Карп в сухой колее. Том 1

Глава 15. Бессмертный небожитель играет в сянци

По месту, куда клюнул дух, кривым пятном расползались чернила. Ласточка вновь хлопнула крыльями и беззвучно раскрыла клюв, требуя к себе больше внимания.

— Сяо Янь? — на пробу обратился к духу Юн Шэнь.

Если верить Цао Сяошэ, то духами в форме ласточек пользовался Си Ин. Что ему могло вдруг понадобиться?

Дух склонил голову и снова тряхнул хвостом. Юн Шэнь еще раз отметил слегка настораживающую осмысленность в маленьких черных бусинках глаз ласточки. Похоже, ей не терпелось передать сообщение.

Юн Шэнь вздохнул и, пошарив по карманам, нашел тонкий платок. Не бумага, но пойдет. Расстелив его на перилах, он постучал пальцем, привлекая внимание духа. В этот раз тот повел себя удивительно смирно и быстро обратился кляксой на белом шелке. Постепенно пятно растеклось, приобретая форму изящной вязи скорописи, явно выведенной с легкой небрежностью.

«Приходите в южный павильон».

Слова тоже сквозили этой самой небрежностью. Ни приветствия, ни подписи — ничего больше. Если бы не почерк и чернильный дух, Юн Шэнь бы и внимания на подобную записку не обратил.

Он задумчиво поглядел на переплетение тонких линий и черт. Это послание выглядело слишком уж... фамильярным. Да, именно так. Точно ли оно предназначалось ему? С другой стороны, чернильные духи отличаются аккуратностью в доставке сообщений.

У Юн Шэня были предположения, что могло бы значить такое приглашение, но ни одно из них не обнадеживало. Что, если его личность успели раскрыть? В лицо его видела Дуцзюань, которую наверняка подвергли допросу. А украденная Хэ Циюем вещь у демоницы? Ху Иньлин в отместку за подпорченное лицо могла попытаться потопить Юн Шэня, свалив всю вину на него, ловко добавив в котел правды каплю лжи, чтобы ту стало не отличить. В этом хули-цзин были мастерицами. А что же Сюэ Чжу? Этот юный заклинатель явно не из тех, кто станет держать язык за зубами, и вряд ли утаит встречу с Янь-даою. С подобной юношеской пылкостью думают обычно только после произнесенных слов.

Как же тяжело.

Так или иначе, отправиться в южный павильон Юн Шэнь сможет лишь после того, как поговорит с лекарем Суном. Уж очень не хотелось откладывать эту беседу.

В лекарской на этот раз было светлее, часть окон открыли, и свет разрезал царивший вокруг полумрак тусклыми отблесками едва пробивающегося через облака солнца. В его рассеивающих лучах в воздухе кружились мелкие пылинки. Даже открытые окна не спасали от удушающе спертого воздуха, в котором смешались пряные, кислые и горькие запахи трав и снадобий. Казалось, сейчас они были даже интенсивнее, чем обычно. Юн Шэнь старался не вдыхать полной грудью, иначе к горлу подступала тошнота.

Он вновь сидел за низким столом, а напротив него стояла пиала с лекарством — все тем же горячим, мутным, с осадком в виде травяной трухи и частичек листьев. От пиалы едва заметно вздымался пар.

Юн Шэнь не знал, чем именно его поят. Несколько дней назад он пропустил прием лекарств примерно в то время, когда их приносила ему Хэ Цисинь. Он выливал отвар назад в чайник при первой же возможности, а сам делал вид, что принял его. В тот раз он почувствовал себя плохо. Его мучили нестерпимая головная боль и нарастающий гул внутри черепной коробки. Верхний даньтянь разрывало, точно ворох мыслей и голосов доносился из-за плотных стен. Он не мог различить эти звуки, все они ощущались лишь как надоедающий и сводящий с ума шум, вместе с которым приходило легкое, почти незаметное чувство, что где-то на периферии его сознания тихо трескалась корка тонкого льда. Юн Шэнь еле продержался до вечернего приема лекарств, и стоило ему, как и полагается, выпить отвар — все неудобства пропали без следа, уступая место ясному ощущению реальности.

