— Ну, княже, вы явно не любитель засиживаться на одном месте, — проворчал Семён, поднимаясь со своего места.
Тульский поезд прибыл на станцию с значительным опозданием в три часа — дожди поздней осени размыли пути где-то под небольшим городком. Я вышел из вагона первым, и меня моментально обдало холодным ветром с реки, заставляя сильнее заворачиваться в тёплый меховой воротник шинели. За мной вышел Семён, хрустящий спиной после недолгой, но надоевшей поездки в поезде. А уже за нами вышел Прохор, держащий в руках объёмистые чемоданы.
Тверь встретила нас серым небом, приплюснутым куполом собора и вонью дёгтя от свежевымощенных улиц. На перроне же, прислонившись к телеге с сеном, нас ждал невысокий мужчина в тёмном пальто и с вечно недовольным взглядом. По нему сразу определялось, что он был агентом Опричнины. Просто разило этой отрешённостью и каким-то холодом, отталкивающим простого человека.
— Ваше сиятельство, — кивнул незнакомец в пальто без всяческой тени почтительности, — следуйте за мной. Ваше жилище готово согласно предписанию.
Машина заскрипела рессорами по булыжникам, минуя центр с его новомодными магазинами. Я молча смотрел на проплывающие фасады. В отличие от столицы, здесь не было даже капли того лоска и помпезности, с которыми приходилось сталкиваться каждый день в Москве. По сравнению со столицей или даже родным Томском, Тула казалась чем-то пограничным между ссылкой и свободой. Хотя здесь мне придётся провести много времени, и это мне совсем не нравилось. Куковать внутри города без особенных развлечений будет подобно пытке, а пытки, обращённые ко мне родимому, нисколько не добавляли оптимизма.
Дорога от вокзала пролегала мимо оружейных рядов, где даже в поздний час слышался шелест напильников. Тула практически всю свою жизнь жила оружейными заводами, и даже немалая часть улиц носила здесь имена деталей этого самого оружия. Воздух здесь давно пропитался смесью из металла, пороха и селитры. Странно, что центр «Марс» разместили именно в столице, а не здесь — в непосредственной близости к главному производственному кластеру вооружения в нашей стране.
Наше новое пристанище оказалось на окраине заводского города, в двухэтажном особняке, построенном минимум полтора века назад для успевшего почить богатого оружейника. Жёлтая штукатурка осыпалась, обнажая кирпичную кладку, но ставни были новые, крепкие. Лепнина же требовала реконструкции, крыльцо давно не видело ремонта, и в целом здание производило не самые тёплые впечатления, совсем не настраивая на рабочий лад.
— Мастерская оборудована в бывшей кузнице, — монотонно пояснил опричник, указывая на пристройку здания с высокой и узкой металлической трубой. — Станки доставлены с Императорского завода. Отчёты о вашей деятельности необходимо отправлять каждую неделю. Я буду приезжать лично.
Семён, перекидывая через плечо тяжёлую сумку с оружием, окинул двор оценивающим взглядом — высокий забор из обработанных деревянных досок, глухие стены и единственные ворота. Прохор же, неся тяжёлые кожаные чемоданы, с опаской поглядывал на соседний дом, где в окне мелькнуло чьё-то незнакомое лицо.
Внутри пахло свежей краской и старыми книгами. Агент провёл нас по пустым комнатам и завёл в рабочий кабинет. Вся казённая мебель — дубовый письменный стол, железная кровать, книжные полки — всё выглядело чужеродно, неуютно, неприятно. На кухне уже суетилась пожилая кухарка, присланная, видимо, из местных жителей.
— Вся связь исключительно через меня, — опричник положил на стол толстую папку. — Вот условия. Подпишите.
Я пробежался глазами по тексту соглашения. Нельзя было сказать, что императорские власти дали мне много свободы, ограничив мои возможности вообще по всем фронтам. Теперь и отныне мне было запрещено покидать территорию Зареченской слободы без письменного разрешения уполномоченного лица от Тульского губернского полицейского управления. Вся входящая и выходящая корреспонденция подлежала обязательной цензуре, а личные встречи разрешались только с лицами, внесёнными в заранее утверждённый список, длина которого не позволяла быть больше пяти имён.
— Вы меня совсем в крепостного оружейника решили переделать? — хмыкнул я, берясь за услужливо предложенное мне перо.
Опричник мне не ответил и лишь привередливо принялся осматривать нанесённую на белый лист подпись. Он специально поднял и посмотрел его под солнечный светом, сверился с каким-то образцом, после чего кивнул самому себе и молча удалился из имения. И потянулись унылые рабочие будни.
Туляки просыпались рано, и я быстро приспособился к их ритму жизни. Первые лучи солнца заставали меня уже в мастерской, где на большом и потёртом столе были разложены многочисленные чертежи, опытные образцы деталей и испещрённые пометками тетради вместе с многочисленными огрызками сточенных до основания карандашей. Я старался работать фанатично, чтобы каждый лишний час можно было использовать с полной полезностью, чтобы приблизить конец ссылки как можно быстрее.
