Константин. Аландский крест

Глава 3

Судя по всему, бросок моей эскадры к берегам Босфора произвел на правительство Блистательной Порты ошеломляющее впечатление. Иначе трудно объяснить, почему после нашего эффектного появления из пролива так никто и не вышел. Хотя, как стало известно несколько позднее, в бухте Золотого рога находилось, по крайней мере, три линейных корабля и никак не менее чем полудюжина фрегатов, да еще столько же в Мраморном море. Тем не менее, и турки, и союзники предпочитали отстаиваться под защитой береговых батарей.

Последние, к слову сказать, пребывали в, мягко говоря, не блестящем состоянии, в чем Костя имел возможность убедиться еще десять лет назад во время своего первого путешествия. Осмотрев тогда укрепления Босфора, великий князь нашел их весьма слабыми и расположенными, что называется, без искусства (за исключением той, что была выставлена «против Буюкдере в Азии»). Что же касается находившихся в глубине пролива фортов Румели-Хисар и Анатоли-Хисар, то они были «более страшны по виду, чем по существу». [1]

Так что мы имели возможность совершенно безнаказанно крейсировать рядом с вражескими укреплениями, вселяя в сердца противника страх одним своим видом. Впрочем, это оказалось не единственной пользой. Дело в том, что за время нашего крейсерства в Босфор со стороны моря попытались зайти восемь парусников и один пароход под флагами союзников. Все они, разумеется, были немедленно задержаны и объявлены призами. Еще три судна подняли австрийские флаги и после досмотра были отпущены.

Говоря откровенно, скоро ответа на посланное султану письмо я не ожидал. Во-первых, потому что не понаслышке знал о славящейся своей волокитой турецкой бюрократии, во-вторых, что никаких конкретных предложений оно не содержало. Так, декларация о намерениях. Дескать, не примите ли назад своих больных, пока они не передохли…

Впрочем, ничего большего я и не мог. Судите сами, вести переговоры с Османским правительством меня никто не уполномочивал. Нет, можно было, конечно, обратиться за соответствующим разрешением к августейшему родителю, но, с большой долей вероятности, ничего хорошего из этой затеи бы не вышло.

Самовольство он не просто не любит, а скорее органически его не переносит. Не говоря уж о том, что реального опыта в дипломатии у меня не так уж много. По сути, единственной практикой в этом вопросе оказались более или менее успешные переговоры с прусским дядюшкой принцем Адальбертом. Во всяком случае, именно после них у нас появился капер с командой и те самые нарезные стволы, из которых были изготовлены первые митральезы. Теперь-то, слава Богу, стволы для них изготовляют на отечественных заводах, но тогда они нас крепко выручили.

Так что, если отбросить больных и раненых, которые в нынешние времена по большому счету вообще никому не интересны, передо мной стоят ровно две задачи. Первая и главная — отвлечь внимание и хотя бы ненадолго перекрыть проливы. Кораблей у союзников еще более чем достаточно, и их появление в Черном море нам не нужно.

Вторая — это демонстрация нашей силы и уверенности в себе. На Востоке, впрочем, как и на Западе, этот язык понимают лучше всего. Лорд Редклиф (он же виконт Стрэтфорд-Каннинг — все же забавно, сколько у этих мелкобританских барыг имен и покупных титулов, целая авоська и все по полушке…) и месье Тувенель могут сколько угодно рассказывать о мощи своих держав и слабости России, но, когда совсем рядом находится победоносный русский флот, слушать их никто не будет.

Есть, конечно, определенная вероятность, что перепуганные нашей активностью противники так впечатлятся, что пошлют сюда новые эскадры вместе с войсками, но… перефразируя народную мудрость — союзников бояться, в море не ходить!

Да и куда они их пришлют? В Крыму все их войска, включая гарнизон Евпатории, капитулировали. С последними не пришлось даже воевать. Получив известия о капитуляции Раглана и Канробера и увидев в очередной раз на рейде корабли Новосильского, турецкий генерал, имени которого я так и не запомнил, предпочел не искушать судьбу и сразу же выкинул белый флаг.

Может, на Кавказ? Если так, я им даже мешать не стану. В Константинополь или Варну? Флаг в руки! Кстати, о Варне. Если здесь ничего больше не выгорит, можно прогуляться к берегам Болгарии…

Но это все в будущем, а пока я сижу на шканцах в принесенном специально для меня кресле, лениво наблюдая, как неугомонный Бутаков гоняет команду, добиваясь необходимой слаженности и мастерства. Как ни крути, «Сан-Парэй» для наших моряков корабль новый, иностранной постройки, да еще и винтовой. Есть, чему поучиться.

