Князь поневоле. Оружейник Империи

Глава 21

Мало когда в своей жизни я радовался несовершенству государственного механизма, который должен действовать как отлаженные часы. Обычно всякого рода ошибки несли с собой лишь проблемы и дополнительные трудности, но иногда для обычного человека проблемы государства были хорошей помощью. Обычно я пользовался неточностями, стараясь хоть немного снизить налоговое обложение, но сейчас хорошей помощью для меня выступили серьёзные ошибки в полиции, а точнее отсутствие у них связи между отделами.

Уходить было решено просёлочными дорогами. Метель тогда началась внезапно, как это часто бывает в холодные декабрьские ночи. Я поднял воротник дорожного тулупа, но колючие иглы ледяных снежинок всё равно как-то находили дорогу к шее. Впереди, едва различимый в снежной белой стене, шагал казак. Не видно было ни зги, а потому только его спина в серой солдатской шинели выступала единственным возможным ориентиром. Сзади, посапывая от напряжения, шагали близнецы-революционеры, вызвавшиеся проводить меня до нужного места самолично.

Три дня мы уже двигались по просёлочным дорогам, избегая больших трактов и известных дорог. Не хотелось, будучи на своих двоих, встретиться с людьми, понимая, что сбежать так просто не получится. Хотелось добраться как можно спокойнее, без частых встреч. Теперь же, когда до границы было рукой подать, обойти пост было просто невозможно. Всё же, это был небольшой единственный мост через не успевшую достаточно замёрзнуть речку Серебрянку, на которой переправа практически всегда контролировалась небольшим постом полицейских.

Перед постом мы расположились на небольшой отдых. Хотелось перевести силы перед финальным рывком перед покиданием границ губернии, которую сейчас чуть ли не носом рыскали «государевы псы». Пока что нам удавалось перемещаться достаточно спокойно и скрытно, чтобы не попадаться на их взор, но сейчас придётся встретиться с ними так или иначе.

Разводить костёр мы не спешили, опасаясь обнаружения, отчего сидели смирно, дожидаясь, пока один из близнецов не вернётся с разведки. Сомнительно, что у него был боевой опыт, но понаблюдать за полицейским постом, сотрудников которого разъедает скука — дело не столь сложное и не требующее особенных навыков.

Вернулся он меньше чем через час, и когда я заприметил его на подходе, то сначала подумал, что к лагерю идёт никто иной, как настоящий снежный человек — настолько был покрыт снегом этот здоровяк. Даже длинная курчавая борода от снега превратилась в сплошную бурую льдину. Много слов он не сказал, лишь приказав подниматься и спокойно идти по дороге, особенно никого не опасаясь.

Примерно в версте от поста нас ждали запряжённые парой коней сани с сидящим на козлах мужиком, который спокойно, постепенно покрываясь слоем снега, курил трубку. Это был Яшка Птицелов — ещё один из сети помощников, созданной синдикалистами по всей губернии. Его узкие глаза издали уже блестели хитрецой, а когда мы подошли близко, чтобы можно было осмотреть людей в метели, то сразу было понятно, что лисиной хитрости ему было не занимать.

— Значится, вот ещё парочка моих мешков с мукой? — извозчик хитро прищурился и ощерился.

— Чего? — с угрожающей интонацией спросил Семён, многозначительно засовывая ладонь в карман шинели.

— Не кипятись, казачок, — Яшка затряс ладонями. — Ничего сверх меры — простая скрытность. Обоз с мукой идёт к утру на ту сторону. Возчики — это наши товарищи. Вас в мешки засунем, а поверх кули положим.

— А если что-то не так пойдёт? — я усомнился и почесал успевшую растрепаться бороду. — Нас же прямо там и примут. Тогда и нас в тюрьму, и тебя упрячут в казематы.

Яшка согласно кивнул, после чего задумчиво посмотрел куда-то сквозь меня. Раздумывал он несколько секунд, после чего ткнул в сторону Семёна: — Казачок, а ты как с ружьём ладишь?

— Ты серьёзно? — Семён нахмурился и всё же сунул ладонь в карман, и послышался хруст взводимого револьвера. — Сам-то понимаешь, что вообще мелишь?

