Князь поневоле. Оружейник Империи

Глава 20

Никогда не думал, что буду выступать в качестве беглеца, но делать было нечего — судьба распорядилась моей жизнью иначе. Темнота постепенно опустилась на лес внезапно, как тяжёлый занавес. Я шёл по лесу, спотыкаясь о корни, чувствовал, как кровь понемногу сочится из царапины на щеке — где-то в спешке я задел лицом сухую ветку. Рядом, тяжело дыша, шагал Семён — его мощная фигура, обычно уверенная и даже наглая, сейчас сгибалась под тяжестью ранения в плечо. Мы бежали по снегу уже несколько часов, петляя одними только известными охотнику крюками и тропами, с того момента, как в лесу образовалось на несколько трупов больше. Иногда меня преследовало чувство, что мы ходим кругами — все сугробы, все ёлки, кусты, следы смешались в одну картину. К тому же, усталость делала меня только злее и злее, но останавливаться было нельзя. Я был практически полностью уверен, что если мы остановимся хотя бы на мгновение, то нас настигнут и уже тогда накажут по всей строгости закона, а быть может, что и постреляют как собак нерезаных.

В один момент лесничий приказал нам не двигаться и оставаться на месте, а сам удалился в темноту. Весь он был какой-то взъерошенный, неспокойный, а длинная борода превратилась в один сплошной колтун от ледяного пота. Я с большим удовольствием присел на снег, предварительно распинав снег по углам. Приятного в сидении на холодной земле было маловато, но физически было важно просто отдохнуть. В противном случае в моменте я бы просто выплюнул лёгкие, а ноги вовсе перестали бы работать.

Виктор появился бесшумно, как тень. Его худощавая фигура вынырнула из темноты так внезапно, что Семён едва не выпалил в его лицо дуплетом из ружья. Правда, потом он замолчал и одними губами явно послал этого человека всеми бранными словами, которые только знал.

— Тихо! — прошептал лесник, прижимая палец к губам. — За нами идут шестеро. С двумя собаками. Поднимайтесь быстрее и двигаемся быстрее.

Сердце сжалось от страха в мелкий комок. С каждой минутой убегать становилось всё сложнее. Одежда уже не спасала от холода, пальцы промёрзли до основания, усы и борода давно превратились в сплошные волосатые ледышки. Даже оружие я уже не поднимал — настолько ослабло тело. Теперь же придётся бежать не просто от людей, которые могут ошибаться, потеряться, просто пройти мимо следа по невнимательности, а от собак. Животные эти были известны не только своим феноменальным нюхом, но и поразительной способностью убивать людей.

Он повёл нас по тропе, известной только ему — через бурелом, где следы терялись среди поваленных мощным ветром старых стволов, вдоль промёрзшего насквозь ручья, по крутым склонам, цепляться за которые было сложно. Я, стиснув зубы, превозмогал боль в спине, которую всё же успела вскользь затронуть дробь. Каждый шаг отдавался огнём вдоль позвоночника, но остановка означала скорую погибель.

Деревня Горелово появилась неожиданно — несколько старых деревянных изб, притулившихся у лесной опушки. Виктор указал на крайний дом — вполне добротную избу с крепким забором и очищенной от снега площадкой перед самим жилищем.

— Здесь Марфа живёт — сестра моя, — прошептал лесник, аккуратно открывая калитку. — Она никому не откажет, никого не подведёт.

Дверь отворилась ещё до того момента, как в неё постучались. На пороге стояла молодая девушка лет двадцати, в простом домотканом платье и спрятанными под платком волосами. В руках она держала свечу, свет которой дрожал на бледном лице.

— Марфа, — коротко представил Виктор, показав ладонью в сторону девушки и проталкивая нас внутрь жилища.

Девушка вопросов не задавала и просто пропустила нас внутрь. Её быстрые, ловкие руки расстилали на лавках чистую простынь для Семёна, когда я попытался что-то объяснить.

— Сначала перевязка, — произнесла девушка неожиданно твёрдо, и в этом голосе прозвучала сталь, неожиданно сильно напоминавшая мне почившую ныне Анну.