Кроме того, что варево поддерживало здоровье, был и неприятный эффект. Каким-то образом лекарь Сун имел на него влияние, и Юн Шэнь догадывался, что дело было как раз в лекарстве. Он не мог спросить напрямую и узнать от Цао Сяошэ тоже — этот болтун наверняка тут же доложит о его любопытстве. Хотя все же было и другое предположение, что снадобье совершенно обычное, а вот лекарь Сун — нет. Возможно, он тоже совершенствующийся, обладающий особыми техниками незримого контроля, а фокус с удушением был просто уловкой, и пребывавший тогда не в самом вменяемом состоянии Юн Шэнь попросту не заметил того, как старик изображает печать нужных чар. Еще одна мысль была менее радостной и касалась того, что Юн Шэня опоили отваром с ядом гу[52]. Но откуда этому яду взяться здесь, на севере? Лишь южные кочевники обладали таинством подобных зловещих техник. Все это настораживало.

Лекарь Сун сегодня был хмур и задумчив, это не вязалось с его обычно невозмутимым внешним видом. Он стоял у рабочего стола, погруженный в чтение фолианта. В целом на его рабочем столе и вокруг был беспорядок — еще кое-что неожиданное. Обычно в кабинете лекаря не присутствовало ничего лишнего, и сколько Юн Шэнь тут бывал, всегда отмечал, как он тщательно следил, чтобы все лежало в порядке. Теперь же у стола стояли стопки книг, некоторые из них явно были древними, из их шитого переплета выдавались растрепанные нити. Сверху стопок лежали свернутые, а иногда и наполовину раскрытые бамбуковые свитки; плитки в них были потертыми и местами обломанными. Разрозненные листы бумаги, как видно, выпавшие из развалившихся книг, заполняли стол. Поверх них стояли миски, каменные толкушки, мешочки, полные трав, там же лежали и несколько пучков сушеных растений, так похожих на те, что висели под потолком.

Старик и головы не повернул, когда Юн Шэнь вошел в кабинет. Его встретил и проводил к столу Цао Сяошэ, ждавший у дверей. Он же и налил мерзкий отвар, предложив выпить, но уже сам Юн Шэнь отмахнулся от него. В итоге Цао Сяошэ оставил глупые попытки угодить ему и занял место у стены, рядом с дверьми кабинета, сложив руки на груди и умолкнув.

После того как Юн Шэнь вкратце поведал обо всем произошедшем, не особо вдаваясь в подробности, повисло молчание. Продлилось оно дольше, чем он рассчитывал. Это не могло не раздражать. Напряжение, разлившееся в воздухе, было настолько густым, что, казалось, его можно коснуться. Юн Шэнь вперился взглядом в затылок лекаря Суна и крепко сжал руки в кулаки, держа их на коленях. Лекарь же не спешил уделять ему внимание, продолжая с тихим, едва заметным, но в окружающей тишине резавшим слух шуршанием перелистывать пожелтевшие от времени тонкие страницы толстого фолианта.

— Так и собираетесь молчать? — не выдержал Юн Шэнь. — Вам тоже есть что сказать.

— О, — замер лекарь Сун, переворачивая страницу. Он так и не потрудился обернуться. Старческие пальцы с шорохом проехались по сухому листу. — И что же ты хочешь услышать?

— Правду.

— Выражайся конкретнее, — бросил лекарь Сун и все же перевернул страницу, вновь погрузившись в чтение.

Юн Шэнь сжал зубы.

— Ваши предположения касательно главы Юэлань и того, что именно он стоит за всем, ошибочны: он ни при чем, как и другие заклинатели школы. Виновница — Чэнь Ляомин, она сама в этом созналась. Непохоже, что они с Си Ином в сговоре. В Павильоне ароматов он пытался схватить ее.

Старик наконец повернулся и привалился к столу позади себя. Его испещренное морщинами лицо сияло лукавством, тонкие сухие губы растягивались в широкую улыбку — он едва не смеялся.

— Лихо ты недооцениваешь силы бессмертного клинка Си Ин. Да если бы он хотел ее схватить, то она бы уже была в темнице.

— Намекаете, что он дал ей сбежать? — нахмурился Юн Шэнь. — Чэнь Ляомин сильна, у нее был неограниченный источник темной энергии.