— Тогда держи. Пусть лучше у тебя будет, а я револьвером обойдусь.

Мужчина расстегнул полушубок и вытянул из пришитой внутри петли обрез курковой горизонтальной двустволки. Оружие было сделано правильно и даже профессионально: стволы обрезаны под правильным углом, приклад укорочен, сделана хоть сколько-то ухватистая рукоять, а деревянные детали обработаны лаком. Семён быстро перенял оружие, в одно движение переломил обрез и вынул изнутри два патрона.

— Ты на перепёлку мне предлагаешь охотиться? — скептически спросил казак, возвращая латунные столбики обратно в стволы. — Мелкая дробь — с такой только птицу бить.

— Нормально. Если руки из прямого места, то с пары метров и этого тебе хватит. Дробь даже из обреза на таком расстоянии не разлетается, так что единым кулаком ворога ударит. Так что прячь его под шинель давай и будем вопросы решать. — Яшка ссыпал горсть патронов казаку в протянутую ладонь и сразу же продолжил говорить: — Давай сделаем так, казачок: будешь моим пьяным братом. — Извозчик поднял одеяло на козлах и передал моему телохранителю бутылку из толстого стекла, с мутной жидкостью внутри. — Рот прополощи и можешь глотнуть немного для согрева. Не боись — сивуха нормальная. — Дождавшись, пока Семён прополощет рот самогоном, Яшка хлопнул в ладони и показал нам на сани: — Давайте загружаться. Ждать нам не с руки.

Мы запрыгнули в сани, разместившись на подложке из соломы. Сверху на меня положили несколько холщовых мешков с весьма увесистым содержимым. Наверху было несколько десятков или даже сотен килограммов. Благо, вес был распределён по всему телу, и можно было лежать с относительным комфортом.

Рассвет застал нас у последнего поворота перед мостом. В щели можно было увидеть первые лучи. Я лежал, стараясь не двигаться, да и больших возможностей к этому не было. Всё же, давило на меня очень и очень прилично, и только с большим трудом можно было двинуть конечностями. Тело ныло от неудобной позы, но больше всего пугала неизвестность. Раньше я мог хоть сколько-то участвовать в собственной судьбе, а теперь приходилось полностью полагаться на других людей. Единственное, что мне было позволено, так это слышать скрип тяжёлых полозьев, ругань возчиков и отдалённый лай собак.

Обоз остановился неожиданно. Раздались тяжёлые шаги, отдающиеся скрипом снежного покрытия на земле — это полицейский обходил сани, тыкая шомполом в мешки. Ходил он долго, проверяя каждый мешок сверху, но, видимо, не собирался напрягаться для того, чтобы доставать мешки снизу.

— Что везёшь? — раздался приглушённый мешками грубый голос.

— Муку в уезд, ваше благородие! — голос Яшки был слащаво-угодливым. — С просроченной печатью, но исправник наш разрешил…

Шомпол нашёл щель и ударил в мешок всего в сантиметре от моего глаза, ткнувшись в стандартный мешок.

— А это что? — шаги приблизились к саням, где сидел Семён, обнявший бутыль.

— Брат мой двоюродный, ваше благородие… — голос Яшки дрогнул и стал жалостливым настолько, что его захотелось заткнуть. — С похмелья он — сильно перебрал вчера. На водовозке сегодня ночевал.

Раздался звук оплеухи. Семён сначала заскрежетал зубами, после чего застонал специально громко, немного расплескав из бутылки ещё одну сивуху, из-за чего резкий запах домашнего самогона разлился по воздуху. После этого послышалась грубая ругань полицейского, шаги которого отдалились, и послышался скрип тяжёлого шлагбаума.

— Чтобы к вечеру был в участке! — рявкнул жандарм. — А то в холодную упрячу самолично!

Шлагбаум скрипнул, кони фыркнули, и сани дёрнулись вперёд. Князь почувствовал, как они въезжают на мост — под полозьями запел намёрзший лёд. Только через версту, когда последний пост остался позади, Яшка вместе с телохранителем принялись разгружать мешки. Я вывалился в снег, отряхиваясь от зерновой трухи.