Как и следовало ожидать, больше всего проблем оказалось с паровой машиной. Дело в том, что практически все пароходы Черноморского флота, если не считать новейшей шхуны «Аргонавт», были колесными. И примененные на них паровые двигатели несколько отличались от тех, что стали ставить на винтовые. К счастью, доставшийся нам трофей был абсолютно исправен, и угробить его машину наши неопытные механики еще не успели. По крайней мере, пока. В остальном корабль как корабль, сходный с теми, на которых им довелось служить прежде.

— Прохладно сегодня, — поплотнее закутавшись в шинель, заметил я.

— Прикажете подать кофе или чай? — вопросительно посмотрел на меня ничуть не менее озябший Юшков.

— От чая не откажусь. Только скажи Рогову, чтобы с ромом не перестарался как давеча. А то я с его заботой, чего доброго, сопьюсь!

Пока мой бессменный вестовой кипятил воду и заваривал «китайскую травку», на горизонте появился первый за последние двое суток корабль, идущий из Босфора. Впрочем, пока он подходил, мы с Юшковым и присоединившимися к нам офицерами успели выпить по паре чашек, в прикуску с трофейным английским печеньем в жестяной коробке.

Приблизившееся к нам судно оказалось небольшой, но богато отделанной паровой яхтой под белым флагом. Не решившись отдать салют, командовавший ею капитан ограничился тем, что выстроил на шканцах свою команду и приветствовал нас, приложив руку к сердцу. Затем с легшего в дрейф судна спустили шлюпку, которая довольно быстро подошла к борту «Сан-Парэя».

— Гребцы, видать, из их гвардейского экипажа, — с усмешкой заметил Юшков, обратив внимание на пышные одеяния турецких матросов.

— Прикажи построить караул для торжественной встречи, — велел я Бутакову. — Да и канониры пусть не зевают. Мало ли…

— Слушаюсь! — коротко ответил тот и отправился отдавать необходимые распоряжения.

Вскоре по спущенному адмиральскому трапу на наш борт поднялся турецкий офицер, лицо которого показалось мне смутно знакомым. Вслед за ним мелко семенил какой-то мутный тип, судя по всему драгоман-переводчик.

— Султан султанов, хан ханов, повелитель правоверных и наследник пророка повелителя вселенной сиятельный Абдул-Меджид шлет тебе, принц Константин, свое благословение! — торжественно провозгласил посланец.

— Благодарю, — коротко кивнул я, дождавшись краткого перерыва в славословиях.

— И милостиво посылает тебе свое послание, — речитативом продолжал переводчик.

После этого мне вручили круглый футляр с печатью, внутри которого, очевидно, находилось письмо.

— Что там, Юшков? — поинтересовался я у принявшего послание адъютанта.

— Не знаю, Константин Николаевич, — с досадой отозвался тот. — Я по-турецки не читаю!

— Ну и черт с ним, потом разберемся…

— Там на обратной стороне перевод, — с вежливой улыбкой пояснил нам на хорошем английском языке посланник.

— В самом деле? — смутился не ожидавший такого афронта Федор.

— Твое лицо мне кажется знакомым, — спросил я у турка, чтобы замять неловкость. — Мы прежде встречались?

— Я имел честь встречать благородного принца во время его прошлого визита в Османскую империю, — улыбнулся тот. — Я тогда находился в свите почтенного Рифад-паши.

— Мустафа-бей! — вырвалось у меня.

— Хвала Аллаху, вы меня вспомнили! Теперь мне будет легче выполнить данное мне поручение.

— Какое поручение?

— Посмотрите письмо великого падишаха, он предлагает вам встречу.

— Вот как… Где и когда?

— Если на то будет воля вашего высочества, прямо сейчас.

— О чем ты, Мустафа-бей?

— У вас есть подзорная труба? Взгляните на нашу яхту. Сиятельный падишах ждет вас!

Присмотревшись, я заметил на палубе турецкого корабля одинокого человека, кутавшегося в пальто и с тоской поглядывавшего в нашу сторону. На таком расстоянии в нем трудно было узнать повелителя все еще огромной, хотя и не столь могучей как прежде Османской империи. И, тем не менее, это был он.

