы трудился на металлургическом заводе своего отца в городе Фуршамбо, в прошлом году возглавил завод в Сирёй (это местечко близ города Ангулем). Но насколько удалось узнать, никаких открытий он пока не совершил. Плюс все то, что я говорил в отношении господина Бессемера.

— Ладно, проехали. Кто еще?

— Братья небезызвестного Вернера Сименса — Карл Вильгельм и Фридрих. Металлургией занимаются с середины сороковых, а сравнительно недавно они взяли кредит на разработку, минуточку, я лучше процитирую, — он открыл свои записи и принялся читать, — регенератор, который использует тепло дымовых газов сталеплавильных печей для подогрева воздуха и газообразного топлива.

— Про них что скажешь?

— Поскольку один из их младших братьев — Карл Генрих довольно-таки успешно ведет дела в России, привлечь их к работе, думаю, получится.

— Господи, сколько же их всего?

— Точно не знаю, но никак не менее полудюжины! [6]

— И на том спасибо. Еще кто нашелся?

— Тиссены, ваше высочество. Тут тоже никаких тайн. Фридрих Тиссен — крупный банкир и владелец завода по производству стальной проволоки. Его сыновьям — Августу и Йозефу сейчас 13 и 10 лет соответственно.

— Что ж, с этим понятно… — откинулся я на спинку чудовищно неудобного дивана.

— Ваше высочество, позвольте вопрос?

— Говори.

— Почему именно они? Откуда вам вообще известны эти имена?

— В многих знаниях много печали, — не без труда сдержав зевок, ответил ему я. — Иногда лучше просто принимать то, что я говорю, как данность.

— Это как со строительством канонерок или как с бурей на Черном море?

— Вроде того, — хмыкнул я в ответ, после чего весьма выразительно посмотрел на собеседника, отбивая охоту задавать вопросы.

— Как будет угодно вашему императорскому высочеству, — вздохнул тот, всем своим журналистским нутром ощущая, что находится совсем рядом с какой-то невероятной тайной, по сравнению с которой меркнут любые измышления новомодных мистиков.

[1] Мария Валевская — любовница Наполеона Бонапарта и мать французского дипломата Александра Колонна-Валевского.

[2] В частности, перед Платоном Зубовым, которому будущий победитель Наполеона каждое утро приносил только что сваренный кофе в постель.

[3] В 1849 году дивизия, которой командовал Панютин, была переброшена по железной дороге в Венгрию. Это был первый опыт перевозки большой массы войск этим видом транспорта.

[4] Спальные вагоны на железных дорогах в России появились в 1860-х годах.

[5] Из-за неразвитости железнодорожных путей до 1856 года движение по Варшаво-Венской дороге заходило на территорию Пруссии.

[6] Всего у Кристиана Сименса из Гослара было 14 детей, 10 из которых достигли совершеннолетия. Шестеро из них стали известными изобретателями и предпринимателями.