Глава 2. Бессмертный небожитель в замешательстве


Положение дел выглядело скверно.

Юн Шэнь больше не был собой, вернее, больше не существовал в прежнем бессмертном теле. По крайней мере, таково единственное объяснение происходящему. Ныне его душа занимала тело некоего смертного господина Хэ Циюя, урожденного Хэ Вэя, двадцати двух весен от роду.

Хэ Циюй был четвертым и самым младшим сыном прославленного генерала Хэ, служившего при императоре. Женщина, что назвалась его младшей сестрой, в самом деле ею являлась. Ее, самую младшую из детей генерала Хэ, звали Хэ Цисинь.

На днях молодой господин Хэ проводил время как обычно: прожигал жизнь и состояние собственной семьи в игорном доме. У него была слабость к азартным играм. Сопровождал его личный слуга Су Эр. Вначале все шло хорошо, Хэ Циюй развлекал себя обществом прекрасных ивовых сестриц[7] и играл в кости. Ему даже везло: он выиграл довольно крупную сумму, что только подстегивало его разгоряченный алкоголем азарт. Вино лилось рекой, а смех не умолкал ни на мгновение. В тот вечер Хэ Циюй был опьянен не только вином, но и собственной удачей и позволял себе многое. Он никогда не следил за языком и, даже будучи трезвым, часто говорил все, что приходило ему в голову. С обширным влиянием семьи Хэ он мог себе позволить выражаться как пожелает. Для Хэ Циюя деньги решали многое, если не все.

Неудивительно, что такой подход к жизни не нравился другим, и рано или поздно нашлись бы те, кто пожелал преподать урок зарвавшемуся молодому господину.

Удача решила отвернуться от молодого господина Хэ в роковой момент.

Обстоятельства сложились так, что тем вечером, помимо Хэ Циюя, в игорном доме отдыхал и другой знатный господин — Цзи Чу. Если Хэ Циюй был знатен по праву рождения, то Цзи Чу зарабатывал свой чин, проливая пот, кровь и вышагивая по головам. В этот вечер он с компанией сослуживцев праздновал повышение по службе. Поговаривали: еще несколько лет — и ему пожалуют чин генерала.

Хэ Циюй не был бы собой, если бы не подобрал очередных едких слов по этому случаю. Казалось, он не мог жить без того, чтобы не уязвить кого-то или не испортить кому-то существование.

Как бы невзначай проходя мимо стола Цзи Чу, он решил поздравить его с радостным событием, но в своей манере.

— Слыхал, господину Цзи пожаловали новый чин. Поздравляю, — елейно произнес Хэ Циюй, а его губы расплылись в сладкой улыбке. Девушки, что поддерживали его под руки, захихикали. Хэ Циюй даже стоять ровно не мог от того, насколько был пьян. — Наверняка скоро в народе пойдет молва, как сукин сын достиг драконьих врат![8]

Ивовые девицы, сопровождавшие Хэ Циюя, разразились хохотом, им вторил и он сам. Наблюдавший за этой сценой Су Эр изнемогал от волнения. Господин пренебрег его мольбой не дразнить Цзи Чу. Впрочем, как всегда.

Цзи Чу и так обладал крутым нравом, а когда пьянел, и вовсе становился свирепее тигра. Естественно, подобное оскорбление он не мог пропустить мимо ушей. Цзи Чу вскочил со своего места и зло уставился на пошатывающегося Хэ Циюя, сжав кулаки. Ивовые барышни испуганно охнули и отпустили своего господина, из-за чего тот зашатался сильнее, но продолжал высокомерно ухмыляться как ни в чем не бывало.

Дружки Цзи Чу поняли, что вот-вот случится неминуемое, поэтому решили разрядить обстановку:

— Брось, дагэ[9], оставь этого пьяницу в покое.