Первая встреча султана с Костей состоялась еще десять лет назад и надо сказать, что первое впечатление было скорее отталкивающим. Молодой тогда, всего лишь двадцати одного года от роду, монарх выглядел, как будто ему было все тридцать пять. Приятное, в сущности, лицо портили следы уже тогда свойственных Абдул-Меджиду пороков от сластолюбия до пьянства. Но хуже всего выглядели глаза, показавшиеся великому князю безжизненными и лишенными всякого чувства.

Не добавил симпатии и состоявшийся во время первой аудиенции разговор, сведшийся, по сути, к многословному обмену любезностями и не содержавший никакой конкретики.

Однако, после нескольких встреч в менее официальной обстановке и, что еще более важно, без участия многочисленных придворных мнение Кости поменялось в лучшую сторону. Молодой падишах оказался, в сущности, славным и хорошо воспитанным человеком, любившим искусство и поэзию. Искренне желавшим добра всем своим подданным, вынужденным скрывать все добрые чувства под маской. Расстались они, можно сказать, друзьями.

— Ваше послание произвело большое впечатление на его величество, — продолжил Мустафа-бей. — И он согласен милостиво дать вам аудиенцию…

— Согласен⁈ — с усмешкой взглянул я на него.

— Просит о встрече, — помрачнел турок.

— Мне кажется, или в вашей столице что-то произошло?

— Прошу меня извинить, благородный принц, но я не могу говорить об этом. Говоря откровенно, мною сказано и так куда больше, чем следовало.

Надо сказать, поначалу я даже растерялся. Уж слишком нелепо все это выглядело. Неожиданный и несогласованный визит целого султана. Причем для встречи с ним нужно отправляться на турецкое судно… а потом вдруг понял. Абдул-Меджид сейчас, если можно так выразиться, «косплеит» меня. Видимо, до него дошли слухи о моей поездке в Пруссию, и сейчас он просто подражает. Если, конечно, все это не засада!

Впрочем, последнее весьма вряд ли. Как ни как, середина XIX века на дворе. И времена, и нравы совсем иные. И судя по всему, мой старый приятель Абдул-Меджид решил изобразить из себя графа Монте-Кристо. Ну что ж, почему бы ему не подыграть?

— Можешь передать своему господину, что я принимаю его любезное приглашение, — велел я Мустафе-бею, после чего обернулся к внимательно прислушивающемуся к нашему разговору Бутакову. — А ты, Григорий Иванович, распорядись спустить адмиральский катер.

— Константин Николаевич, вы серьезно? — удивился командир «Сан-Парэя».

— Вполне.

Посланец султана с поклоном распрощался с нами и отправился с новостями назад.

Бутаков, с трудом сдержавший рвущиеся из него слова, еле дождался, пока Мустафа покинет борт флагмана, и возмущенно выпалил:

— Но это может быть ловушкой!

— Поэтому пусть механики и артиллеристы будут наготове. Расстояние между нами от силы два кабельтовых, так что уйти у султана не получится. Хотя, на всякий случай, просигналь на «Владимир» и «Громоносец», пусть преградят ему путь.

— И все же я никак не могу согласиться на подобное безрассудство!

— Как знаешь, только решение принято, и переменять его я не намерен.

— В таком случае, позвольте мне сопровождать вас?

— Чтобы в случае засады потерять обоих? Нет, ты нужен мне здесь. А чтобы тебе было спокойнее, гребцами на катере станут мои горлохваты. Кстати, где Воробьев?

— Тут я, ваше императорское высочество, — немедля возник, словно из ниоткуда, мой главный телохранитель.

— На веслах ходить не разучились?

— Обижаете, Константин Николаевич, — позволил себе легкую фамильярность бодигард. — Мы народ морской. У нас и кровь солонее чем, к примеру, у всяких сухопутных.

— Добро! Тогда слушай приказ. Пойдете вооруженными. Карабины уложите на дно, револьверы за пазуху или еще куда. Не мне вас учить. Услышите подозрительный шум или выстрел, действуйте без промедления. Команда на яхте небольшая, справитесь. Если, конечно, в трюме никто не спрятался… В общем, берите болезных на абордаж и пробивайтесь ко мне на выручку.

— Не извольте сомневаться, ваше высочество! — сразу подобрался и посерьезнел Воробьев. — Все сделаем в лучшем виде!