— Проехали, князь, — просто сказал Яшка-птицелов, доставая из-под мешков два наших ружья и забирая собственный обрез из рук казака. — Теперь до границы три часа ходу во-о-он в ту сторону. — Извозчик показал в сторону леса, где едва угадывалась тонкая тропа, чтобы пробраться по которой придётся постараться. — Лучше уже сейчас выдвигайтесь. Версты полторы пройдёте и ручей будет — там проводника и ждите. Он вас сам найдёт.

Яшка махнул нам рукой, тронул лошадей. Сани двинулись вперёд, оставляя на снегу двойные следы — от саней и четырёх пар ног. Мы же, ещё немного простояв, шагнули в сторону леса и стали продираться внутрь, высматривая при этом едва заметную тропу.

Замёрзший ручей встретил нас через полчаса. Он петлял между елями, напоминая ледяную змею. Я присел на корточки, проверяя следы — наши ноги оставили серьёзные отпечатки на свежем снегу. Семён, опираясь на винтовку, напряжённо всматривался в лесную чащу. Если верить синдикалистам, то уже сейчас должен ждать проводник. Нужно было, чтобы он прибыл как можно скорее, ведь для плутания по незнакомому лесу у нас не было ни припасов, ни тепла.

Первая пуля ударила в ствол сосны над моей головой, рассыпав снежную шапку. Резкий звук выстрела прокатился по лесу эхом, заставив меня вскрикнуть и сразу же припасть на колено.

— Засада! — Семён рванул меня за полушубок, стаскивая в небольшую лощину.

Снег вздыбился в месте, где мы только что были, градом пуль. Полиция шла по лесу широкой цепью, используя деревья как укрытия. Серые шинели сливались с зимним лесом, а шашки блестели в ножнах в утреннем свете.

Я выхватил револьвер из кобуры, ощущая, как холодный металл прилипает к голой ладони. Патронов сейчас у меня было в достатке, но стрелять нужно было метко. Всё же, если против нас пустили полицию, то есть ещё шансы. Боевого духа у них куда меньше, чем у солдат и, тем более, у опричников.

Семён скрытно прыгнул за поваленное дерево. Его ружьё коротко шарахнуло — картечный кулак ударил в полицейского. Фигура дёрнулась и упала в сугроб. Послышались быстрые и яркие ругательства.

— Не меньше восьми их, — сквозь зубы процедил Семён, перезаряжая ружьё.

Я поднялся из-за своего укрытия и прицелился в одну из фигур, которая перебегала от укрытия к укрытию. Первый выстрел — промах. Второй выстрел — полицейский схватился за плечо и скрылся за деревом. Он обронил винтовку, которая теперь лежала в снегу. Сразу же забахали выстрелы, заставившие меня прижаться к земле. Слишком часто и быстро засвистели пули, будоража нервы.

Полицейские начали манёвр — трое остались для прикрытия, тогда как остальные двинулись в обход, стараясь обхватить нас с флангов. Винтовки хлопали часто и быстро, принуждая не стрелять и ещё сильнее прижиматься к земле, скрываясь от жужжащих пуль.

Револьвер вернулся в кобуру, я на мгновение высунулся из-за укрытия, выпаливая из двух стволов одновременно. Один из маневрирующих упал лицом в снег, но остальные залегли, прекращая свой стремительный манёвр.

— Патронов мало, — проворчал Семён, ощупывая подсумок. — Дюжина всего осталась. Отходить надо.

От выстрелов из снега вырвался какой-то зверёк. Он рванулся чёрной тенью по снегу, и сразу из нескольких винтовок в горячке боя по нему выстрелили. Воспользовавшись замешательством, я вновь шарахнул дуплетом по врагу, прижимая его к земле, и побежал в сторону. Нужно было бежать как можно быстрее, пока полиция застопорилась в своём нападении. Пули срезали ветки над нашими головами, отчего мы шли, едва ли не постоянно спотыкаясь на каждом шагу. Противника всё равно было больше, и плотность стрельбы стала значительно выше.