Изба оказалась удивительно уютной — запах сушёных трав смешивался с ароматом свежеиспечённого пшеничного хлеба. На стене висели искусно произведённые деревянные ложки и глиняные кувшины, а в красном углу стояла аккуратная икона с выцветшим ликом. Марфа работала молча — кипятила воду, толкла в ступке какие-то сушёные травы с летнего сбора, после чего наложила повязку на мою пораненную спину.

Руки у девушки были мягкими и умелыми. Она явно умела работать и далеко не в первый раз лечила людей. Поэтому я едва не уснул, когда она обработала спину какой-то пахучей мазью. Единственное, что меня удерживало на этой стороне от царства Морфея, так это бурчание Семёна, который спокойно разместился на полу возле тёплой печки и вытянул ноги, стараясь хоть немного просушить промокшую одежду.

Ко сну разместиться пришлось на застеленных лавках. Впрочем, за целые сутки передвижения мы потратили столько сил, что готовы были выключиться просто на холодном полу, без подушек и всяческого комфорта. Спали с большим удовольствием, похрапывая и даже особенно не поворачиваясь.

К утру я проснулся неожиданно для самого себя. В голове будто просто взяли и щёлкнули тумблером. Я дёрнулся на лавке и, ещё не открывая глаз, потянулся к ружью, которое должно было лежать под лавкой, но рука зашарила по пустоте. Не было ни моего личного ружья, ни трофейного, снятого с убитого собственноручно полицейского. Страх моментально обуздал сердце, и глаза я распахнул так, словно в солнечное сплетение ударили кувалдой с широкого размаха.

Передо мной стояло четыре человека, двое из которых держали сейчас в руках моё оружие. Не сказал бы, что выглядели они угрожающе, но всё равно две нацеленные в лицо двустволки определённо не располагали к разговорам. Хотя, как только я дал себе несколько секунд проморгаться, понял, что особенно сильно опасаться пришельцев не стоит — трофейный курковик был не взведён, хотя целились из него в меня угрожающе.

— И кто вы такие? — вместо приветствия спросил я, протирая глаза кулаками.

— Сначала определимся, кто ты такой, — с агрессией спросил тот незнакомец, который целился в меня незаряженным ружьём.

Сразу отвечать я не собирался, осматриваясь по сторонам. Лавка, на которой вчера спал Семён, была пуста от всех вещей, включая его походный вещевой мешок туркестанского типа, а в простонародье «сидор». К тому же отсутствовало его личное ружьё, похитить которое было невозможно, поскольку он буквально спал с ним в обнимку, а потому похитить оружие было просто невозможно. Это вселяло надежды, что телохранитель успел покинуть дом и, вполне возможно, поддержит меня в этой ситуации.

— Сомневаюсь, что вы не знаете моего имени, учитывая, что пришли с оружием в руках и целитесь в меня.

На момент мужчины замешкались, и я хотел было что-то сделать, но тут дверь дома неожиданно открылась, и в узкой горнице появился Семён. Один из пришельцев повернулся на вошедшего в дом казака, но не успел он хоть что-то сказать, как тяжёлый деревянный приклад впечатался в челюсть. Послышался неприятный хруст, мужчина рухнул на деревянные половицы избы. Секундное замешательство — и уже я подорвался со своего места, подхватив стоящее подле скамейки ведро. С размаху я засадил этим подручным оружием по голове мужчины с моим незаряженным курковиком.

Удар вышел не самым удачным, ведро ударило вскользь, сделав глубокую сечку на виске. Мужчина охнул, пошатнулся и упал на зад, прикрывая руками голову. Ружьё полетело вниз, но я успел подхватить его в тесноте избы и движением ладони взвёл оба ствола, направляя его на оставшихся двух на ногах незнакомцев. Они, мягко говоря, были удивлены такому резкому изменению баланса сил, а потому безоружный поднял руки.

— Давай-ка лучше ружьишко на пол бросай, — рыкнул Семён.