— Юшков пойдет со мной, так что ты за старшего!

— Слушаюсь!

— На сборы пять минут!

— Быстрее управимся, — козырнул Василий и сорвался с места, что называется, сверкая пятками.

Отдав все необходимые распоряжения, я вернулся в салон. Во-первых, надо было переодеться. Ибо мой обычный мундир для, пусть и не официальной, но все же встречи с каким ни есть, а правящим монархом не подходил категорически. Тут нужно золотое шитье, парадные эполеты с отцовским вензелем, генерал-адъютантский аксельбант и, разумеется, ордена.

Пока Рогов смахивал с мундирного сукна невидимые взгляду простых смертных пылинки, я, повинуясь какому-то внутреннему наитию, открыл лежавшую до сих пор без дела шкатулку и вытащил из нее парочку двуствольных капсюльных деринджеров.

История их появления у меня заслуживает отдельного описания. После самой первой и оттого памятной встречи с Трубниковым, когда его чуть не подстрелили, а также покушения уже на мою августейшую особу в Летнем саду, ваш покорный слуга всерьез задумался о личной безопасности. Слишком уж многое зависит именно от меня и моего самочувствия.

А между тем, до расцвета терроризма осталось не так много. Это сейчас император Николай I спокойно гуляет по Петербургу пешком, раскланиваясь со знакомыми дамами. А на моего старшего брата народовольцы будут охотиться как на дикого зверя, пытаясь его застрелить или взорвать. Причем тенденция это общеевропейская. Террористы будут покушаться на жизни Наполеона III, Отто фон Бисмарка и еще целой кучи министров, губернаторов, президентов и, Бог знает, кого еще.

Причем простым усилением охраны эта проблема не решается. Во-первых, нужных специалистов сейчас просто нет, во-вторых, телохранители тоже люди и могут банально не успеть. Стоять же и ждать, пока какой-нибудь прохиндей выпустит в меня пулю, тоже не хочется. Ну а поскольку спасение утопающих дело рук самих утопающих, пришлось озаботиться приобретением оружия скрытного ношения.

Правда, на войне от этих маленьких пистолетов толку не много, поэтому до поры шкатулка с ними просто лежала среди моих вещей. Но вот теперь, пожалуй, могут и пригодиться. Оставалось только их зарядить и рассовать по карманам. Перестраховка, конечно…

— Что это вы надумали, ваше высочество? — широко распахнул глаза вестовой, глядя, как я снаряжаю маленькие пистолетики.

— Не бери в голову, Иван. Это так, на всякий случай…

— Что же это делается-то! Неужто вас и защитить некому?

— Успокойся ради Бога. Есть кому, но, как говорится — хочешь сделать хорошо, сделай сам!

— Может, мне с вашим высочеством отправиться?

— Ага. Утюг только не забудь, в случае чего им всю султанскую гвардию положишь.

Рассовав деринджеры по внутренним карманам, придирчиво осмотрел себя в зеркало. Вроде не видно, а уж если сверху будет шинель, то и подавно. В ней можно и Кольт-Нэви спрятать. Вообще странное дело, умом понимаю, что, если дойдет до дела, ни револьвер, ни эти малыши меня не спасут, но все равно на душе стало как-то спокойнее.

Выйдя на палубу, я обнаружил, что катер уже спущен, а морские пехотинцы из взвода охраны находятся на местах. Форма одежды парадная, лица настороженные, винтовки прикрыты парусиной. Места у руля занял Юшков, всем своим видом демонстрируя, что не откажется меня сопровождать даже под угрозой расстрела.

Дождавшись меня, гребцы дружно налегли на весла, и вскоре мы оказались совсем рядом с турецкой яхтой. К слову, называлась она «Дениз Юлдуз», что означало, по словам командовавшего ею Мустафы-бея, «Морская Звезда». Встретили меня довольно скромно. В смысле, обошлось без оркестра и салютов. Только командир и небольшой строй вытянувшихся при появлении высокого гостя матросов.

Сам султан сидел на кресле, посреди расстеленного прямо на палубе роскошного ковра, зябко кутаясь в теплое пальто на вате. Увидев меня, он тут же поднялся и, приложив руку к сердцу, поприветствовал по-французски, старательно выговаривая каждую букву сложного для него имени и отчества.

— Бонжур, Константин Николаевич.