Незнакомый лес заставлял о себе знать, и вскоре мы кубарем покатились по пригорку, попутно собирая при этом вообще всю растительность, которая росла на склоне. Снег забивался во все щели, за шиворотом образовался целый сугроб, а лицо изрезали многочисленные ветки, оставляя за собой неглубокие, но саднящие и кровоточащие раны. Уж не знаю, сколько кувырков мы сделали к тому моменту, как оказались внизу, но болела каждая частичка моего многострадального тела.

— Поднимайся, Семён!

Я подхватил лежащего рядом в сугробе казака за шиворот и поволок его дальше в лес. Похоже, что он успел удариться головой о что-то во время полёта, а потому приходил в сознание с большим затруднением, что-то бормоча и очень вяло шевеля ногами. Тащить такого здоровяка было тяжело, а потому я обливался потом так, словно проводил многочасовую тренировку кардио. Всё же, снега к этому времени навалило прилично, а потому и ноги нужно было поднимать высоко, чтобы ещё и не выполнять задачу ледокола.

Что-то резко рвануло меня в левую руку. Боль почувствовалась не сразу, но я успел развернуться, отпустить воротник шинели Семёна, после чего рухнул на колено, перекидывая двустволку с плеча. На вершине того склона, с которого мы кубарем летели несколько минут назад, выстроилась целая цепочка из оставшихся в живых полицейских. Они старательно палили в нашу сторону, и только лишь густые древесные ветви позволяли нам не превратиться в полные дырок дуршлаги.

Я прижал ружьё к плечу и два раза нажал на спуск, направляя воронённые стволы в сторону противника. Крупная картечь на таком расстоянии не сохраняла своей убойной силы, но двух громоподобных выстрелов хватило для того, чтобы хоть немного отогнать врага от склона.

Я вновь схватил Семёна и попытался бежать. Снег помогал перетаскивать этого немаленького телохранителя, хотя именно его работой была защита меня, но никак не наоборот. Вот только бросать его было неправильно, тем более что казак понемногу стал восстанавливаться и уже понемногу помогал мне, хоть как-то работая ногами.

— Револьвер дай, княже…

Семён очнулся и просьбу произнёс слабым голосом, но раненой рукой я вытянул оружие из кобуры и протянул его казаку не глядя. Он оружие принял и начал почти не прицельно палить в сторону противника, пытающегося догнать нас и потому аккуратно спускающегося по обледенелому склону.

Когда мы вышли из леса на небольшую полянку, то начала подниматься метель. Ветер был мощным порывистым, увлекающим за собой. Я успел набрать весу и укрепить мышцы с момента моего провала, но даже так страшный ветер сбивал в сторону, заставляя ещё больше тратить сил для того, чтобы утянуть за собой напарника.

В моменте боец остановил меня и поднялся на ноги, используя меня же в качестве упора. Наконец, ему удалось подняться, и боец обхватил меня за шею, постепенно шагая в сторону противоположного конца поляны.

Вьюга завывала, снег рвал кожу ледяными кончиками игл, а мы вдвоём шагали по снегу. Идти быстро не получалось, Семён тяжело дышал, пыхтел как паровоз, шагал тяжело и почти всегда норовил рухнуть в снежное покрывало, но всё равно скорость смогла возрасти.

Не знаю, сколько вообще прошло времени к тому моменту, как обессиленные мы рухнули в плотном укрытии деревьев. Я успел нарубить ножом лапника. Получилось не быстро, но даже во вьюге худо-бедно построили шалаш. Он спасал от ветра не так хорошо, как мне бы этого хотелось, но даже так была малейшая возможность не помереть от холода, да и рана на руке давала о себе знать.

— Прорвёмся, княже, прорвёмся, — прошептал уставший Семён. — Сейчас метель закончится и будем выбираться.

— Да сиди ты, Сёма, — я похлопал здоровой рукой по плечу всадника. — В себя приходи давай.

Пришлось снять полушубок, срезать целый рукав рубахи и перетянуть им рану. Хотелось бы развести костёр, но шумящий вокруг ветер не позволял сделать этого, хотя холод понемногу начинал промораживать.