Цзи Чу лишь хмыкнул и, прислушавшись к словам друзей, вернулся за стол. Как видно, ему не слишком-то хотелось в свой праздник сцепляться со склочным младшим сынком Хэ. Однако теперь не выдержал уже Су Эр. Он поспешил подхватить заваливающегося вбок господина и, услышав оскорбление в его адрес, тут же прикрикнул:

— Да как вы смеете говорить так о молодом господине Хэ?! Бесстыжие!

Но слова слуги мало кого волновали, поэтому казалось, что стычка миновала. Однако стоило Хэ Циюю при поддержке Су Эра выпрямиться и встать ровно, как у него открылось второе дыхание. Ему не понравилось, что Цзи Чу так просто пренебрег им, словно он пустое место, а потому он решил продолжить:

— Цзи-гэ, ты должен быть благодарен, знаешь? Я сейчас о твоей матери. Наверняка ей пришлось сильно постараться, ублажая генерала Ли, чтобы тот взял тебя под опеку. А может, и не только его... Ты так быстро завоевал расположение четырех великих генералов. Даже мой отец хорошо о тебе отзывался. Стоит ли мне отныне называть тебя братом? Как же жаль твою матушку! Усердная работа ради благополучия сына сгубила ее! — Хэ Циюй расхохотался, а Су Эру нестерпимо захотелось заткнуть ему рот. — Ты же не забываешь возносить ей почести?

Цзи Чу одним движением подхватил со стола оловянный кувшин с вином и запустил его в голову Хэ Циюя. Су Эр, схватив господина за плечо, вместе с ним пригнулся. Кувшин влетел в стену и с громким звоном упал на пол. Гости, до сих пор не обращавшие внимания на начинающуюся стычку, заохали. Цзи Чу широким шагом подошел ко все еще пригнувшемуся Хэ Циюю и оттолкнул от него слугу. Он ударил Хэ Циюя в живот ногой, и тот не устоял.

Хэ Циюй повалился назад и ударился затылком о стол, опрокинув его. Сил подняться уже не было, но он все еще оставался в сознании. Он сплюнул кровь и хрипло рассмеялся. Су Эру даже начало казаться, что господину доставляет немыслимое удовольствие доводить других до слепой ярости и позже быть избитым.

— Ты, верно, смелостью Небо превзошел, Хэ Циюй, — пророкотал Цзи Чу и подошел к нему ближе. — Твой гнилой язык бежит впереди скудного ума.

Он одним махом поднял Хэ Циюя с пола, удерживая за грудки, после чего двинул кулаком ему по лицу. Хэ Циюй безвольной куклой вновь полетел назад. Раздался треск, столешница разломилась, сидевшие за столом ивовые сестрички с криком разбежались. Хэ Циюй рухнул вместе со столом на пол.

— Господин Хэ! Господин! — закричал Су Эр, порываясь прекратить драку, но дружки Цзи Чу занялись им, схватив и тоже ударив по лицу. Так они и сцепились.

После последнего падения Хэ Циюй умолк, и в зале игорного дома вмиг стало тихо. Никто не смел вмешиваться в эту драку, многие работницы и посетители разбежались, другие же, зеваки, в остолбенении замерли у выходов, продолжая наблюдать уже, по сути, за избиением. Все не понаслышке знали, как велики силы Цзи Чу, и мало кому хотелось попасть под его горячую руку.

Цзи Чу подошел ближе, и как раз в этот момент Хэ Циюй поднял ножку сломанного стола, лежавшую рядом. Собрав оставшиеся силы, он швырнул ее в лицо Цзи Чу. Торчащие во все стороны щепки угодили тому прямо в глаз. Цзи Чу вскрикнул и схватился рукой за лицо.

— Ублюдок! — взревел он и поднял ногу над грудью распластавшегося на спине Хэ Циюя.

Но от удара Цзи Чу сделался неуклюжим, поэтому даже изрядно пьяному Хэ Циюю удалось избежать удара. Он перекатился в другую сторону и пополз прочь в поисках, чем еще можно отбиться от совсем озверевшего противника. Стоило ему на мгновение отвлечься, как его вновь подхватили и откинули к колонне. Столкнувшись с ней, Хэ Циюй обмяк и медленно сполз на пол. Из раны на виске хлестала кровь, она залила все лицо. Цзи Чу вновь оказался рядом и, крепко схватив Хэ Циюя за горло, чтобы тот уж точно не мог никуда деться, начал наносить удар за ударом.