— Здравствуйте. Рад видеть ваше величество в добром здравии.

— Присаживайтесь, мой друг, — радушно предложил Абдул-Меджид, всем своим видом демонстрируя приязнь и заодно показывая, что у нас сейчас не официальное мероприятие, а просто частная встреча двух давних знакомых. В принципе, это формат меня устраивал. — Давайте не будем разводить церемонии и просто поговорим, как старые друзья.

— Ни на что большее я и не смел надеяться.

— В таком случае, перейдём сразу к делу. Откровенно говоря, Константин, получив ваше послание, я поначалу даже не знал, что вам ответить. Между нашими государствами теперь идет война…

— Совершенно не отвечающая интересам как Османской, так и Российской империи.

— Может и так. Но согласитесь, не я ее начал.

— Ну, это как сказать.

— Разве военные действия начались не с нападения вашего флота на Синоп?

— Формально да. Правда, на ваших кораблях был десант. Кстати, куда он направлялся?

— А ваше постоянное вмешательство в наши внутренние дела! — не слушая меня, продолжал Абдул-Меджид. — Покровительство смутьянам в Румелии, Македонии и Сербии…

— Ваше величество, — мягко прервал я его раздраженную речь. — Волей всевышнего наши страны находятся по соседству. И за эти столетия случалось всякое: и хорошее, и плохое. Мы нередко были врагами, но также бывали и друзьями.

— Это правда. И это единственная причина, по которой я вас сейчас слушаю.

— Давайте на минуту забудем о наших прежних распрях и поговорим о текущих делах. Нравится вам это или нет, но победить нас в этой войне у Турции не получится ни при каких обстоятельствах.

— Как знать, — криво усмехнулся в свою рыжую бородку султан. — Отдавая должное вашей храбрости и военным талантам, хочу заметить, что силы Англии и Франции все еще превосходят ваши.

— Знаете, в чем парадокс? Кто бы ни одержал верх в этом противостоянии, проигравшей стороной все равно будете вы!

— Как это?

— Да так. Давайте будем откровенны. Ваша казна пуста, армия и флот понесли большие потери, которые просто нечем компенсировать.

— Можно подумать, у вас дела идут лучше, — желчно усмехнулся Абдул-Меджид.

— Ну это смотря с кем сравнивать, однако в главном вы все же правы. Эта война нам не нужна, и мы будем рады ее закончить. Вопрос, на каких условиях?

— Я никогда не соглашусь на потерю провинций!

— А кто сказал, что именно мы собираемся их у вас отторгнуть? Все, что хотел мой отец, это защитить наших единоверцев, терпящих чудовищные жестокости от ваших подданных! И если уж быть совершенно откровенным, главную опасность для вас представляем вовсе не мы.

— А кто?

— Если говорить о Балканах, разумеется, Австрия. Вот уж кто не упустит возможность увеличить свою территорию за ваш счет!

— Эти шакалы давно зарятся на Боснию и Герцеговину, — поморщился, признавая мою правоту, султан, но тут же снова вернулся на проторенную дорожку. — Но разве вы не заинтересованы в присоединении новых владений?

— Нет конечно! Помилуйте, но что есть такого, скажем, в тех же Дунайских княжествах, чего нет у нас? Поверьте, у России достаточно своих забот, чтобы брать на себя еще и эту обузу.

— А оккупировали вы их для того, чтобы они не достались Францу-Иосифу?

— Вот именно! И заметьте, там сейчас его войска, которые он совершенно не собирается выводить.

— Война закончится, и цесарцы уйдут, — не очень уверенно пробурчал Абдул-Меджид.

— Как говорят у нас, поживем — увидим!

— Пусть так. Но как быть с вашими амбициями на Востоке?

— О чем это вы?

— О Трабзоне, — пристально посмотрел на меня султан.

Если говорить откровенно, его осведомленность стала для меня сюрпризом. Телеграфа, насколько мне известно, в этой части Турции пока нет. Гонцы по суше так быстро добраться не могли, а морской путь перекрыли мы. И, тем не менее, Абдул-Меджид был в курсе.

— Пока вы говорите мне о необходимости мира, — с горечью добавил он, — сами захватываете мои земли!

— Помнится, вы сами сказали, что между нашими странами идет война, — как можно более равнодушно отвечал я. — Мой долг делать все, чтобы Россия в ней победила.