— Пусть так, но, помимо бессмертного мастера, были и его ученики, а еще и другие заклинатели, окружившие Павильон в полной готовности сформировать подавляющий барьер по первому зову — причем такой, что даже тебя в теле смертного заморыша Хэ за его пределы бы не выпустило, так бы и сгорел, — отчеканил лекарь Сун. — Поэтому да, он дал ей сбежать.

— Какой в этом смысл? Сам император велел схватить виновницу. Такое неповиновение может пошатнуть репутацию школы Юэлань. Это может вызвать большой шум.

— На самом деле... уже вызвало, — вдруг встрял Цао Сяошэ. — Насколько мне известно, в срочном порядке в столицу созваны все главы крупных заклинательских школ и орденов страны, над которыми его величество имеет власть. Были также высланы письма и в три великих клана, но прибудут ли их главы — тот еще вопрос. Император уже яростнее тигра.

— Раздор посеян, — ухмыльнулся лекарь Сун, — и все это грозит обернуться хаосом. Что ж, ты прав, главе школы это не будет на руку, а вот демону...

— Стало быть, считаете Си Ина демоном? — с недоумением спросил Юн Шэнь.

— Я этого не говорил, — парировали в ответ. — Разве не странно, что артефакты вроде духовных нефритов оказались в Павильоне ароматов? Дело рук бессмертного, не иначе.

Юн Шэнь не мог его опровергнуть. В конце концов, именно наличие артефактов из Обители Бессмертных не вязалось с невинностью заклинателей, а тех, кто имел доступ в Обитель. Как ни крути, Си Ин оставался под подозрением, и все же...

— Госпоже Чэнь предложили избавление от проклятия и власть, которую та так жаждала. Так почему клинку Си Ин не могли точно так же предложить то, от чего бы он не смог отказаться? Что, если они были в сговоре еще до всех событий?

— Тогда все произошедшее не имеет никакого смысла, — нахмурившись, ответил Юн Шэнь. — К чему эта ловля и неужели Чэнь Ляомин не была в курсе?

— Может, и не была. В любом случае нам не узнать. Наверняка совсем скоро найдут ее труп.

— Откуда такая уверенность?

— Когда они планировали напасть, что-то пошло не так. Процессия должна была пройти по главным улицам Бэйчжу и закончиться на Дворцовой площади, где присутствовал бы сам император. Догадываешься, что именно им было велено сделать? Это должно было быть покушением.

— Но его не случилось.

— Даже демоны, отвечающие за хаос, не любят, когда все идет не по плану. Чэнь Ляомин накликала на себя беду, провалив порученное ей задание. Она и так была не слишком важной фигурой во всей этой партии, не более коня[53], оттого и убрать ее не будет стоить многого, а вот уж глава Юэлань...

Старик скривил губы в усмешке, Юн Шэнь сильнее нахмурился.

— Неуместно воспринимать происходящее как игру.

Лекарь Сун хохотнул.

— У вас тоже был артефакт, которого не должно быть, — Юн Шэнь припомнил каплю крови фэнхуана и постарался вернуть разговор в прежнее русло. Ему не нравились рассуждения об абстрактном, когда так не хватало конкретики.

— А с чего ты взял, что у меня его не должно быть? — ухмыльнулся старик. — Тебе известно не так много для подобных выводов.

— Так, может, поделитесь большим? — с ощутимым раздражением процедил Юн Шэнь. — Зачем вам все это нужно? Какова ваша роль?

Взгляд старика во мгновение обратился льдом.

— Я вовсе не обещал, что буду посвящать тебя во все свои планы. Твоя задача — выполнять, что я скажу, — даже тон его голоса стал строже.

Неужто пытается указать Юн Шэню его место? Ну уж нет.

— Был уговор: помощь за помощь, — Юн Шэнь постепенно начинал выходить из себя. Он ударил кулаком по столу. Утайки, недосказанность — всем этим он был сыт по горло. — Потрудитесь поделиться деталями. Я не собираюсь участвовать во всем этом, если продолжите водить меня за нос.