Один, два, три...

— Дагэ! Прекрати, дагэ! Ты убьешь его!..

Дружки Цзи Чу оттащили его от Хэ Циюя. Су Эр тут же бросился к своему господину и не сдержал крика, увидев, в каком состоянии тот оказался.

Он судорожно попытался нащупать пульс на запястье Хэ Циюя, но руки так сильно дрожали, что ничего не выходило. Су Эр чувствовал, как липкий ужас разливается по его нутру. Грудь господина совершенно не двигалась, он не дышал. Совсем не дышал!

Су Эр растерянно обернулся на замерших позади Цзи Чу с компанией, но и те были не помощниками. В безмолвном ужасе они глядели на бездыханное тело, а потом вдруг отмерли и бросились прочь из игорного дома. Су Эр вновь повернулся к своему господину и попытался привести его в чувство. Схватил за плечи, похлестал по щекам — все тщетно. Он хотел бы позвать на помощь, но едва обратился к столпившимся зевакам, как со стороны Хэ Циюя донесся хриплый вздох.

В этот момент в теле господина Хэ впервые очнулся Бессмертный небожитель Юн Шэнь.

Выслушав всю историю злосчастного вечера в игорном доме, которую ему поведал Су Эр, Юн Шэнь испытал отвращение. Похоже, Хэ Циюй умер в той драке, а душа Юн Шэня заняла тело в тот момент, когда изначальная покинула тело... Однако Юн Шэнь не мог сказать, что ему было сильно жаль этого молодого господина Хэ.

Но если Хэ Циюй умер, то что же с Юн Шэнем?

Как так вообще вышло, что его душа попала в это тело?

Юн Шэнь попытался вспомнить хоть что-то, предшествовавшее его пробуждению в новом теле, но мысли по-прежнему путались. Должно быть, раны этого тела сказывались на ясности сознания. Со слов Су Эра этот Цзи Чу неплохо приложил Хэ Циюя о многие поверхности во время драки, да и кулак у него был довольно тяжелым.

Будучи бессмертным, Юн Шэнь мало задумывался о смерти и перерождении. Смерть для него была в целом чем-то непостижимым. Он не страдал от болезней, время было над ним не властно, а в сражениях мало кто мог одолеть его, не то что убить. Однако он точно знал: в пламенном Диюе перед прохождением через мост перерождения каждая душа испивает напиток забвения в павильоне тетушки Мэн[10] и только тогда возвращается на землю. Было попросту невозможно пройти через перерождение, сохранив воспоминания прежней жизни, — это противоречило естественному ходу вещей. Сохранившим память дозволялось оставаться лишь в форме бестелесных мстительных духов. Юн Шэнь таковым себя не считал. Кроме того, любопытной особенностью было и то, что Юн Шэнь оказался в теле взрослого мужчины, а не начал свое перерождение с начала жизненного пути.

Юн Шэнь покосился на медный таз, наполненный водой, — из отражения на него смотрел Хэ Циюй. Избалованный отпрыск аристократической семьи со слабым здоровьем. Распутный и бесстыжий. Пьяница, прожигающий жизнь день за днем, бесталанный и не блещущий умом.

Богиня судьбы, должно быть, решила поиздеваться, раз переселила Юн Шэня в тело этого отброса.

* * *

Су Эр с тревогой теребил рукава своего одеяния и не осмеливался поднять головы, лишь украдкой поглядывая на Юн Шэня, который так и замер с тех пор, как он завершил рассказ.

После злополучного вечера господин стал другим.