— И у вас недурно получается, — вынужден был согласиться султан, невольно покосившись на дрейфующий совсем рядом «Сан-Парэй».

— Более того, чем дольше мы будем воевать, тем печальнее будут ее итоги для Блистательной Порты. Сегодня вы получили печальную весть о Трапезунде. Завтра узнаете о потере Батума. Весной падет Карс, после чего наша армия двинется дальше.

— Инглизы и франки не оставят нас, — еще больше помрачнел Абдул-Меджид, от волнения назвав своих союзников, как это принято у осман.

— Возможно, но еще одной армии у них просто нет. Что же касается флота, то они и раньше нас превосходили, и чем все закончилось?

— На море вы победили только благодаря урагану!

— Если за нас Бог, то кто против? — улыбнулся я. — Поверьте, чтобы не предприняли ваши англичане и французы, какие бы чудо-корабли или пушки не построили, у нас найдется, чем их встретить. Знаете, чем вооружены высадившиеся в Трабзоне солдаты? Новейшими винтовками, которые мы отняли у ваших друзей! Пушки, которые они привезли для осады Севастополя, теперь тоже наши! В конце концов, посмотрите на мой флагман, он еще носит британское имя!

Кажется, мои слова, а главное, интонация, с которой они были произнесены, произвели на собеседника достаточно сильное впечатление. Во всяком случае, в его глазах впервые за весь наш разговор появилось нечто вроде растерянности или даже обреченности. Похоже, ему уже не раз приходило в голову, что он сделал неправильную ставку, а теперь пришло время окончательно в этом убедиться.

— Еще не поздно все изменить, друг мой. Послушайте, Лондон и Париж вас просто используют. А после обязательно бросят. Ваша экономика от колоссальных трат рухнет. Что вы будете делать с пустой казной? Объявите себя банкротом? [2] Реформы стоят дорого, уж поверьте, я знаю, о чем говорю! Между тем, и России, и Турции нужны железные дороги, нужны заводы и фабрики, торговля, наконец! Вас сначала загонят в неподъемные долги, а потом скупят по дешевке все, что посчитают выгодным. Даже Египет! Между тем, там есть один бесценный ресурс — это будущий канал из Средиземного моря в Красное. Который можно выстроить через Суэц! О, это будет очень жирный кусок! Так давайте вместе наведем порядок в Египте, а деньги, вместо того чтобы тратить на бессмысленную войну, вложим в строительство водной артерии из Атлантики в Индийский океан. Проект принесет и вам, и нам невиданные барыши. И укрепит ваше влияние. Иначе все закончится тем, что Египет подомнут под себя ваши так называемые союзники… повторюсь, по итогу земель вы лишитесь, вас загонят в долги. А британцы и французы уйдут по-английски, не прощаясь. И что вам останется? Искать утешение в гареме и пьянстве?

Услышав последние слова, Абдул-Меджид вздрогнул и густо покраснел. Пристрастие к спиртному само по себе постыдно для правоверного, но до сих пор мало кто решался бросить этот упрек ему прямо в лицо.

— Что вы предлагаете? — холодно спросил он, справившись со своими чувствами.

— Нам нужно прекращать эту войну, пока все не зашло слишком далеко!

— Как это сделать?

— Пошлите моему отцу письмо. Уверен, он будет только рад покончить все миром. Но помните, чем дольше вы будете размышлять, тем большими потерями это может обернуться для всех нас.

— Вы, наверное, знаете, что даже правители не всегда свободны в своих решениях…

— Мне кажется, наша сегодняшняя встреча говорит об ином. Разве нет?

— Когда ваши корабли появились у Босфора, — неожиданно развеселился Абдул-Меджид, — Константинополь охватила паника. Многие бросились бежать, а в первых рядах были мои визири и послы союзников!

— Вот даже как?

— Именно. Но скоро все узнают, что ваша армия высадилась в Трабзоне и столице пока ничто не угрожает. Так что они скоро вернутся…

— В таком случае, скажите им, что, если император Наполеон и королева Виктория не смогут прислать вам на подмогу хотя бы сто тысяч своих лучших войск к весне следующего года, я буду иметь честь нанести вам новый визит. А теперь разрешите откланяться.

— Конечно, мой друг. Не смею задерживать.

— Честь имею!

[1] Цитата из письма ВК Константина отцу.

[2] Уже в 1858 году султанская казна объявит о государственном банкротстве.