Незнакомцы оказались благоразумными, а потому через несколько секунд всё огнестрельное оружие оказалось на нашей стороне. Сами вторженцы сидели рядком на лавке, которую несколько минут назад использовал я в качестве кровати. На лицах незнакомцев отражалось непонимание и даже какая-то обида на нас. Впрочем, меня это не сильно волновало, и куда интереснее было узнать, куда делся лесничий и сама хозяйка дома, которой нигде в небольшой избе не было.

Прежде чем начать разговор, я решил осмотреть пленников. Один из мужичков, который первым получил прикладом по лицу от Семёна, теперь сидел с красным лицом, которое в своём обычном состоянии почти наверняка принадлежало кому-то из столичной профессуры. Ещё двое были близнецами — крупными мужиками лет сорока, с угольно-чёрными бородами и гладко выбритыми черепами, очень сильно напоминающими отполированные бильярдные шары телесного цвета. Последний же напоминал мне советского актёра Юрия Яковлева.

— А теперь давайте поговорим, господа-товарищи, — я присел на скамью напротив, положив ружьё так, что обеими стволами оно теперь смотрело на нынешних пленников. — Вы куда Марфу подевали, ироды?

— Мы⁈ Марфу⁈ — «профессор» дёрнулся и хотел было привстать от возмущения, но остановился, посмотрев в черноту ствола ружья в руках казака. — Молодые люди, мы не душегубы, а честные граждане Империи. Марфа за водой пошла до реки. Виктор ещё с рассветом удалился и пообещал вернуться к обеду.

— Отлично, — я кивнул. — Имя у вас какое, товарищ?

Незнакомцы словно по команде переглянулись, и я прикусил кончик языка. Я вновь забыл о том, что привычное в прошлой жизни обращение здесь являлось вполне себе конкретным показателем идеологическим и причиной для открытия уголовного дела. Вот и выходило, что я не просто был сейчас в бегах, а гипотетически создал четырёх доносчиков, которые могут послать полицию по моему следу. Таким образом, подставлялись не только я и Семён, но и добродушная Марфа, насылать на которую ненависть органов внутренних дел не хотелось от слова «совсем».

— Дмитрий Иванович Кораблёв. Глава Русской Партии Союза Синдикалистов, — представился «учёный», кивнув в знак приветствия.

Настало время удивляться уже нам с Семёном. Никто из нас не ожидал увидеть перед собой представителей левой партии. За последние несколько лет я слишком часто встречался с рабочими и борцами за их права, но удивлял уже не этот факт. Все разнообразные политические партии левого толка были запрещены после неудавшегося теракта, который едва не стоил великому князю ноги. Да и каких-то политических рычагов давления у партий всё равно не существовало. Левых же гоняли всегда и везде, не позволяя устраивать даже редкие тайные встречи. Опричники обрушивались на них с особенной жестокостью, используя всевозможные методы, чтобы отбить даже малейшее желание организовывать стачки и борьбу с императорским режимом.

— Что-то вы больно открыто об этом признаётесь первому встречному, — хмыкнул Семён, но оружие немного опустил. — Не боитесь, что я доложу про вас опричникам?

— Кому ты доложишь? — с вызовом спросил один из лысых близнецов. — Мы сейчас с вами в одной лодке.

— Поясни, — я перевёл стволы ружья в сторону говорящего близнеца.

— А то-то вы не знаете, — близнец было захотел обильно сплюнуть, но вовремя опомнился и проглотил слюну. — Вы вчера двоих легавых пристрелили, и Виктор ещё умудрился дворянчика какого-то пристрелить вместе с главой полиции губернии. Хотите опричникам рассказать? — на устах лысого появилась ехидная улыбка. — Тогда вперёд и с песней на устах. Вас обоих на ближайшем столбе повесят и нисколько не ошибутся.

— Позвольте я вам объясню, Игорь Олегович, — вступил в разговор глава местного отделения партии синдикалистов. — Понимаете ли, с самого утра появились новости о том, что вас обоих объявили во всеимперский розыск. Вас обвиняют в массовом убийстве. Наказание за такое преступление, скорее всего, будет равняться пожизненной каторге где-то на Сахалине или ещё худшем крае.