Су Эр умолчал кое о чем из страха быть наказанным. После того как они вернулись в поместье Хэ, господин метался в бреду две ночи и два дня. Тогда он шептал странное, многого Су Эр не понимал, часто господин повторял одно и то же. Бредовые приступы были порой настолько сильными, что сопровождались судорогами. Как бы Су Эр ни пытался достучаться до господина, привести того в чувство — тот не приходил в себя.

На третий день в поместье прибыла вторая госпожа, Хэ Цисинь, и Су Эра отослали прочь.

На пятый день господин наконец очнулся.

Это был далеко не первый случай пьяной драки. Су Эр, прислуживавший господину с юности, точно знал, как тот вел себя в той или иной ситуации, и давно привык, что после подобного Хэ Циюй пребывал в крайне мрачном расположении духа и мог в отместку поколотить и ничтожного слугу, раз тот так удобно подворачивался под руку. Во время болезни господин становился капризным и снова вымещал злость на всех, кто оказывался рядом. Даже если это были члены семьи.

Все, что наблюдал Су Эр сейчас, не было похоже на типичное поведение господина Хэ. Добровольно принять заботу младшей сестры и даже не прикрикнуть на никудышного слугу? Невероятно. Вместо привычного озлобленного состояния Хэ Циюй был задумчив и в какой-то степени меланхоличен. Да и выражаться стал несколько странно — прямо как тогда, в бреду. Могло ли это быть последствием избиения? Господин был серьезно ранен, все лекари, посетившие его, в один голос говорили об этом. Даже цвет его глаз сменился с угольно-черного на этот необычный, напоминавший холодную сталь. Такой непривычный и чужой. Словно подменили.

Су Эр пока не мог для себя определить, что ему больше по душе: озлобленное и взбалмошное, но старое и предсказуемое поведение господина или это отстраненное и задумчивое, но совершенно неожиданное.

Неожиданности не заставили долго ждать.

Господин вдруг встрепенулся. Его глаза расширились от ужаса. Он резко откинул тяжелые одеяла. Медный таз полетел на пол и покатился с громким звоном, вода расплескалась.

Хэ Циюй с прытью, несвойственной раненому человеку, подскочил с кровати и ринулся к выходу из комнаты.

— Господин! Постойте же! Вам нельзя вставать!

Су Эр попытался ухватить его за руку, но тот ловко увел ее в сторону и, казалось, не обратил никакого внимания на попытки слуги остановить его. Приблизившись к двери, он пошатнулся, чуть не рухнув на нее.

Порыв холодного ветра окатил их двоих, стоило дверям распахнуться. Хэ Циюй сделал еще пару шагов, выходя на веранду. Он судорожно бормотал что-то себе под нос, Су Эр не мог различить, что именно, но это было очень похоже на то, что он говорил в бреду. Хэ Циюй продолжал идти вперед как завороженный. Он спустился с веранды и направился дальше. Босые ступни утопали в тонком слое снега, выпавшем за утро. Выйдя из-под навеса, Хэ Циюй задрал голову к небу и замер.

Снег не прекращал идти с самого рассвета. Несмотря на приближающуюся весну, холод не спешил отступать. Крошечные снежинки, подхватываемые порывами ледяного ветра, кружили повсюду. Все сияло такой белизной, что впору было зажмуриться. Подсвеченный холодным солнцем, снег ослеплял.

Оцепенение Хэ Циюя продолжалось недолго. Хрупкая фигура, одетая лишь в тонкие нижние одежды, после очередного дуновения ветра дрогнула. Су Эр наблюдал, как его господин, не сводя глаз с неба, рухнул на колени.

* * *

В это же время разум Юн Шэня, находившийся в теле господина Хэ, едва не разрывался от вопросов.

Пусть Юн Шэнь не мог припомнить многое, но он точно знал, кем является. Он бессмертный мастер с пика Шугуан, одного из пяти великих пиков Обители Бессмертных, хранитель Небесных печатей, страж Небесного барьера.

Именно два последних титула делали невозможным все то, что происходило сейчас.

Небо хоть и было мрачным и тяжелым, но оно было мирным. Вещи сохранили свой естественный ход, будто ничего не случилось, будто Небесный барьер не раскололся надвое, впуская в Срединное царство полчища кровожадных и ужасных демонов.