Как только последние слова слетели с губ Юн Шэня, он ощутил, будто петля затягивается на его горле. Сжимающее чувство усиливалось, медленно, но с каждым мгновением становясь все невыносимее.

— Ты забываешься, — по слогам процедил лекарь Сун, его взгляд стал острым, словно заточенное лезвие. — Нет ничего более жалкого, чем пешка, возомнившая себя генералом.

Юн Шэнь в этот раз следил внимательно за всеми движениями старика, он не видел никакого жеста, направлявшего ци. Так, значит, не чары...

Он боролся с подступающим удушьем, стараясь не подавать виду и не показывать слабости. Ему все сложнее было подавить желание сделать судорожный вдох. Его начинало трясти.

— Вы не знаете, кто я есть на самом деле, — из последних сил произнес Юн Шэнь. Слова давались с трудом, натужно.

Лекарь Сун снисходительно приподнял уголки губ в подобии улыбки и медленно подошел к столу. Юн Шэнь не сдержал хрипа. Старик Сун не без удовольствия наблюдал за чужими мучениями. Он наклонился к Юн Шэню и тихо сказал:

— А ты знаешь? Как много сохранилось в твоей памяти?

От этих слов сердце, бившееся невероятно быстро, оступилось на мгновение. Мурашки пробежали от головы до кончиков пальцев, подступил холод. Лишь одна последняя фраза взорвалась ворохом мыслей в голове Юн Шэня, но ни одну из них он не мог полноценно развить: от недостатка воздуха становилось хуже.

Горло сжималось все больше, казалось, что старик душит его сухими тонкими пальцами. В глазах плыло, но даже через пелену замутненного зрения Юн Шэнь увидел, как в лице лекаря Суна мелькнуло торжество. Юн Шэнь зажмурился, глаза слезились, и их нестерпимо жгло. Больше не в силах противостоять, он повалился вперед, на стол, продолжая пытаться урвать еще вдох и отчаянно цепляясь за шею, как будто мог разрушить невидимые оковы.

— Позволь мне прояснить правила нашей взаимопомощи, — продолжил тихо говорить лекарь Сун, голос его был спокоен, но даже так нечто в его тоне выдавало злость. — Ты делаешь что велено, а я сохраняю твою жизнь. Я уже сделал это несколько раз, мог бы и проявить благодарность к старшим. Разве не этому тебя учил твой наставник?

— Достаточно, — подал вдруг голос Цао Сяошэ. На контрасте с тоном предыдущего разговора оклик прозвучал громко. Наверное, он и сам не ожидал такого и запнулся в конце, чтобы через мгновение глухо добавить: — Это... чересчур.

— Сомневаюсь, что он в полной мере осознал свое положение, — небрежно бросил старик.

— Даже если и так, ему хватит.

Лекарь Сун хмыкнул, и спустя всего мгновение удушье отпустило. Юн Шэнь ощутил, как напряжение схлынуло и тело стало вялым и неповоротливым. Он начал заваливаться назад, но падение остановил подоспевший и подхвативший его за плечи Цао Сяошэ. Он вернул его в вертикальное положение, продолжая поддерживать под спину. Юн Шэнь поначалу делал лишь короткие вздохи, но после зашелся громким кашлем и хрипом. Горло, что и так драло от дыма вчерашнего пожара, теперь ощущалось так, точно с него сорвали кожу на живую, а в обнажившуюся плоть вонзили сотни мелких игл. Перед глазами все еще чернильными кляксами рассыпались темные пятна.

— Не скучаешь по Хэ Цисинь? — как ни в чем не бывало осведомился лекарь Сун, возвращаясь к своим делам. — Самое время увидеться с ней. Отправишься во дворец под предлогом встречи с сестрой. Посмотрим, как пройдет собрание глав школ и орденов.

Юн Шэнь не мог ответить: он просто продолжал пытаться нормально дышать.

— Надеюсь, до тебя дошло и мне не придется повторять.