— Допустим, что я вам поверил, — я потёр лицо ладонью, стараясь согнать постепенно наступающую панику. — Только какой смысл вам сейчас ехать ко мне, рискуя головами? Может, мы сейчас вас шлёпнем прямо на месте и свалим отсюда на лыжах? Как раз снежок привалил, так что быстро уйдём.

— Я бы попросил вас отказаться от такого разрешения нашей общей проблемы, — политик замахал руками. — Нам известно, что на ваших предприятиях отсутствует угнетение рабочего класса, да и ваша помощь в разрешении конфликта на Беженовских рудниках тоже играет свою роль. Так что, раз вы помогаете рабочему классу, то и мы решили вам помочь.

Удержаться от озадаченного свиста я не смог. Казалось бы, сделал всего одну реформу, необходимость которой лежала на поверхности, и теперь я не буржуй-угнетатель, а союзник едва ли не мирового пролетариата.

— И что вы предлагаете? — озадаченно спросил я, в знак перемирия опуская оружие, но не убирая его далеко.

— Мы поможем вам скрыться до нужного времени.

— Княже, нам бы переговорить, — шепнул мне казак, в глазах которого читалась озадаченность. — Только с глазу на глаз.

— И как ты себе предполагаешь сделать это? Вот уберём мы с них прицелы — и сбегут они.

— Да не сбегут, Игорь Олегович. Лично ручаюсь.

В горнице объявился Виктор вместе с сестрой. Как и вчера, он был хмурым, как небо над Невой, а за плечом торчала бессменная двустволка-вертикалка. Сестра же испугалась, когда заметила в наших руках оружие.

Лесничий, сняв тёплые сапоги, прошагал по избе и присел на лавку подле ещё не остывшей печки. В глазах его читалась задумчивость, а ружьё спокойно легло поперёк колен.

— Только долго не разговаривайте, князь. Я дороги успел на лыжах проверить — пока их не перекрыли, но на вашем месте с побегом я бы не затягивал. Сюда из Москвы скоро опричники прибыть могут, а этих волкодавов просто так обмануть не получится, и сестру подставлять мне не хочется. — Лесник оттянул рукав тёплого полушубка и посмотрел механические часы на запястье. — Вам пять минут хватит? Марфа вам покамест в дорогу соберёт. Вы только ружьишки мне с патронами лишние оставьте — пойдёт на дело революционной борьбы.

Я закинул дробовик на плечо, накинул свой полушубок на плечи, втянул ноги в штаны и вышел во двор дома. Благо, вокруг дома был высокий забор, скрывающий нас от посторонних взглядов.

— Семён, какая-то нехорошая ситуация назревает, — моя рука легла на плечо казака. — Луче отправляйся ты в станицу к себе, пока возможность имеется. Если деньги понадобятся, то ко мне в дом письмо отправляй — семейство чек отправит, насколько нужно будет. Тебе незачем под пули и присмотр опричников попадать.

— Княже, ты зачем такие слова говоришь? — телохранитель нахмурился, брови сошлись в центре, а мышцы на шее набухли. — Я вместе с тобой в окопах сидел, по всей стране таскался только так, а теперь ты меня домой отправить хочешь? Тебе самому не стыдно за такие слова? В тебе казачья кровь течёт, а казак своего бросать не должен. Ясно?

— А вдруг пулю схлопочешь.

— И? — правая бровь казака красноречиво поползла вверх. — Боялся бы я свинца — казаком бы не назывался.

Большего мне и не надо было. Семёна можно было понять — мало того, что человеком он был боевитым, так ещё и старый контракт никто не отменял. Ему нужно было служить в качестве моего телохранителя несколько лет. Впрочем, очень было сомнительно, что на службе моей оставался он исключительно из-за денег — казацкому войску платилось изрядно, и собственное жалование у Семёна исчислялось четырёхзначным числом в год.

— Ладно, дружище. Значит, выбираться будем вместе.