Мастерская, переоборудованная из старой кузницы, быстро стала похожа на лабораторию последнего безумца. На стенах висели схемы газоотводных систем, таблицы с баллистическими расчётами, опытные образцы калибров. В углу стоял верстак, где прямо сейчас было зажато деревянное ложе карабина. Сейчас я собственноручно подгонял эту большую деталь.
Работа шла по трём направлениям одновременно. В губках станков было зажато деревянное ложе полуавтоматического карабина под патроны «трёхлинейки». Рядом находились магазины разной ёмкости, предназначенные для автомата и карабина. Третьей и самой сложной разработкой было производство глушителя. Мало того, что у меня фактически не было никаких моделей, которые можно было взять за основу, а потому приходилось воссоздавать технологию едва ли не из самых глубин извращённой фантазии. Получалось, надо сказать, очень и очень плохо. Всё же даже мастера заводов при выдвижении моих идей едва ли не крутили указательным пальцем у виска. Практически никто не понимал, зачем нужно так изгаляться, чтобы немного снизить громкость выстрела и убрать вспышку от выстрела. Я же пытался повторить изобретение Ивана Митина. Всё же армия была вооружена бесчисленным количеством разномастных модификаций винтовки системы «Мосина».
Покамест попытки совладать с глушителем проваливались одна за другой. Конструкция была простой — металлический цилиндр длиной с некрупную мужскую ладонь, крепящийся к винтовке точно так же, как и штатный трёхгранный штык. Выходило так, что трубки лопались, резиновые проставки внутри глушителя рвались или пересыхали через одну. Самая лучшая модель продержалась не больше десяти выстрелов, прежде чем выходила из строя, а это никуда не годилось. Один такой глушитель весил не меньше полутора килограммов, а потому при необходимости дальнего рейда напастись таких глушителей не получалось, да и патроны приходилось использовать другие, с небольшой навеской пороха и облегчённой пулей. Из-за этого сильно страдала меткость и дистанция эффективной стрельбы, которая из хорошей винтовки с прицелом и грамотным стрелком доходила вплоть до километра. Часть проблем можно было решить использованием куда более лёгкого алюминия, но и тогда цена конечного инструмента выходила слишком запредельной даже для штучного товара. Вполне возможно, что сейчас просто не время разрабатывать такие модификации для штатной винтовки, которая ещё не обрела собственной снайперской модификации, только выходящей сейчас с рук оружейника Мосина.
Карабин был готов к следующему утру. Продукция была опытной, несколько неказистой, но большинство визуальных проблем можно будет решить не ручным производством, а использованием станков. Хотелось проявить свои оружейные способности, но и на этот раз пришлось воспользоваться разработками гениального Токарева, а именно СВТ-40. Тут стоило отдать ему должное, ведь изобретённая им компоновка была удачной до невозможности. Вес для своего времени был более чем достойным, калибр просто прекрасным, возможность боепитания позволяла не только менять отъёмные коробчатые магазины, но ещё и забивать патроны стандартными обоймами от всё той же «трёхлинейки». Да, детище Токарева требовало более тщательного ухода, чем распространённая болтовка, но с этим ещё можно было мириться. Правда, снайперскую вариацию СВТ использовал мало кто ввиду сильной подвижности деталей при выстреле, но и моя вариация предназначалась для менее аккуратной работы. Моя модификация скорее использовалась в качестве штурмового карабина с укороченным стволом. Всё же война, которая очень скоро может разорвать мирную жизнь, потребует штурмов узких окопов, а для этого укороченный карабин подходил идеально. При этом можно было продолжать посылать пули на четверть километра при наличии прямых рук.
После работы уснул я прямо в мастерской, несмотря на холод. Всё же успела начаться зима, которая в этом году определённо не собиралась давать людям продыху. Не успел календарь смениться на зимний, как начался серьёзный снегопад, а температура оперативно опустилась ниже нуля. Вот в мастерской меня и обнаружили неожиданные гости, которых я точно не ожидал увидеть в своей ссылке.
Меня встретил Анатолий Ермаков — мой родной дядя. За время пребывания в этом деле я лишь несколько раз слышал о нём. Даже у бывшего владельца воспоминания о родственнике были более чем скромными. Удивляться этому не стоило, ведь Анатолий даже не удосужился приехать на похороны собственного старшего брата, решив остаться вне страны на итальянских курортах.
— Не ожидал увидеть тебя в изгнании, племянник.
Анатолий не понравился мне моментально. Мне хватило наблюдать его в течение всего десяти минут для того, чтобы определиться с его скотской сущностью. Внешне он был человеком красивым, особенно для своего возраста, но всё сильно портил его хитрый взгляд. Он избегал смотреть в глаза, постоянно дёргаясь и считывая всё вокруг. Казалось, что дядя вечно хочет что-то изъять, похитить, дёрнуть, но удерживался неимоверной силой воли. Даже пальцы его не знали покоя, постоянно находясь в беспокойном движении, словно нервы дяди шалили не по-детски.