— Затыкать рот, демонстрируя силу, управлять другими через насилие и принуждение... — хрипло прошептал Юн Шэнь. Он приоткрыл слезящиеся глаза и с горящей ненавистью поглядел на расплывающийся силуэт старика Суна. Через мутную пелену Юн Шэню всего на мгновение необычайно четко представилась другая фигура. Вместо дряхлого старика с тяжелым взглядом глубоко посаженных глаз перед ним стоял мужчина гораздо моложе. Заклинатель в черных, похожих на воинские, одеяниях — все в нем было необычайно знакомо. Короткое видение мелькнуло и пропало. — Так вы сами становитесь не лучше тех, кого стремитесь одолеть.

Последние слова были сказаны совсем тихо, и едва ли старик Сун мог их услышать, но Цао Сяошэ, так и поддерживавший Юн Шэня, тихо цыкнул и предупредительно сжал его плечи крепче, потянув на себя и поднимая на ноги.

— Пойдемте, я провожу вас.

Цао Сяошэ крепко схватил все еще пытающегося прийти в себя Юн Шэня под руку и вывел из лекарской.

Стоило дверям захлопнуться за их спинами, как Юн Шэнь раздышался глубокими вдохами и судорожными выдохами, морозный воздух был сродни благодатному источнику среди безжизненной пустыни. Он выпутался из поддерживающих его рук Цао Сяошэ и, опершись боком о стену, едва слышно сказал:

— Ты. Убирайся.

Видеть Цао Сяошэ он не желал, и это с ним, похоже, надолго. От одного вида заискивающего, скользкого змея, как прозвал его Юн Шэнь, становилось тошно. Мерзкий подпевала.

— Не будьте так категоричны, господин Хэ, я все еще на вашей стороне, но... — протянул Цао Сяошэ мягким тоном. Обойдя Юн Шэня, он встал перед ним. — Вы сами навлекли на себя подобную реакцию, не стоило...

— Ты продолжаешь говорить, что будешь помогать мне, что ты на моей стороне, но смеешь утверждать, что я виноват в случившемся? — оборвал его Юн Шэнь. — В чем именно моя вина? В том, что пожелал услышать правду? Разве я не заслуживаю этого?

— Нет, но... — Цао Сяошэ запнулся, подбирая слова. — Учитель прав. Некоторых вещей вам лучше не знать.

— А тебе, стало быть, все известно? — зло усмехнулся Юн Шэнь. — Да кто ты такой, чтобы решать, что будет лучше?

— Вам ли не знать, что доброе лекарство обычно горько во рту[54].

— Раз лекарство хорошее, я предпочту мучительно проглотить всю горечь и прийти к исцелению, чем купаться в сладостном яде, отравляя свое существование.

Юн Шэнь оттолкнулся от стены и, едва не задев Цао Сяошэ плечом, двинулся в сторону знакомого пути, ведущего в покои Хэ Циюя. За своей спиной он услышал, как заледеневшие доски чуть скрипнули. Цао Сяошэ пошел следом.

— Я сказал убирайся, — повторил Юн Шэнь не оборачиваясь. — Мне больше не нужна твоя помощь, во мне и так слишком много отравы.

Похоже, слова подействовали, и, когда Юн Шэнь продолжил идти, шаги за спиной он уже не слышал. Вот и славно. С другой стороны... Даже сорвавшись на Цао Сяошэ за дело, он не ощутил облегчения. Странное темное чувство, которое он мог бы описать с большим трудом, преследовало его, маячило где-то на фоне всех других эмоций, точно поглощало изнутри и давило на сердце все сильнее.

Но если он просто прекратит обращать на это внимание — это пройдет, ведь так?

Юн Шэнь медленно брел по веранде, погруженный в свои мысли. Он потирал шею, пытаясь убрать призрачное ощущение сдавливающих его горло пальцев, хотя казалось, что избавиться от него он сможет, лишь если сдерет с себя кожу.

Злость, доселе клокотавшая в нем, медленно уступала место опустошению. Быть пешкой в чужих руках было очень неприятно, но непохоже, что Юн Шэню давали выбор. Он терпеть не мог, когда решали за него.

Будучи долгие годы, возможно даже столетия, всесильным бессмертным, с чьими словами считаются и не смеют перечить, в нынешнем положении, естественно, не ощущаешь ничего, кроме возмущения и негодования. Ранее Юн Шэнь полагал, что уже почти смирился и нашел баланс в этой непростой ситуации, но раз за разом умудрялся все глубже нырять в бездну.