Во время демонического нашествия Юн Шэнь был тем, кто дал отпор и применил Небесные печати. Он был тем, кто одолел демонического царя Чи. Он вложил всего себя, чтобы Небесный барьер получилось восстановить. Так он стал хранителем печатей и стражем Неба. Пока он жив, барьер будет стоять.

Теперь же Юн Шэнь...

Даже думать об этом страшно.

Почему небо безмятежное, а птицы поют свои песни? Почему ветви дикой сливы, украшенные кроваво-красным цветением, мирно покачиваются на ветру? Со смертью хранителя барьер должен был пасть.

У Юн Шэня закружилась голова. Его колени онемели, как и руки, что безвольно свисали по бокам и касались земли. Намокшее от снега нижнее одеяние липло к телу, а ветер холодными касаниями заставлял вздрагивать.

— Почему мне так холодно? — прошептал он.

Вдруг на плечи опустилась тяжелая мантия. Нос уткнулся во влажный мех. Невольно Юн Шэнь схватился за края, натягивая на себя одеяние. Сжимая ткань в руках, он не чувствовал пальцев.

Как же холодно... Бессмертные не испытывают холода. Почему ему так холодно?

Отчего он вообще беспокоится об этом? Есть проблемы и поважнее: без хранителя печатей Небесный барьер может рухнуть в любой момент. Наверняка сейчас он поддерживается остаточной энергией или силами его боевых братьев и сестер, но это ненадолго. Небесные печати слишком опасны, никому не под силу сдержать их мощь, кроме него.

Он должен... должен сейчас быть там...

Но, боги, как же ему холодно.

Юн Шэнь часто заморгал. Его грудь разрывалась от накатившего ужаса, волнения и тревоги. Он часто и поверхностно дышал, не в силах от сковавшей дрожи вдохнуть глубоко. Наконец он обернулся к человеку, что дал ему накидку. Это был Су Эр. Он подошел ближе и обхватил Юн Шэня за плечи, одним рывком ставя его на ослабевшие ноги.

— Почему мне так холодно? — повторил вопрос Юн Шэнь.

Выражение лица Су Эра было трудно прочитать, но в его глазах бывший бессмертный смог разглядеть растерянность.

— Вы выбежали на улицу, будучи босым и одетым лишь в одно исподнее.

Юн Шэнь хмыкнул. Смертные тела слишком хрупкие. Су Эр бережно довел его назад до покоев. Но, даже оказавшись в теплом помещении, Юн Шэнь все еще дрожал и сильнее кутался в спасительную мантию.

— Все еще холодно.

— Вам нужно переодеться.

Юн Шэнь никак не отреагировал на эти слова и отвел взгляд к окну. В его голове продолжала биться одна-единственная важная мысль: что стало с Небесными печатями и Небесным барьером? Сколько осталось до неминуемой катастрофы?

Су Эр вновь подошел к нему, держа в руках сложенную одежду. Он положил ее рядом с Юн Шэнем и потянул к нему руки, чтобы снять мантию и помочь переодеться, как вдруг тот резко оттолкнул его.

— Не прикасайся!

— Тогда переоденьтесь сами, вам нельзя переохлаждаться. Или же этот слуга может позвать...

Юн Шэнь скривился в негодовании: к чему все эти глупые хлопоты? Как же раздражает и отвлекает. Тем не менее не было похоже, что слуга от него так просто отвяжется.

— Я справлюсь сам. Иди, — сухо сказал он и указал Су Эру в сторону двери.

Тот поколебался, но все же вышел, перед этим почтительно поклонившись. Как только двери за ним закрылись, Юн Шэнь поправил меховую мантию, кутаясь в нее плотнее, и вновь взглянул в окно. Теперь, когда он остался один, мыслить стало проще, пусть смертное тело и продолжало дрожать.

Юн Шэню предстояло обдумать многое.



Загрузка...