— Я в целом не ждал гостей. У меня их сейчас слишком ограниченный список, и твоего имени там видно не было. Так объясни же мне причину, по которой ты решил прибыть именно сейчас, когда я нахожусь не в самом лучшем положении.
— Почему я не могу проведать своего племянника и пригласить его на зимнюю охоту. Сейчас погода ещё не столь плоха, чтобы сидеть в одном доме и корпеть над чертежами.
— Глупость, Анатолий, глупость и только. Когда отец умирал, ты решил продолжать нежиться на солнечных пляжах Италии, а не мчаться на могилу самого близкого тебе человека, чтобы попрощаться с ним.
Я говорил без чувства обиды, только лишь отыгрывая роль. Анатолий определённо был мне неприятен, и просто хотелось как можно быстрее от него отвязаться, чтобы вернуться к полезному делу, но что-то внутри мне подсказывало, что не просто так он проделал не самый близкий путь с другого конца Европы, а значит остаться в одиночестве мне практически не светит.
— То что я не приехал вовремя — это мой крест, и мне нести его на плечах до конца жизни, так что не пытайся меня смутить, племянник. У тебя всё равно получается это отвратительно.
— Предположим, что ты хочешь меня поддержать, но тогда мне, откровенно говоря, непонятно, каким образом ты смог достать возможность меня посещать? — я вздохнул и уселся на жалобно скрипнувший подо мной стул. — Я сейчас под очень плотным наблюдением со стороны Опричнины и очень сомневаюсь, что так просто они будут раскидываться развлечениями.
— За это можешь не беспокоиться. Глава тульской полиции — мой хороший знакомый, а уж он смог найти способы, как выбить мне приглашение и возможность навестить родственника. Считай, что я сейчас твоя единственная возможность прекратить грустное существование в четырёх бетонных стенах.
Развлечься хотелось. Пусть работа и была в радость, но всё равно нет-нет, но нужно было хоть иногда переключаться на другую деятельность, а делать в четырёх стенах усадьбы было мало что. Даже библиотека, которая поначалу мне показалась достаточно объёмной и богатой на различные сочинения, по факту оказалась набором разномастных книженций, значительная часть которых представляла из себя бульварные романы и грошовые книги с самым нетривиальным сюжетом. В остальном даже во всей рабочей слободе делать было банально нечего, и это откровенно печалило. Не сказал бы, что от скуки я начинал лезть в петлю, но ещё парочку месяцев насильного заключения вряд ли пережил бы с такой готовностью и бодрствованием, с которыми принял первый месяц заточения.
— И чем ты предлагаешь заняться? — тяжело вздохнув, спросил я, старательно пытаясь вспомнить, что подходящего у меня было с собой в арсенале для подобного рода развлечения.
— Охотой, Игорь, охотой. — Анатолий подобрел и приветливо развёл руками, будто собираясь заключить меня в тёплые родственные объятия. — Сейчас уже зима порядком во владения свои вошла, так самая пора на кабана охотничий сезон начинать. Здесь леса богатые, так что и животины с достатком будет.
— Мне слободу никак покидать нельзя. — обречённо замотал я головой из стороны в сторону.
— Такую проблему можно решить знакомствами. Ты, вроде, в высших эшелонах власти успел достаточно пробыть, чтобы понять ценность самого простого знакомства. — Дядя улыбнулся, и лицо его даже перестало быть похожим на вытянутую крысиную морду. — У меня получится договориться с начальником полицейского управления, чтобы нас отпустили под его ответственность. Тем более что он сам будет не против провести небольшую охоту в обществе двух достопочтенных мужчин.
Я задумался, глядя в хитрые глаза своего названного родственника. Просто не укладывалось у меня в голове мысль о том, что он просто так прибыл из далёкой южной страны, чтобы помочь мне развеяться. Вокруг его фигуры ходило слишком много разнообразных слухов. Особенно много в салонах говорили о том, что представитель некогда славного дворянского рода предавался порочному гедонизму в северных городах Италии. Казалось бы: мало ли подобных аристократов путешествует по странам запада, «исследуя» новомодные веяния, за которые в Империи можно было очень легко получить по голове от религиозных властей, до сих пор продолжавших иметь в своих руках значительное число рычагов власти. Вот только, как бы мне не хотелось верить в близкие родственные связи, но какие-то шкурные интересы Анатолий Ермаков преследовал совершенно точно. В отличие от меня, собственные средства он растрачивал на всевозможные развлечения и просто для жизни, отчего деньги в один момент должны будут закончиться, а источников финансирования у него не было от слова «совсем». По крайней мере, известных мне меценатов, которые были готовы спонсировать немолодого уже русского аристократа, не имевшего особенной пользы.
— Тогда и Семёна с собой берём. — я показал взглядом на стоящего в отдалении казака, который, несмотря на внешнюю безразличность, внимательно смотрел за нами, пусть и не проявляя лишней насторожённости. — Он стрелок отличный и на охоте гораздо чаще меня бывал.
— Не вижу проблем. — Дядя расплылся в улыбке. — Тогда послезавтра и выдвигаемся.