«А ты знаешь? Как много сохранилось в твоей памяти?»

Похожий вопрос Юн Шэнь уже слышал, и лишь сейчас до него медленно начал доходить его истинный смысл. Но нежелание признавать, что в его памяти, в разуме, действительно прорехи... оно было настолько велико, что застилало собой все рациональное. Правда оказалась тяжела, и, получив лишь ее малую частицу, он был готов бежать прочь, придумывать какое угодно оправдание, лишь бы еще немного потешить себя пустыми надеждами. Ведь если таковой будет реальность, то его действительно переполняет яд.

Он думал, что победил Чи-вана, думал, что помнит сражение с ним, но тот оказался жив. Выходит, никакого сражения не было?

И все же... То шествие, с которого все началось, существовало, и было оно посвящено бессмертному, сокрушившему демонического царя. Тогда почему он, тот самый бессмертный, ничего не мог вспомнить? Лишь обрывки образов, как изрезанная лента, которую больше не сшить воедино.

Те сны и видения не были плодом отравленного темной энергией сознания — все в них произошло на самом деле. Прошлое нависало над Юн Шэнем незримой тенью, и пренебрегать им становилось все сложнее, хотя ранее он не считал его чем-то важным. То, кем он являлся и какую ответственность нес, будучи бессмертным, — вот что имело настоящее значение. Все мирское — пыль бытия, не стоящая внимания. Нет нужды оборачиваться, когда знаешь, куда идти, а Юн Шэнь всегда знал, каков его путь. Он всегда следовал своему предназначению стража Небесного барьера и хранителя печатей. Это было определено Небом, и он не видел смысла в размышлениях, почему все сложилось именно так. Погружаться в события давно минувших дней, размышлять о них и искать ответы о настоящем не было естественным порядком вещей, так не должно было происходить. Время подобно реке — оно течет лишь вперед и не оборачивается вспять.

Юн Шэнь уже подходил к покоям, когда услышал впереди шорох и тихий стук, с каким обычно закрываются двери. Он насторожился. Если это вновь те вчерашние слуги, высок риск, что он вновь окажется под замком. Надо быть осторожнее.

Вопреки его ожиданиям, напротив покоев стояла Хэ Цимин. Юн Шэнь вышел из-за поворота как раз в тот момент, когда она отняла ладони от дверей.

Юн Шэнь замедлил шаг и сложил руки, спрятав их в длинные рукава. Он старался идти как можно более вальяжно, так, как, согласно его представлениям, перемещался Хэ Циюй. Вряд ли тот спешил или суетился.

Хэ Цимин быстро обернулась. Завидев направляющегося в ее сторону Юн Шэня, она было растерялась, но это выражение в одно мгновение стерлось с ее лица. Похоже, Юн Шэнь застал ее за чем-то.

— Брат, — поприветствовала она. От прежней растерянности не осталось и следа.

Хэ Цимин поспешно спрятала сжатые ладони в длинные и широкие рукава мантии, но было поздно: Юн Шэнь заметил, как она напряжена. Что-то тут точно происходило. Одета она была не так, как вчера, вместо домашнего платья на ней вновь красовалась форма Юэлань, а на поясе был закреплен меч в изящных белых ножнах. Собиралась в путь? Нет, похоже, она недавно вернулась. К ее сапогам все еще лип снег, а щеки раскраснелись от холода.

Юн Шэнь остановился в трех шагах и слегка поклонился.

— Приветствую старшую сестру.

Необходимая формальность. Юн Шэнь надеялся, что хотя бы так сможет выстроить границы в общении с первой госпожой Хэ. Та не просто так обращалась к нему по личному имени, в этом совершенно точно был подтекст. Даже Хэ Цисинь не говорила с ним подобным образом, а она была явно ближе Хэ Циюю, чем первая сестра. Быть может, так она хотела разжалобить и вывести на сентиментальность? Эти мысли повеселили. Юн Шэнь с трудом смог бы назвать Хэ Циюя сентиментальным, а сопереживающим — так подавно. Если мотивы Хэ Цимин действительно таковы, она выбрала заранее проигрышную позицию.

— Что понадобилось старшей сестре в моих покоях? — Юн Шэнь сразу же, безо всяких предисловий перешел к сути.

— Искала тебя, — просто ответила Хэ Цимин. — Вчера на приеме... Мне жаль, что так вышло. Некрасиво со стороны третьего брата вести себя подобным образом. Я поговорила с ним, больше он не станет тебе досаждать.

Было бы и правда неплохо, если Юн Шэнь больше не встретится с Хэ Циянем. Одной головной болью станет меньше. Значит, Хэ Цимин разыгрывает участливую старшую сестру?

— Благодарю старшую сестру за заботу, — склонил голову Юн Шэнь.

В глазах Хэ Цимин мелькнуло удивление, смешанное с прежней растерянностью.

— Может, зайдем внутрь? Здесь холодно, ты можешь простыть, а нам есть о чем поговорить. Могу попросить слуг заварить привезенный чай — потрясающий сорт, дикий, собранный в горах близ Юэлань.

Юн Шэнь припомнил испещренную символами чар подкладку мантии, которую ему одалживала Хэ Цимин, и решил, что точно не будет пить чай, налитый ее рукой. К тому же она явно выискивала что-то в покоях в его отсутствие, и это тоже не было благим знаком. Как бы повел себя Хэ Циюй?

— С радостью приму предложение старшей сестры, — кивнул Юн Шэнь с напускной вежливостью. Да будет так. Он продолжит держать дистанцию. Все лучше, чем устраивать сцену.

Зайдя в покои, Юн Шэнь не обнаружил никаких кардинальных изменений, которые могли бы натолкнуть на мысль, что здесь кто-то рыскал. Но это не было удивительным — Хэ Цимин явно не дура, чтобы оставлять после себя бардак.

Вскоре они сидели друг напротив друга за низким чайным столиком, пока маленькая служанка торопливо заваривала чай. Густой аромат, пропитанный фруктовой сладостью, доносился из заварочного чайничка. Юн Шэнь тем временем внимательно наблюдал за Хэ Цимин: та не спешила разбавлять повисшую тишину, как это обычно делала Хэ Цисинь, забивавшая почти все молчание собеседника пустыми светскими рассуждениями.

Когда служанка удалилась, Хэ Цимин начала говорить:

— Здесь все по-прежнему, и не верится, что прошло десять лет. — Она грустно улыбнулась. — Подумать только, я тебя не узнала поначалу, помню ведь еще совсем мальчишкой, и Цисинь...

Она вдруг замолчала, так и не договорив, и подняла руку, точно хотела погладить Юн Шэня по голове. Однако вовремя себя остановила и опустила ее, легко коснувшись лежавшей на плече Юн Шэня ленты, которой он перевязал волосы в низкий хвост. После этого она неловко потупила взгляд и принялась разливать чай.

Юн Шэнь пожалел, что не расспросил Су Эра о семейной истории, пока была такая возможность. Хэ Цимин ударилась в ностальгию по былым временам, вспоминая их совместное детство, но все это было Юн Шэню незнакомо. Он знал лишь, что расставание Хэ Цимин с семьей произошло не на радостной ноте, и хорошо помнил неприятную сцену, которую устроила Хэ Цисинь после шествия. Явно что-то произошло, отчего в отношениях между сестрами возникла трещина.

Юн Шэнь никак не находился с ответом, но Хэ Цимин продолжила, освободив его от мук поиска нужных слов:

— Мне многое нужно рассказать, и точно так же я бы хотела многое узнать. Даже не знаю, с чего начать. Как... как твое здоровье? Как вы тут в целом без меня? Я слышала, отец по-прежнему в походах.

— Не стоит беспокоиться, я в порядке, — сухо ответил Юн Шэнь. — Да, за последние два года это уже третий его военный поход, но совсем скоро он вернется из района Северных врат.

Он решил использовать информацию, услышанную от Хэ Цисинь. Жаль, правда, что ее было катастрофически мало, но, по крайней мере, он имел понятие о делах генерала Хэ, ведь Хэ Цисинь никогда не уставала сетовать на чрезмерное упрямство отца и нескончаемые походы, хотя в его почтенном возрасте давно пора отправиться на покой.

Тем не менее даже разговор о делах семейных не разбавил повисшую неловкость, смешанную с неестественностью. Вся беседа казалась невероятно искусственной и вымученной.

Когда Юн Шэнь закончил рассказывать любимую историю Хэ Цисинь о том, как их седьмого дядюшку обманул встреченный в дороге монах, наверняка шарлатан, то не смог не отметить скучающий вид Хэ Цимин. Хэ Цисинь же считала эту историю невероятно забавной, причем настолько, что почти всегда рассказывала ее, когда замечала, что Юн Шэнь задумчив. Однако первая госпожа Хэ, видимо, не сильно впечатлилась. Да и в целом она мало походила на человека, который соскучился и жаждал услышать, как складывались дела в отчем доме.

— Надеюсь, у меня получится остаться в столице на более длительное время, чтобы провести с вами Чуньцзе. Хотя не знаю, стоит ли, — вздохнула Хэ Цимин, растянув губы в грустной улыбке. Она провела пальцем по пиале, следуя за узорами облаков, выведенных на ней тонкими линиями белой глазури.

— Если обстоятельства позволят, то почему не остаться?

Хэ Цимин сжала пиалу в пальцах и странно поглядела на Юн Шэня.

— Ты говоришь так, будто... — Она запнулась. — Неважно. Думаю, ты прав.

Аромат чая в полной мере раскрылся, приторная сладость сухофруктов оттенялась нотами запаха свежескошенной травы. Хэ Цимин вполне спокойно пила его, не испытывая неудобств, Юн Шэнь же не сделал ни глотка.

— Что-то не так? — спросила Хэ Цимин, в очередной раз наполняя пиалу для себя и обратив внимание, что Юн Шэнь к своей даже не притрагивался. — Тебе совсем ничего не останется, я буду чувствовать себя плохой хозяйкой, если даже не попробуешь.

— Нет, просто он кажется слишком сладким.

Это было действительно так: чай пробовать не хотелось не столько из-за нежелания принимать питье из рук довольно подозрительной Хэ Цимин, сколько по причине приторной сладости.

Хэ Цимин замерла всего на мгновение, и чайник в ее руке дрогнул, но это вышло смазанно и почти незаметно. Почти. С тихим стуком она опустила его на место. Юн Шэнь с тревогой подумал, что прямо сейчас крупно в чем-то просчитался. Он ведь в самом деле не вспомнил, что Хэ Циюй любил сладкое... Хотя Хэ Цимин помнила брата лишь по детству, а вкусы могли меняться в течение жизни. Возможно, Юн Шэнь был слишком мнителен.

К тому времени, как чай был допит, вновь воцарилась неприятная атмосфера неловкости — разбавить ее смогли лишь скомканное прощание и пожелание увидеться вот так снова, в котором не было ни малейшей искренности, хотя и сам Юн Шэнь не желал бы больше проводить время настолько напряженно и пусто.

Уходя, Хэ Цимин вдруг замерла у дверей и обернулась к провожающему ее Юн Шэню.

— Послушай, Циюй, — начала она и замялась, — в мире не хватит слов, чтобы сказать, насколько мне жаль, что все сложилось именно так. Мне жаль. Мне, как старшей сестре, стоило взять ответственность на себя, а не...

Вдруг она схватила Юн Шэня за руку. Он дернулся назад, но хватка Хэ Цимин из легкой и нежной мгновенно стала крепкой. В широко раскрытых глазах Хэ Цимин блеснули непролитые слезы.

«Что...»

Пребывая в растерянности, Юн Шэнь не заметил, как тонкие пальцы скользнули к его запястью, а когда почувствовал нажатие на точки пульса, то мгновенно вырвался.

— Думаю, старшей сестре пора, — процедил он сквозь зубы. — Благодарю, что уделила время этому брату.

Пальцы Хэ Цимин беспомощно сжали воздух. Краем глаза Юн Шэнь заметил, как буря противоречивых эмоций пронеслась по ее лицу, но в итоге все это скрылось за нейтральной маской спокойствия.

— Пожалуй, да.

Провожая взглядом тонкую фигуру заклинательницы, он не мог избавиться от тревожного чувства, что если это и была проверка, то он с треском ее провалил.